***
Был тихий майский вечер. Сладкий, кружащий голову запах черемухи в воздухе, последние контрольные и мысли точно не об учебе. Петербург расцветал весной, жизнь в нем закипала. Уличные музыканты, ночные прогулки по набережной и снующие повсюду парочки, такие счастливые, что от одного взгляда тошно становится. Но в детском доме «Радуга», в комнате под номером десять царило видимое спокойствие, а может, затишье перед бурей. Обитали в ней четверо: Лёха «Контрабандист», Влад «Молчун», Олег «Волк» и Серёжа «Разум». Каждый был занят своим делом. Лёха, разложив на столе пластиковые тары, разливал содержимое бутылки водки, дотошно соблюдая пропорции. Он был из тех предприимчивых парней в детдоме, которые могли достать что угодно. Шоколад, алкоголь, сигареты. Вот и сейчас, добыл где-то водки и безжалостно разбавлял ее водой. Нечестно, скажете вы? А он ответит:«бизнес есть бизнес». Но это правило, конечно, не распространялось на соседей по комнате. Разумовский от сладостей никогда не отказывался. Волков брал только сигареты, Лёхину сивуху никогда не пил. «Опасно для здоровья,» по его словам. Влад — закадычный друг Лёхи, напарник и силовая поддержка в случае проблем. Старательно списывал любезно предоставленную Разумовским домашку по химии. Серёже не жалко, «его мозгов на всех четверых хватит», как иногда шутил Лёха. Влад был молчаливым, спортивным, крупным парнем. Они с Волковым ходили в одни и те же секции по единоборствам. Хотя, на скромный Серёжин взгляд, Олег превосходил по всем фронтам. Ловкий, грациозный и, если попадал в реальную потасовку, всегда выходил победителем. Невероятно гармонично сложен и чертовски хорош собой. Расписывать, какой он замечательный, у себя в голове Разумовский мог бесконечно долго. И после тренировок его всегда терпеливо ждал, забившись в дальний угол спортзала, калякая что-то в альбоме, но ни одной живой душе не показывая, что именно. Сейчас же Серёжа восседал на кровати, скрестив руки на груди, недовольно окидывая взглядом всю комнату с самой постной миной, какую только можно вообразить. Эдакий памятник гордого негодования. А все потому, что Волков собирался на ночную прогулку. И не простую прогулку, а прогулку с девочкой. Даже в мыслях Разумовский отказывался называть это свиданием. Свидание — это когда вы обговорили, что это свидание. А то, что Лизка уговорила показать ей ночной Питер, сбежав после отбоя, это просто прогулка. Добросердечный Олег по глупости поддался чарам этой ведьмы. Но для нее и остальных девчонок он просто Олежа, симпатичный, сильный и крутой парень. «Олеж, ты такой классный», «Олеж, поможешь перенести книжки?», «Олеж, а приходи к нам в комнату после отбоя, в карты поиграем». А для Серёжи это Волков, его Волков. Эти глупые девчонки просто не способны своими куриными мозгами в полной мере осознать всю его ценность, его уникальность, его значимость для мироздания и Серёжи в частности. Натянув кожанку и сунув в карман пачку сигарет с зажигалкой, Волков махнул рукой: — Покеда, пацаны, буду не скоро. Лёха что-то задористо улюлюкнул, желая удачи в делах сердечных. Тот только усмехнулся и перевел взгляд на подозрительно молчаливого весь вечер Серого. Уловив внимание к своей персоне, тот со скорбным видом произнес: — Хорошего тебе вечера. Олег недоуменно поднял бровь. Серёжа в ответ закатил глаза и отвёл взгляд. Олег, покачав головой, подошел ближе и заговорил тихо, так, чтоб другие обитатели комнаты не слышали. — Чего надулся? Что не так? — Всё так, — не глядя на него буркнул Разумовский, — просто... — Просто что? — зацепился Олег. — Просто Лиза — дура, вот что, — огрызнулся он. — Чего ты завелся? — Я-то ничего! — хмуря брови, наконец поднял на него глаза Серёжа, — Я тут посижу, отдохну, — в голосе звенела обида, — это тебе с ней гулять, бредни девчачьи выслушивать и жопу на холодном ветру морозить, — говорил он эту тираду с такой претензией, словно Олег виновен во всех смертных грехах Волков недоуменно выгнул бровь. И что это на него нашло? — Иди уже! — обиженно раздувая ноздри, раздраженно фыркнул Разумовский, отворачиваясь. Олег на это только хмыкнул и ещё раз попрощался. Едва дверь хлопнула, Серый раздражённо выдохнул. Ушел, ну