Всему своё время

Помощница мельком показала ему забавное, по её мнению, видео. Милая маленькая Ма Юньли смотрела в телефон и тихонько хихикала, периодически бросая взгляды на него. А Гун Цзюнь просто очень радовался, что в маске. Интересно, по нему легко было бы прочесть реакцию на увиденное, или он смог бы удержать лицо? К счастью, ему не нужно было об этом думать — нужно было контролировать голос: — Кинь мне. Я в трейлер, жара невозможная… Он сбежал позорно быстро, боясь выдать себя с головой. Упал с телефоном на маленький встроенный диванчик, уже зная, каким сообщением прожужжал телефон. Одним движением сорвал маску, бахнул её на стол, разрушая свое привычное, почти родное спокойствие. Гун Цзюнь еще не включил видео, но уже знал, что ему сложно будет дышать. С ним давно это случилось. Практически с первой читки сценария. Все симптомы он уже знал наизусть. Гун Цзюнь поставил локти на стол, удерживая телефон одной рукой, а другую запустил в собственные волосы, провел пальцами до затылка и взлохматил, пока мог. Он только прибыл на площадку — ни парика, ни грима, и целых полчаса свободного времени. А еще свежая нарезка из закадровых съемок, которую перекинула ему ассистентка. Из неё он увидел только восхитительно милый отрывок, где Чжан Чжэхань сначала откидывает полы ханьфу со своих коленей, а потом их закрывает. Не все же Гун Цзюню пялиться в глубокие вырезы его футболок. Теперь он будет пялиться еще и на ноги. Нетерпеливо перемотав до момента, где Чжан Чжэхань оголяет красиво округлые коленки, Гун Цзюнь парой нажатий включил программу, вырезал нужный момент и зациклил его. Это достижение дна? Или подрочить? Конечно, просто подрочить — в их профессии это предпочтительный сексуальный контакт, какой вообще стоит практиковать, если ты уже на вершине, в пути на неё или даже просто бесцельно шныряешь у подножья с ипотекой. Гун Цзюнь уже несколько лет целовался с девушками только в рамках роли, а с парнями — никогда, потому что осознал, что хочет этого только тогда, когда уже решил не позволять себе лишнего. Так что подрочить на нравящегося парня было все же нормой, а вот нареза́ть себе видео из закадровых съемок — уже немного за гранью. Гун Цзюнь задал название файлу — "коленки". В его коллекции уже были: "вырез", “улыбка1”, “улыбка2”, “улыбка3”, “шея”, “вид сзади” с многочисленной нумерацией и многое другое. Обычно он разрешал себе вольности только вечером, только в душе. Старался делать это молча и сильно не раздумывать. И в последнее время лажал по всем пунктам. Он знал, что партнер по съемкам это худший предмет симпатии — Чжан Чжэхань ему понравился сразу. Он знал, что нельзя слишком долго хранить в телефоне такие вещи, которые ему помогали жить фантазиями, не желая их осуществления — пока он не удалил ни одного видео. Гун Цзюнь знал, но ничего не делал. В том числе не допускал и мысли, что однажды прикоснулся бы к Чжан Чжэханю так, как хотел. И уже поэтому нарушал другие свои правила. Замкнутый круг. В дверь трейлера постучали, и тут же раздался голос ассистентки: — Господин Гун, вас ждут в гримерке. — Сейчас подойду, — на автомате мгновенно ответил Гун Цзюнь. Его сердце бухало в груди. Разогналось за долю секунды и пока не могло затормозить. Гун Цзюнь выдохнул, свернул все вкладки, глянув на экран телефона — нет, это не он утонул в фантазиях, это Ма Юньли пришла на пятнадцать минут раньше, отбирая у него половину его личного времени. Он прикрыл глаза, решительно откладывая вообще всё на вечер, и встал. У него с самим собой была четкая договоренность. Никаких чувств на работе, даже если они есть. Так что все чувства вот уже много недель кряду Гун Цзюнь носил вечером в душ. Сегодня тоже понесет. *** Рабочий день прошел бесподобно напряженно. У него, как всегда, было много текста, режиссер, как всегда, требовал от него по максимуму его возможностей, и Гун Цзюнь очень старался, хотя думал, что того, чего от него хотят, он просто не может. В такие моменты ему очень помогал Чжан Чжэхань — добрый и внимательный, такой хороший советчик. Но вот чему он совсем не помогал — прохождению смутных чувств Гун Цзюня. Напротив, если утром, видя его разве что в экране телефона, Гун Цзюнь мог абстрагироваться. Мог как-то с собой договориться о том, что это обычное плотское желание, которое, не находя удовлетворения, беснуется в нем. Мог даже представить, что просто по роли немножко влюбился в а-Сюя. Многое мог, но к вечеру каждый раз не оставалось никаких оправданий. Ему очень нравился Чжан Чжэхань. Его большое доброе сердце. И всё его тело. Целиком и по отдельности. И так каждый день. Буквально еле передвигая ноги, Гун Цзюнь вошел в свой номер. Он попрощался с таким же выжатым за съемочный день Чжан Чжэханем. Надо было что-то сделать, может, хотя бы поковыряться в интернете, но сегодня решительно не было сил. Хорошо еще, что поели они все вместе на площадке. Как бы сильно он ни любил готовить, но не после целого дня на ногах и нервах. А после утренней встряски, когда его грубо вынули из его проблемных фантазий, он дергался весь день. Он очень сильно устал. Быстро приняв душ, Гун Цзюнь повалился в кровать, едва не забыв установить будильник. Наконец успокоившееся сознание, лишенное за день возможности подумать, а вечером — спровоцировать тело на действия, отыгралось на снах. Даже смутное постоянное осознание, что это всего лишь сон, не портило ощущений. Там, на просторах полной безнаказанности, Гун Цзюнь всю ночь кряду признавался Чжан Чжэханю не просто в чувствах — он признавался в любви, хотя себе самому еще не позволял это озвучивать даже в мыслях. Но в царстве снов можно было всё. Там он путешествовал во времени, там совершал безумные поступки, которые никогда не совершил бы в реальности. Там он был с собой честен и понял без рефлексии, что влюбился с первого взгляда. Тогда, когда они сначала сели далеко друг от друга, а потом его пересадили к Чжан Чжэханю. На первой читке сценария. Они прогоняли сцену, где Вэнь Кэсин тянет руки к предмету своего интереса. Во сне Гун Цзюнь улучил момент и, глядя в тогда такое закрытое лицо приятного, профессионального и безразличного Чжан Чжэханя, глупо похвалил его прическу. И во сне ему ответили алеющими кончиками ушей и приоткрытыми губами. В другом сне они были уже приятелями, и Гун Цзюнь доверительно на ухо шептал, что впервые видит такого красивого мужчину. А Чжан Чжэхань в ответ ему, что ничего еще Гун Цзюнь не видел, лучшие части всегда скрыты. Настоящий Чжан Чжэхань такого никогда бы не сказал. Хотя бы потому, что звучало слишком уж по-идиотски. Горьковатая дымка сна окутала и рассеялась, оставляя в новой сцене неслучившегося прошлого: они вместе в трейлере, Чжан Чжэхань что-то объяснял, а Гун Цзюнь не слушал, зато пялился на его рот и в какой-то момент протянул руку. Тронул большим пальцем нижнюю пухлую губу Чжан Чжэханя и сказал, что никогда еще так сильно не хотел чьи-то губы. Всю ночь видения сменяли друг друга. Бессмысленные и вполне вписывающиеся в рамки поведения. То, что не случилось, и то, что не случится никогда — всё одолевало его сознание до самого рассвета. Но самый сладостный сон — тот, который бы досмотреть до конца, но нет, потому что самый сладкий как раз перед пробуждением. Гун Цзюню снился Чжан Чжэхань в коротких домашних шортах и растянутой футболке. Он сидел на его постели, мягко постукивал по плечу и нежно улыбался. Таким могло быть утро, если бы они любили друг друга? Или ночь, ведь для утра было слишком темно. А если ночь, то можно было взять за руку, дернуть на себя и повалить рядом. Потом впиться поцелуем, залезть нагло в шорты, сжать упругие округлости и… наверное, как и во всех сегодняшних чудесных снах, можно признаться. Да, сначала признаться, а потом дергать и лапать: — Если бы в кого-то и стоило по-настоящему влюбиться, то в тебя. Но если кому-то и стоило воздержаться, то мне, — слова показались странно тяжелыми, хотя до этого в грезах он нес в основном чушь, не вкладывая смысла. Тем более не вкладывая смысла, который изводил его не первую неделю. — Прости, Чжан-лаоши, я сердцу оказался не хозяин. Но в этом сне он смотрел на Чжан Чжэханя в слабом свете, проникающем через окно с улицы и чувствовал, как эти слова давят. Как просятся наружу вместо милой пошлости или сахарного комплимента. И, освободившись от них, можно было позволить себе и дальнейшее. По уже составленному плану, он дернул Чжан Чжэханя на себя. Немного сбился в последовательности и положил руки на сильные бедра, чтобы через мгновение, глядя на удивленное лицо Чжан Чжэханя, завести ладони вверх, под ткань. Прямо на голые, теплые, почему-то покрывшиеся гусиной кожей ягодицы. Ощущение пробуждения, понимание, что он уже не спит пришло резко, как холодной водой на голову, как топором на шею. Гун Цзюнь даже вдохнуть смог не сразу, у него перед глазами замельтешили черные мухи. Наверное, он представлял собой просто ужасное зрелище. Наверное, ужасным он был не только зрелищем. Но как бы он ни выглядел, это было достаточно плохо, потому что чистое, ничем не замутненное удивление Чжан Чжэханя внезапно перепаялось в волнение: — Эй… эй! Ты там дышишь вообще? — Чжан Чжэхань похлопал слегка ладонью по щеке Гун Цзюня, и это помогло тому не упасть в омут паники. Или в обморок. В голове судорожно прорабатывались варианты, как перевести всё в шутку. Как соврать? Как! Он же назвал имя… И он правда не дышал. Гун Цзюнь с усилием втянул воздух в легкие и, наконец, опомнился. Словно обжегшись, он отдернул руки от тела