Я растворяю своё сердце тебе в чай

      Вэй Усянь терпеть не мог оставаться без своего супруга надолго, и этот раз не был исключением. Несравненный, блистательный Ханьгуан-цзюнь в сопровождении нескольких младших адептов внутреннего круга отправился на ночную охоту, и пошел уже третий день, как от них не было ни одной вести. В такие моменты тоски по мужу Вэй Усянь предпочитал занимать себя чем-то более полезным, чем безрезультатное брождение по Облачным глубинам, поэтому закрывался в отдельной комнате, которая была заполнена талисманами его собственного сочинения и прочими приспособлениями.       Стопки потрепанных книг, от корки до корки исписанных неряшливым усталым почерком, устилали стол. Вэй Ин потянулся и с болезненным стоном растянулся сверху, давая отдых затекшим после нескольких дней работы мышцам. Глаза нещадно слипались, но даже в состоянии полудремы Усянь услышал приближающиеся с улицы шаги и перешептывания. По голосу и манере речи было понятно, что это Лань Сичэнь и, к его удивлению, Цзян Чэн.       Нельзя сказать, что их отношения сильно улучшились даже спустя несколько лет, но шиди хотя бы не бросался на него с мечом, что уже было большим успехом. Послышался скромный стук в дверь, который тут же был прерван, и в помещение ступил Цзян Чэн. Его вид не выражал агрессии или злости, ведь какая еще может быть причина, по которой он мог покинуть Пристань лотоса и прийти к Вэй Усяню. Устало осмотрев шиди полуприкрытыми глазами, Вэй Ин настороженно выпрямился, увидев во взгляде брата несвойственную ему робость и неуверенность. Лицо его не было мягко, нет, скорее Ваньинь выглядел так, будто хотел сказать ему нечто ужасное. Что явно сильно его расстроит. Усянь ненавидел, когда люди мялись, стоя перед ним и думая, как бы безболезненнее преподнести новость. Нет. — Вэй Ин.       От вида показавшегося рядом с Цзян Чэном Лань Сичэня у Вэй Усяня вышибло весь воздух из легких и в животе скрутило с такой силой, что захотелось заскулить. Была лишь одна причина, почему Первый нефрит мог выглядеть так, будто вот-вот упадет в обморок или сбросится с обрыва. — Что с Лань Чжанем, брат? — с места в карьер Вэй Ин попадает точно в цель и резко вскакивает, когда Лань Хуаня ведет в сторону, и он не падает только благодаря руке оказавшегося рядом Усяня.       Вэй Ин и сам не знает, к кому из них двоих обращается. Братом Сичэнь попросил называть себя незадолго после их официальной свадьбы с Лань Чжанем. А вот Цзян Чэна так назвать он откровенно боялся — лишиться целых ног не хотелось. Рука Сичэня с отчаянной силой сжимает его собственную, и сердце в груди останавливается на несколько секунд. Ужасно молчаливых, будто гробовая тишина на погребальных холмах. — Прежде чем ты его увидишь, мне нужно убедиться кое в чем, Вэй Ин. Пожалуйста, — с каждым словом его голос дрожит все сильнее, и Усяню становится все страшнее. Глава клана Лань славился выдержкой, так его воспитали, но сейчас Сичэнь был похож на разбитую вдребезги вазу. — Пожалуйста, я прошу тебя, не делай глупостей. Послушай меня, — Сичэнь хватает его второй рукой за плечо и чуть встряхивает, заставляя смотреть ему в глаза. В темных зрачках огненные взрывы боли, Вэй Ин смотрит, не моргая и не замечая, как по лицу начинают течь слезы. — Мы ему поможем, я тебе клянусь, брат. Я обещаю, — Усянь дергается в его руках раненым зверем, и Сичэнь прижимает его к себе, кладет ладонь на затылок, вдавливая лбом в свое плечо, и позволяет ему плакать. Вэй Ин рвется прочь от его рук, вместе с тем сжимает в руках облачные одежды и жмется ближе. Сичэнь раз за разом повторяет свои слова, будто мантру, будто это может помочь залечить дыру в сердце, которая кровавыми разводами все сильнее разрастается под ребрами.