и ладно! Хотя кого он обманывает? Нет, не ладно. Он хочет быть на ее месте, он хочет гулять по ночному Питеру с Олегом, он хочет, держась за руки, смотреть, как разводят мосты. А ведь Волков предлагал ему, и много раз, сбежать после отбоя, погулять, развеяться, а не сидеть целыми днями за учебниками. Но Серёжа трусил, боялся, что их пропажа обнаружится и им влетит, боялся, что наедине выдаст себя, не сдержится, наделает глупостей. Мысленно кусая локти, он злобно зыркал по сторонам. Ну откуда ему было знать, что глупый страх все так испоганит. Теперь-то он хочет погулять, до боли в груди хочет, но поезд уже ушел. Он теперь там с этой Лизкой. А она дама предприимчивая, своего не упустит. Олег — парень видный, всем такой нужен, она в него вцепится мертвой хваткой и не отпустит. Наверняка целоваться полезет, или даже встречаться предложит, а Олег добрый, не откажет. А потом и в ЗАГС его затащит и детей с ним нарожает. От мыслей одновременно захотелось кричать, разносить все вокруг и плакать, забившись в угол. В носу уже защипало. Серёжа стиснул зубы, шумно втягивая носом воздух, буравя дверь взглядом, пытаясь сдержать, подавить в себе эту разрушительную лавину. Слезы, истерика ему сейчас точно не к чему. Потом свое отплачет, ночью в подушку, сразу как Олег вернётся и станет рассказывать, как чудно прошло свидание с Лизой, сколько именно они планируют детей и как назовут собаку. Олег ведь всегда мечтал о собаке. Как вдруг из тяжёлых дум его вырвал голос: — Ревнуешь? — хитро протянул Лёха, заговорчески подмигивая. — Что, — он окаменел, — Я?! Нет! Да о чем ты? Какой ревную, — Внутри все сжалось. Идиот, сдал себя. Раскрыли. Всему конец. Олег узнает и их дружбе будет конец. Страх застучал в висках, а предательский стыдливый румянец разлился по щекам. — Это, Серый, без обид, но ты не конкурент. — Что? Кому? — резко перестал что-либо понимать и затравленно зыркнул в сторону не отрывающегося от своего ремесла Контрабандиста. — Говорю, Волкову ты не конкурент, Лиза на тебя даже не посмотрит. — Лиза? — облегченно выдохнул Серёжа, но все же ворчливо добавил, — да не нужна мне эта Лизка. — Ага, конечно, не переживай, Серый. Ты бы поболтал с Леной из параллельного, я слышал ей нравятся умные. — Обойдусь, мне и так неплохо, - злобно фыркнул Разумовский и нахохлился ещё больше. — Хочешь выпить? Полегчает, — невзначай бросил Лёха. — Нет, я не... в смысле полегчает? — он аж подпрыгнул. — Ну дык алкоголь, он душу лечит, выпьешь и все переживания и беды сразу нипочем, — философски проговорил Лёша, хотя прозвучало, скорее, как реклама его товара. Но Серёжа уже зацепился. — Правда? Такой интерпретации, по крайней мере от Олега, он ещё не слышал. Если дело обстоит так, то лекарство для души ему не помешает, было бы как раз кстати. — Конечно! Так че, наливаю? — Да, давай — уверено кивнул Серёжа, поднимаясь с кровати. Подойдя к столу, он потянулся за только что разбавленной водкой. — Эй-эй, — Лёха стукнул по руке, — Ты что, эту гадость собрался пить? Она ж только на продажу. Я тебе лучше сейчас домашнюю настойку дам, — мечтательно протянул контрабандист, залезая под кровать и вытаскивая из закромов бутылку. — Я на прошлой неделе помог одному деду сумки из магазина донести, а он мне в подарок и отдал. Говорил, сам варит, я уже пробовал — нектар богов, на рябине настоянная. — Круто, — равнодушно пожал плечами Серёжа, не разделяя пиетета. Он озадачено глядел на наполненный почти до краев стакан. И правда, чего он раньше ломался. Если на душе станет спокойнее, если захлестывающие с головой чувства и ревность попустят, то почему не потерпеть неприятный вкус. — Для тебя все лучшее, дружище. Ты же это, поможешь с лабой по физике? — Конечно, — пожал плечами Разумовский и сделал большой уверенный глоток.***
