булочка

С беременностью Чимина в жизни Юнги поменялось многое: пришлось привыкнуть к тому, что тот в три часа ночи мог поднять альфу на уши, потому что ему внезапно захотелось мятного мороженого с солеными огурчиками впридачу; к тому, что при объятиях нужно было быть осторожнее, а не сжимать омегу со всей силы, как любил Юнги; к тому, что на глаза Чимина теперь непременно наворачивались слезы, когда он видел грустную рекламу с котятами по телевизору, и к тому, что альфа был вынужден утешать его и буквально клясться в том, что с котиками все в порядке и что никто их не мучает. Нет, не то чтобы Юнги это не нравилось: он, взъерошенный и сонный, покорно поднимался с постели, садился за руль и ехал в круглосуточный магазин за едой для омеги, обвивал Чимина руками нежно, поглаживая его животик, который спустя пару месяцев начал ощутимо увеличиваться в размерах, и старался вовремя выключать телевизор. Юнги быстро ко всему привык, и каждое проявление беременности Чимина только умиляло его, никак не раздражало. Но было одно, с чем он так и не мог справиться. Это то, насколько привлекательным был беременный Чимин. Настолько, что Юнги сперва даже думал, что просто умрет, если еще раз взглянет на парня. И так достаточно большие, широкие бедра омеги округлились еще сильнее, стали мягкими, пышными; грудь увеличилась, став немного похожей на женскую, а соски всегда были натертые, ярко-розовые и виднелись сквозь одежду, как бы Чимин не старался их спрятать. На коже появились маленькие растяжки, на боках — небольшие складочки, и Чимин сперва даже слегка стеснялся этих изменений, в отличие от Юнги, который постоянно стремился прикоснуться к нему или, откровенно говоря, полапать, наслаждаясь мягкостью тела любимого омеги. — Ты как булочка, — ласково говорил он, зацеловывая шею Чимина, а руками осторожно оглаживая его выступающее пузико. — Сладкий, вкусный, мягкий. Мой. У Чимина розовели щеки, и он прятал лицо на плече Юнги, пока тот пальцами сжимал его ягодицы и мурчал от удовольствия, напоминая огромного кота, обдолбанного валерьянкой. Что ж, ему и правда сносило крышу от Чимина. Осознание того, что его омега находится в тепле, комфорте и безопасности, помечен и надежно защищен от других альф, всегда приносило ему удовлетворение, но сейчас он понимал, что внутри Чимина — ребенок, их общий малыш, и он буквально сходил с ума, часами целуя живот омеги и шепча всякие нежности. На самом деле Юнги буквально хотел сожрать Чимина, настолько аппетитно он выглядел, когда, например, тянулся к верхней полке на кухне, пытаясь найти свои обожаемые мюсли с шоколадом, и случайно демонстрировал ягодицы. У Юнги в такие моменты чуть сердечный приступ не случался, а Чимин недоуменно, абсолютно невинно округлял глаза, выпячивал нижнюю губу и, поглаживая круглый живот, шлепал в гостиную, чтобы плюхнуться на диван с усталым вздохом и включить мультики на телевизоре. Альфа хихикал в кулачок, а потом отвлекался на длинные, вытянутые вперед ножки Чимина и мысленно взвывал, приказывая себе немедленно успокоиться. Юнги не хотел причинять боль омеге, не хотел случайно повредить что-то, поэтому тщательно оберегал его не только от внешних опасностей, но и от самого себя, позволяя себе лишь делать Чимину минеты, римминг и фингеринг, потому что тот зачастую приходил к нему, хитро щуря глаза, садился рядом и принимался целовать, а теплыми ладошками скользил по торсу альфы и нагло лез ему в штаны. — Маленький, нет, не надо, — хрипловато шептал Юнги, с трудом сдерживая порыв завалить