Тери Фелини уничтожает литературу

Однажды весною, в час небывало жаркого заката, на лавочке под широкими кронами лип, обрамляющих аллеи Патриарших прудов, прятались от зноя два гражданина. Первый — Михаил Александрович Берлиоз, председатель правления МАССОЛИТ — торопливо вытирал нагрудным платком блестящие в лучах заходящего солнца капли пота с широкого лба. Спутник же его — поэт Иван Николаевич Понырëв, он же Бездомный — измученно потягивал тёплую абрикосовую прямо из бутылки. Михаил Александрович напряжённо всматривался в слепяще-рыжий горизонт, по обе стороны которого не наблюдалось ни единой живой души. Люди будто испарились под натиском жгучих лучей, как дождевые капли с мостовой, а сам Берлиоз внезапно почувствовал сковавшую его необоснованную тревогу. Горизонт плавился где-то вдалеке, клоня Михаила Александровича в сон, то сгущаясь в одно сплошное абрикосовое варево, то снова обретая чёткие очертания. Вдруг плотный майский воздух закружился перед глазами редактора, соткав из ниоткуда полупрозрачную мутноватую фигуру, что, сверкнув хищным лисьим оскалом, тут же растворилась, будто еë и не было. Берлиоз тряхнул тяжëлой головой, мысленно пообещав себе съездить в Кисловодский санаторий. Весь этот майский вечер был до жути странным. — Так вот, Иван, — вырвавшись из оцепенения, связанного с непонятным видением, Михаил обратился к собеседнику, вновь заводя разговор, который ранее был прерван покупкой и распитием абрикосовой, — ваша проблема в вашем же, не побоюсь этого слова, великом поэтическом даре. Понимаете ли, дорогой мой друг, вы слишком уж живым сделали образ Христа. Мне совершенно не важно, плохим будет ваш Иисус или хорошим, для меня главное — сделать акцент на том, что на деле Иисуса-то этого и не существовало вовсе! Михаил Александрович распалялся, как глиняная печь, стараясь донести до молодого поэта всю суть своей задумки, реализацией которой как раз и должен был заняться сам гражданин Бездомный. Иван внимательно слушал, изредка кивая курчавой головой. Оба литератора были так сосредоточены на беседе друг с другом, что не заметили, как на другом конце аллеи обозначился невзрачный силуэт. То был низенький юноша, одетый в непонятного вида тряпьë серого цвета, с серыми глазами и серыми волосами, которые, при ближайшем рассмотрении, всё-таки оказались русыми с частой проседью. Безразличие внутри безликих глаз скрадывала широкая — от уха до уха — улыбка. Юноша вышагивал по мостовой пружинящей походкой, спрятав руки в карманы загадочной безразмерной вещицы, свободно сидящей на его тощем теле. Мужчины, услышав шарканье чьих-то подошв, невольно отвлеклись от разговора, и оба повернули головы в сторону аллеи, откуда к ним уже приближался неопознанный субъект. Юноша, ощутив на себе сразу два заинтересованных взгляда, также обратил внимание на литераторов и недоумëнно оглянулся, словно выискивая позади себя кого-то, кого могли рассматривать те двое на лавочке. Однако, сообразив, что взгляды мужчин всё-таки направлены в его сторону, внезапно зарделся и принялся с гордым видом выпячивать грудь и вставать в стойки, которые обычно принимают чемпионы на Олимпийских играх. «Сумасшедший», — подумал Берлиоз. «Иностранец», — подумал Бездомный. «Вот, Зуо! Каждый встречный на меня заглядывается! Сожрал?!» — подумал неизвестный юноша. «Да что за хуйня, блять», — глухо икая прямо во время встречи глав шести Тосамских группировок, подумал вышеупомянутый Зуо. Литераторы было вернулись к обсуждению насущного вопроса, когда странный гражданин, потеряв внимание к своей персоне, вприпрыжку приблизился к лавочке, в последний момент, однако, запутавшись в собственных шнурках и растянувшись прямо перед чужими ногами. — Ай-яй-яй, — зашипел серый