Олег загибался в тесных комнатушках и коридорах детдома. Его натуре нужен был простор, свобода, поэтому он сбегал погулять при первой же возможности. Иногда один, иногда со знакомыми, и до обидного редко в последнее время удавалось вытащить Серёжу. А с ним всегда было веселее. Вообще, когда Разумовский находился рядом, Олег чувствовал какую-то правильность. Он толком не мог объяснить эти ощущения, но с Серёжей было гораздо лучше, чем без него. Как будто он был солнцем. Без него можно существовать, но недолго. Чересчур слащавые мысли для такого парня как Олег Волков, но зато чертовски правдивые. Вообще, всегда, когда думал о Серёже, в голову начинала лезть всякая ванильная чепуха и неуместные желания. Например, сидит это рыжее чудо за партой, пишет что-то, никого не трогает, никому не мешает, а Волкова так и тянет «случайно» столкнуться коленками под партой или невзначай скользнуть по вечно холодной руке, сделав вид, что тянулся за линейкой. Он не мог не замечать за собой тот трепет, с которым относился к нему. Может, он и хотел бы чего-то большего, но не видел никаких внятных знаков, что Серый тоже думает о чем-то подобном. Они вообще в последнее время сильно отстранились. Что-то Серёжу волновало. Так что тут уж не до Олеговых потаенных желаний, хотя бы дружбу сохранить нужно. — Олеееж, смотри! — раздался тонкий голос где-то справа, и цепкая девичья ладошка, до этого держащая Олега под локоток, потянула его со всей дури. Точно. Лиза. Прогулка. Погрузившись в мысли, отключился от реальности, пропустив мимо ушей все, что ему говорила девушка последний час. Благо, кивков было достаточно для поддержания беседы. — Смотри, какая красота! — восторгалась она, — Мост разводят! — хрупкая брюнетка, Лизка, первая красавица детдома, подтащила его к парапету. — Ага, здорово, — покивал Волков и облокотился на перила, остановив взгляд на огнях с другой стороны реки. Они сияли, переливались и отсвечивали оранжевым заревом на низких облаках и искристыми бликами на темной глади реки. Девушка тоже, мечтательно вздыхая, глядела вдаль. Но тут она резко развернулась, оказавшись совсем близко, и как-то томно уставилась на парня. — Олеж, спасибо тебе за этот вечер, — тихо проговорила она, хлопая длинными ресницами. В больших карих глазах отражались огни фонарей. — Ты отличный слушатель, не то, что другие мальчишки, — улыбнулась она и закусила свои пухлые губы. Момент волшебный, просто идеальный для поцелуя, он это прекрасно понимал — головой, но сердце молчало. Сохраняло привычный ритм. Да, Лиза красивая, да, романтично, и да, упусти он возможность, среди девочек его станут называть тормозом, но он не хочет. Не хочет с ней целоваться и всё! В голове вдруг промелькнула шальная мысль что если бы на месте Лизы был Серёжа, если бы они стояли вдвоем на набережной, если бы он так же смотрел, он бы ни секунды не раздумывая, впился в его губы. И целовал бы, пока в глазах не начало темнеть. Последствия для их дружбы, конечно, могли быть катастрофическими, но он бы физически не смог сдержаться. Чувствуя, как кончики ушей начинают заливаться краской, Олег тряхнул головой, отгоняя хоть и желанное, но неуместное наваждение. И, отступив на шаг назад, он вежливо улыбнулся: — Мне тоже понравилось с тобой гулять,может как-нибудь сходим ещё. Постояв у воды ещё немного, направился со своей разочарованной дамой в обратный путь.***
Срезая дорогу через проходной двор, краем глаза Олег уловил движение в одной из арок и отблеск чего-то рыжего в свете фонаря. Впрочем, всего на секунду. — Лиз, а ты вон там сейчас никого не видела? — указав в нужную сторону, негодуя, спросил Олег. — Неа, а кто там был?! — испуганно вздохнула она, сильнее вцепившись в локоть. — Все нормально, — раздражённо дернул рукой он, — мне просто показалось, что там был Серый. Вслух эта мысль действительно прозвучала глупо. Ну с чего ему тут быть. Показалось, конечно. Помешался на нем, вот и мерещится везде его рыжий хвостик. Если раньше только во сне, то теперь и наяву. Ничего, бывает, и не такое лечат. — Фу ты, напугал! — Лиза даже как-то разочарованно выдохнула, словно была не прочь угодить в опасность, — Разум твой всю ночь наверняка книжки зубрит. Ему некогда гулять. Как ещё можно стать таким заучкой? Дама явно была расстроена неоправданными ожиданиями от вечера, и потому пребывала не в лучшем расположении духа. — Кстати, — протянула она, — мне Вася из девятой говорил, что в вашей комнате кто-то кричит или плачет по ночам, это же Разумовский, да? Расскажи, я честно никому, интересно просто. Олег недобро нахмурился. Кому, как не ему знать. Порой