Чжан Чжеханя. Он ничего не ждал, ничего не понимал и только отстраненно, где-то на самой границе своего ушедшего в глубокий ступор сознания, удивлялся. А как же по морде? Или хотя бы слезть? Но Чжан Чжэхань лежал сверху, опирался на локоть, а другую руку не убрал от щеки, по которой слегка шлепал до этого. — Чжан-лаоши, я… — Гун Цзюнь говорить-то начал, но не придумал, что. Что «я»? Я дурак? Я влюбленный дурак? Прости, что посмел так о тебе думать? Что сказать Гун Цзюнь не знал, но понять, что глупо выглядит с открытым ртом, мог. Потому решил встать — спрятаться в движении, выиграть себе время на мыслительный процесс. Он даже начал это движение, но Чжан Чжэхань, который все ещё лежал сверху, неуловимым приемом не позволил. Толкнул в грудь неожиданно очень сильно, приподнялся, повозился и всё. У Гун Цзюня даже сомнения возникли, а не продолжал ли он мирно спать, потому что Чжан Чжэхань уселся на его бедрах. Своей шикарной задницей прямо там, где у Гун Цзюня точно встал бы, если бы он не был сейчас так испуган. Хотя… Гун Цзюнь протяжно застонал. Член налился, затвердел просто потому, что до мозга дошло происходящее. Теперь не оправдаться, не отовраться. И как-то резко отпустило. Наверное, так ощущают себя приговоренные. Возможно, то, что мордобой не начался сразу — это очень хороший знак. Возможно, стоит открыть уже рот и спросить. — Как ты сюда вошел? — совсем не с того малодушно начал Гун Цзюнь. Чжан Чжэхань не был бы собой, ответь он нормально. Поерзав на бедрах Гун Цзюня и еще раз грубо пресекая попытку себя скинуть, он задумчиво протянул: — Цзюнь-Цзюнь, почему ты не хотел в меня влюбляться? Не достоин при ближайшем рассмотрении? Гун Цзюнь застонал протяжнее предыдущего. Да что он такого плохого сделал, и почему Чжан Чжэхань не может просто дать понять, чего от него ждать. Он хочет его прибить или отчитать? На практике объяснить, что такие замашки надо держать под семью замками, в семи метрах под землей? Как будто он сам не знал! Вот чего Гун Цзюнь на самом деле не знал — как так вышло, что его секрет открылся. Наверное, поэтому он не бросился сразу переубеждать и без того не выглядящего верующим в собственные слова Чжан Чжэханя. — Я первый спросил, — но Гун Цзюнь снова трусил. — В громоотвод на здании шарахнуло молнией, электричество сбойнуло, и все двери перестали закрываться на магнитный замок. — И поэтому ты пришел ко мне ночью? — Утром. Уже пять. Не мог же я оставить тебя с открытой дверью беззащитно и поразительно крепко спать. Ты всегда во сне разговариваешь? Гун Цзюнь стукнулся головой об подушку. И для верности спросил: — Что ты хочешь знать, кроме того, что уже узнал? — Только то, что спросил. Чжан Чжэхань неуловимо повел бедрами, приятно прижимаясь плотнее, заставляя член буквально пульсировать от тесноты и тепла. А ведь в этой истории фигурировало ещё и одеяло между ними. Гун Цзюнь не знал, что ему ответить, поэтому спросил о том, что заставило немного занервничать: — То есть дверь открыта, а ты… — Нет, здесь есть резервные механические защелки. Я закрыл. На некоторое время воцарилось молчание. Чжан Чжэхань сидел сверху, смотрел прямо в глаза, и Гун Цзюнь не смел отвести взгляд. Голые коленки идеальной формы сами просились в руки. И Гун Цзюнь не стал себе отказывать. У них с Чжан Чжэханем и так уже не разговор, а полный бред. Чего не подлить бензина. А потом сразу затушить, ведь им еще работать вместе. Вот только Чжан Чжэхань руки его откидывать не стал, только медленно перевел взгляд и долго, внимательно смотрел, ничего не комментируя. А ведь Гун Цзюнь очень надеялся, что ему подскажут, в каком тоне отвечать. Еще немного подскажут. То, что Чжан Чжэхань не двинутый гомофоб, и так было уже понятно. — Я не хотел в тебя влюбляться, потому что это опасно, — на пределе честности ответил Гун Цзюнь и отвернулся к окну. Сегодня у них вечерние съемки, а весь день будут снимать в основном других. Поэтому вчера они так заработались. Поэтому он никому не нужен будет часов до десяти утра. Поэтому Гун Цзюню и думать не надо как соврать, как сбежать. Всё равно ему дали понять, что не получится. Но и не смотреть, чтобы собраться, тоже никто давать не собирался, очередной ощутимый тычок в грудь заставил обратно повернуть голову. А Чжан Чжэхань в мутном предрассветном свете приподнял бровь. — Боишься со мной связываться? Гун Цзюнь даже моргнул. Разве это было не очевидно? Кто вообще не испугался бы такого омута, как Чжан Чжэхань. Вот только формулировка… Почему связываться? Нет, Гун Цзюнь боялся, что Чжан Чжэхань играючи влезет ему под кожу. Боялся, что сам пошлет свой выстроенный мир ко всем демонам, стоит тому улыбнуться. Стоит пальцем поманить. Нет, он боялся не связываться, он боялся того, как легко он переступал через себя, когда дело касалось Чжан Чжэханя. А еще того, что для Чжан Чжэханя он — очередной, неведомо какой по счету. Не последний. — Чжан-лаоши, ты не смейся только, для меня это нелегко, но, — Гун Цзюнь сжал руки на коленях Чжан Чжэханя, погладил ладонями суставы прекрасной формы и повел по твердой мышце выше, — ты разве не понял, что для меня это не шутка? Ах! Не успев договорить — или уже договорив — Гун Цзюнь мгновенно забыл то, что мог бы еще сказать, потому что на его члене снова задвигались. Только в этот раз Чжан Чжэхань не ограничился разовым движением. Он ерзал медленно, сильно прижимаясь, вперед и назад, вперед и назад. Ладонями уперся в грудь Гун Цзюня, наклонился ниже и прошептал, глядя в глаза: — А ты намеков не понимаешь совсем, да? Переварив фразу и в достаточной степени опасаясь принимать её на веру, Гун Цзюнь воспользовался неустойчивостью позы Чжан Чжэханя. Нагнувшись, тот потерял твердую опору. Поэтому Гун Цзюнь резко поднял руки, и, одной зафиксировав колено Чжан Чжэханя, а второй придавая его туловищу ускорение, легко поменялся с ним местами. Подмять под себя слегка охнувшего, красивого, восхитительного… Если бы Гун Цзюнь уже не был возбужден, то, нависнув над Чжан Чжэханем, он бы моментально воспылал всей страстью, на какую был способен. Одеяло сбилось к коленям, а ощущение от того, как их полностью стоящие члены соприкоснулись через одежду, тоже было бесценно. — Дело не в намеках, а в том, что есть вещи, которые нельзя себе позвол… м-м-м, — Гун Цзюня снова прервали. В той позе, в которой они оказались, Гун Цзюнь лежал между разведенных бедер Чжан Чжэханя. Тот нисколько не сопротивлялся, только нахмурился, когда услышал, что начал говорить Гун Цзюнь. Нахмурился, не раздумывая приподнялся и поцеловал. Мягкие, гладкие губы раскрылись тут же, слегка щипая за нижнюю губу Гун Цзюня. Чжан Чжэхань не настаивал, лишь мягко прильнул губами. Буквально одно легкое, целомудренное касание. Первый поцелуй с мужчиной для Гун Цзюня. Может, из-за этого снесло голову? Из-за этого он сам прижался сильнее, сам открыл рот и через мгновение сплелся с языком Чжан Чжэханя своим? Сам нарушил очередное свое правило… Или все-таки дело было в Чжан Чжэхане? — Я позволю тебе что захочешь, — Чжан Чжэхань шепнул в губы между поцелуями в момент, который стоило потратить на вдох. Точно стоило. Потому что ошпаренный такой многообещающей фразой Гун Цзюнь всем телом навалился сверху и губы Чжан Чжэханя больше не отпускал. Целовал безостановочно и совершенно не отдавая себе отчета, жестко толкался бедрами внизу. Единственное, про что он не забывал — не издавать громких звуков, не оставлять следов. И, судя по совершенно беззвучному пыхтению Чжан Чжэханя, тот тоже понимал, что стены недостаточно толстые. Они целовались, целовались, целовались. Все губы были мокрые — Гун Цзюнь не любил таких поцелуев, для него всегда они были слишком негигиеничными. С Чжан Чжэханем он мог бы целоваться так часами. Скользить глубоко в рот, бороться за первенство и исступленно трахать языком. Несмотря на такое безрассудное разрешение, Гун Цзюнь все равно не смел думать о том, чтобы трахнуть по-настоящему. Поэтому жался бедрами сильнее, поэтому не собирался останавливаться сейчас, когда мог взять хотя бы что-то, пока они оба не образумились. Это и было похоже на дрочку, и в то же время совершенно на неё не походило. Сильно, почти до боли врезаясь твердым членом в пах Чжан Чжэханя, Гун Цзюнь притирался, желая быть нежным. Хотел и не мог, поэтому толкался снова, но, когда нашел в себе силы замедлиться, его сцапал за задницу Чжан Чжэхань. Сцапал, облапал и вдавил в себя. Они кончили чуть ли не одновременно, прижимаясь друг к другу. Гун Цзюнь действительно не понимал, это был секс или еще нет. Потому что если у него не от секса с Чжан Чжэханем потемнело перед глазами, а всё тело прошило удовольствием, какого он еще не испытывал, что будет, если они разденутся… Гун Цзюнь откинулся рядом и глубоко вдохнул. Он слишком жадный. Получил то, о чем мечтал, но добиваться не собирался и сразу же захотел большего. Наверное, это и было главным его страхом. Глядя в потолок, Гун Цзюнь думал, а испугался бы Чжан Чжэхань, вывали он на него свои мысли? Хотя, даже вывали он все мысли, понял бы его Чжан Чжэхань, если он сам себя слабо понимал? — Так и знай, я буду тебя шантажировать, угрожать и загонять в угол, — разорвав тишину хриплого посторгазменного дыхания, Чжан Чжэхань звучал довольно ровно для человека, который тоже только что кончил себе в шорты. — Что? — Гун Цзюнь поинтересовался больше для приличия. Одна из черт этого человека, сводившая его с ума, была прямота и исключительная порядочность. Он бы не сделал того, что говорил. Но изводил бы шутками