Як часто ви озираєтесь назад? Запам’ятовуєте? Пригадуєте? Забуваєте… Шукаючи речі, знайомі запахи, погляди, доторки, мурахи по шкірі від кожної посмішки… Тихий шепіт на вушко, обійми і слова, які так потрібні саме зараз. Як часто ви озираєтесь назад?
Дверь захлопнулась. Звон ключей, небрежно брошенных на полку, раздаётся неприлично громко в пустой квартире. Тут всегда было тихо и спокойно, но уюта место лишилось уже давно, каждым днём теряя по одной частичке. Сначала это было что-то незначительное — любимая чашка и крохотные украшения, при взгляде на которые в душе таилось тепло. Затем пропали вещи, что всегда были тёмным элементом, контрастируя и выделяясь на фоне яркой одежды. Следом не стало запаха. Шлейф от духов запомнился рецепторам, заседая где-то глубоко глубоко в подкорках памяти, а свежий воздух начал казаться слишком удушающим. Квартира была пустой, кофе — невкусным. Не стало и человека, что был так безумно важен… Скинув обувь мужчина проходит на кухню, хватаясь обеими руками за стены, словно холод мрамора мог справиться с тревогой. Всё такой же скользкий и ледяной материал, но от этого желание прислониться увеличивалось в разы. Голова раскалывается… Мигрени мучают уже давно, но ни препараты, ни диагностика не оказали надлежащей помощи. Казалось, будто бы боль преследовала всю жизнь, настолько едкой она была. Хочется к холоду… больше холода. Тело сползало по стене, медленно оседая на пол. Минуту. Всего лишь минутку отдохнуть, это так было нужно… Веки прикрылись сами собой, отключая сознание и утаскивая в темень.***
— Жень, просыпайся, я тебе кофе сделал. — М? — Не потрібно так пити, алкоголік. — Заткнися. — Руки вслепую нащупали край чего-то мягкого, схожего на подушку, и что есть силы швырнули наобум. Следом за раздавшимся кряхтением, уголки губ быстро поползли вверх. — Ты меня чуть не убил! — Так тобі і треба… — последнее слово вышло смазанным, а голос стал напорядок тише. Сон вцепился крепкой хваткой, грозясь не отпускать, пока выдуманные сюжеты, пережитых на днях ситуаций, не закончат своё представление. Секунда. Две. Три. Приглушённый удар. Та же подушка вернулась к отправителю, вот только в более жёстком ключе. — Ти що здурів? — Сон как рукой сняло. — По заслугам. — Я тобі зараз..! — Ноги путались в одеяле, не давая возможности погнаться вершить мстивое-правосудие. Помогая себе руками, мужчина отбросил на пол мешающую вещь, намереваясь уже бежать, вот только дверь захлопнулась перед самым носом. — Спартак, відчини! — Подумай над своим поведением. — Я ж до тебе ще доберусь! Падло! Дёрганье дверной ручки и нецензурная брань, в явно выраженном агрессивном произношении, не увенчались успехом. А тихое хихиканье по ту сторону стены выводило из себя ещё больше. Он ведь издевается! — Спартак Олександрович, відчиніть двері! — Нє. Стукнувшись пару раз лбом об деревяшку, словно проверяя её на прочность, мужчина отступил на несколько шагов назад, заваливаясь обратно на мягкую постель. Пускай он сегодня и проиграл, но месть обязательно свершится! Просто немного позже… Улыбка с губ так и не слезла, румянец окрашивал щёки, словно намекая на всю абсурдность ситуации, а тёмные кудряшки разбросались на белой наволочке. Возвращаться ко сну не хотелось, но если не очень добросовестным образом ему была подарена такая возможность, то почему бы её не использовать? Прикрыв глаза мужчина сильнее укутался в мягкое одеяло, что не потеряло своего тепла за эти несколько минут.***