Чимина на спину, развести его бедра и погрузиться в горячее, мокрое, жаждущее нутро. — Но я хочу тебя! — яростно протестовал тот, ерзал на месте и жалобно поскуливал, явно испытывая терпение альфы. К счастью, Юнги за пять лет совместной жизни привык к его капризам, поэтому просто затыкал ему рот чупа-чупсом, а сам шел дрочить в ванную комнату, потому что беременный Чимин возбуждал его до пятен перед глазами. По утрам он всегда просыпался раньше и, приподнявшись на локте, любовался безмятежным, тихо посапывающим мужем. У того дрожали ресницы, губы изгибались в загадочной полуулыбке, а одеяло всегда сползало, отчего открывался потрясающий вид на его тело. Ходил омега всегда в растянутых футболках Юнги и, несмотря на сильную прибавку в весе, выглядел в них очаровательно маленьким и хрупким. Когда он лежал на спине, ткань натягивалась на животе, а футболка чуть задиралась, обнажая бедра, и Юнги с жадностью облизывался, желая поскорее приласкать своего омегу, втягивал носом воздух, ощущая его запах. Чимин пах молоком, печеньем и немного самим Юнги. От этого срывало башню. Из-за беременности из него постоянно текла смазка: ароматная, вязкая, густая, она возбуждала Юнги похлеще любого афродизиака и вынуждала почти каждое утро с тихим стоном подбираться к омеге, раздвигать его ноги, целуя коленки и внутреннюю сторону бедра, а затем, стащив ненужное нижнее белье, аккуратно, нежно вылизывать мокрое, сжимающееся колечко мышц, пока Чимин не начинал ворочаться в постели, сбивая простыни, и сладко постанывать, вплетая пальчики в волосы альфы. В ответ на это Юнги поднимался чуть выше, чмокал его в пупок, заставляя издать короткий смешок, а затем обхватывал губами уже затвердевший, налившийся кровью член и слушал, как изо рта Чимина вылетали сдавленные вздохи. — Юн…ги…Ты… — шептал он, подаваясь бедрами навстречу, а его голос мило ломался, срывался, и альфа невольно поднимал глаза наверх и видел, как на щеках Чимина проступали пятна румянца, как возбужденно блестели его глаза и как он закусывал пухлую нижнюю губу, сдерживая стон; от этого у Юнги кружилась голова. Пальцами он ласкал поджимающиеся яички и издевательски скользил вокруг пульсирующей дырочки, языком растирая чувствительную уздечку, затем выпуская член изо рта и ладонями разминая мягкие, будто бы плюшевые ягодицы омеги. Чимин тоненько, просяще поскуливал, дрожал всем телом, и Юнги каждый чертов раз хотел вылизать его с головы до ног, оставить метки на медовой коже и, Господи Боже, сожрать, не оставив ни кусочка. Наконец он осторожно проникал в выгнувшегося дугой Чимина одним пальцем и протяжно стонал, чувствуя, как внутри тесно и горячо. Они так давно не занимались настоящим сексом. Юнги скучал по тому, как Чимин чуть не плакал от удовольствия, как потела его кожа и напрягались все мышцы, как он выл на одной ноте, заливая спермой свой живот, как ни на секунду не отрывал от альфы расфокусированный, потемневший от возбуждения взгляд и как после, лежа в мокрой, развороченной постели, с нежностью гладил Юнги по голове и улыбался, то и дело облизывая пересохшие губы. Воспоминания ударяли в голову, и Юнги приходилось отстраниться, зажмуриться и сделать пару судорожных глотков воздуха, чтобы прийти в себя. Когда он открывал глаза, он видел, как Чимин, жалобно постанывая, задирал футболку до подбородка, гладил, массировал животик, а другой рукой трогал пальцами красноватые соски, параллельно сжимая пухлые ляжки, чтобы хоть немного снять напряжение. Это выглядело одновременно трогательно и до жути