человек, потирая ссадины на ладонях. — Что ж вы так неосторожны, голубчик... — мгновенно подлетел к нему, не совладав с собственным воспитанием, Берлиоз. Юноша подскочил, не дав редактору себя поднять, отряхнулся и как ни в чëм не бывало повернулся к мужчинам. — Здрасьте! Я присяду? — бойко отчеканил странный тип и, не дожидаясь ответа, приземлился на лавочку справа от опешившего Ивана Николаевича. «Поляк? Может, чех?» — прикидывал тот, вслушиваясь в отсутствие акцента в речи подозрительного гражданина и одновременно с тем рассматривая его причудливый наряд. — Меня Тери зовут. А вас как, дядь? — иностранный субъект уставился на Бездомного своими блëклыми глазами, заставив того отпрянуть. «Точно поляк. И где только русский так хорошо вызубрил, птенец заморский!» — Его зовут Иван Николаевич Понырëв, — вступил в диалог редактор, — а меня — Михаил Александрович Берлиоз. Прошу меня извинить, но мы с моим другом вели беседу... — И вы мне совсем не поможете? — юнец сделался вдруг таким несчастным, словно не он парой минут ранее скакал вдоль Патриарших как сайгак. У Михаила Александровича тупой иглой кольнуло сердце — ну как можно бросить ребёнка в беде? — Помочь? Но что же с вами приключилось? — озабоченно ахнул Берлиоз. «Миша!» — проговорил одними губами Иван за спиной Тери, состроив недовольную мину. Редактор не обратил на потуги товарища никакого внимания. — Видите ли, я никак не могу попасть домой, — состроил юноша страдальческую гримасу, до кучи выразительно шмыгнув носом. Иван поморщился. — А мне туда очень надо! У меня мужик там. Краси-и-ивый… — заныл нараспев некий Тери («Имя ещё такое…» — жевал в голове мысль Бездомный), не обращая внимания на вытянувшиеся от такого заявления лица собеседников. — А там кошак этот, зуб на него точит… или глаз кладёт?.. Точнее, уже положил… Ну, вы поняли! Иван Николаевич и Михаил Александрович не понимали решительно ничего, но оба внимательно слушали новоиспечённого знакомого. — Кстати, по поводу кошаков! — внезапно воскликнул юнец, из голоса которого моментально исчезли любые намёки на слёзы. — Я тут по дороге встретил одного. Здоровый такой, чернющий, на задних лапах шёл, прикиньте? А рядом с ним какой-то чёрт в берете. Я пригляделся: а чёрт-то реально чёрт. Даже не просто чёрт, а прям Сатана. Я в школе читал про него. — Молодой человек, вам плохо? — уточнил излишне вежливый Берлиоз, пока Иван отчаянно хватался то за сердце, то за рукав редактора. — Плохо другу вашему, вы бы следили за ним получше что ли, — беспечно отмахнулся Тери от проявленной заботы. — А дайте-ка угадаю, — внезапно заговорщицки прошептал он, наклонившись к Ивану. Тот отшатнулся на добрый метр. — Вы ведь только что вели беседы о Господе нашем Иисусе Христе и о невозможности его существования в мире нашем грешном? Лица литераторов вытянулись пуще прежнего. — Оп, попал. Значит, реально Сатана, — задумчиво пробормотал странный гражданин, потирая свой гладкий острый подбородок. — Ну и что мне делать... — И-извините, юноша, мы с моим другом отойдём ненадолго, — шершавым как наждачка голосом из-за вмиг пересохшего горла произнёс Бездомный и уже почти подскочил с лавки, дабы утянуть товарища к ближайшей телефонной будке и вызвать наряд милиции и, возможно, бригаду санитаров, но был остановлен ленивым уставшим тоном, словно бы предназначенным для непонятливых детей: — Да не агент я иностранный. И вообще, я самый что ни на есть патриот, могу футболку с флагом показать! А, у вас же ещё Союз не распался… — Извините?.. — в конец осипшим голосом выдавил из себя поэт, обессиленно падая обратно на скамью. — Упс, спойлеры! — воскликнул Тери и расхохотался. Впрочем, звонкий смех стих так же резко, как до того начался. — В общем, вы не переживайте, я