вечность. Наедине, на ухо. Гун Цзюнь повернул голову к Чжан Чжэханю — тот встретил взгляд хитрой улыбкой. У него на лбу было написано игривое настроение: — Если сделаешь вид, что мне все привиделось, знай, что я воспользуюсь знаниями в немирных целях. — И что сделаешь? — Потребую лапать за коленки, пока сосешь мой член. На эту реплику неожиданно отреагировал упомянутый, но только принадлежащий Гун Цзюню. Сам Гун Цзюнь никогда не сосал членов и для него всегда было очень неприемлемой мыслью взять в рот… Он даже думал об этом. Но сейчас, размышляя о члене Чжан Чжэханя, он взял бы. Опустился бы на пол между его разведенных ног, положил бы ладони ему на колени, наклонился и взял. — Тоже мне угроза, — хохотнул Гун Цзюнь. — Пф. Я придумаю другую. Чжан Чжэхань легко поднялся с кровати каким-то кошачьим движением. В серой майке и черных мягких шортах он смотрелся великолепно даже помятый и всклокоченный после того, чем они занимались. Он протянул руку Гун Цзюню и тот, не думая, принял ладонь и поднялся, следуя натяжению. — Как насчет для начала смыть следы своего преступления? — Чжан Чжэхань вскинул обе брови, придавая своему лицу неподражаемо шкодливый вид. Если бы Гун Цзюнь не пропал раньше, он пропал бы сейчас. Конечно, он кивнул, конечно, пошел следом. Конечно, в ванной у него снова встал, когда Чжан Чжэхань, секунду помедлив, взялся за пояс своих шорт и одним движением стянул вниз. Его аппетитная задница без ничего наверняка будет сниться Гун Цзюню еще не одну ночь. — Раздевайся, мне неловко, — не оборачиваясь, сказал Чжан Чжэхань. Как обычно, словно по приказу Гун Цзюнь поспешил выполнить требуемое. Не то чтобы в такую жару, пусть и с включенным кондиционером, ему было много что с себя снимать. Быстро стащив с себя футболку и боксеры, которые надо бы срочно застирать, Гун Цзюнь мягко подтолкнул Чжан Чжэханя к душевой кабинке, в которой было слишком мало места для двоих. Они сталкивались локтями и слишком откровенно прижимались обнаженными телами. Стояли каким-то непонятным боком друг к другу, пока Чжан Чжэхань не чертыхнулся и не встал лицом к Гун Цзюню. — Это смешно, мы уже голые, мы уже сделали пару откровенных вещей, — Чжан Чжэхань положил свою крепкую и довольно сильную ладонь на шею Гун Цзюня, притягивая чуть ниже. Уже в губы он продолжил: — Разве у тебя остался хотя бы один повод не позволить себе большее? — Когда ты сам позволяешь мне всё? — Гун Цзюнь тоже умел в это играть. Пристально глядя в глаза Чжан Чжэханя, он положил руки ему на талию и уже по коже продолжил движение вниз, на бедра. А тот, через пару секунд их игры в гляделки, на миг хитро изогнув губы, высунул язык и лизнул ему нос. Гун Цзюнь отпрянул бы, но рука Чжан Чжэханя никуда с шеи не делась. Всё так же в губы он сказал: — Или почти всё. Но ты же позволишь мне в ответ не меньше? У Гун Цзюня в горле пересохло, но такой необходимой водой казались лишь губы Чжан Чжэханя. Он твердо кивнул, потому что боялся, что голос обязательно осипнет, и преодолел последние сантиметры благоразумия. Влип губами в губы, всем телом в тело. У Гун Цзюня снова стоял, и он чувствовал встречную взаимность. Но пока они больше целовались. Изучали языки друг друга, сплетали в медленном чувственном поцелуе, где соприкосновение губ дарило ощущение восторга, полета, насыщения. Они целовались достаточно долго, чтобы снова кончить, потираясь абсолютно голые друг о друга. Все такие же необходимо тихие, они переживали момент экстаза, сжимая до синяков руки на теле. А потом дышали рвано в шеи друг друга. Горячие и обкончавшиеся, они не разорвали объятий. Гун Цзюнь не желал отпускать и мелочно сгорал от счастья, что и Чжан Чжэхань не спешил отстраниться. Ничто не длится вечно, им все же пришлось включить воду и сделать то, ради чего они вообще пошли в душ. Они мылили друг друга, идиотски хихикали и еще — совсем немного — целовались. А под предлогом чистосердечной помощи Гун Цзюнь вволю облапал роскошную задницу Чжан Чжэханя, расплатившись за это своей. Он даже не думал, что кто-то мог бы с таким вожделением мять его худосочный, едва существующий зад. Но Чжан Чжэхань сминал и слегка разводил половинки, и в этот момент углублял поцелуй, словно вообще забывал, что до этого был мягок и нежен. Тем не менее, им как-то удалось помыться. Все такие же дурные, они застирывали свои вещи со следами внезапной страсти. Гун Цзюнь удивлялся, как можно было спать, ходить, жить без трусов, а Чжан Чжэхань, стоя в одолженных шортах, оттирал сперму со своих. Закончив водные процедуры, они не сговариваясь, не переглядываясь, без каких либо заминок снова вернулись в постель. Гун Цзюнь накрыл их обоих одеялом, Чжан Чжэхань только глянул время в телефоне и, прежде чем полезть снова с поцелуями, обронил: — Сяо Юй придет через час, он нас прикроет. — Ты ему сказал? — с легким испугом Гун Цзюнь разорвал поцелуй где-то через минуту. До него дошел смысл сказанного только через минуту, потому что до этого весь мыслительный процесс утыкался в “мы в одной постели”. — Сказал, что ему нужно будет последить, чтобы на этаже никого не было, когда я скажу. — А соседи? — Весь этаж на утренней съемке… — Ты словно всё спланировал, — Гун Цзюнь закрыл глаз и прильнул лбом ко лбу Чжан Чжэханя, губы сами растянулись в улыбке, а в груди сладко потянуло. Сколько времени сейчас? Около шести с небольшим. У них как минимум два часа. Они могут целых два часа трогать друг друга. Гун Цзюнь может трогать Чжан Чжэханя, аккуратно целовать, чтобы губы не распухли, вдыхать запах его кожи. Он не смог сдержать стона удовольствия и прижался всем телом, лицом зарылся в идеальную шею. Еще вчера, не смея мечтать когда-либо познать этот сорт удовольствия, сейчас он так легко в него упал. Валялся под одним одеялом с Чжан Чжэханем, ладонями мял его задницу, губами водил по ключицам — знал, что всё это ему можно. Он даже не сразу понял, что Чжан Чжэхань сказал ему на ухо. Фраза доходила до сознания медленно: — Я планировал, — мягким бархатом голоса тихо на ухо. Гун Цзюнь неверяще отстранился. Взглянул прямо в глаза. Чжан Чжэхань взгляда не отводил. — В смысле? — Я бы сказал, что сам наслал молнию, но ты же не поверишь, да? — с нервным смешком Чжан Чжэхань словно бы тайну поведал. — Не на трезвую голову. — Ты разве бываешь пьяным? — Никогда. Не меняй тему, я хочу услышать, — Гун Цзюнь слегка наклонил голову, чтобы смотреть в глаза Чжан Чжэханю немного исподлобья. Так у него был особенно щенячий взгляд. Немногие могли устоять, но он обычно этим не пользовался. — Что хочешь услышать? — Чжан Чжэхань фыркнул и показательно напустил на себя раздраженный вид. — Как я втрескался в неловкого, предупредительного и такого скрытного, но что самое ужасное, в коллегу? — Я не скрытный! — Еще скажи, что очень ловкий. — Чжан-лаоши, ты такой жестокий, — Гун Цзюнь потянулся к нему и снова втянул в череду поцелуев. Сквозь них они продолжили шутливо препираться. — Я жестокий? Я? Это ты признался так, словно высказал претензию. — Хорошо, это я… это я… Раздразненный мелкими прерываемыми поцелуями, Гун Цзюнь признался бы во всех смертных грехах, лишь бы Чжан Чжэхань позволил ему проникнуть языком в его нежный рот. Позволил втянуть в жаркий поцелуй. Через десять минут не пришлось ни шантажировать, ни даже слова сказать — Гун Цзюнь нырнул под одеяло. Сам стянул с Чжан Чжэханя свои же шорты. С молчаливого позволения лапал за коленки. Под звуки рваных вздохов уложил на лопатки, устроился у него между ног и взял в рот. Никогда раньше не делавший подобного, Гун Цзюнь очень надеялся, что Чжан Чжэханю понравится. И чуть позже, когда они это обязательно повторят, он скажет, как сделать это приятней. А пока Гун Цзюнь старательно, и, как мог, глубоко заглатывал, лизал и ласкал пальцами основание. Чжан Чжэхань заткнул себе обеими руками рот и дрожал всем телом. Даже изливаясь Гун Цзюню в горло, пытаясь оттолкнуть, он не выглядел разочарованным, и это давало самодовольную надежду. *** Около десяти утра, пока еще никто из персонала их не искал, Гун Цзюнь закрыл за Чжан Чжэханем дверь. Он смотрел своим щенячьим взглядом, но ни словом не выразил нежелания отпускать. А Сяо Юй истерично пиликал сообщениями в телефон, что в лифт сел помощник звукорежиссёра. Чжан Чжэхань просто вынужден был без долгих прощаний ретироваться в свою комнату. И теперь, прислонившись затылком к защелкнутой на заработавший магнитный замок двери, он закрыл глаза и переваривал свой "спешный побег". Ведь они всего полчаса шептали друг другу в губы "еще минутку". Когда Сяо Юй написал безапелляционное "я увольняюсь, если ты прямо сейчас не съебываешь в свой номер". Тогда у них не осталось и секунды на поцелуй в коридоре. Отлепившись от входной двери, Чжан Чжэхань снова пошел в душ. Утреннее мытье уже было забыто телом и запачкано спермой. Не так смачно, как перед рассветом, но все же. Войдя в такую же душевую кабинку, как в номере Гун Цзюня, только без него самого, Чжан Чжэхань намывался больше из необходимости, чем из желания очиститься. Нет, эти прикосновения, следы слюны и семени он бы хотел чувствовать на себе хотя бы чуть дольше. Чтобы поверить в реальность произошедшего. Чтобы не усомниться в своем же умственном здоровье. Без удовольствия Чжан Чжэхань провел мочалкой по низу живота. Они обкончали друг друга, когда после восхитительного отсоса, Гун Цзюнь полез ласкаться, а Чжан Чжэхань пытался ему отдрочить. Все закончилось тем, что Гун Цзюнь покусывал и зализывал его соски, мял пальцами, сжимал, что через микроскопическое время