Songs: I will - Mitski
Watch you sleep - Girl in red
Тёплый ветерок играется с листвой на улице и, прошмыгнув в тёмную комнату, колышет тюль нагло, поднимая лёгкую ткань совсем чуть-чуть. В помещении царит смешавшийся запах пары. Бергамот и мандарины Хосока и приятные кедровые орешки с лёгкой сладостью мёда Намджуна. Они молоды, Наму двадцать пять, его альфе двадцать семь. Отношениям их не так давно перевалило за пять с половиной месяцев, но похожи они были на счастливых женатиков. И это первая течка Намджуна с его возлюбленным. Но он пока об этом не знает и безмятежно посапывает в чужую теплую шею, совсем рядом с привлекательной запаховой железой, так и просящей метку младшего. Они лежат в обнимку, Джун на груди Хоби, переплетая с ним пальцы на одной из рук и прижимаясь. Окно специально оставили открытым, чтобы не было жарко спать в такой позе. Время коварно перескакивает за четыре с половиной часа утра, а горизонт начинает цвести сперва нежно-голубым, а после уже нежно-розовым оттенками. И именно этот прекрасный, трепетный момент выбрала омежья натура для первой болезненной волны. Младший мычит во сне, переходя из приятной теплой неги в тревожную дремоту, и своим усилившимся запахом забивает нос Хосока, а вместе с ним и лёгкие, оседая где-то там, в груди. Альфа на автомате распахивает глаза, чуя что-то неладное, и ощущает эту подскочившую температуру родного тела. Поглаживает по пояснице, понимая ситуацию, и терпеливо ждёт, пока омега проснется. Дожидается недолго, всего полминуты где-то. Младший просыпается в лёгкой испарине, от ноющей боли, пока не очень сильной и скорее просто дискомфортной. Понимает, что его любимый уже не спит как-то интуитивно, и вдруг смущается не на шутку. — Больно, хороший мой? Как ты себя чувствуешь? — голос альфы немного хриплый после сна и у Джуна россыпь мурашек пляшет чечётку, пробегая по спине, лаская тонкую тугую кожу. — Непривычно, — да, дело в том, что у Намджуна из-за непрерывной изнуряющей работы, тренировок и учебы, за последние два года очень испортилось омежье здоровье. И течек не было примерно тот же промежуток времени, плюс два месяца гормональной терапии, на которой настоял хен. Всё-таки здоровье. Намджун часто стрессовал на этой почве, считал себя каким-то неправильным омегой, хоть Хосок заверял его мириады раз, что с ним всё хорошо, что просто нужно чуть-чуть полечиться. Ну не любит Намджун врачей, таблетки пить ненавидит, хоть и потерпеть ради их общего спокойствия готов. — Так, шуруй отсюда, — Хосок вскидывает брови. Но потом догоняет: гнездо. Процесс очень интимный и сокровенный, и нет ничего удивительного в том, что Намджун пока не готов показать. Поэтому альфа целует ласково в висок и тактично ретируется, перед этим скинув с себя любимую футболку, пропитанную феромоном. Джун благодарно урчит и начинает кропотливо работать... ...Пока его альфа мучается за дверью, сползая у порога по стене и чуть ли не скуля жалко. Его нутро требует сейчас быть рядом со своим родным омегой, который в нем нуждается, который ищет в нем защиты. Внутренний альфа не понимает, почему не может быть ближе к любимому и скребёт хозяина где-то под ребрами: «Иди заботься о паре, чего расселся?» Но Хоуп не может. Его партнеру будет некомфортно, поэтому надо терпеть. А Джун тем временем складывает их общие пледы (их в спальне много, они пропитаны феромонами, смешанными запахами), футболки своего альфы и свои, чтобы его омега чувствовала себя в безопасности. Скидывает с себя майку и шорты, а вот над бельем думает. Хоуп так терпеливо и стойко ждал, пока младший будет готов к близости, что у них не было даже лёгкого петтинга. Только совершенно невинные ласки, шёпот, поглаживания, воздушные поцелуи, и в целом всё очень целомудренно. Так что сейчас омеге обнажаться сложно, ведь это будет их первая близость, да ещё и в течку.. Успокаивает