этих ребят нейтрализовал, — сквозь зевок произнëс мальчишка, но, поймав на себе испуганные взгляды литераторов, поспешил объясниться: — Я просто попытался с ними пообщаться, а они отчего-то меня за своего приняли и начали на посиделки в Преисподнюю звать. Ну я их с перепугу святой водой опрыскал, они и испарились. — Святой… святой водой?.. — скромно уточнил Берлиоз. — Ага. Всегда с собой ношу на всякий случай. Так что, дядь, считайте, я вас спас! — хохотнул Тери, ткнув пальцем Михаилу Александровичу в выразительное пузо. Процесс юнцу, очевидно, понравился, и он проделал его ещё несколько раз, продолжая глупо хихикать. — Вы, главное, к трамвайным путям не ходите, а то я не уверен, как там у этих служителей тьмы всё работает, — внезапно серьёзно добавил он, посмотрев опешившему редактору прямо в глаза. — Ну, вы знаете, заявку туда — юнец ткнул пальцем куда-то себе под ноги, упакованные в поношенные серые башмаки странного заморского фасона, — уже отправили, высшие силы всё одобрили, отмена операции займёт несколько дней, месяцев или десятилетий, и вообще нужна справка по 2-НДФЛ и свидетельство о рождении троюродной бабушки по папиной линии, всё такое… Михаил Александрович ошарашенно хлопал глазами и аккуратно пятился в сторону телефонной будки. Иван Николаевич тихонько трясся в углу лавочки и про себя повторял молитвы, которые когда-то глубоко в детстве сумасшедшая бабка читала ему на ночь вместо сказок. «Прости меня, баб Нина, дурака зелёного, что не слушал тебя», — корил себя поэт, мысленно обращаясь к уже покойной старушке. — В общем, вот в чём парадокс, — продолжал тем временем неугомонный малец. — Вы тут в чудеса не верите, значится. А тем временем прямо на ваших глазах происходит самое что ни на есть чудо! Самое чудесно-чудесатое чудо из всех чудесных чудес. — Да что ты такое говоришь, чёрт возьми! — не выдержав, выкрикнул Бездомный, но тут же весь сжался, стоило двум огромным невзрачным глазам уставиться на него. — Вот только про чертей тут не надо, припрутся ещё, а у меня воды уже практически не осталось, я с перепуга вылил почти всю! И вообще. Как ещё вы объясните то, что я, весь такой из себя реальный, оказался внутри книжки, которую читал когда-то в школе, когда нашёл её среди запрещёнки в городской библиотеке?! — Что, простите? — в очередной раз глухо спросил Берлиоз. — Да-да, вы не ослышались, я читаю запрещённую литературу! Вот такой я опасный парень, — самодовольно ухмыльнулся юнец, откинувшись на скамью и положив руки на её спинку. Левой он при этом случайно задел Ивана Николаевича, тем самым почти доведя того до немой истерики. Михаил Александрович тяжело вздохнул и попытался трезво проанализировать ситуацию. Причина нездоровой реакции литераторов на поведение юнца крылась не в его неадекватных речах и даже не в том, что он каким-то образом узнал, о чём до того беседовали друзья — в конце концов, кто мешал невоспитанному мальцу их подслушать, чтобы затем вот так по-злому над ними подшутить, — всё дело было в какой-то до странного пугающей ауре, витающей вокруг, казалось бы, хрупкого безобидного ребёнка. Но в конце концов, что этот мальчишка мог сделать двум взрослым мужчинам? Вероятно, он действительно просто выпил какой-нибудь дряни, которой нынче любит баловаться молодёжь, подслушал их с Иваном разговор, а теперь сидит и совершенно наглым образом издевается над ними, пользуясь их добротой! Этот беспредел следовало прекратить немедленно. — Юноша, скажите, где ваш дом? — Берлиоз решительно обратился к Тери как раз в момент, когда тот начал объяснять трясущемуся Ивану Николаевичу свою теорию о сотворении мира улитками. — А? А, да я не знаю, — беспечно пожал плечами юнец. — Не, ну как бы знаю, но тот дом, который