они уже снова вжимались членами друг в друга. Стонали в поцелуй. Кончали и снова возбуждались. Чжан Чжэхань домылся, упаковался в халат, дошел до кровати и рухнул в нее. У него столько секса, как в это утро, не было никогда. Думал ли он, что так и будет, когда ночью проснулся от раската грома? Нет, конечно. Даже решив предупредить Гун Цзюня, когда обнаружил номера открытыми, он не мог и предположить, что случится. И, смело признаваясь в том, что "планировал", Чжан Чжэхань имел в виду лишь то, что уже не первую неделю вечерами представлял себе рот Гун Цзюня на своем члене. И немного со страхом раздумывал, что не может ему взаимная симпатия казаться. Он сто лет в этом бизнесе, у него репутация безупречная, не замаранная риском, без тени на ней. Добиться такого возможно только в достаточной мере осознавая, что люди вокруг — люди. Не доверяя им до конца, не раскрываясь, не позволяя ни себе, ни другим большего, чем принято в среде обитания. Никогда раньше Чжан Чжэхань не желал нарушить правила жизни в своем тщательно проработанном мирке. Зарывшись лицом поглубже в подушку, он со смаком в нее застонал. О, как Чжан Чжэхань хотел это сделать, пока Гун Цзюнь своими шикарными руками облапывал его ноги. И в душе хотел, когда они обжимались, и в каждый поцелуй даже немного себе позволял. А лежа на лопатках с разведенными ногами, внутренне вздрагивал от мысли, что Гун Цзюнь может захотеть не только ублажить ртом, но и полезть туда, куда пока не договаривались, но Чжан Чжэхань вроде разрешил. Тогда он стоны глушил руками, потому что еле сдерживался. В дверь постучали, вырывая из полусонных размышлений. Так стучал только Сяо Юй. Наверняка с кофе. С трудом поднявшись и прекрасно понимая, что надо готовиться к рабочему дню, Чжан Чжэхань открыл дверь, принял кофе и послал с объяснениями. Сяо Юй только с подозрением спросил: “Ты же понимаешь, что делаешь?”, а Чжэхань на это с удивительной полной уверенностью ответил: “Да”. Он правда понимал, что за несусветную херню творит. Понимал и творил. Потому что это подарок судьбы. Он не собирался признаваться, он не собирался подкатывать. Он всегда вел себя как взбалмошная кокетка. Он мог быть любым. Веселиться и поражать. Но ни для кого он не собирался рисковать. Никогда. Но Гун Цзюнь в полусне пробормотал то странное признание. Не юлил, не оттолкнул. Выглядел так, словно тоже тонул в этом омуте. Словно тонул в нем первый раз. Такой честный и открытый, испуганный и решительный. Чжан Чжэхань не знал как влюбился, не мог понять во что. Ему казалось, что он не раз встречал такие качества в людях. Он смотрел на Гун Цзюня и четко осознавал, что он такой один. И тогда, нарушая все мыслимые и немыслимые правила, которые сам же для себя сочинил, он захотел прикоснуться. Сяо Юй снова начал террор сообщениями. Глянув в телефон, уже одеваясь и почти готовый идти на завтрак, Чжан Чжэхань понял, что ему нужна еще пара минут чтобы стереть глупую, всё выдающую улыбку с лица. Гун Цзюнь написал, что вечером будет готовить что-то очень вкусненькое и предлагает поделиться. И этот детский сад сразу после того, как брал чуть ли не в горло. Чжан Чжэханю определенно нужно еще пять минут, чтобы успокоить радующееся безмозглое сердце. *** Изнуряющая, удушающая и иссушающая жара сразу после ночного ливня весь день не давала съесть ничего, кроме яблок. Они с Гун Цзюнем играли сцены, где было много взглядов, многозначительных разговоров. Где лао Вэнь беззастенчиво дразнил своего а-Сюя. Чжан Чжэханю всегда удавалось каменное лицо, независимый вид, холодная аура неприступности. Но произошедшее накануне все же наложило свой отпечаток — на то, что между дублями. Ему даже стыдно было пару раз. Он так дразнил Гун Цзюня! Сам, будь на его месте, уже ругался бы на чем свет стоит. И в то же время не мог остановиться. А Гун Цзюнь нежно улыбался, растерянно моргал или делал вид "Серьезно? Тебе пять?" лицом и позой". А в глазах у него блестел смех. Всё было как всегда. Как уже давно, чуть ли не после первой недели, когда Гун Цзюнь с легкостью растопил лед. Чжан Чжэханю даже казалось, что тот растопил бы и железо, если бы он окружил себя им. И в то же время всё изменилось. Ведь вечером они пойдут вместе в номер Гун Цзюня, возможно, будут есть и точно переспят. По крайней мере Чжан Чжэхань собирался завалить кое-кого, если тот будет тупить. Он раздумывал об этом весь день. Прикидывал за и против и решил, что терять нечего. Вообще нечего. Они и так с Гун Цзюнем сделали больше, чем следовало. Они и так друг перед другом обнажились во всех смыслах. Ближе к вечеру эти мысли, особенно про обнажение, так плотно заполонили мозг Чжан Чжэханя, что режиссер остался в восторге такой силы, что транслировал его в пространство непозволительно долго после окончания съемок. Тогда, когда где-то впереди маячил вечер с Гун Цзюнем наедине. Телефон зажужжал входящим сообщением: "Как насчет свинины по-сычуаньски?" Сердце Чжан Чжэханя то ли пропустило удар, то ли било не в такт. Пальцы не попадали на буквы, нужные иероглифы никак не выдавались, но все же он смог: "Не, сегодня жертвоприношения не принимаю. Давай суп." "Куриный?" "Идеально!" Чжан Чжэхань заблокировал экран, положил телефон в карман, отыскал глазами Сяо Юя, который тут же понял все с полужеста и поспешил к нему. Не прошло и пятнадцати минут, как Чжан Чжэхань оказался в трейлере Гун Цзюня смотрящим как тот готовит, а Сяо Юй где-то в дороге за презервативами и смазкой. Это автоматически делало планы по заваливанию Гун Цзюня чуть более осуществимыми — всё же их отношениям было приблизительно четырнадцать часов. А Чжан Чжэхань все еще понятия не имел, что там у Гун Цзюня написано в личной книжечке правил по поводу секса на первом свидании. А на втором? — О чем думаешь? — спросил Гун Цзюнь, мило алея щеками, все еще в гриме и парике, но в обычной одежде, как и сам Чжан Чжэхань. — О тебе, — честнее некуда ответ дался неожиданно легко. Нож, до этого мерно стучавший по доске неровным ритмом, остановился. Чжан Чжэхань неистово пожалел, что им где-то даже меньше чем через час нужно идти снимать грим и парики, как раз когда гримеры освободятся, а режиссер точно решит, что сегодня они ничего подгонять не будут. Если бы не эти обстоятельства, он бы уже завалил Гун Цзюня на стол, целовал бы его за ухом и мял его задницу. Аппетитную, маленькую… — Я тоже думаю о тебе. Весь день. В горле Чжан Чжэханя пересохло. Он весь подобрался на маленьком диванчике и не посмел встать, но взглядом влип в спину Гун Цзюня. Тот как раз повернулся спиной, чтобы что-то достать из ящика. Слегка наклонившись, он придал ускорения и так не туда идущим мыслям. Они уже вертелись вокруг брошенной фразы. Чжан Чжэхань чуть не со скрипом размышлял о том, что Гун Цзюнь тоже, возможно, за неполные сутки готов был шагнуть в это болото. Полностью и целиком. Вот только стоило бы спросить? Или воспринимать сказанное как завуалированное разрешение? Или… — Гун Цзюнь, я хочу тебя, а не суп, — Чжан Чжэхань поставил локоть на стол, чуть поразмыслил и положил подбородок на ладонь. Поза тяжких раздумий дала свой эффект — обернувшись, Гун Цзюнь расплылся в очаровательной улыбке, что-то кинул на стол, но снова отвернулся — в этот раз налить воды в чайник. — А как же суп? Ты вообще нормально не ешь. — Сейчас я голоден не так. Утро разбудило во мне аппетит, но совсем его не удовлетворило. Уши красиво алели, Гун Цзюнь что-то упорно перекладывал на столе. Чжан Чжэхань даже засмотрелся на его суетливые движения, думал ещё поддразнить, но его опередили: — Тебе не понравилось? — Гун Цзюнь не звучал расстроенным или на самом деле сомневающимся. Ещё бы! Он с утра высосал Чжан Чжэханю через член все мозги. Они целовались, дрочили друг другу, тихо смеялись — утро было великолепным. Только больной или не присутствовавший мог в этом усомниться. Значит, Гун Цзюнь хотел это услышать. Не меняя ни позы, ни выражения лица — немного раздраженное — Чжан Чжэхань негромко речитативом выдал: — Понравилось. Да так, что я весь день мечтал об этом вечере. Мне даже показалось, что я о сексе в шестнадцать не думал так часто, как сегодня, — Чжан Чжэхань подумал и добавил: — И в восемнадцать, и в двадцать, и в двадцать два… Гун Цзюнь звякнул крышкой, что-то там понастраивал на своей волшебной кастрюльке, развернулся с сияющей улыбкой, готовый рассмеяться своим хи-хи-хи. Этот рот просто надо было заткнуть поцелуем. Чжан Чжэхань не стал себе отказывать, сорвался с места, вдавил бедра Гун Цзюня своими в столешницу и припал к его губам нежнейшим поцелуем. Им всё-таки снимать грим. Они легонько скользили языками, сталкивались ими, но не позволяли себе потеряться в страсти. И внизу, чувствуя мгновенный отклик и откликаясь сам, Чжан Чжэхань ни одного движения не сделал, хотя очень хотел. Чуть ли не впервые в жизни так сильно хотел другого человека. Он был бы не он, если бы, уверенный в том, что чувствует, не поспешил это донести всеми доступными ему способами: — Цзюнь-Цзюнь, — оторвавшись от припухших даже от такого мягкого поцелуя губ, Чжан Чжэхань оставил руки на талии Гун Цзюня и изогнулся, отстраняясь, чтобы смотреть в глаза, когда будет произносить то, что с языка буквально рвалось, — если бы молния не вырубила замки, если бы я утром случайно не подслушал твои сны — я все равно был бы на этом месте. — На этом месте? — брови Гун Цзюня изогнулись в сомневающейся дуге. — Ага, — с удовольствием растекаясь в широкой улыбке, слегка вздергивая подбородок, чтобы смотреть в глаза как будто сверху, Чжан