Буйство плоти

      — Ты монстр, Патрик… Ты просто ебаный монстр! — задыхаясь от страха, с диким воплем пятится к двери Луис. Его глаза, очевидно, ничего уже перед собой не видят, ведь их застилала плотная пелена ужаса и слёз. В промежутках между проклятиями он рыдает очень горько, я бы сказал, навзрыд. Мне жаль, что, кроме своих жалких причитаний, он ни на что не обращает внимания, ведь зрелище стоит того, чтобы на него взглянули. Я подготовил настоящий спектакль, а он не ценит моих стараний, моего чистосердечного жеста. Как подобное можно назвать, если не жалким эгоизмом?       — Ну и что, Луис? Ты ведь любишь меня и таким? — с дьявольской улыбкой на губах спрашиваю я и, как ни в чём не бывало, трясу оторванной головой суки, которую расчленил за пять минут до его прихода, в воздухе. Затем, опуская её, я просовываю собственную кисть в разорванную глотку и обильно смачиваю пальцы в крови. У меня было мало времени до приезда Луиса, потому сцена подготовлена наскоро. Я брызгаю густой тягучей жидкостью в его сторону. Кровь попадает на его новый, выглаженный тёмно-синий костюм от Armani, а он орёт, словно умалишённый. Я голый по пояс, с накаченными мышцами и вымазанной в ярко-алой крови грудью.       — Нет… нет, — жалко хнычет он, окончательно теряя рассудок.       — Да закрой ты свою пасть, чёртов гомик, — злобно шиплю на него я, приближаясь вплотную и крепко прижимая его к наглухо запертой двери. Что-то стекает по моей левой руке, поэтому я отбрасываю голову девушки в сторону, хватаю Луиса и вытираю ладонь о его щёки и ворот белоснежной рубашки от Hugo Boss. Бордовый в полоску галстук от Armani идеально подошёл по цвету к перепачканному в остатках мозгов лицу Каррузерса.       — А я ведь говорил тебе, Луис, но ты меня не слушал. Ты вообще не умеешь слушать, болван. Ты, Луис — жал-кий во-ню-чий пи-дор, — выговариваю по слогам, чтобы он впитал мои слова в свой крошечный мозг. Затем я несколько раз бью его красное от рыданий и чужой крови лицо, чтобы он, наконец, хоть немного пришёл в себя, но вместо этого Луис припадает к стене рядом с выходом и хрипит:       — Прошу… пожалуйста, Патрик, остановись. Не убивай меня. Я не пойду в полицию. Я… я уеду, как и говорил, и ты больше никогда обо мне не услышишь.       — А как же я? Как же мы? Почему ты не обвиняешь теперь в своём переезде меня? — строю брови я и почти невинно улыбаюсь, но эта улыбка, кажется, страшит его ещё больше. Я стою над ним, и он не может не видеть моего лица, так как я сжимаю его щёки окровавленной ладонью и ровно держу за подбородок. — Не этого ли ты хотел? Признавайся, Луис, как ты представлял себе еблю со мной?       Он молчит, сжимает губы, и от этого они выглядят по-детски неуклюже, так что мне даже становится смешно. Я громко хохочу, обнажая ровные белоснежные зубы, а затем свободным кулаком разбиваю ему рот. Из трещины на нижней губе хлещет ярко-алая кровь, я сдавливаю её большим и указательным пальцем, выдавливая ещё. Луис корчится, вновь рыдает, но уже тише: от полученного шока ему не удаётся быстро отойти. Отчего-то я чувствую себя странно. Мне жарко, я быстро сглатываю слюну, вставшую у меня в горле. Каррузерс тем временем встаёт на четвереньки, пытается отползти, сплёвывая по пути кровь и, кажется, пару выбитых зубов. Я достаю из кармана плотный жгут, обматываю им горло Луиса и крепко стягиваю вокруг кожи. Пидор задыхается, а через минуту его шея багровеет, вены на ней набухают и вздуваются. Я сажусь ему на поясницу и продолжаю его душить. Кажется, он уже не так этому рад, как в первый раз. Спина Луиса не выдерживает и прогибается, я падаю вслед за ним, обхватывая его бёдра ногами. Он корчится, большие глаза его закатываются, и тут я останавливаюсь. Пока он не пришёл в себя, мелким ножом я рву его костюм и делаю надрезы на запястьях, чтобы потом продеть в них рыболовные крючки. Затем, крепко схватив Луиса за волосы, тащу его в спальню, швыряю на кровать и, забираясь верхом, расстёгиваю ширинку собственных брюк и вытаскиваю член: он пульсирует и взрывается от возбуждения. Никогда со мной не случалось такого звериного безумства. Какого чёрта этот мудацкий хуй стоит? Всей душой и сердцем я ненавижу Каррузерса и хочу его прикончить, но в тоже время, по неведомому стечению обстоятельств, ни злоба, ни страсть, ни демоны, что пляшут в моей душе, не требуют растерзать его на кусочки; изуродовать его тело и съесть внутренности. От мыслей об убийстве Луиса меня начинает трясти, а потом мутить, и я сдаюсь.       Я снова передумал его убивать по какой-то кошмарной, неведомой причине. Этот ошибочный этап моей бессмысленной жизни я скорее всего буду вспоминать до конца дней с отвращением и ужасом, словно страшный сон. Я подумал о Кортни. Что бы она сказала, если бы узнала, что я выебал её жениха?       