себя мыслями, что это же Хоба. Его любимый хён, его альфа, родной человек. Он никогда не застыдит, не сделает больно, не доставит дискомфорта. Подарит всю любовь, что только сможет выразить. И оказывается прав. Хосок, не вытерпев, входит робко, как раз в тот момент, когда младший лежит в совершенно очаровательно-компроментирующей позе. Мягкие бедра он слегка вскинул, чтобы удобно снять с себя мокрое нижнее бельё, колени сдвинуты вместе, голова слегка откинута, и весь он такой пышно-нежный. Со своей невозможной бархатной кожей, натренированными, но мягкими мышцами: их размягчила течка и сейчас Джуни не похож на бету или альфу из-за своего телосложения и запаха. Он сладкий пирожок, не больше, мягкий плюшевый медвежонок. Такой румяный и смущенный, с очаровательной краснотой даже на широких для омеги плечах. Хоуп смотрит, подходит ближе, а младший тушуется слегка. Но старается не зажиматься. — Прости, родной, я просто физически не смог там сидеть, — чужой голос звучит виновато, но в утренних сумерках комнаты видно, что хен любуется, и любуется в наглую. — Я уже понял, — Намджун всё же снимает белье и откидывает в сторону, сворачиваясь калачиком в уютном гнезде, очаровательно прикрывая пухлые половинки попы ступнями и, очевидно, смущаясь. Хоби, умильно улыбаясь, опирается на кровать и уже хочет присоединиться к омеге, но забывается и слышит глухое рычание. Впустить альфу в свое гнездо и позволить ему разделить с собой течку — очень серьезный шаг не только в их отношениях, но и в принципе. Нужно точно знать, что альфа тебе не навредит, что разделит этот сложный период с тобой и защитит. Поэтому старший сразу исправляется и спрашивает слегка севшим голосом: — Можно мне к тебе, мой хороший? — кивок ему награда. Но хён не торопится, Моня чувствует. Он подбирается и обнимает со спины. Гладит бедро и топит кончики пальцев в мягких мышцах ног. Окутывает своим ласковым феромоном, словно в кокон. Но сейчас его аромат не подчиняет, не прогибает, как это бывает обычно у доминантных альф вроде него. Он дарит чувство нужности, тепла и безопасности омеге, отчего тот изнеженно скулит. Ноющая боль уступает место возбуждению и Намджун горячо выдыхает, оборачиваясь к альфе и ища поддержки и защиты. Находит. Хосок заключает его в объятия и носом зарывается в шелковистые волосы. Они лежат так ещё немного. Хоуп тратит это время на ласковые слова и нежные жесты, поправляет чужие мягкие волосы, дабы не раздражали чувствительного сейчас омегу, нагло залезая в глаза и рот, гладит по плечам, лопаткам, пояснице, а после очень аккуратно переходит на ягодицы. Вопреки ожиданиям омеги, мужчина не мнет их пошло, не лезет между и не лапает, просто успокаивающе оглаживает, утешая смущенного таким любовным вниманием к себе партнёра. Сфинктер наконец выталкивает первую порцию скользкой, вязкой смазки и она течет по бёдрам, в конце своего пути впитываясь в простынь под парой. Хо тянется чуть дальше и осторожно касается расслабленной влажной дырочки, ласково кружит по мягким мышцам сфинктера, а Мон вздрагивает. — Стой, подожди...я...мне...— тушуется знатно, хватает за запястье, останавливая альфу. Лёгкие заполняет стыд. Такой жгучий, липкий, горький. Хочется плакать. Хосок останавливается. Удивляется, но не давит, ни в коем случае не принуждает. Они уже говорили об этом. Намджуну было трудно принять себя как омегу. Всю жизнь такой крепкий, высокий, красивый, феромон максимально похож на альфий. И тут...