Блеск золота Хатака

Сначала было зарево и сотни бхутов. Чёрная кровь хлестала из истерзанных тел. А потом только боль и тишина. Махадева Шива явился из огня, разогнав хаос; его золотые змеи с блестящей чешуёй оживали, обвивая плечи и шею. Рудра Астра обратила демонов в пыль, а чёрные волосы взвивались к небу жуткими тенями, скрывая собой луну и солнце. Его вязкая тьма поглощала всё вокруг, тянулась из самых глубин Виталы. Амала чувствовала боль, подхваченная горячими, как пламя, четырьмя руками, и шум творящегося вокруг безумия сменился невесомой тишиной. После — темнота. Из сладкого забытья она тянется к родному голосу, борясь с налившимися усталостью веками. Поворачивает тяжёлую голову, пытаясь осмотреться. Что, вообще, произошло? Где она? Главное из прочего Амале удаётся вычленить сразу: она точно жива, и чувствует себя вполне удобно, вытянувшись во весь рост на длинном низком диване с бархатной обивкой, щедро заваленном подушками и вышитыми шёлковыми покрывалами. Облачена в новое сари — дело заботливых рук Рэйтана. В том огне вся её одежда должна была сгореть дотла. Выдыхает. Она в безопасности. Рэйтан рядом, расположил её голову у себя на коленях, расслабленно откинувшись на мягкую спинку, по-хозяйски запустив пальцы в её волосы. Густые чёрные ресницы опущены, на бледном лице — привычное спокойствие. Если бы Амала ничего о нём не знала, непременно сочла бы, что он просто задремал, ожидая её пробуждения. Стоит ей немного пошевелиться, как он тут же открывает глаза и склоняется над ней. Его мягкий, тихий голос окончательно возвращает в реальность: — Как ты себя чувствуешь? Амала не отвечает, поворачивается на бок, утыкаясь носом в его живот. Кажется, она отсутствовала несколько недель: всё тело затекло, и теперь отказывается подчиняться. Память болезненно вязнет в ворохе мыслей. Амала старается вспомнить хоть что-нибудь, но в голове не складывается никакой ясной картины о произошедшем. Впервые за долгое время её будто совсем ничего не тревожит. Воздух пахнет ладаном и чем-то тягуче-пряным, дурманящим — Рэйтан никак не может без своих благовоний. Амала слабо улыбается своим мыслям, тянется рукой к его прохладной гладкой щеке, но касания его кожи становится достаточно, чтобы в голове тут же замелькали десятки бессвязных тревожных образов: Удушающий дым, крики людей, змеи, обвивающие шею Бога... Четыре руки, синяя кожа в пепле... Луч света и мягкая, тёплая тишина. — Я потеряла сознание... — она думает вслух, кладёт ладонь на свою грудь и хмурит брови, — Киран! — Взволнованно задыхается, пытаясь подняться, — как я могла забыть... — Киран в безопасности. Амала собирается возразить, но Рэйтан снова отвечает на её вопрос прежде, чем она успевает его задать: — Лима, Киллиан и Габриэль тоже в порядке. — Они, наверное, ищут меня… Сколько же я спала? Они же не знают о том, кто ты такой, — нервничает, — они же не знают? Он улыбается так светло и мягко, как из её знакомых умел улыбаться только Рэйтан Вайш. — Нет, они не знают. Он улыбается, и от его улыбки ей вдруг становится необъяснимо жутко. — Мы с тобой вне времени, так что, когда ты вернёшься, всё начнётся там, где закончилось. — Мне показалось, что я видела... Видимо, это был ты? — Амала слышит, как дрожит её голос, как в груди заходится сердце, и неумолимые волны беспокойства накатывают с новой силой, — Рэйтан, ты так напугал меня. Нас всех... — Правда? Мне жаль. Отдохни до своего возвращения. Побудь со мной немного, и, обещаю, скоро тебе станет легче. Рэйтан смотрит с той же нежностью, с какой всегда на неё смотрел. Однако сейчас от этого взгляда Амале почему-то хочется спрятаться. Стоит вспомнить тот его образ из Клифаграми, как по спине пробегают мурашки ужаса. Ещё страшнее становится от воспоминания о том безумии, охватившем её в ту ночь, когда она, без оглядки на любимого брата и друзей, бросалась в объятия чудовища, безжалостно терзающего проклятые души. Какая-то неведомая сила сводила её с ума — Амала помнит, как кричала неизвестные ей слова на санскрите многорукому божеству с