сексуально, так что Юнги разрывался между желанием скорее помочь своему омеге и заставить его умолять позволить ему кончить, а затем срывался с места: опирался руками по обе стороны от тела Чимина, осторожно, чтобы не задеть живот, нависал над ним и посасывал соски, ласкал их языком, чуть прикусывал, а омега, невероятно чувствительный, податливый и абсолютно расхристанный, всхлипывал, вскрикивал под ним, цепляясь пальчиками за его плечи и запрокидывая голову. По его щекам, бывало, стекали слезы наслаждения, и альфа успокаивающе целовал его лицо, слизывал солоноватую влагу, шепча всякие глупости. Самым важным для него было удовольствие его омеги, и Юнги прикладывал все усилия, чтобы его малыш испытывал лишь позитивные эмоции. В конце концов Чимин доходил до грани и бился под Юнги выброшенной на берег рыбкой; альфа, желая скорее подарить ему оргазм, тогда опускал одну руку вниз, ладонью обхватывая небольшой член омеги, а ртом вновь приникал к соску и невнятно бормотал: — Давай, малыш. Кончай, когда будешь готов. Стоны Чимина переходили в отчаянные крики, и спустя пару секунд он, рыча и сверкая глазами словно маленький хищник, изливался на пальцы Юнги и свой живот. Обычно он кончал на удивление долго и бурно; сперма стекала по его коже и капала на простыни, пока Юнги не опускался чуть ниже и не вылизывал его, смакуя сладковатый, похожий на мед вкус омеги. Мягко проходился языком по гиперчувствительной головке члена, стараясь не доставить неприятных ощущений, еще раз заботливо собирал пальцами вытекшую из дырочки смазку, ласкал ягодицы, бедра и целовал в коленные чашечки. Очистив его полностью, Юнги по-кошачьи прижимался к его животику щекой, терся об него и гладил по мягким бокам, а Чимин растягивался в слегка сонной, утомленной улыбке, постепенно восстанавливая дыхание и медленно проводя кончиками пальцев по скуле и виску альфы. — Ты умничка, мой хороший, — по обыкновению хвалил омегу тот, вновь целовал его в пупок, вызывая хихиканье, а потом озабоченно спрашивал: — Кушать хочешь? Голодный после сна и секса Чимин всегда радостно кивал, и Юнги, расплываясь в теплой улыбке, шел на кухню, чтобы приготовить омеге его любимые сэндвичи с ветчиной и сыром, а тот с кряхтением топал за ним, поддерживая руками живот, усаживался с оханьем на стул и наблюдал за процессом готовки. Когда от сэндвичей оставались лишь крошки, Чимин поднимался на ноги, обвивал руками шею Юнги и глубоко, долго целовал его, безмолвно благодаря за все, что тот для него делал. — Я люблю тебя, Юнги-я, — выдыхал он, трепеща ресницами и запуская пальцы в волосы альфы, посылал ему полный щемящей сердце нежности взгляд и смущенно закусывал нижнюю губу. — И я тебя люблю...То есть вас, — каждый раз со смехом исправлялся Юнги, глядя вниз, на круглый омежий живот между ними, и шумно втягивал носом воздух, позволяя сладкому аромату Чимина окутывать их и проникать в легкие. — Люблю. Очень. — Я знаю, — доверчиво шептал омега, упирался лбом ему в плечо и вновь повторял: — Знаю. Юнги поднимал его лицо за подбородок, чмокал в кончик носа, а другой рукой невольно тянулся к ягодицам и сжимал их сквозь ткань футболки. У омеги неизменно заливались краской щеки и уши, и он, стеснительно нахмурив бровки, шел смотреть мультики. — Моя булочка, — с ласковой усмешкой качал головой Юнги, наблюдая за тем, как Чимин, как уточка покачиваясь из стороны в сторону, шлепал в сторону гостиной, а затем, вовремя вспомнив о своих обязанностях, мчался проверять телевизор на предмет слезливых реклам с котятами.