Я окончательно раздеваю Луиса, режу ножницами его крутые, пахнущие неизвестным мне парфюмом брифы. Меня подмывает отпилить его хуй, но я сдерживаюсь, потому что знаю: так он быстро придёт в себя. Срываясь с кровати, лечу в ванную и хватаю там презервативы и вазелин из шкафчика. Быстро, пока Луис не чувствует и ничего не видит, я опускаюсь на колени перед кроватью, при этом машинально раскатывая гондон на своём твёрдом члене, и вгрызаюсь зубами в подтянутую, упругую задницу. Его жопа нравится мне настолько, что я принимаюсь её ласкать и жадно кусать. Затем я проникаю языком между ягодиц и лижу дырку, словно пёс, прижимаясь носом и вдыхая запах. Я пускаю слюни, трясу головой и ору: «Грязный, вонючий педик». Он, кажется, меня не слышит, однако что-то бессвязно мямлит. Смазав пальцы вазелином, я проникаю внутрь его анального отверстия указательным сначала на правой руке, затем на левой и расставляю пальцы в разные стороны, изо всех сил раздвигая узкий проход. Заглядываю внутрь, гортанно рычу: «Блядский ты заднеприводный мудак, Луис», а затем смачно плюю в его дырку. Мышцы его отверстия сокращаются, не позволяя слюне проскользнуть внутрь, и мне приходится размазывать её, засовывая пальцы глубже. Луис стонет сквозь сон, и его дырка сжимается, когда я сгибаю пальцы, надавливаю и принимаюсь быстрыми, рваными движениями толкать их вперёд, таким жестом, будто подзываю к себе официанта.       Я запрыгиваю на кровать, крепко хватая Луиса за бёдра. Его запястья кровоточат, поэтому он не может опираться на них, хотя давно пришёл в себя и только делает вид, что не замечает моего повышенного к нему внимания.       — Держи свою ебаную задницу выше, — рычу я в его лицо, прижимаясь всем телом вплотную. — Вот так. Ещё выше. Ты — ебаная шлюха! Скажи это, Луис. Ты — ебаная шлюха.       Он снова мычит, рыдает, а мне это уже начинает надоедать. Я с силой вжимаюсь в его бёдра, проникая внутрь. Всё ещё не открывая глаз, Луис ноет, его сжавшийся член и яйца вяло болтаются между ног, когда я принимаюсь без церемоний ебать его в жопу. Хорошенько отделав Луиса сзади по-собачьи, я переворачиваю его на спину и беру копну светлых растрёпанных волос в охапку. Не снимая презерватива, я заставляю его вылизать мой хуй от основания до конца, затем избавляюсь от гондона и запихиваю член ему в глотку по самые яйца, помогая себе рукой. Луис давится, задыхается, в глазах у него стоят слёзы.       — Об этом ты мечтал, Луис? — спрашиваю я, улыбаясь.       Он что-то хнычет с набитым ртом, и мне приходится освободить его, чтобы спросить снова:       — Ну? Об этом? Говори громко и ясно, твою мать!       — Нет… нет, не об этом, — хрипло выговаривает он сквозь сопли и слёзы.       Я с силой бью Каррузерса по лицу, и он падает, выплёвывая кровь и пачкая белую простынь, купленную в Санта-Фе.       — Ну раз не об этом ты мечтал, Луис, то мне стоит покончить с тобой, — злобно хихикаю я, цепляясь за его бёдра и подтягивая к себе.       — П… пожалуйста, не убивай меня, — еле слышно выговаривает он, задыхаясь, когда я вновь вставляю в него свой хуй и начинаю душить его двумя руками.       Пока он не отключился, я освобождаю его. Адреналин позволяет Луису отпихнуть меня и предпринять попытку побега, но я вновь хватаю его и на этот раз разбиваю ему нос.       — Никуда ты не уйдёшь, пока мы не закончим. Будь паинькой, Луис, и тогда, может, останешься жив.       Он заливается слезами и кровью, пока я продолжаю долбиться в его стройное, подтянутое тело. Всё это приносит мне странное удовольствие, я бурно кончаю, заполняя спермой дырку Луиса, и лишь потом осознаю, что трахал его без гондона.       Каррузерс лежит на кровати, скривив губы, вероятно, от отвращения и стыда, а я нависаю над ним и ссу ему прямо в лицо. Затем я ебу его ещё раз, куда жёстче, и он, наконец, тоже кончает. Член Луиса напрягается и дёргается, когда тот изливается себе на живот. Я рычу, кусаю его за ухо, мне мерзко и липко, но я заставляю себя кончить в него вновь, чтобы окончательно унизить его ничтожное достоинство.       Луис хрипит, отползает от меня подальше, а я тяжело дышу, сидя на кровати.       — Одевайся и уходи, Луис. Катись в свою Аризону или куда ты там собирался, чтоб мои глаза тебя больше не видели. И Кортни с собой прихвати, — спокойно говорю я спустя пару минут.       — Но ты порвал мой костюм, — недовольно шепчет он.       — Возьми мой в гардеробе. Возвращать не обязательно.       — Но Патрик…       — Съебись, Луис. Просто оставь меня в покое в моём глухом одиночестве, — устало говорю я, откидывая голову на подушки и прикрывая глаза.       Не мудрено, что этот мудак меня не послушался: тяжелобольные люди не способны здраво мыслить, а конченые идиоты и подавно.       — Больше не смей ползать на коленях в Barney's и признаваться мне в любви, Луис, иначе я прикончу тебя. Клянусь, я прикончу тебя.