омега. Вот так просто, разрушив восемнадцатилетнюю иллюзию. Джуну тогда, по приезде в офис, сказали, насколько сладко и по-омежьи он пахнет. Кстати, его тогда не приняли. Началась шарманка про «ты молодой (очень внезапно перешли на «ты», когда узнали, что у них тут омега), ну сколько ты у нас проработаешь? Месяц? А потом залетишь, выскочишь замуж и в декрет. Ещё и без опыта». Так обидно тогда было, он молод, перспективен, умён, учится, у него куча энергии и желания, а его так просто отсеяли... Постыдное «омега», выплюнутое с таким презрением и ненавистью, стало для него клеймом ещё на долгих семь месяцев. Потом он нашёл карьеру в музыке. Его в эту авантюру втянул один из старых друзей, Чон Чонгук. Они вместе учились и, во время своей подработки в каком-то круглосуточном магазине Намджун встретил эту каменную татуированную по самое не балуй глыбу. С кроличьей улыбкой, оленьими глазами и очень мягким сердцем, как узнал ещё до того, как пути разошлись. Со временем Намджун начал преуспевать в рэп индустрии, стабильно держался в чартах, держал планку прослушиваний и с завидной периодичностью выпускал хиты. Так и подорвал здоровье в плотном расписании, так и встретил Хоупа, своего альфу на одном из награждений, так и понял наконец, что омеги в их мире могут всё, а мудаков вроде его почти начальника — единицы.. Да, встречаются не долго, но знакомы уже шестой год. А сейчас младший струсил. Так позорно и резко. От этого слезы наворачиваются от дискомфорта. Вот он, грозный рэпер, высокий, подкаченный, на вид альфа, так ещё и хорош собой, будет в совершенно уязвимом положении, с раздвинутыми ногами, под настоящим альфой. Но Хосок не молчит. — Чего ты, плюшка? Посмотри на меня, — Намджуну не больно. Сейчас просто период перед течкой, возбуждение очень ненавязчивое, приятное. Его альфа рядом и феромон предохраняет его от болезненных ощущений. Поэтому они могут потратить время на разговоры, чтобы успокоить и расслабить Намджуна. — Ты у меня такой прекрасный, красивый, сильный, — в доказательство старший ведёт по мягким бёдрам, после перемещает руки на талию омеги и целует в лоб. — такой умный, — целует в висок. —такой светлый и заботливый, — снова поцелуй, но теперь в макушку. Бережно укладывает на спину и нависает сверху. Не слишком резко, чтобы не спугнуть контрастом, — самый лучший. Мой самый любимый, — осыпает мягкие щеки с ямочками поцелуями под слегка смущённый смех. Младший сгибает колени и поджимает пальчики на ногах, а Хо усаживается на свои же пятки перед омегой и устраивает подбородок на чашечках и поглаживает щиколотки. Его руки не лезут куда не стоит, он даже не смотрит на чужое тело. Только в глаза. Только на эмоции, чтобы показать так невербально, что чужое состояние для него важно. Важен комфорт, важно удовольствие. Важен Намджун. Младший выдыхает. Тянет руки к рукам, переплетает пальцы, их целуют и трутся кончиком носа о ладони. С Хоби комфортно, с Хоби хорошо, с Хоби спокойно. И Намджун слегка разводит ноги, чтобы подпустить ближе. Открывается, позволяет себе быть уязвимым, беззащитным перед альфой. Им не воспользуются, он уверен. Уверен теперь так же, как сейчас уверен в себе. И даже сейчас альфа не касается его слишком пошло. Он гладит мягкий животик, целует места, где раньше из-за худобы выступали ребра, целует между ними, считает кончиком носа косточки, опускается к тазобедренным. Обводит бугорки языком, а Джун выдыхает. Волнуется. Альфа смотрит на него почти любовно, успокаивающе, будто уточняет что-то. Шепчет: — Всё хорошо, плюшка. Останови меня в любой момент. Помнишь наш разговор? — Намджун помнит. Намджун благодарен. Хоуп тогда первым посадил его напротив себя и слегка дожал, разговорил. Омега тогда вроде просил контакта, пытался вечно подлезть, получить внимание, ласку. И получал. И тушевался, пугался потом. И Хосок заподозрил неладное. Намджун кивает и откидывает голову, доверяя горло. Расслабляется и подпускает. Пальцы всё же нежно, невесомо спускаются на внутреннюю сторону бедра, гладят, трогают, позволяя привыкнуть к прикосновениям старшего, его ласкам. Хосок осторожен как ни с кем из своих бывших пассий. Он ведёт губами от коленки вниз и краем уха слышит участившееся тяжелое дыхание омеги. Джун явно волнуется. Хо