Серёжу действительно мучили кошмары, он мог подолгу ворочаться, всхлипывать во сне. А Олег, приглядываясь к спокойно похрапывающим соседям по комнате, тихо подходил и присаживался на краешек Серёжиной кровати. Аккуратно сжимал его руку в своей и невесомо гладил по щеке, трепетно поправляя разбросанные по подушке волосы. От этого дыхание его выравнивалось, мышцы расслаблялись, а дурные сны уходили. Но и после он долго не мог перестать любоваться подрагивающими ресницами, приоткрытыми алыми губами и веснушками, рассыпанными по носу и щекам. Сколько же их? Хотел бы он сидеть так до самого утра, пересчитывая. Наверняка б сбивался, но, ничуть не расстраиваясь, начинал бы с начала. А однажды так захлестнуло это тепло, нежность в груди, что Олег не сдержался и, подавшись ближе, поцеловал в лоб, но тут же, испугавшись, метнулся прочь, пряча красные щеки в подушку, долго ругая себя за несдержанность. Но, возможно, он не корил бы себя так сильно, если бы задержал взгляд чуть дольше и увидел расплывающуюся сквозь сон легкую улыбку. В общем, кошмары Серого были для Олега не менее болезненной темой, чем для самого Серёжи. Всяким Лизкам-сплетницам об этом знать не нужно. А если у нее есть настрой пообсуждать кого-то за глаза — дело ее, но о Серёже он сплетничать не позволит. — Наврал твой Вася, у нас в комнате все тихо, — резко ответил он, окончательно выдернув руку из хватки. До крыльца он ее проводил, но разговор больше не клеился, хотя не сказать, что до этого было иначе. — Доброй ночи, Лиза, — холодно проговорил Олег, чиркнув зажигалкой. Она в ответ только кивнула. Неприятный осадок не смогла перебить даже выкуренная сигарета. Волков со значительно испортившимся настроением привычно проскочил через чёрный вход в свой корпус. Ладно, сейчас он увидит свое солнце, то есть Серёжу, на душе снова станет светло и тепло, успокаивал он себя, поднимаясь по лестнице. Может, если он ещё не уснул, удастся вытащить его на чердак, поболтать о любой ерунде, да хоть о домашке, или просто посидеть в тишине. Волков раздраженно хлопнул дверью, когда вошел в комнату. Уже собрался стянуть косуху и повесить на крючок возле двери, как взгляд зацепился за пустую кровать Разумовского. — О, Волк, как делишки? — используя комод как игральный стол, перекидываясь с Владом в дурака, подал голос Лёха, — что-то ты рано, как погуляли? — Нормально, — раздраженно отмахнулся он и перешел к более интересной теме, — А где Серый? — Разум, ох, тут такая херня произошла, — виновато почесал макушку контрабандист, — в общем, он ушел. Душевное состояние Волкова от недоумения резко подскочило до зарождающейся паники. — Как ушел? Куда? — Боюсь, точную цитату я не повторю, но, если вкратце, он сказал, что пошел наслаждаться ночными красотами или встречать рассвет у Невы. Ещё что он устал идти на поводу у своих страхов, потом что-то крикнул на непонятном языке и свалил. — Что? — недоуменно нахмурился Олег. — Ой, кстати, если пойдешь его искать, верни мою бутылку с настойкой, а то он ее схватил и убежал. — Настойкой? — Ага, — беззаботно кивнул Лёха. Серый? Его Серый, который даже сидр отказывался пробовать и боялся гулять ночь? Волков ошарашенно глядел на Лёху. — Влад, да скажи ему, что я не вру. Молчаливый кивнул. — Видишь, а я тоже думал, что наш Разум паинька, а вот как все оказалось, — пожал плечами парень. — Ты как ушел, он что-то совсем закис, ну, я и предложил, а он согласился, залпом выдул чашку, посидел немного, а потом начал чушь нести какую-то про то, что он всё решил и не может что-то скрывать, схватил бутылку и умотал куда-то, мы и сообразить ничего не успели. Тревога клокотала в груди. С чего вдруг Серый такое выкинул, да, он вел себя странновато последнее время, да и в целом был спонтанной особой, но не настолько. И сейчас он где-то один бродит по улочкам Питера, пьяный, замерзший, потому что его единственная ветровка висела на крючке возле двери. Представив эту душераздирающую картину, сердце сжалось. Волков метнулся к двери, не в силах больше оставаться на месте. Он его найдет, из-под земли достанет, если потребуется, и впредь будет внимательнее к переживаниям друга, ведь ближе и важнее Серого у него никого