***

      Всю ночь он не смыкает глаз. Сидя в углу на кровати и смотря перед собой, Вэй Ин боролся с ужасом внутри и пытался собраться с силами. Ему нужно быть рядом с Лань Чжанем, но он не может. Он боится рассыпаться в пепел на месте, стоит посмотреть в глаза любимого мужа. В пустые, лишенные былой любви глаза, которые не помнят ни его, ни их счастливой жизни этих нескольких лет.       Утро наступает слишком быстро, за окном туманно и сыро, будто природа разделяет его настроение, скрывая лучи солнца за свинцовыми тучами. Вэй Усянь не успевает спустить ноги с кровати, как в дверь осторожно стучат, и от этого звука в груди вмиг все взрывается, заставляя его упасть на пол и спрятать лицо в коленях, будто это могло помочь. Будто могло вернуть все назад. Сичэнь не говорит ни слова, лишь обхватывает его за спину и позволяет ему беспомощно повиснуть на собственном плече. Он собирает себя по частям только к вечеру, когда на Гу Су опускается сумеречная дымка, когда птицы уже не поют и в воздухе стоит сводящая с ума тишина. Дверь перед ним плотно закрыта, и от ожидания того, что он увидит за ней, хочется убежать. Внутри удушающий полумрак, и впервые в жизни от запаха сандала сжимает горло. Вэй Ин застывает на месте, заметив в дальнем конце комнаты белый силуэт. Лань Ванцзи безупречно прямо сидит за столом, перед ним чайник и чашка с дымящимся лотосовым чаем. Вэй Ин привез его для мужа из Пристани. — Лань Чжань, — голос подводит его, срывается, и Усянь боязливо кашляет и отводит взгляд.       Лань Чжань поднимает на него взгляд, и Вэй Ину кажется, что, если бы земля под ним разверзлась Адом, он почувствовал бы меньше боли. — Вэй Усянь. Сичэнь рассказывал о тебе.       После этих слов, сказанных холоднее, чем замерзшие воды Юньмэна, Усянь не выдерживает и невольно бросается вперед. Его останавливает голубая вспышка вылетевшего из ножен Бичэня. Он смотрит, смотрит на Лань Чжаня в надежде увидеть в ледяном золоте хоть каплю узнавания, но все, что он получает, — настороженный взгляд и угрожающе выставленную руку с зажатым в ней мечом. Он теперь чужой, ему нет здесь места. Нет места нигде, ведь единственный человек, к ногам которого он был готов положить весь мир, отвергает его. — Ты меня не помнишь, Лань Чжань. Ты меня забыл, но я могу помочь, Лань Чжань, пожалуйста, — Вэй Усянь делает осторожный шаг вперед, протягивает руку, будто боится спугнуть дикого зверя, и смотрит прямо в глаза. Если сейчас Лань Чжань решит убить его, он не будет уворачиваться, позволит Бичэню забрать его жизнь. Ведь проклятье сделало это до него, лишило Усяня его Лань Чжаня, его жизни. Как бы сильно он ни желал обратного, Вэй Ин видит отторжение в каждом дюйме прекрасного лица своего мужа, и он не может идти наперекор его желанию. — Если Лань Чжань больше не хочет меня видеть, — с каждым словом его голос становится все тише, и, отступая шаг за шагом назад, Вэй Усянь упирается спиной в дверь, — я уйду.       Его не удивляет даже то, что за дверью стоит Цзян Чэн с лицом похожим на то, когда он в детстве отдавал своих щенков. Он молча раскрывает руки, принимая морально убитого брата в объятия. Цзян Чэн забирает его в Пристань лотоса.