целует нежно, успокаивает, а сам наглаживает чувствительный сфинктер. Осторожно, без проникновения. Просто распределяет смазку по мышцам. Омега очевидно не девственник к двадцати пяти-то, но сейчас он так смущается, будто всё в первый раз. Причина проста. Любит. Любит и хочет быть любимым, идеальным для партнёра, самым лучшим. Только Хоби и так его обожает всей душой. И его омега не может сейчас сделать что-то не так, как боится. Альфа утаскивает откуда-то сверху небольшую подушку и подкладывает младшему под поясницу, для этого Джун послушно поднимает бедра. Хосок опять смотрит в лицо Джуна и спрашивает: — Можно тебя вылизать? — улыбается. А Намджун вскидывает брови в некультурном шоке и пищит под чужой смех. — Можно, — и как-то даже смущение уходит на фон. Младший внезапно осознает. А чего тут стесняться? Обнаженного тела? Так у Хоби такое же. И он безумно красивый. Ким видел его после душа в полотенце на бедрах, да и только. Поведения? У них обоих есть такие периоды. У одного течка, у другого гон. Да и тем более, он же не девственник какой. Правда, встречался только с бетами до этого. И альфа даже поддерживал его после расставания с одним из таких. И — хотите судите, хотите нет — тихонько ликовал внутри. И плешь проел своему лучшему другу, бывшему одногруппнику, Мин Юнги, которому премию надо выдать за то, что терпит припадошного с его этим «первые ямочки в Сеуле». Именно из-за своего внезапного озарения младший расслабляется, поднимает руки, откидывая их на простынь, и поудобнее укладывает бедра, чтобы у хёна было больше пространства. А альфа времени не теряет. Слизывает смазку с ляшек, заставляя нижнего сладко заскулить из-за подобного жеста, ласкает нежную кожу, прежде чем перейти к самому главному. Языком задевает пульсирующую дырочку, поддразнивая омегу, которая старается не напрячь бедра, лежать смирно. И тут у Намджуна вспыхивает идея. Раз уж он вдруг потерял весь стыд, то вполне может ловко перекинуть одну из своих невозможных ног вправо и оказаться лежащим на животе. И тихонько свести с ума. Он вскидывает бедра и прогибается, подставляясь так бесстыдно под ласку, которую ему собираются подарить. И бессовестно смотрит старшему в глаза. И как в кино. Искра. Буря. Безумие. А Хосок просто задыхается от такой картины (ох бля-ять). Его мягкий, всегда спокойно-дружелюбный любимый сейчас вдруг такой доступный и горячий. И он уверен, что сейчас на поведение его омеги влияет не течка: такую силу она ещё не набрала. Эти крепкие обычно и такие хрупкие, мягкие сейчас бедра, потрясающие подтянутые ягодицы: мышцы под смуглой кожей, капелька ароматной смазки, стекающая по ложбинке к поджавшимся яичкам. Так порнографически красиво, что, кажется, если Хоуп промедлит ещё хоть секунду, то где-то под пижамными штанами задохнётся его запас совести и культуры на ближайшее тысячелетие. Он кладет ладони на восхитительные половинки и с каким-то чрезмерным наслаждением (и садомазохизмом) раздвигает их, выбивая из омеги вздох предвкушения куда-то в чистую белую простынь. И как-то Намджун подаётся назад своей ахуительной задницей. И как-то слишком резко припадает Хоуп к этой ахуительной заднице губами, приступая, наконец, к делу. Намджун теряется. И стонет. — Боже, Хоуп, — так звонко, что сам удивляется способностям своего голоса. А его хён явно задаётся целью выяснить, насколько высокие ноты может брать Ким и насколько легко свести его с ума. Кажется, сегодня утром он будет досыпать как младенец, ведь из него вытрахают всё самомнение и игривую строптивость. А омега не против. В светлой (и нефильтрованной) головушке просыпается неподдельный, беспокоящий затуманенное сознание азарт. Приятный, вперемешку с предвкушением. Альфа осторожно проникает кончиком языка, а Намджун внезапно для себя самого дергает бедрами и насаживается, наконец понимая, насколько римминг постыдная