нет и не будет. Олег спешно огляделся на территории детдома, вернулся в тот проходной двор, где ему померещился рыжий хвостик — ничего. Тогда решил проверить их с Серым тайный чердак. В душе все ещё теплилась надежда, что Лёха просто как-то не так услышал, или Серый просто обиделся и ушел ночевать сюда. Но нет, в затхлом, освещенном лишь отблесками фонарей, прорывающимися сквозь большое круглое окно, помещении не было ни души. Только старые Серёжины рисунки, припертое со свалки кресло, пустые банки Принглс и слой пыли. Волков раздосадовано врезал по большой деревянной балке, подняв тучу пыли и сорвав едва подсохшие корки со сбитых костяшек. Что же творится в этой неугомонной рыжей голове? Неужели не понимает, как он за него волнуется. Уже ни на что не рассчитывая, Олег проверил крышу пятиэтажки. Все теплые дни прошлого лета на ней провели. Тогда, год назад, все было проще, понятнее, а сейчас одни вопросы. Устало выдохнув, он облокотился на холодную кирпичную стену, глядя на крыши и розовеющее небо, закурил. Привык, что Серёжа вечно рядом. Даже представить не мог, что он может куда-то деться. А сейчас осознал, что не хочет, не может без него, что не нужны ему никакие Лизки, Кати, Вики или кто там ещё вертелся рядом, Серёжа нужен. Вот найдет его. Обнимет крепко, так, чтоб ребра затрещали, и никогда больше не отпустит. Со временем, идеи иссякли. Тогда Олег просто начал бесцельно бродить по району. Пора уже было признать, что полет мысли Разумовского слишком хаотичен, а город слишком велик, чтоб было возможно найти одного бестолкового, пьяного, рыжего чертёнка. В голове мелькали самые худшие предположения. Это же Серёжа, он постоянно во что-то влипает. Вдруг нарвался на гопников, которые из-за исключительной шевелюры снова приняли его за девчонку, а потом, обнаружив подмену, поколотили. Или он мог полезть на крышу смотреть на звезды или голубей ловить. Страшно подумать, что с ним там могло случиться. Например, в последнюю их вылазку на крыши пару месяцев назад Серый раза три чуть не сверзился вниз, благо Олег был рядом и вовремя хватал этого растяпу за шкирку. Словно нарочно. Перенервничав, Олег принял волевое решение просто не выпускать его руку из своей, пока не вернутся на твердую землю. Или, ещё хуже, Серёжа мог, залюбовавшись на красивый исторический фасад, угодить под машину, и сейчас хорошо если валяться в больнице, а не в канаве, хотя в это время машин мало. Или он мог наклонится с бортика посмотреть на воду, упасть в канал и утонуть. Не то чтобы он был хорошим пловцом. Нева, мосты. Черт. Лёха же что-то говорил про рассвет. И с зародившейся надеждой Волков чуть ли не бегом бросился на набережную.***
Серёжа сидел на гранитном бортике и болтал ногами над водной гладью, в руках крепко сжимая недопитую бутылку рябиновой настойки. Было зябко, но не слишком. Месяц май на дворе, а значит, исходя из народной мудрости, должно быть тепло. Ну или из-за выпитого Серёжа просто не чувствовал, насколько замерз. Он меланхолично разглядывал шумящие темные воды. Страшно и величественно. Судя по посветлевшему на востоке небу, скоро рассвет. Красиво, но одиноко. Когда Разумовский, покидал детдом, рассчитывал, что сразу наткнется на Олега, покажет средний палец противной Лизке, и утащит свой объект обожания под ручку в какое-нибудь красивое место, типа этого, где откроет ему свои тщательно скрываемые чувства. Тогда его захмелевшему и одуревшему от ревности сознанию это казалось блестящей идеей. В мыслях все звучало логично, правильно и крайне рационально. И следующие пару часов шатаний по безлюдным и от этого лишь более красивым улочкам, пока он продолжал потягивать маленькими глотками кислую настойку, открыть свои чувства Олегу все ещё казалось крайне взвешенным решением. Правда было не понятно, где он достанет Волкова, который все никак не находился, и как понять, который из пальцев средний. Ну а теперь, когда его попустило, голова стала чуть меньше кружиться, а мысли пришли в порядок, Разумовский сидел в полном замешательстве. Не хватает чудес — чудите сами? Вот и начудил. Как всегда. Зачем он вообще куда-то поперся ночью, мог же просто подождать в комнате. Нет, потянуло на