***

      Если раньше Цзян Чэн думал, что гиперактивность Вэй Усяня раздражает его, то сейчас он был готов отдать все на свете, лишь бы шисюн стал прежним. За полтора месяца, что он провел в Юньмэне, от Усяня осталась только тень прошлого себя — громкого, неугомонного. Он не выходил из комнаты, был пугающе тихим и разговаривал лишь со слугами, благодаря тех за еду.       Из Гу Су два раза в неделю приходили вести от Лань Сичэня, но Вэй Усянь не читал их. Из раза в раз там не было ничего, что могло бы снова вдохнуть в него жизнь. Лишь новости об очередном провале в попытке вернуть чужую память и заверения, что все получится и что они ни за что не сдадутся. Они, возможно, не сдадутся. Лань Сичэнь, адепты Гу Су, старейшины. Но что делать Вэй Усяню? Что делать, если любовь всей его жизни холодна, как лед, а меч, наставленный на него, но так и не коснувшийся груди, раскромсал сердце в клочья.       Беспомощно выпустив пиалу из ослабевших рук, Вэй Ин наблюдал, как в жасминовых разводах отражается одинокое пламя свечи. Он соврет, если скажет, что не хочет быть, подобно этим оранжево-красным всполохам, ярким, горячим. Живым. Бледные пальцы смыкаются на фитиле, и комната погружается во тьму. Белесый дым медленной струей поднимается к потолку. Ему дали второй шанс, вернули к жизни и дали семью, дом, любовь, людей вокруг. Все это — то, ради чего он живет. Ради чего он жил, пока все это у него не забрали. Вэй Усянь никогда всерьез не думал о смерти после своего перерождения. Наоборот, после того, как узнал о чувствах Лань Чжаня, он старался как можно сильнее беречь себя ради супруга, чтобы не дать тому лишнего повода для волнения. Но сейчас, когда Лань Чжаня нет рядом, назойливые голоса в голове, подобно змеям, оплетают голову, заставляют погрузиться в пучину темных мыслей.       За его спиной висит Суйбянь, но что-то останавливает его от последнего шага в жизни. Тусклая, еле заметная надежда где-то далеко-далеко внутри робко теплилась, не позволяя сойти с ума окончательно.       День за днем идет один на другой похожий, словно он живет во временной петле. До тех пор, пока в Пристани не оказывается Лань Сичэнь. Вэй Усянь, кажется, так давно видел его светлый образ, что сейчас он не в силах распознать радость на чужом лице. В его голове темная муть, от истощения двоится в глазах, но он заставляет себя выдавить приветствие и поклон, от которых Лань Хуань в миг отмахивается. Глава ордена Гу Су Лань оказывается рядом быстрее, чем Усянь может сообразить, его сжимают в крепких объятиях, и почему-то на душе становится так сильно тепло, как не было давно за последние полтора месяца. — Я увезу тебя в Гу Су, брат.       Вэй Ину хочется в ужасе отшатнуться, потому что в голове одна за другой проносятся картинки их последней с Лань Чжанем встречи, и под ребрами снова начинает болеть. Но он не успевает сказать и слова против, как Лань Хуань вскакивает на Шоюэ и утягивает его следом, крепко держа за плечи. К моменту, когда они приземляются в Гу Су, Усянь думает, что вот-вот упадет на месте, но неугомонный брат ему не позволяет и снова тащит за собой, и мир вокруг вращается, пока не останавливается и не концентрируется на одном единственном человеке перед ним.       Лань Чжань, все такой же ослепительно сияющий, сидит за столом, рядом с ним чайник и чашка чая с лотосом. Вэй Усяня без его ведома настигают воспоминания того дня, когда он первый и последний раз разговаривал с мужем после проклятия. Ноги отказываются его держать, и он почти валится на пол, но руки в белоснежных одеждах подхватывают его, и Вэй Ин думает, с каких пор Лань Хуань стал таким прилипчивым братом. Но, поднимая затуманенные усталостью глаза, Усянь застывает на месте, не в силах отвести жадный взгляд от лица напротив.       Лань Чжань, его чудесный муж, смотрит на него искрящимся золотом глаз, в которых океан любви, и от теплого чувства в груди и упавшего ужасного груза хочется завыть. — Лань Чжань, — его голос тихий от неверия и ощущения, что любой шорох может развеять эту чудесную иллюзию.       Вэй Усянь поднимает дрожащую руку и пальцами осторожно касается белоснежного, словно нефрит, лица, и тихо скулит, когда Лань Ванцзи ловит его руку своей и безостановочно целует запястье и костяшки пальцев. В этот момент накопленные внутри страх и боль вырываются наружу разрушающей лавиной, и Усянь с криком бросается на шею супруга, задыхаясь и рыдая. Руками, до побеления костяшек, он сжимает облачные клановые одежды на спине Ванцзи, запускает руки в чернильные волосы и позволяет себе отпустить все то, что убивало его все время, пока он был в Пристани лотоса. — Лань Чжань, не делай так больше никогда, слышишь, я не вынесу без тебя и секунды. Лань Чжань, — Вэй Ин воет в голос, сжимает мужа в своих руках так крепко, как только может, и совершенно не обращает внимания на двух братьев, стоящих на расстоянии, чтобы дать супругам время. Между ними нет места «прости», поэтому Лань Чжань раз за разом шепчет «Я люблю тебя».