и в то же время ахуенно приятная штука. И вот черта с два он после этого еще хоть раз упустит шанс сесть старшему на лицо. Черта с два, он клянется и размыкает красивые губы в немом стоне, сжимая белую, хрустящую чистотой простынь. Черта с два Хоби еще когда-нибудь упустит шанс вылизать свою омегу. Потому что сам готов спустить в штаны как пятнадцатилетний спермотоксикозник от этой отзывчивости, реакции на свои действия, от осознания, что так реагируют на него. Вылизывает Хосок младшего долго, со вкусом, но при этом не слишком напористо. Посасывает нежные края, ввинчивает острый язык внутрь и лижет широкими движениями, Намджун медленно тает на чужом языке, распадается на атомы и под конец уже тихо постанывает. Ему тяжело. Он не хочет закончить так рано, но рука альфы на его члене рушит все планы. Джун хнычет. — Нет, нет, нет, убери, Хосок-а, пожалуйста, убери, — молит тихонько, срывающимся голосом, плачет, проливая слезы в подушку от напряжения, — Хоби, пожалуйста. — Тише, плюшка. Отпусти себя, — у альфы свои планы, — мне нужно, чтобы ты кончил. Тебе будет легче, ну же, кроха. Намджун послушный. Намджун хороший. И он слушает старшего, с готовностью проваливаясь в липкие, горячие лапы оргазма. Отчасти потому, что его совершенно разбивает это ласковое «кроха». Но он никогда не признается хену. Белесое семя медленно вытекает из довольно внушительного для омеги члена, а Намджун падает на кровать и протяжно воет на одной ноте, позволяя бёдрам крупно и непроизвольно дрожать. Никогда ему ещё не было так приятно. Ощущения не похожи на те, когда быстро, ярко, резко. Сейчас всё так же ярко, но без простреливающего удовольствия. Накрывает медленно, плавно, и это какая-то новая грань ощущений у Мони. Хоуп хвалит, гладит по пояснице свою покорную омегу, не торопит, позволяет насладиться приятной послеоргазменной негой и наблюдает за очередной порцией смазки, что выходит из младшего. На этот раз она пахнет более отчётливо, причем исключительно медом, нет насыщенной горьковатости кедровых орешков. А это значит, что течка набирает обороты и омега в порядке. Хо ложится рядом с Моней на теперь уже не такую чистую простынь и вновь шепчет: — Моя нежная кроха, моя омега, моя любовь. А Намджуну только и остаётся, что обернуться к старшему, полностью повернуться на другой бок и с умоляюще нуждающимся скулежом уткнуться прямо в чувствительную железу альфы, вызывая тихое ласковое урчание. — Ты меня обязательно пометишь, малыш, только давай сперва разберемся вот с этим. И он мягко надавливает на течное отверстие, что с готовностью раскрывается, очаровательно трепеща уже не так плотно сжатыми краями. А Намджун тушуется. Хоби бережно обнимает одной рукой, а второй, всего одним пальцем, очень медленно проникает. Омега выдыхает чувствительно, а хен его успокаивает поглаживанием по лопаткам. — Если вдруг я сделаю что-то не так, или тебе будет больно, некомфортно, ты ведь скажешь мне сразу, кроха? Мон кивает и срывается на стон, когда Хо продвигается чуть глубже и натыкается на нежную простату. Массирует по краям, заставляя свою омегу скулить и дрожать. Он зажимается ещё сильнее, почти сворачиваясь в позу эмбриона, стараясь скрыться от стыда, что его обволакивает. Но это ласковое поглаживание, покусывание кожи за ушком и похвала: — Ты у меня такой восхитительный, такой идеальный для меня, мой мальчик. Мой сладкий мальчик, — топят его неуверенность и помогают раскрыться. Намджун честно пытается расслабиться и успокоиться, Хосок в этом ему помогает. Они слегка меняют позу, Джун ложится на живот, а Хо садится перед ним на постель и его взору снова предстают мышцы ягодиц под натянутой на них белоснежной тонкой кожей. Хоби мнет их нежно, раскрывает, гладит припухшую дырочку большим пальцем и постепенно вводит его в омегу, чувствуя, как его обволакивают нежные мягкие стенки. — Вот