приключения. Серёжа, грустно усмехнувшись, вздохнул и сделал ещё один маленький глоток. Всё-таки он был прав про опасность выпивки для своей тайны. Пожалуй, хорошо, что рядом не души, и о его переживаниях узнают максимум плещущиеся под ногами утки. От вида дух захватывало. Вдалеке сверкал шпиль Петропавловского собора, красные ростральные колонны ярким пятнами выделяются на фоне сероватого в предрассветных сумерках города. Непривычно видеть Неву персикового цвета, но так всегда в ясную погоду. Рассвет — это время откровения. В это короткое время, пока все спят, можно увидеть настоящее лицо города. Теплый, красивый, нежный. Каналы, залитые ласковым солнцем, приветливые фасады зданий. А потом наступает утро, набегают облака, Нева мрачнеет, и город снова становится суровым, серым, неприветливым. И только те, кто видел его на рассвете, знают правду. Все же жаль наблюдать это великолепие в одиночку. Серёжа шмыгнул носом. Вот был бы тут Олег... нет, лучше бы не был. Сумбурно помотав головой, отгоняя мысли, он сделал большой глоток из бутылки и, поморщившись, снова уставился на воду.***
С физической подготовкой у Олега было все в полном порядке, только в начале месяца на пять сдал нормативы по бегу в школе, но, когда вдалеке разглядел рыжую макушку, дыхание его предательски сбилось. Хотелось то ли схватить в охапку и расцеловать, то ли дать подзатыльник. Так и не определившись, Волков притормозил, перебежав через дорогу, отдышался и уже не торопясь подошел, облокачиваясь на перила рядом со своей бедой. — Вот ты где! А я тебя ищу, — старательно сдерживая раздражение вперемешку с облегчением, с деланым равнодушием проговорил он. — Олег?! — испуганно подскочил Серый и отшатнулся. Он уже начал думать, что окончательно тронулся умом и это его ожившая бурная фантазия или галлюцинация, как понял, что потерял равновесие и, неловко цепляясь за воздух, стал заваливаться назад, предвкушая спиной жесткий удар о каменные плиты набережной. Лучше уж так, чем в воду, лишь успел подумать он, как галлюцинация ловко подхватила его под спину, укоризненно глядя сверху вниз. — Олееег, — расплылся в глупой улыбке Серый, — ты настоящий. — Нет, блин, нарисованный, — усмехнулся Волков, не предпринимая попыток усадить его обратно или помочь слезть, а все так же придерживая под спину. Он смог, наконец, вдохнуть полной грудью, тревога отступила, уступая место любопытству. На Серёжу невозможно злиться, вообще, можно ворчать, мысленно обещать придушить, ну а потом видишь его и готов простить абсолютно все. Чудо, что он не успел искупаться до его прихода. Чудо, что все обошлось. И сам Разумовский — чудо. Ну а как его ещё называть? Смешной, пьянющий, всклокоченный, как воробей, сидит, ножками в поношенных кедах болтает и цепко сжимает бутылку с Лёхиной настойкой, даже при падении из рук не выпустил. А самое главное, как он загнал себя в эти обстоятельства, непонятно. Порой кажется, что не он виновник всех своих неприятностей, а это мироздание нарочно над ним издевается. Улыбнувшись своим мыслям, Волков продолжил: — Давай, слезай отсюда и рассказывай, схренали ты напился, — и, подумав с полсекунды, добавил, — без меня. — Да, я щас как-нибудь, — рассеяно протянул Разумовский, неловко перебирая ногами. Невольно возник вопрос: как вообще он туда забрался при такой координации? Но, отложив его на потом, Олег, поняв, что без него никак не обойтись, обхватил, горе-алкоголика за талию и стащил на землю. — Ну, Лёха дал вот настойку, — помахав перед носом бутылкой, эмоционально начал объяснять Серый, — и сказал, что это лекарство. — А ты что, заболел? — подняв бровь, недоуменно протянул Волков. Тот, подвиснув на секунду, приложил ладонь к своему лбу. — Да вроде нет, — задумчиво протянул Серёжа, но быстро нашелся, — Он говорил, что полегчает на душе! — и сделав драматическую паузу продолжил, — но не полегчало, и тебя не было, ты же ушел с этой Лизкой, — фыркнул Серёжа. — Вот как-то так, - пожал плечами он. — Мда, — поражённо и немного сочувственно выдохнул Волков, так ничего и не поняв. — Дай-ка мне глоточек, тебе уж точно хватит на сегодня. Предварительно нюхнув содержимое опустевшей больше чем на половину бутылки, выпил и