Чжэхань хитро подмигнул. — Я бы все равно лапал твою талию. Не в трейлере, так в одной бы из сцен. — Это не считается, Чжан-лаоши. — Почему? — Потому что в сцене это игра. Это не по-настоящему. — То есть все те долгие взгляды, которыми ты пожираешь меня между дублями — это для Цзышу? Вэнь Кэсин смотрит на Чжоу Цзышу и спрашивает… Гун Цзюнь поступил нечестно, он перебил Чжан Чжэханя поцелуем. Требовательным, жестким поцелуем. Ленивое томное возбуждение, тяжелыми волнами плескавшееся под кожей, от такой смены темпа ударило сразу по всем нервам. Гун Цзюнь плотно прижимался губами, влажным горячим языком глубоко проник в рот Чжан Чжэханя. Его руки каким-то образом оказались на затылке, задавая наклон головы и невозможность отстраниться. А ещё посылая тысячу мурашек вниз по позвоночнику, прямо от кончиков пальцев, которыми он поглаживал чувствительную кожу по границе роста волос. Еще утром, предлагая все на свете "за так", Чжан Чжэхань знал, что даст Гун Цзюню, если тот попросит. Сейчас он хотел ему дать. Желательно, чтобы его брали во время такого поцелуя. Вот только долго играть в поддавки не хватало никакого терпения. Чжан Чжэхань не понял, когда сам начал напирать. Его руки сами собой переместились на зад Гун Цзюня, а мысли таким же образом перекочевали в другое русло. Он всё ещё не дал понять, что тоже хочет так. Тоже хочет быть сверху, тоже хочет предъявить все возможные права. А ещё было то, о чем он Гун Цзюню не скажет — среди всех этих "хочу" было невероятно много "позволю". Такая собственная уязвимость пугала и наполняла возбуждением ничуть не меньше, чем поцелуй. — Цзюнь-Цзюнь, не тебе говорить о честности, — когда их губы разомкнулись, еще даже не открыв глаза, прошептал Чжан Чжэхань. — Я всегда смотрю на тебя. И вижу, что ты это видишь, — с улыбкой, сквозящей в голосе, просто сказал Гун Цзюнь, словно не он только что уходил от ответа. — А если я хочу услышать? Интимность беспредметного разговора разрушило пиканье кастрюльки. Они оба синхронно на нее посмотрели. Такая забавная схожесть реакций разбила томность момента. — Ну вот, я теперь из тебя правду никогда не вытрясу, — Чжан Чжэхань абсолютно в шутку проныл и надул губки, что в гриме Чжоу Цзышу наверняка смотрелось как порнографическое зрелище. Он точно не думал, что поймает на себе немного голодный и много напуганный взгляд. — Какую правду? — Гун Цзюнь выпутался из объятий и начал суетиться вокруг готовки. Вопрос он бросил между делом, как-то воровато оглянулся и совершенно сбил с толку своим поведением. Это что вообще? Разве Гун Цзюнь не так же глупо влюблен, как сам Чжан Чжэхань? Разве не он сквозь сон признался в болезненном душевном томлении? А теперь что-то скрывал? Чжан Чжэхань сел за стол туда же, где и сидел. Гун Цзюнь нервно оглядывался, коротко смущенно улыбался и явно не то чтобы скрывал, но явно хотел, чтобы его вывели на чистую воду. Ну или Чжан Чжэхань просто хотел, чтобы так и было, поэтому и спросил напрямик: — Любую, которую ты готов обрушить мне на голову. Как бы весело и нахраписто это ни было сказано, а Чжан Чжэхань немного боялся, что там заставляло Гун Цзюня нервничать. Вариантов не было совсем. Ни плохих, ни хороших. Головой он, конечно, понимал, что требуемая “правда” должна быть приятной. Может, флиртующей. Но в то же время… — Я всегда смотрю на тебя, Чжан-лаоши, — Гун Цзюнь быстро вытер полотенцем руки, разблокировал свой телефон, что-то там потыкал и сунул в руки Чжан Чжэханя. — Смотрю именно на тебя. Сначала было непонятно, что за странные названия, зачем это смотреть и почему папок так много. Он проматывал их вверх вниз, особенно не вчитываясь. А потом открыл одну с довольно говорящим названием “вид сзади 64”, где была его фотография, где он нагибается. Размытая дурацкая фотка. В соседней папке и до шестьдесят седьмой были только по две-три фотки, и все явно украдкой. Скорее всего, это фотографировал сам Гун Цзюнь — таких фотографий в сети Чжан Чжэхань не видел точно. А вот в папке под номером сорок обнаружились нарезки из видео со съемок. Гораздо более качественные, да и ракурсы менее пошлые. Нарезок было больше десятка, но все они неизменно были посвящены филейной части Чжан Чжэханя. Как назло, именно в этом видео и без того перекачанные бедра смотрелись особенно мясисто. — Сколько тут папок только с моей задницей? — Сто шестнадцать. Я старался не слишком много делать. Чжан Чжэхань вскинул взгляд на спину Гун Цзюня. Тот вывернулся, лишь бы его лицо не было видно, и что-то там звенел мисками. — Ммм… тут даже есть папка "вид сзади Цзышу"! — Чжан Чжэхань продолжил изучать "скелеты в шкафу" Гун Цзюня и вскоре тарелка с ароматно пахнущей пищей возникла перед ним как дар богов. С легким стуком дна о стол. — Я вживался в образ, — Гун Цзюнь мягко хихикнул и, алея ушами, принялся за еду. Чжан Чжэхань всё ещё держал в руках телефон, его немного вело от зашкаливающего уровня доверия. А ещё хотелось непонятных вещей, таких как: пойти на свидание, спеть Гун Цзюню самую красивую песню о любви, словно он до этого не пел ему, и целоваться под полной луной до самого рассвета. Симптомы Чжан Чжэхань определял как еще более плачевные, чем он думал днем ранее. Привлекательный, желанный и со всех сторон очаровательный коллега, с которым и так свойственные порывы почти невозможно было сдержать, превратился в… даже про себя, в голове, страшно было озвучить. — Так Вэнь Кэсин вроде по лопаткам, — сухое карканье выдал Чжан Чжэхань и принялся за еду. Неожиданно, но вкуснейший из куриных супов, который он когда-либо ел, моментально отвлек от совершенно не нового, но удручающего глубиной открытия. Показалось, что даже если чувства Гун Цзюня не такого опасного рода, как чувства самого Чжан Чжэханя, то он сможет это пережить. Сможет довольствоваться воспоминанием о горячей влюбленности и заботе такого основательного человека. — Мне кажется, Вэнь Кэсин просто жалел Чжоу Цзышу и не произносил всего, что хотел произнести. — Ты же не про новелльного Вэнь Кэсина? — Конечно, нет, — Гун Цзюнь радостно и с энтузиазмом, как всегда, пустился в разговор о своем персонаже. — Наши герои с первой строки сценария зажили другой жизнью. Впрочем, Чжан Чжэханю интересно было не меньше. Им обоим так повезло: в подобной работе и играть не полую всеми желанную оболочку — такая редкость! Удержаться и не вступить в разговор — зачем?! — И что же он держал в себе? Мне кажется, единственное, что он удержал — как раз то, что сказать стоило. Отправив в рот лапшу и втянув губами чуть не выскользнувший кончик, Гун Цзюнь на секунду задумался, но заговорил так, словно эта мысль всегда была с ним: — Свое желание. Ни разу не сказал, что именно и как сильно хочет. Я думаю, для Вэнь Кэсина желание плотской близости очень плотно переплетено с духовной. Может быть, даже заменяет. Неспособный кого-либо пустить в душу, он врал даже Чжоу Цзышу, но преклонил перед ним колени с готовностью и охотой. — Чжоу Цзышу вообще так и не сказал, что жизнь ему нужна только рядом с Вэнь Кэсином, — Чжан Чжэхань последовал примеру и всосал длинную лапшичину, запивая вкуснющим бульоном и прихватывая палочками кусочек мяса. — А если отринуть всю их трагедию? Правда думаешь, что Чжоу Цзышу, когда уже перестал загоняться, не заметил, как прекрасен добивающийся его мужчина? Не заметил силы его желания, как бы то ни скрывалось, выворачиваемого в пошлую поверхностность. Да и почему ты считаешь, что он скрывал, а не так демонстрировал? — Думаю, он скрывал. Не с самого начала, а тогда, когда ощутил взаимность. — Зачем? — Не знаю… не хотел, чтобы ему дали из жалости? — А в новелле…— Чжан Чжэхань состроил очень серьезное лицо и Гун Цзюнь засмеялся. Они еще какое-то время более или менее серьезно обсуждали своих героев. Доели за это время ужин и отправились снимать грим. Не сговариваясь, они перешли на менее скользкие темы, прорабатывая мотивацию героев, обсуждая её, а потом вовсе усыпили интерес гримерш обсасыванием некоторых уже отснятых сцен боя. Я повернулся так, а ты не так — и скорость снятия грима превысила космическую. Обсуждая это, они и отправились вместе в отель. Как полноценные нормальные коллеги, увлеченные своей работой, они дошли до номера Гун Цзюня практически не умолкая. Тот открыл дверь, пропуская Чжан Чжэханя вперед, закрыл за собой, щелкнула еще и механическая защелка, а за звуком сразу же последовало объяснение, что Гун Цзюню сложно с его проявлениями ОКР и это подачка собственной психике. Они так спокойно и отвлеченно беседовали, что Чжан Чжэхань по-настоящему растерялся, когда его сграбастали в объятие и чуть не задушили. Гун Цзюнь тыкался носом ему под ухо, губами покусывал шею и оказался значительно порывистей, чем можно было ожидать. Особенно когда ожидать было словно бы нечего. Его руки оказались одновременно везде. Стискивали талию Чжан Чжэханя, облапывали зад, а длинные пальцы даже нагло тыкались между ягодиц. Губы тем временем нашли губы и очнулся Чжан Чжэхань только тогда, когда его уронили на кровать. Гун Цзюнь неожиданно страстно трахал языком его рот, удерживал свой вес на локтях, не придавливая собой физически, но колоссально давя настойчивостью. Чжан Чжэхань, который поплыл почти сразу и потерял любую способность к мышлению, лишь где-то на задворках сознания осознавал, что презервативов и смазки у них всё ещё нет. Осознавал, но уже как будто бы не был так сильно против незащищенного секса. К тому же… — Цзюнь-Цзюнь, — вышло очень стонуще, что было неудивительно, отрываться от губ Гун Цзюня