так, детка. Расслабься. И альфа принимается целовать ягодицы, покусывать, мять бархатную кожу и всячески ласкать, пока бережно и осторожно растягивает свою омегу. — Хоби… — Намджун выстанывает, выскуливает любимое имя и, немного собравшись с мыслями, продолжает, — хочу тебя. Внутрь хочу, я готов, хен, пожалуйста. А Хосоку крышу постепенно срывает от такой омеги в его руках. Он утыкается во влажную дырочку носом и почти мурлычет в ответ на намджунову дрожь, когда к сокращающемуся вокруг пустоты входу он приставляет головку. — Моя омега хочет меня внутри, да? Хочет посидеть на моем члене, а потом и на узле? — Да-да-да, альфа, пожалуйста. Я буду хорошим, я приму тебя, — Нам болванчиком кивает, тараторит и стонет от следующих действий своего топа. Хосок входит на выдохе, плавно, осторожно, поглаживает животик омеги и чувствует, как постепенно там появляется бугорок, его головка. Мягко надавливает на него и ощущает, как разум постепенно заполняет животная сущность. Альфа наваливается сверху, весом придавливая пискнувшего Намджуна к постели. Феромон, продавливающий чужую волчицу постепенно набирает силу и заставляет омегу течь сильнее. Острые клыки пронзают нежную кожу на загривке, помечают под скулеж снизу, пускают кровь и вжимают омегу головой в простынь, пока старший начинает двигаться. Размеренно, но без остановок и промедлений, как чертов поршень. Под альфой извиваются, трепещут, прижимаются задницей к бёдрам и мечутся по бедной постели, сбивая простыню и цепляясь за нее дрожащими пальцами. — Тише, омега. Твой альфа о тебе позаботится, — голос срывается на грудное рычание, а сила толчков возрастает. Пусть альфа Хосока уже на пределе, он сам на подсознательном уровне никогда не причинит боли омеге, а тем более омеге в течке. Разве что укусит или пометит. А Намджуну окончательно луной по затуманенной головушке прилетело. Он припадочно задницей вертит, бедрами навстречу подаётся, и плачет, плачет, плачет. Рыдает и стонет, чувствуя, как головка задевает преддверие матки, маленький мягкий животик распирает, а член давит на простату, трётся о нее, даря мучительную сверхстимуляцию. Кончает Джун насухую, кричит и содрогается. Удивляется, когда его переворачивают лицом к альфе, как-то эфемерно чувствует последние толчки, и тут бедный животик обжигает семенем. Натруженная дырочка послушно растягивается вокруг узла альфы, а тот постепенно приходит в себя. Пара по инициативе Хосока немного меняет позу, теперь Намджун сидит на бедрах альфы измученный, изнеженный и жутко чувствительный. — Детка, я сейчас кое-что сделаю. Тебе не будет больно, но будет немного трудновато, поэтому нужно полностью расслабиться, — Хосок разглаживает морщинку у омеги между бровями, целует, а после проталкивает очень внушающих размеров узел глубже в мягкое тело. Намджуна вытягивает струной, он скулит и дрожит, но всё же выдавливает пару слов. — Блять, какой огромный, — ан нет, тройку. Альфа на это смеётся и ласково воркует, гладит животик омеги, позволяет проказнику притулиться к его запаховой железе и помогает смочить горлышко водой из мини-бара у их постели. Так ведь и голос сорвать недалеко из-за таких сумасшедших стонов. — Ты как? Всё в порядке? Нигде не больно? Первая вязка это всегда тяжело, для омег особенно. Если гаммам полегче, то остальные могут и отключиться. Да, такие случаи были. Если альфа для омеги слишком большой, то нижний может отключиться, пока вязка не ослабеет или не сойдёт на нет. Так мозг предохраняет таких маленьких представителей нежного пола от боли, а то и от разрывов, разом расслабляя все мышцы, в том числе и сфинктер. — Я в порядке, только немного удивился, когда ты вдруг превратился из моего Хосока в нетерпеливого жадного альфу. — Что ж, твой нетерпеливый жадный альфа хочет тебя пометить, — улыбка трогает губы обоих. — Передай ему, что он может это сделать.