без тебя дни летят мимо
без тебя я лечу на автопилоте
самолеты считаю, пишу статьи в ворде
— элли на маковом поле
30.03202.3
июньское утро терпкое и какое-то морозное
хёнджин сплёвывает в кремовую раковину ментоловую пену, жгущую щёки изнутри. металл. дёсны снова кровоточат, как порезы от бритвенного станка. и с этим нужно сделать что-то в скором времени. но не сейчас. жёсткое полотенце ложится на совсем стеклянную кожу. светлые волосы-пепел липнут к щекам и щекочут ноздри. хван подвисает на месте, уставившись в одну точку — записку на полке с лавандовым жидким мылом и морской солью для ванн. красной такой. совсем ветрено-закатной или немного кровавой. кажется, она пахнет гибискусом, но хёнджин никогда не придавал этому значения, ведь никогда не любил соляные или пенные ванны. « 꼬마별, 143¡ » а любил их тот, кто оставил послание и издевался над знаками препинания, переворачивая, оставляя в середине предложения или вовсе забывая об их существовании. тот, кто почти дрался на парах за место у окна, даже если ради этого места приходилось сидеть под палящими лучами. от этого паренька прятались за углами университетских коридоров и тихо прожигали точки на вечно улыбчивом лице вместо веснушек взглядами-прикуривателями, пока тот не видит. или пока они думали, что он не видит. феликс. хрупкое сплетение из свойств фентанила и ликсисенатида. всевидящий и всеслышащий, с виду сильный, но на деле хрупкий, как рыжий скелет кленового листа. его речь поначалу кажется рваным одеялом, которому жизнь продлить до этого тысячу раз пытались заплатками. но если хотя бы попытаться прислушаться к его мыслям — становится спокойно и послеболевое тепло разливается по мышцам. уже не страшно, не тревожно, но от сладости его слов развивается всеобъемлющая зависимость. феликс с цветными ручками в карманах клетчатых брюк и разношёрстных пиджаков. с блокнотом с отрывными листами, который прячется в самостоятельно вшитом кармашке в подкладке. прямо у грудины, чуть левее, чтобы слова шли от сердца. хёнджин ненавидел вибрацию телефона в кармане и дребезжание уведомлений о рабочий стол. ненавидел и сообщения, а в электронных разговорах довольствовался кратким «угу». но бумажные записки цепко любил всем своим тряпичным — как говорили многие - бесчувственным — сердцем. любил, когда они написаны впопыхах или выведены размашистыми, совершенно вычурными и литературными буквосплетения. забавным казалось, когда кто-то заморачивался, вырезая по букве из журналов и составляя из них мимолётные послания. так делают преступники? да плевать, это выглядит отпадно. записки жили везде. а из-за привычки собирать чеки в карманах пальто и нервно — или совершенно спокойно — рвать их пальцами на прогулках, хёнджин пугался. а вдруг заветная записка? к его счастью, подобных случаев ещё не случалось.дёсны снова кровоточат
хёнджина это в одночасье мучительно раздражает и сладко радует. порой кажется, будто он сидит на занятии и жуёт металлическую жвачку, которая со временем растекается растекается растекается и сливается в недры глотки. совершенно безвкусную и мерзкую одновременно. а потом взгляд падает на очертания веснушчатого тела. нога обнимает одеяло, которым хван старательно укутывал в ночи, рука подпирает голову. полупрозрачная кожа проваливается где-то под рёбрами и вздымается так плавно и грациозно, что даже лебеди завидовали бы. на лице что-то мечется и застывает. скоро проснётся, скоро снова будет бегать руками по остывшему рядом месту и тыкаться носом в воздух, в попытках разлепить глаза.***
***