не хотелось, как и пихать его в грудь, чтобы он дал спросить. — А у тебя давно последний раз был… ну… с кем-нибудь? Приятно было видеть, что Гун Цзюню потребовалось время проморгаться и понять, о чем его вообще спрашивают. Чжан Чжэхань не удержался от хулиганства и поддал бедрами, притираясь пахом к паху и сам не сдерживая стона. — Ах… — прозвучало очень горячо, равно как распаленный Гун Цзюнь и выглядел, но, начав отвечать и заалев ушами, он стал еще и очарователен. — У меня не было мужчин… а “кого-нибудь” уже около… ммм… — Я не буду смеяться, — нежно пообещал Чжан Чжэхань. Он правда не собирался смеяться. И если не думать о всей неловкости и вопроса, и ожидания ответа, то даже сама мысль, что Гун Цзюня уже давно никто не целовал, не ласкал и не ублажал… Это было очень горячо и давало немного уверенности, что он сам не покажется неловким. А уж быть первым мужчиной — о таком Чжан Чжэхань даже не мечтал. Особенно учитывая, что у Гун Цзюня был опыт съемки в новелле по гомосексуальному исходнику… — Ммм… лет пять? — Гун Цзюнь смотрел Чжан Чжэханю в лицо своими огромными пронизывающими глазами и казался немного смущенным. А Чжан Чжэхань пытался осознать цифру. — Охренеть… — Ты обещал не смеяться. — Я не смеюсь! — на самом деле Чжан Чжэхань немного улыбнулся, но это лишь от того, что они с Гун Цзюнем оказались намного более похожими. И это при том, как сильно отличались характерами! Но кроме этой мысли пришла другая — получалось, что им без смазки и презервативов точно не стоило. На квадратный метр койки тут опыта было только по дамам. И тот просроченный — сам Чжан Чжэхань последний раз крутил краткосрочный роман больше полугода назад, и секса там было меньше, чем мозгоебства, потому он и завязал. Он раздосадованно застонал и расслабился под Гун Цзюнем. Стоило охладить пыл до тех пор, пока у них не появятся нужные вещи. — Не любишь неопытных? — Гун Цзюнь и на миллиметр не сдвинулся, но его лицо изменилось. Чжан Чжэхань мысленно выдал себе подзатыльник. Гун Цзюнь выглядел очень напряженным, и признаваться в собственной схожести с ним стоило быстрее. Но хотелось как-то естественно. Потому Чжан Чжэхань решил хотя бы сесть. Стоило ему начать движение, как Гун Цзюнь тут же его подхватил, освобождая место и зеркаля — он сел напротив, поджав под себя ноги. Чжан Чжэхань же, как всегда, ноги хоть и согнул в коленях, но сидел на заднице, не нагружая колени. На них Гун Цзюнь и пялился, в какой-то момент сбежав от взгляда. Кажется, времени беречь гордость не осталось. — Ты думаешь, со сколькими мужиками я спал? — прозвучало немного с вызовом. — Учитывая, насколько ты прекрасно осведомлен, что делать, чтобы от тебя потеряли голову? Не знаю… со многими? — Гун Цзюнь все же поднял голову, и они встретились глазами. Очевидно, он сразу понял, что его ответ взбесил Чжан Чжэханя. Не знал только, что взбесил не самим предположением, а тем, что Гун Цзюнь не смог прочесть между строк, не смог понять, что веселый нрав и свободное выражение эмоций не делает человека доступным. Не делает его даже просто свободным в нравах. Вообще-то, Чжан Чжэхань немного романтик, и даже девушек у него было по пальцам сосчитать. Ну и не мог он не отомстить слегка: — Ты тоже вполне себе умело работаешь ртом, но говоришь, что я у тебя первый. Кто бы думал, что поспорить может быть так приятно. Чжан Чжэхань прямо видел, как в глазах Гун Цзюня снова зажегся огонек. Он больше не тушевался, и момент, когда его задела предполагаемая “неподходящесть”, прошел. Гун Цзюнь упрямо отстаивал уже сам факт того, что он не лгал. Как будто Чжан Чжэхань не знал, что Гун Цзюнь скорее скажет, что не скажет, чем солжет. — При наличии интернета очень легко получить богатую теоретическую подкованность. Особенно, когда давно о таких вещах думаешь. — Представляешь, у меня тоже есть интернет. — Да ты же им пользуешься как младшеклассник… — говоря это, Гун Цзюнь выглядел очень возмущенным. Чжан Чжэхань очень хотел его поцеловать… — Любой младшеклассник может включить порно, — защитив без энтузиазма честь своей технической безграмотности, Чжан Чжэхань позволил себе то, чего хотелось, шепнув напоследок: — Поверить не могу, что всё моё. Губы Гун Цзюня, его руки, всё его тело с охотой и желанием встретили порыв Чжан Чжэханя. Теперь уже он вдавливал в постель, уже он настойчиво и спешно исследовал сладость желанного рта, он раздвинул ноги своими бедрами, имитируя то, что хотел бы сделать. Хорошо, что в отеле были такие большие кровати, иначе валять друг друга было бы не так удобно, а чтобы сползти поцелуями по шее Гун Цзюня, пришлось бы вставать. А Чжан Чжэхань боялся даже просто отстраниться. Ведь если он оторвет жадный язык от солоноватой кожи, то сказка может закончиться. Он проснется, и в его руках не будет случайного счастья. Признаваться в том, как счастлив, он не желал, поэтому стремился показать это без слов. Задрал футболку Гун Цзюня и стал выцеловывать странные узоры на его ребрах, хаотично гладил, лизал и покусывал. — Чжан-лао… Медленно потянул Гун Цзюнь, но Чжан Чжэхань его перебил: — Не так, — и самым кончиком языка, наверняка щекотно, лизнул его пупок. — Хих… Хах! — Гун Цзюнь, уперся своими красивейшими руками в плечи Чжан Чжэханя, пытаясь отстранить и кусая губу, чтобы не засмеяться. — А как? Помедлив, Чжан Чжэхань снова опустился губами на твердые кубики пресса, оставил на дорожке к пупку пару сухих поцелуев одними губами и дыханием, лизнул пупок. А Гун Цзюнь снова хихикнул, его руки напряглись на плечах, но не толкая сильнее. Звук и прикосновение пустило по позвоночнику Чжан Чжэханя легкую дрожь, он на секунду замер. — Зови по имени, — прозвучало тихо. Обычно Чжан Чжэхань так не говорил. Он был громкий, резкий, веселый. Он так редко позволял себе высказывать свои сокровенные желания, а не то, что от него ожидали услышать. Во многом, но особенно в постели. Сейчас же услышать собственное имя из этих уст хотелось неимоверно. Вся вменяемость, какая в нем, возможно, была, пасовала перед этим. Чжан Чжэхань сдвинул мягкий пояс штанов Гун Цзюня вниз, обхватил рукой тяжелый налитый кровью член у основания, устраиваясь удобней,и не удержался – поднял взгляд. О да, Гун Цзюнь оправдывал все самые смелые фантазии. С приоткрытыми губами, помутневшим горячечным взглядом он смотрел на губы, смотрел на него, на то, как близко блаженство, которое может подарить Чжан Чжэхань. Гун Цзюнь даже на локтях приподнялся, смотрел тяжело и долго, а Чжан Чжэхань смотрел в ответ. Это было так неловко! Особенно с членом у самых губ. Но в глазах напротив легко читалось восхищение. И тут Гун Цзюнь застонал, словно от боли, его выразительные брови сошлись у переносицы домиком, он на секунду прикрыл глаза и, алея щеками, произнес: — Чжэхань, — глаза открылись, пригвождая выражением к месту, — дай мне пять минут, я ополоснусь. Во взгляде Гун Цзюня не было ничего говорящего о его пламенном желании куда-то встать и идти. — Неправильно. Попробуй еще раз, — Чжан Чжэхань сжал пальцы и насладился прерывистым вдохом. — Я грязный… — Снова не то. Так и быть, у тебя есть еще одна попытка, — округлив губы, Чжан Чжэхань легонько подул на чувствительную головку и оттянул сильнее крайнюю плоть. Гун Цзюнь зажмурился. — Чжэхань… лизни. Слышать такую пошлую просьбу, сказанную таким деликатным человеком… Чжан Чжэхань чувствовал себя демоном! Не слишком жестоким, ведь он не заставил себя ждать, лизнув чувствительную крайнюю плоть и тут же вобрав член в рот. Он приподнялся, устраиваясь удобнее, помогая себе рукой, и всё равно это было странно. Одно дело читать, смотреть, и совсем другое — делать. Но Гун Цзюнь часто и неглубоко задышал, выпуская такое сладкое: — Чжэхань… Во всем остальном он был очень тих. Не проронил и звука, когда его член вобрали так глубоко, как получилось. Сдержал стоны удовольствия, когда Чжан Чжэхань стал активно двигать рукой, то сжимая сильнее и дополняя это нежными касаниями языка, то ускоряя движения кольца пальцев, а ртом лишь удерживая головку во влажном жаре рта. Даже кончал он с удивленным "ох" на грани слышимости, пытался отстраниться, но у Чжан Чжэханя самого было предоргазменное состояние. Он просто с силой прижал руку Гун Цзюня за запястье к кровати, а сам сглотнул, изливаясь в собственные штаны. Способность мыслить и чувствовать вернулась вместе со смущающим ощущением переплетенных рук. Гун Цзюнь как-то скинул его пальцы с запястья и сейчас сплетал с ними свои идеальные и длинные. Глубоко дышал в унисон с дыханием Чжан Чжэханя, уткнувшегося лбом ему в живот. Незнамо откуда взяв силы, Чжан Чжэхань поднялся над Гун Цзюнем на вытянутых руках. Вперился внимательным взглядом, дожидаясь, когда всё настороженное внимание будет его, а дождавшись, едва нашел слова просящейся наружу откровенности: — Я никогда не был с мужчиной до конца. Да даже до середины не был. А последние отношения с женщинами казались побегом от одиночества в нашей профессии. — Чжан-лаоши… — снова неосознанно соскользнувший в уважительное отношение, Гун Цзюнь выглядел удивленным. Значит, намеков не понял. Значит, не зря Чжан Чжэхань горел щеками и говорил такие неловкие слова. — Мы с тобой не такие уж и разные, да? Гун Цзюнь не стал на это отвечать, лишь ухватив за шею и роняя на себя, в поцелуй, в объятие, в нежность и страсть. Оказалось, что простые поцелуи могут быть очень занимательны, а руки на плечах — дарить неземное блаженство. Оказалось, Чжан Чжэхань готов был потерять счет времени, а Гун Цзюнь — самую капельку ненавидеть следующий