я знаю, где находится, находится, собственно, в месте, которого у вас ещё нет и которое даже не скоро появится… Вот какой сейчас год? — внезапно спросил мальчишка. — Тысяча девятьсот тридцатый, — терпеливо отчеканил Берлиоз, которому порядком надоели бессмысленные витиеватые речи этого несносного ребёнка. — О, так у вас даже до Второй мировой ещё десять лет, а мой город вообще только после Третьей появится, — отмахнулся Тери, возвращаясь было к захватывающему рассказу о войне улиток за неисследованную территорию Земли, когда его не начавшуюся речь вновь прервал злой голос редактора: — Всё, это уже ни в какие рамки, — прошипел тот и схватил юношу за локоть, рывком поставив его на ноги и потащив за собой прочь из аллеи. — Миша! — вскочил следом Иван Николаевич. — Эй-эй, дядь, вы куда это меня тащите? — озадаченно пропыхтел мальчишка. — В милицию. — Э-э?.. У меня парень мафиози, не надо в милицию! Ой, руку больно, да что ж вы делаете! Насилуют!!! — запричитал юноша, срываясь на крик. Осознав, что на его вопли потенциальный насильник никак не реагирует, Тери решил брать противника хитростью. Правда, смекалки в светлой голове хватило лишь на попытку пощекотать редактора, на что тот бросил в сторону мальца гневный взгляд, но темпа не сбавил. Тогда юноша попробовал поискать помощи у следовавшего за пленником по пятам Ивана Бездомного, но тот умоляющего взгляда серых глаз старательно избегал, предпочитая рассматривать уличную пыль на мостовой. Отчаявшись, Тери решился на крайние меры: глубоко вздохнув для уверенности, он резко остановился, а затем, воспользовавшись растерянностью литераторов, неуклюже поднял в воздух правую ногу и со всей силы ударил ею в место сцепления своего запястья и ладони Берлиоза. Редактор пошатнулся, угодив ногой в лужу и отпустив руку Тери. — Хех, я выиг… — довольно пробормотал было юноша, когда почувствовал неладное. Последующие события длились каких-то жалких несколько секунд, но каждое из них оба невольных зрителя разглядели совершенно отчётливо: лужа, в которую Тери толкнул Берлиоза, на деле оказалась ни чем иным, как подсолнечным маслом, будь оно не ладно, и редактор, соскользнув с каменной кладки, полетел прямо на трамвайные пути, куда в эту же секунду, как по заказу, подоспел трамвай, и уже через мгновение голова Берлиоза, отделённая от тела бездушной грудой металла, плавно выкатилась к булыжному откосу. Со всех сторон послышались крики стекающихся на место происшествия людей. — Что?.. — не в силах оторвать взгляд от ужасающего зрелища, еле выдохнул Бездомный. — Ой-ёй… — несколько неуместно пробормотал Тери. — Ну я это… пойду?.. — юноша начал было пятиться прочь от трамвайных путей, когда услышал сухие аплодисменты и бархатный низкий голос прямо над своим ухом: — Спасибо за помощь. — Ах ты ж блять! — Тери дёрнулся, как от удара, и ногой влетел в ту же самую злосчастную лужу. Летя к рельсам, он думал, как же тупо будет в этом мире умереть даже не от трамвая, а от черепно-мозговой. Однако, когда яркий свет огромных фар резко ударил по глазам юноши, эту мысль всё-таки затмила другая: «Что, блять?! Ещё один трамвай?! Но в книге был только од…» — это было последним, что пронеслось в сознании Тери, прежде чем движущийся в противоположном направлении трамвай сбил его насмерть. Загадочный мужчина в берете ухмыльнулся и развернулся в сторону Бронной. «Ибо нехуй связываться с силами тьмы», — подумал сопровождавший его большой чёрный кот.

***

Голова трещала так, будто до этого Тери смешал и выпил что-то из запасов Яна. Стараясь не обращать внимания на резь в глазах, парень приоткрыл одно веко, чтобы оценить окружающую его обстановку, и… — МАТЬ МОЯ ВЕДЬМА, Я ЧТО, В ХОГВАРТСЕ?! …но это уже совсем другая история.