Дьявол в чужих глазах

Боря бежит, не разбирает дороги, в темноте мерещится силуэт и заставляет ускориться, главное — контролировать дыхание, сосредоточиться. Хэнку впервые было настолько страшно, он знал, что далеко не убежит, квартира не настолько большая, заворачивает за угол, запирает дверь, хотя знает — надолго не поможет, в чужом тонком теле много силы, хотя откуда ей взяться? За дверью сейчас не человек, а лишь его подобие, животное, что руководится инстинктами. Дьявол захватил чужой разум, не даёт и шанса на просвет, заберёт с собой и чужих. Будет цепляться за тело и душу, пока ты не умрёшь. Он выпьет твой мозг через трубочку и не подавится. Боря всегда считал себя атеистом, но сейчас в голове лишь крутится «Отче наш…». Бог ведь прощает грешников? Несмотря на то, что уверовал он в такой ситуации, остаётся лишь надеяться и контролировать дыхание. Дьявол чувствует страх. — Хэнк… Хенкалина, открой. — Голос его льстит, льется в уши, как вода, прожигает мозг, как кислота. Боря не ведётся, мама учила не доверять чужим. И сейчас голос его друга — не его, тело — не его. — Сука! Кулак прилетает по двери, Хэнк сжимается и трясется. Он обещает посещать церковь каждую субботу, молиться Богу, читать Библию, только бы его друг вернулся. Только бы этот ад закончился, но это было лишь начало. Надолго терпения не хватило, а ещё говорят «дьявольское терпение» и прочую хуйню. Это вообще не так, Хэнк сам видит и может быть отличным свидетелем. Киса ходит по коридору, едва слышны тихий скрип половиц и тяжесть его шагов, в голове сразу представляется, как Ваня, нахохлившись, ходит и ждёт, словно хищник. Пройдет вперёд, обернется и снова назад. Шея обязательно наклонена вперёд, как тот обычно делает, чтобы казаться грознее. Боря справится, он сильный. Да какой нахуй сильный? Ему бы сейчас выжить или сбежать, прыгать в окно слишком стрёмно, да и за этим обдолбышем надо присмотреть, хотя, кажется, это вовсе необязательно. Хэнк напрягается, шум шагов стихает, не слышно ни шёпота, ни матов. Ровным счётом ничего. Хищник засел в засаде, Боря не выйдет, он знает эту тактику, но страх подкрадывается новой волной. Вдруг Ваня сейчас корчится на полу? Он все ещё волнуется о нем после всего. Выходить тупо, прямо как во всех клише фильмов ужасов, но что делать, если волнение сильнее тебя. Взгляд скользит по стенам, что едва освещает луна из окна сзади. Дверь Хэнк не закрывает, на всякий случай, так лучше видно, а ещё удобнее сбежать. Шаг за шагом, смотри по сторонам, слушай тишину и определяй атмосферу, дыши под колыхания занавески и не забывай молитву. Густоту пространства разрывает шум, что-то упало на кухне. Блять, да там же куча ножей. Боря идёт на верную смерть. Это некрасивый конец. Про такое не напишут поэму, такие убийства стараются сразу же забывать, закрывают ленту новостей и заходят в ТикТок. «Наркоман убил своего друга» или же «Ранняя наркозависимость или почему важно контролировать своих детей». Интересно, тогда в России запретят ходить в гости? Заводить друзей? Или снова сериалы и игры? Решают проблему в корне. Киса бледный лежит на полу, его лицо кривит в непонятной гримасе, но явно не от хорошего состояния, он весь потный и обхватывает себя руками, ноги подгибает под себя и шепчет невнятную чушь. Ваня борется за свое тело с демоном, но привычка всегда будет сильнее. Боря знает, ничего не изменится, потому что Ваня не хочет меняться, ему просто надоест. Не сможет выносить все эмоции (а тот очень эмоциональный), не сможет держать себя в руках, не захочет видеть весь этот мир. — Борь, Борь, мне плохо, — и Хэнк ненавидит себя за сомнения, но как иначе. Чьи уста сейчас говорят? Смеётся ли ему в лицо чужой? Готов ли Ваня проститься? А, может быть, борьба окончена? — Все… Все будет хорошо, — и он сам себе не верит, нихера не будет хорошо, вся жизнь Вани превращается в «от дозы к дозе» и ничего это не изменит, даже бедная мама. Боре страшно однажды войти в эту квартиру и найти холодный труп в блевоте, и в который раз он думает, что отец был прав, но он, дурак, не слушал. Жалеет, что дружит с этим ебланом. Жалеет, что ничего не исправит. Киса катится в бездну, слишком долго смотрел на нее. «Если долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя»

Фридрих Ницше

Киса заигрался, веселился, а сейчас прячет расчёску, будто Хэнк не замечает, что густота волос пропадает, что их яркий цвет блекнет, что скулы слишком впалые, взгляд слишком долгий. Он все, блять, видит, к сожалению, не может оторвать взгляд и сейчас сбежать не может. — Какой нахуй… — его голос хрипит, сорвал ведь, когда кричал, но не волнует сейчас совсем, — ...хорошо? Ебанулся? Ты сам прекрасно знаешь, это конечная, это пиздец. Мне пиздец. — Это звучит так обыденно и бьёт сильнее всего, Боря знал, что это конец, но озвучить не решался. У Хэнка жжет в глазах, он жмурится и тихо воет в тишину квартиры, в ночную мглу. Кису не спасти, лишь тихо смотреть как тот будет себя убивать. И Боря пытался исправить ситуацию, но это все хуйня. Не бывает бывших наркоманов. — Не плачь. — Киса мягко улыбается несмотря на то, что его тело явно ломит, болит каждый участок, но он успокаивает его, и это слишком похоже на прощание. Хэнк всхлипывает, глотает воздух ртом и пытается успокоиться, но он не может. Сколько ещё будет так продолжаться? Когда он придет на чужие похороны? Будет смотреть, как бледное родное тело закапывают в землю, засыпают рыхлой землёй, а потом каждый будет пиздеть херню, ведь Киса не был хорошим, зато настоящим (в некоторых моментах) и живым… — Хватит, Вань, — чужие глаза смотрят на него, Киса понимает, что это пиздец и Борю накрывает. По имени тот редко его называет. — Перестань меня мучить, я устал, отпусти меня. — Отпущу, отпущу, честно, обещаю. — Кивает болванчиком и, если честно, смеяться хочется на его обещания, наркоманам Хэнк больше не верит, но кивает, в этой ситуации так проще, может выйдет успокоиться. — Я больше не могу. — Я знаю. Не спасайте утопающего, если он сам этого не хочет, а Ваня не хотел, он сдался уже давно, и лишь тело подавало признаки жизни, но не глаза. Не зря говорят, что глаза — зеркало души. И Боря лишь был рад, что в последние дни жизни Вани увидел там не дьявола. И ведь вправду отпустил, но доволен ли Хэнк?