рабочий день. А все потому, что они не успели ни поболтать, ни натрогаться друг друга всласть, как заметили, что время перевалило за час ночи. Они расставались еще более нехотя, чем до этого утром. Их не подгоняли сообщения от Сяо Юя, им не нужно было успеть на съемку. Поэтому уже вышедшие прощаться к двери, гонимые лишь трезвым взглядом на необходимость хоть какого-то сна, они не могли расстаться. Сначала сам Чжан Чжэхань вжал в стенку Гун Цзюня и нежно целовал минут десять. А потом наоборот — протирал спиной стену под напором самим же распаленного огня. Чжан Чжэхань лопатками ощущал твердость опоры, ягодицами — то, как сильно они нравятся Гун Цзюню, а пылающими ушами слушал откровенный шепот о том, о чем им стоило поговорить в постели. — Я думал, что легко обойдусь руками, твоим потрясающим ртом, но как же хочу тебя взять. Со всей своей неловкостью и неопытностью я грежу о такой наглости. Чжан Чжэхань крепче стиснул руки на шее Гун Цзюня, удобнее притягивая, чтобы тоже шептать на ухо. — Я даже не думал пытаться. Сначала не собирался даже пальцем тебя тронуть, ты казался таким доверчивым и открытым. Мне было бы стыдно совратить того, кто о таком и не знал. — Я не невинный… — Ты говорил, что примешь всё, чему я захочу тебя научить. — Это не связанные вещи, — Гун Цзюнь прикусил губами мочку уха, а потом кончиком языка очертил кромку вверх. — Мне тоже так показалось, — Чжан Чжэхань потерся носом о длинную красивую шею. — Ты такой чистый и такой несгибаемый. Я мучился сомнением. Но после сегодняшнего… ммм… уже вчерашнего, утра… Руки Гун Цзюня сжались на талии. — Ты можешь сделать со мной, что хочешь, — едва слышно опалил обещанием всего Гун Цзюнь. Стон предвкушения, едва слышный, почти вздох, сорвался с губ Чжан Чжэханя. — Не давай мне таких разрешений. Я — не ты. Получив его, я воспользуюсь. — Ммм. У нас выходной через три дня. Редкий и никому не нужный свободный день. Я уже давно говорил своим ассистенткам, что собираюсь в него побыть сам с собой. — Цзюнь-Цзюнь… и как мне теперь тебя отпустить? Ты всё спланировал! — Так же, как и мне. Ведь все, что ты сделаешь со мной, я потом сделаю с тобой. И ничего я не планировал, — обиженно и неверибельно фыркнул на ухо Гун Цзюнь. — А я планировал… Хотел уже сегодня сделать с тобой всё, о чем мечтал. Но мозг победил… Послал Сяо Юя за смазкой и презиками. — Не могу сказать, что наличие Сяо Юя в нашей постели меня возбуждает, — в этот раз голос Гун Цзюня правда звучал напряженно. Чжан Чжэхань и представить не мог, что будет когда-нибудь на кого-то так реагировать. Он перестал жаться, пробежал руками по напряженным мускулам плеч и предплечий, а ртом вовлек в глубокий страстный поцелуй, которым хотел передать, как много их ждет впереди. А заодно извиниться. И только оторвавшись и не переводя дыхание — словами: — Лучше так, чем ждать неведомо сколько, пока выдастся возможность выбраться в магазин. И я ему доверяю. Заискивающий взгляд помог — Гун Цзюнь молча кивнул, и после они уже только целовались. До сбитого дыхания, до стоящего колом члена в штанах, до возвращения в кровать, где они скинули друг с друга лишние вещи. Потом Гун Цзюнь выметался из номера Чжан Чжэханя как демонами гонимый. Им обоим оставалось спать часов пять, не больше. Все молчаливые проклятия гримеров, которые практически читались из будущего утра, тоже гнали его на приличной скорости. А утром они делали вид, что всё как обычно. Только в какой-то микроскопический перерыв между их сценами Чжан Чжэхань шепнул Гун Цзюню, что Сяо Юй все купил и благословил их греховный союз. Взгляды Вэнь Кэсина на Чжоу Цзышу стали тяжелее, приводя режиссера в восторг и в трепет. Он хватался за сердце и за сценарий, а потом просил переснять на случай, если получится слишком откровенно и им понадобятся дополнительные кадры этой сцены. К вечеру они оба с недосыпа выдохлись так, что единственным, чем смогли заняться, это приличествующими профессии делами в трейлере. А уже ближе к полуночи разошлись по комнатам как обычные друзья. Чжан Чжэхань не стал ничего писать, Гун Цзюнь написал первым, а в ответ получил стикер спящего мордой вниз кота. Кто бы мог подумать, что счастье готовится так просто. *** Дни до их удачно выданного еще неделю назад выходного пролетели в работе. Сложные сцены и воодушевление, которое Чжан Чжэханю оказалось сложно скрывать, изматывали к ночи. Они расходились по комнатам, чтобы не срываться в тот голод, который их накрывал, если оставались хоть какие-то физические силы. Расходились и все равно полчаса, а то и час переписывались. Гун Цзюнь жаловался на то, что Чжан Чжэхань должен если и дразнить его, то помнить о необходимости дистанции, потому что это его наряд хорошо скрывает любую физиологическую реакцию. Одежды Вэнь Кэсина же слишком струящиеся. Сдерживаться Чжан Чжэхань себя заставил, конечно. Но только потому, что у них должен быть выходной. Целый, только их выходной. И совсем скоро. В обед вторника, предвкушая среду, Чжан Чжэхань писал Гун Цзюню, что уже забронировал номер в одном довольно обычном отеле с классной кухней и зоной развлечений. Совсем не подозрительно. Гун Цзюнь отвечал планами взять машину напрокат и очень неловкими намеками завезти Чжан Чжэханя в темный лес. Чжан Чжэхань ответил, что сопротивляться не будет, но советует своему «похитителю» учесть, что жертва и так еле терпит и считает часы. Вероятно, это стало спусковым крючком для всего, что пытался сдерживать в себе Гун Цзюнь. Все те слова, что он неловко и несмело себе позволял, заполонили их переписку. Чжан Чжэхань подливал масла в огонь. Поесть они отошли в трейлер вместе и поесть не успели. Расстраивало же в этом только то, что грим можно было поправить, а зацелованные губы нет, поэтому пришлось себя ограничивать, обходясь руками. Ровно через сутки можно будет всё. *** — Снимай, — жарким шепотом на ухо. — Всё? — Гун Цзюнь округлил свои красивые глаза, как ему особо шло. — А ты планировал стриптиз? Сколько всего ты вообще на себя напялил под халат? — Чжан Чжэхань вскинул брови и немного отодвинулся. Они стояли посреди светлого номера обычного отеля. Две комнаты, ванная, шестнадцатый этаж, пашущий из последних сил кондиционер обдувал еще влажную кожу. Чжан Чжэхань был возбужден до предела еще с того момента, как Гун Цзюнь, и правда свозивший покататься по местным дорогам, поцеловал его. Остановил машину, отстегнул ремень безопасности и потянулся к нему, оставив глубокий и очень короткий поцелуй как обещание большего. Чжан Чжэхань даже думал, что может дать большее и в машине. Прямо на заднем сидении. Будь у него побольше практического опыта, чем нисколько, он даже сделал бы это. Но терпел до отеля. А потом нервно ждал Гун Цзюня из ванной, чтобы нырнуть в неё самому и подготовиться к чему угодно, что может случиться. Наверное, Гун Цзюнь тоже нервничал, пока ждал. Сидел на диванчике в отельном халате, смотрел стримы своих любимых игр, притоптывал ногой, пока Чжан Чжэхань, отчаянно краснея, делал то, о чем раньше только читал. И что не планировал делать вообще. Возможно, никогда. Гун Цзюнь мягко ступил ближе и каким-то незаметным образом оттеснил, заставил сделать шаг назад, но поймал за талию на половине движения. — Я хотел раздеть тебя, — глубоким тихим голосом, прозвучавшим громко после продолжительного молчания, признался Гун Цзюнь и надавил на талию сильнее, заставляя изогнуться. — Раздевай. Тут и снимать нечего… Глаза в глаза, Чжан Чжэхань кривил губы в улыбке, дыхание сбивалось само. Когда горячие большие ладони с талии перетекли на зад, сжали, Гун Цзюнь слегка наклонил голову, чтобы смотреть как будто бы исподлобья. Этот его просительный взгляд, как, впрочем, и любой его взгляд, действовал на Чжан Чжэханя как любовное зелье. Гун Цзюнь сильнее сдавил, слегка разводя в стороны ягодицы, задирая вафельную мягкую ткань халата. Делая свою просьбу очевидной без единого слова. Он все сжимал и сжимал пальцы на заднице Чжан Чжэханя. Мацал, лапал, пошло жамкал. Делал всё то, за что кому угодно другому прилетело бы в лоб. Халат, запахнутый и без того небрежно, полз полами в стороны, пояс ослабел, как и колени Чжан Чжэханя. Он схватился руками за предплечья Гун Цзюня и прильнул к его груди своей. Уткнулся носом в плечо, а через секунду его ухо обожгло горячим дыханием. — Я словно срываю обертку с самого желанного подарка, — шепнул Гун Цзюнь и тут же сдул выбившуюся из полухвостика прядку. — Не порви, — хмыкнув, неоднозначно ответил Чжан Чжэхань. Пальцы Гун Цзюня тут же скользнули между половинок, надавливая. — Я буду очень аккуратен, спасибо за разрешение. Чжан Чжэхань даже отпрянул и заглянул в широкую улыбку и немного лукавый взгляд. Вот же зараза! И вполне осознанно копируя проявление недовольства Чжоу Цзышу, он слегка, гораздо слабее, чем мог бы, шлепнул Гун Цзюня в плечо. Улыбка того стала шире и он полез целоваться. Уже через десять минут “подарок” был распакован, все средства для “не порвать” лежали рядом на тумбочке, а Чжан Чжэхань захлебывался дыханием. Он бы и хотел активнее участвовать в происходящем, но мог только мять подушку да стучать в нее затылком. Гун Цзюнь своими талантливыми пальцами скользил по члену, по мошонке и нырял ими между ягодиц. Он не надавливал даже, но сам факт прикосновения немного сводил с ума. А то, как выглядели губы Гун Цзюня и его бесконечно длинные ресницы на прикрытых глазах — завершало этот процесс. Учитывая, что губами он накрыл сосок Чжан Чжэханя и мягко гладил, чуть прищипывал и иногда высовывал свой яркий