Руки заползают в карман брюк, ища среди чеков и мелочи пачку сигарет. Он ведь бросил курить, правда под надзором и уговорами, но тогда лёгкий дофамин замещали поцелуи, сейчас же у него остались лишь две сигареты, небрежно примяты, лежавшие на самом дне кармана. Такое поганое состояние… Не было злости, когда оставляли в пустой квартире, небрежно следом бросив " — Разберись в себе, Янович. ". Не было тревоги, когда исчезали последние ниточки, и без того обрывчатой, связи. Не было печали, не находя прежнего упокоения и ласки в объятьях и слабых улыбках с живым блеском глаз. Не было сожаления, когда холод одиночества захлёстывал до верху, а привязанное к ноге бремя утягивало всё глубже в омут. Жизнь застыла одним днём, а стрелки часов предательски не движутся. Запалив сигарету, мужчина делает одну затяжку. Клокочущий белый дым подымается к потолку, развеивая по кухне нестерпний запах гари. За несколько дней эта вонь будто въелась в стены и мебель, ей пропиталось всё. Сигара тлеет в пальцах, а мелкий пепел оседает на когда-то опрятном костюме, сейчас же ткань смята и обуглена. Мужчина оглядывает свой внешний вид, стряхивает остатки «преступления», а бычок выбрасывает в рядом стоявшую пепельницу. — Вибач, сонечко, це був твій подарунок.***
Губы смыкаются на шее, орудуя поцелуями оставляют багряного цвета отметины. Постепенно, короткими шажками подымаются к уху, цепляя зубами мочку. Влажная дорожка сводит с ума, а горячее дыхание распаляет ещё больше. — Ты такой красивый у меня. Господи… Этот шепот звучит одновременно повсюду, и словно только тут. Язык вылизывает раковину, затем переходит к месту за ушком. Эрогенная зона была раскрыта и с поличным поймана. — Спартак… Ноги предательски подрагивают, заставляя сильнее вцепится в чужую рубашку. Хотелось близости. Ещё больше близости. Чтобы лопатками чувствовать холод стены, носом утыкаясь в чужое плечо, чтобы пространства меж тел сократилось до минимального. — Тримайся за мене, кошеня. Добре? — Вдыхая полной грудью, мужчина словно пытался отложить где-то в памяти аромат своего партнёра. Эти кудряшки так и манили зарыться пальцами в шелковые прядки, оттягивая до болезненного всхлипа, а сладкий запах шампуня оставался лишь приятным послевкусием. — Я вже не можу, — руки беспорядочно скользили по чужой спине, впиваясь короткими ногтями в ткань, словно это помогло бы избежать падения. — Спартак, будь ласка… — Який чуттєвий хлопчик… — В голосе можно было распознать смешок, но нет, не в плохом ключе. Психолог всегда относился к словам и действиям своего партнёра со всей серьёзностью, будь то что-то незначительно, от выбора заведения в котором они планируют поужинать, до чего-то более весомого — раскрытия желаний и предпочтений. Яновичу во всём нужна была раскачка, чему мужчина, активно, потакал. — Ти ж не хочеш щоб усі цікавинки закінчились прямо тут? — Руки бредут ниже, находя своё законное место — на ягодицах, сжимая и подтягивая партнёра ещё ближе к себе. Вечер обещает быть приятным, а яркость красок запомнится надолго.***
Подыматься с пола было болезненно, каждая мышца тела затекла, а ноги казались ватными, не способными удержать. Брючная ткань разровнялась, оставляя, когда-то надоедливые, сейчас же до страха безразличные, — полосы. Стряхивая накопившуюся пыль и осевший пепел мужчина побрел к раковине. Воды… Нужно обязательно протереть пятно на пиджаке, иначе вещь будет грязной, а так ведь с подарками нельзя, верно? Кран повернут в сторону, вода бежит небольшой струйкой, омывая тонкие пальцы и худые запястья, забирается под рукава, и так же быстро стекает к локтям. Пропитываясь, и без того серая ткань, становится темнее. Холод неприятно саднит кожу, а мурашки появляются как по следам. Отдёрнув руки, словно рефлексом при ожоге, мужчина уставился в неведении. Кончики пальцев мелко подрагивали. Тремор… Он ведь никогда не замечал за собой подобного, было волнение, был страх, но не на пустом месте. — Ти занадто зациклюєшся, Янович. Боль это ведь тоже чувство? Физическое страдание бывает нестерпимым, оно служит сигналом реального или предполагаемого повреждения тканей, активность в чувствительных нервных волокнах нервной системы, возбуждаемая стимулами, обладающими пульсирующей интенсивностью. Но что на счёт психогенной боли? Когда ты мечешься из стороны в сторону, не способный локализировать характер боли и оказать себе в надлежащей помощи, а оно всё скребёт и скребёт, не давая набрать в лёгкие побольше свежего воздуха. Состояние душит, но легче не станет. Провоцирующих факторов так много… но чувство не появляется. Оно притупилось, засело где-то в закромах.***
Я віддав би все, щоб знову що-небудь відчути…