скривился. — Она же крепкая, Серый. Мог бы пива для первого раза попробовать. — Да нормально, — пожал он плечами, но тут, ахнув, словно вспомнив, что забыл выключить утюг, скосил взгляд в его сторону и, презрительно щурясь, спросил: — Кстати, а где эта твоя, как ее?.. — Лиза? — Волков недоуменно нахмурился, — не знаю, наверное, спит уже. — Ясно, — ледяным тоном отозвался Серый, — рано вы разошлись, я думал, всю ночь гулять будете, — обходя Олега по кругу, ехидно продолжал он, — За ручки держаться, на рассвет смотреть, — в конце фразы шутливо цапнул Олега под руку и прижался щекой к плечу. Волков от таких финтов ушами чуть бутылку из рук не выронил, забыв, как дышать, да и в целом существовать. Но тут Серый и вовсе водрузил свой острый подбородок ему на плечо и выдохнул в шею, прижимаясь всем телом. — Или вообще целовались там? — И вызывающе зыркнул прямо в удивленные темно-карие глаза, находясь до безобразия близко. Сердце вмиг запорхало в грудной клетке перепуганной птицей. Олег даже не сразу нашелся, что ответить. — Что? Да не было ничего такого! Погуляли и разошлись, она мне даже не нравится. Чего ты? — возмущенно вспыхнул он. Что ещё за обвинения! Вот уж чего не делал, того не делал. Пускай не надумывает всякие глупости. И чего он привязался с этой Лизкой?! От закравшегося предположения дремлющие в животе бабочки распорхались, закручиваясь в огромный ураган. Неужели правда? Ревнует. А раз ревнует, значит... — Ничего. Я так, просто спрашиваю, — уже спокойным голосом ответил Серёжа. Отстранившись, он потупил взгляд, заправляя за ухо лезущие в глаза пряди, и зябко потер тощие руки. Волков мысленно ударил себя по лбу. Сам же боялся, что замерзнет. Он спешно стянул с себя косуху и бережно накрыл плечи, укутывая. Серёжа, казалось, задержал дыхание и, пряча в непослушных волосах румянец, немного неровной походкой направился вперед вдоль бортика. Придерживая за воротник куртку, чувствуя ее тепло и родной запах, словно Олег незримо обнимает его. Простой жест вежливости или, может, заботы, для Серёжи имел особенный смысл. Наверное, во время дежурств по кухне пересмотрел мелодрам, что по крошечному телевизору целыми днями глядела буфетчица, тетя Надя. Но, если подумать, они правда словно застряли в какой-то банальной низкобюджетной мелодраме. Он ветреная девица, сбежавшая из дома, а Олег — заботливый и надежный парень, бросившийся на ее поиски. Серёжа от таких мыслей покраснел ещё гуще и приложил к пылающим щекам свои холодные ладони. А ведь все именно так. И вот встревоженный темноглазый красавчик (иначе Волкова охарактеризовать нельзя) находит пропажу. И она, пропажа (то бишь, Разумовский), взревновавшая своего парня к другой девице, пробродившая в расстройстве всю ночь, бросается ему в объятья. Оба плачут, клянутся в вечной любви, целуются, и затем камера отдаляется, переключаясь на пейзаж неспешно просыпающегося города, а на экране всплывает надпись the end. Голливуд бы точно купил его сценарий. Более сопливо и придумать нельзя. Серёжа устало привалился к бортику, глядя на розовеющую под стать небу воду. Только вот они не персонажи фильма и даже не актеры в Голливуде, а двое сирот в Питере. И не влюбленная парочка, а просто два друга, неважно, что один запал на другого. А Волков пошёл искать его... Ну, наверное, потому что всегда так делает. В этом весь Волков. Он никогда не бросит в беде. И ревновать Серёжа никакого права не имел. Ведь Олег ему не принадлежит. Он должен был просто порадоваться его успехам на личном фронте. Ведь не все в мире такие белые вороны, как Разумовский. Олег, вероятнее всего, в будущем правда заведет жену, детей, собаку, и что же, Серёже всегда ревновать и трепать себе нервы? Так не лучше ли выяснить все сейчас, раз и навсегда. Сдернуть этот пластырь. Будет очень больно, но лучше отстрадать сейчас, чем мучиться всю жизнь. Краем глаза заметив, что Олег подошел к бортику вслед за ним, он резко обернулся и, зажмурившись на секунду, набираясь смелости, выпалил: — Лиза тебе не нравится, а кто-то нравится? — отчаянно высматривая в глазах напротив понимание, проговорил Серёжа, больно прикусив губу. — Нравится, — не задумываясь и не отводя глаз, кивнул