язык, чтобы лизнуть — шансов сохранить вменяемость не было. Рука снова нырнула между бедрами. — Возьми уже смазку, — сам простонал Чжан Чжэхань. У него всё тело горело! И в предыдущие разы, когда они ласкались с Гун Цзюнем, когда тот брал у него в рот, когда терся носом о загривок, хватал руками, целовал. Чжан Чжэхань горел весь, хотел большего и раньше, а теперь — нестерпимо. Он разлепил глаза в тот момент, когда Гун Цзюнь очень сосредоточенно лил густую смазку на пальцы. И этот момент как-то включил Чжан Чжэханя. Достал за загривок из неги блаженства. Он вдруг подумал, что Гун Цзюню станет противно. Да, все ванные процедуры Чжан Чжэхань проделал, но… Он наверное, должен что-то сказать, что-то сделать, или даже… Гун Цзюнь бросил на него короткий взгляд и что-то свое прочел по лицу. — Не бойся, я буду медленно, — сказал и наклонился, чтобы оставить поцелуй на коленке, сесть поудобнее и развести ноги одним неумолимым движением. А ко входу прикоснулся мягко, деликатно. Скользким пальцем погладил, чуть толкаясь внутрь и, не встретив сопротивления, двинул дальше. Это было ни больно, ни приятно — странно. И, действительно, медленно и бережно. В самую меру. Сначала одним, а потом двумя пальцами он растягивал мышцы, гладил, смазывал. Чжан Чжэхань воровато подглядывал, боясь увидеть, что Гун Цзюню противно. Но его выражение лица, его сосредоточенность, заставляли гореть сильнее, буквально полыхать кожей, а ощущения внизу — становиться приятными. — Пхах, — из горла Чжан Чжэханя вырвался непонятный звук. — Ах! Это двумя сведенными пальцами Гун Цзюнь стал двигать резче. — Так приятнее? — Блядь… — Чжан Чжэхань сжался и стало еще приятнее. — Да… Кажется, ему нравилось пожестче. И стоило признаться, как пальцы стали в него вталкиваться на все три фаланги, так вести себя прилично и перестало быть возможным. Гун Цзюнь прерывался только добавить смазки, а Чжан Чжэхань сам разводил ноги пошире и толкался на пальцы. Наполненность ощущалась странно, так распирающе, так интенсивно. Член стоял колом, но больше от ошарашивающе громкой мысли, что это всё. Это некий рубеж. Он сам захотел, сам переступил через ряд собственных принципов. Сам дал себя взять и удивительным образом наслаждался не только любопытным физическим откликом собственного тела. Чжан Чжэхань толкнул кончиками пальцев Гун Цзюня в плечо. Сильнее двигаться он то ли боялся, то ли не мог — сам не понимал. Его трахали пальцами в зад, он не мог даже просто не скулить! И он точно уже потерялся в желаниях и шлепнул по плечу сильнее: — Давай дальше. Я хочу. Сглотнув, Гун Цзюнь кивнул и споро потянулся к презервативам. Надел и на себя, и на Чжан Чжэханя, заставляя шипеть от чрезмерности ощущений. — Это зачем? — небрежно спросил Чжан Чжэхань. — М? Он указал глазами на свой член, Гун Цзюнь проследил за взглядом. — А… я собираюсь стараться изо всех сил и заставить тебя кончить в процессе. — У меня первый раз, — напомнил Чжан Чжэхань, но не стал уточнять, что ему чуть-чуть страшно, что ему не понравится. Потому что быть с Гун Цзюнем ему нравилось как раз-таки очень сильно. И тот издал такой красивый гортанный стон и потянулся за поцелуем, который Чжан Чжэхань встретил с охотой и удовольствием. В него же Гун Цзюнь и шептал: — У меня он тоже будет. С тобой. В любой момент, когда ты захочешь. Так, как ты захочешь, — следом маленький поцелуй, — и я допускаю, что сегодня тебе не понравится, но если понравится, я не хотел бы испачкать простыни. Фыркнув, Чжан Чжэхань потянул Гун Цзюня на себя, забылся в горячем поцелуе, игнорировал и своё волнение, и сам процесс. Лез языком в рот Гун Цзюня глубже, надеясь, что тот не заметит, как мелко дрожит у него живот от прикосновения под коленями. Как сбивается дыхание, когда сильные руки тянут его ноги вверх и в стороны. Как он пошло раскрыт и не уверен, что все это выглядит для Гун Цзюня красиво и возбуждающе. Но Гун Цзюнь приподнялся, приставил член между двумя половинками, поводил, надавил и вошёл. И всё заметил. Погладил рукой живот и тихим хриплым голосом забрал всё волнение: — Никого красивее тебя в жизни не видел. Чжэхань… — Гун Цзюнь все давил и давил по скользкости смазки, раскрывая так сильно, так неумолимо, слишком полно и долго, долго, долго. — Чжэхань, дыши. Уже почти. Ужаснее всего же было то, что Чжан Чжэхань чувствовал только возбуждение. Ему нравилось сосредоточенное лицо Гун Цзюня и ему очень нравилось давление на его простату, трение. Чисто физически он ощущал восторг. И это было бы приятным бонусом от тела, если бы не ощущение жара от руки на животе. Если бы не приятные спазмы прямо под нею от нервной улыбки Гун Цзюня, которой он одарил перед тем, как двинуться назад и снова толкнуться. Его член, в меру толстый и чуть с перебором длинный, не входил целиком, или он сам его до конца не вталкивал. И Чжан Чжэханю все так нравилось, так сильно нравилось, что обмануться, будто бы это не из-за того, с кем он лишался чего-то, наверное, важного, было практически невозможно. К тому же Гун Цзюнь старался, как и обещал. Скользкой от смазки рукой он стал ласкать член Чжан Чжэханя почти сразу, как только подобрал темп, в котором не так сильно сам стонал от ощущений. Его длинные пальцы скользили по стволу, щекотали головку и даже немного потирали дырочку на конце. Глаза Чжан Чжэханя закатывались, ноги ощущались как желе, пальцы поджимались, а руками он комкал простынь, когда Гун Цзюнь касался пахом его ягодиц. Медленно и сводяще с ума. Хорошо, но… — Вставляй чуть резче… — Так? — Гун Цзюнь спросил и вогнал на коротком толчке. — Ах! Н-н-н, — Чжан Чжэхань открыл рот, чтобы похвалить, но потом решил, что одобрительно стонать тоже можно. Ведь Гун Цзюнь ничего не забыл. Ни единой изученной реакции тела, ни одного собой же данного обещания. Он, как хороший ученик, делал всё так, как сказано. Резче, значит резче. Вынимал с оттяжкой, а потом толкался в меру жестким темпом. У Чжан Чжэханя ладони онемели, в голове шумело. Он пропустил момент, когда Гун Цзюнь лег на него, на время отпуская член, возвращая свою скользкую ладонь под коленку, сгибая в невозможной позе. В реальность вернул поцелуй. Губы Гун Цзюня сначала теплым накрыли рот, а потом его язык глубоко проник, заявляя столько требований, что в пору ошалеть. Это Чжан Чжэхань и сделал. Он чуть не в голос скулил в поцелуй, его бедра дрожали то ли от толчков, которые делали с ним невероятные вещи, то ли от подкатывающего оргазма. Как бы он был ни потерян в ощущениях, но заметил, когда Гун Цзюня накрыло удовольствием и он до упора вогнал член, сминая ягодицы. Ведь тот продолжал двигаться внутри, а рукой выдаивал из члена Чжан Чжэханя взаимность. Быстро и продуктивно. Через мгновение они целовались все ленивее и ленивее, переживая остроту перенесенного удовольствия. — В порядке? — голос Гун Цзюня звучал в самое ухо. Он лбом упирался в плечо Чжан Чжэханя и медленно отпускал. Аккуратно вытащил обмякший член, отпустил ноги, выпутался из объятий. — Лучше, — честно ответил Чжан Чжэхань. — Думал, это больнее. Гун Цзюнь лег рядом, уткнувшись носом ему в плечо, его щекотное дыхание и отзвуки удовольствия по всему телу убаюкивали. Хотелось накрыться одеялом и немного поспать. Чжан Чжэхань прикрыл глаза и не открывал, даже когда Гун Цзюнь копошился, вставал, влажным теплым полотенцем обтирал его. Тем более, когда снимал с члена использованный презерватив и боялся захихикать, разрушить момент. Захихикал сам Гун Цзюнь. Потом они пихались. Тот успел ополоснуться, отнеся в ванную полотенце, и почему-то холодной водой. Его холодные руки посылали по всему телу мурашки, а соски на ощупь казались острыми и твердыми. Чжан Чжэхань сам полез лапать, как будто минуту назад не хотел вздремнуть. Они возились так долго, что возбуждение вернулось, а резво пашущий кондиционер достаточно охладил комнату, чтобы создавать контраст температур на коже. Чжан Чжэхань был за спиной Гун Цзюня, Гун Цзюнь был до упора на его члене — они лежали на боку и только тяжело дышали. Без единого движения внизу. И только руки, которые он давно наложил на стройное тело, не отказывали себе в движении. Чжан Чжэхань теплыми пальцами мял и покручивал возбужденные горошины сосков, а Гун Цзюнь сжимался на его члене, всхлипывающе вздыхая. Они творили такое форменное безумство. Давали друг другу во всех смыслах и через мгновение синхронно хотели еще. На следующий день им придется потерпеть определенный дискомфорт. Вот только обычно все эти “потерпеть” были связаны только с работой. Уже ночью, дуя на забавно топорщащуюся челку Гун Цзюня, Чжан Чжэхань поглядывал на крепко вцепившуюся в запястье руку. Рассмотрел её до последней родинки, а потом перевел взгляд на спящее лицо. Он думал уже, что хотел бы однажды чего-то настоящего, того, что не имеет отношения ни к деньгам, ни к работе. И вот он получил такого зацикленного на деньгах и работе партнера. Точно знающего, что всё в их профессии за и ради денег. Понимающего как никто другой. Чжан Чжэхань давно думал, но обращая внимание на тех, кто порой оказывался рядом, всегда решал, что еще не время разрешать себе желаемое. Кто бы мог подумать, что можно и не разрешать. Можно не разрешать, не решиться, трусить и по-прежнему считать, что время не пришло. Наверное, потому что если оно пришло, то никакого сопротивления уже не потерпит. Посмотрев еще раз на спящего Гун Цзюня, Чжан Чжэхань решил, что он возьмет пример со времени и тоже не потерпит никакого сопротивления. Интересно, Гун Цзюнь и в этом окажется неожиданно на него похож?