Волков. Серёжа, сжавшись, словно перед ударом, набрав в грудь побольше воздуха, оттягивал момент. Из-за душащего, сковавшего тела мандража выдохнуть так и не получилось, и он проговорил неожиданно жалко: — А я? Руки потряхивало от нервов, в груди все горело, а в ушах уже отзвуками слышалось:«Серый ты че, из «этих»? Мне Вика из параллельного нравится, а ты иди голову лечи.» Но тут он почувствовал, как Олег аккуратно взял его руку в свою, поглаживая большим пальцем веснушки на тыльной стороне ладони, другой трепетно прикасаясь к щеке, заправил непослушную прядь за ухо. А когда Серёжа поднял удивленные, заранее полные слез глаза, с бесконечным теплом в голосе ответил: — Ты и нравишься, - развеивая все страхи. Серёжа только удивлённо приоткрыл рот, широко распахивая глаза, а Олег уже аккуратно притянул, обвивая руками, укладывая голову себе на плечо и гладя по волосам. Казалось, все вокруг замерло, вымерло, замолкло по сравнению с бешено колотящимся сердцем в груди. Это да?! Точно не отказ? Это взаимно! Почему то, что грызло его последний год, сводило с ума, доводило до полного отчаяния, так просто испарилось? Словно он готовился к прыжку в океан, а приземлился в крошечную лужицу, даже обуви не промочив. Неужели это было так просто? Аккуратно отстранившись, Серёжа несмело поднял глаза. — Правда? — ранимо проговорил он. Словно искренне не верил, что может кому-то нравиться. Серый, его Серёжа, такой родной, похожий на всклокоченного птенчика, запутавшегося в его большой косухе, с волосами цвета восходящего солнца и с его голубыми, удивительно серьезными глазами. Думает, не нравится, да его просто невозможно не полюбить. От нежности сердце заныло. — Правда. Очень сильно нравишься, — само сорвалось с губ. Взгляд Серёжи вспыхнул, заблестел надеждой. Смотрел он так доверчиво, открыто, без привычной брони и колючек, как оголенный нерв. Сейчас слово скажи не то, и это оставит страшную рану на сердце. Олег чувствовал. Потому решил не говорить, а делать. Он, прикрывая глаза, медленно сократил расстояние и еле ощутимо, коротко коснулся губ своими, резко пересохшими, тут же отстраняясь, но лишь для того, чтобы снова заглянуть в глаза. От увиденного дыхание перехватило. В Серёжиных небесных глазах широкой величественной рекой колыхалось обожание, а в уголках солнечными лучиками притаилась нежность. И больше ни тени сомнения в том, что любят его и любит он. Серёжа чуть улыбнулся, крепче сжимая руку Волкова. И уже сам подался навстречу аккуратно прижимаясь губами, как делал уже сотни раз в своих шальных мыслях. Наяву целоваться оказалось в тысячу раз лучше. Ресницы подрагивали от удовольствия, а в груди разлетались красочные фейерверки. Губы отдавали этой дурацкой рябиновой настойкой. Дыхание захватывало, как если забраться на крышу пятиэтажки и глянуть вниз, оттого, как правильно сплетаются руки, уже теплые, как ласково пальцы зарываются в медные пряди, как спокойно, нехотя разорвав поцелуй, стоять, соприкасаясь лбами, перехватывая воздух. С Невы веяло свежим речным ветром. Вода еле слышно плескалась, омывая гранит набережной. Никак не получалось согнать с щек глупую улыбку. — Мост сводят, — тихо проговорил Олег, опаляя ухо горячим дыханием, заметив краем глаза, как массивная металлическая конструкция пришла в движение, — смотри, как красиво. Серёжа, крепко сцепив руки у него на пояснице, сопел, уткнувшись носом в шею, и чуть сонно отозвался: — Да, очень красиво, — впрочем, даже не подняв глаз. Что за мост, уже как-то и не важно. Важно, что Олег сказал, что он ему нравится, поцеловал, обнял и снова поцеловал, по-настоящему, по-взрослому. О чем еще можно мечтать? Разве что лишь о том, чтоб это утро никогда не заканчивалось. Олег усмехнулся тепло, обнял крепче и сам отвел взгляд от уже опустившегося моста, глядя только на свое рыжее чудо. Возвышающееся над крышами города солнце приветливо грело дремлющие во дворах машины, играло в ветвях цветущей черемухи, хитрым солнечным зайчиком скакало по пустым койкам в одной из комнат детдома. Нева, воруя окрас у набегающих с севера облаков, уже приняла свой привычный синевато-серый оттенок. А двое все стояли, прижавшись друг к другу на ее гранитной набережной.