горящими глазами и родным лицом. От этих назойливых мыслей её передёргивает в плечах, но спросить прямо она не решается. Может, это были видения в бреду? Она просто сошла с ума... Рэйтан молчаливо наблюдает, как сменяют друг друга беспокойные эмоции на её лице, проводит ладонью по смуглой щеке и нахлынувшая из ниоткуда боль мгновенно уходит. Амала понимает: он что-то сделал, но вдумываться в природу его действий ей совсем не хочется, и она податливо расслабляется, прижимаясь к его груди. Слушает размеренный стук его сердца и спокойное дыхание — это успокаивает. Нет, Рэйтан не мог быть тем жутким образом из Клифаграми. Теперь она уверена: то был его хозяин — Великий Бог Шива. Но если всё так... Зачем он явился туда? — Обещай мне, что ты не будешь разрушать себя ради меня... — Амала шепчет тихо, боясь, что в Витале с ней он особенно уязвим. Вдруг кто-то может слышать их разговор? — Я разрушаюсь без тебя. Но ради тебя я живу. — Я почти уверена, что видела там Его... — она осекается, гадая, стоит ли ей продолжать, но встречая вопросительный взгляд Рэйтана, осторожно обьясняет: — не подумай, я не сумасшедшая, но я уверена, что там был Шива. Амала опасливо всматривается в чёрные глаза напротив, молясь про себя, чтобы её догадки не оправдались. — Он пришёл за тобой? Рэйтан не отвечает — смотрит в пустоту перед собой и что-то обдумывает. Амала не знает, но Ади Шакти чувствует Его присутствие. — Я видела Шиву, — она не унимается, тревожно теребит его руки, перебирает пальцы. — Может быть, — Рэйтан не отрицает, и не подтверждает, — ты голодна? Тебе нужно поесть, — переводит тему, или действительно только вспомнил, что она — человек. Амала мотает головой и досадливо поджимает губы, понимая, что внятных ответов она снова не дождётся. Даже теперь, когда они так близки, Рэйтан себе не изменяет. Продолжает недоговаривать. Но что если Шива явился? Что если он явился за своим аватаром... Она забирается к Рэйтану на колени, топя его в шёлковых покрывалах, а он продолжает смотреть на неё так, будто видит впервые в жизни. Или будто больше её не увидит? И от этого его взгляда сердце Амалы сжимается, затягивается в тугой узел, отказываясь биться. — Что я могу сделать для тебя? Я хочу помочь... — Амала снова осекается, понимая, какую глупость, должно быть, сейчас чуть не сказала. Ну как смертная способна помочь аватару Бога? Рэйтан снисходительно улыбается, обхватывая её тёплое лицо прохладными ладонями. — Всё будет хо-ро-шо. Ты веришь мне? Амала кивает — приходится верить. Рэйтан всегда был искренен и честен с ней. Нет причин не доверять ему сейчас. Рэйтан удовлетворённо кивает в ответ, проводит по воздуху рукой: из ниоткуда перед ними появляется богато уставленный едой столик. Ещё один жест — и от мрачной пустоты Дворца их скрывает полупрозрачный балдахин. Но Амале совсем не хочется есть — в прохладной мёртвой обители божества она будто сама приобщается к чему-то высшему. К чему-то, что не имеет отношения к её привычной человеческой жизни. Ей не хочется отпускать его из своих рук, и она с ужасом осознаёт своё желание остаться здесь навсегда. Амала не хочет в мир живых, к друзьям, и даже к брату. Никакого чувства вины или сожаления. Рэйтан улыбается, прячет Амалу в своих объятиях. Он бы сам был рад позволить ей остаться, но не может. Ей предстоит вернуться к своим человеческим делам, а ему — вернуть равновесие Тамас-Витале. Тот гнев, что Махадева обрушил на бхутов, мог обернуться непоправимыми последствиями для каждого из миров, но Амала Басу смогла его укротить. Всё это — позже, а сейчас его Шакти успокаивается у него на коленях, смотрит на него сверху вниз, накручивая чёрные локоны на пальцы, изучает тонкую резьбу на золотом хаара, обрамляющем его плечи. Такие долгожданные минуты покоя, в поиске которого он провёл сотни лет на заснеженных вершинах гор, постигая абсолютную духовную реализацию. Где снежные крупицы путаются во тьме волос, где на заре оглушает безмолвие мира, где стрела Камадевы однажды пробила грудь, и тёплая кровь разлилась Вечной Любовью. И во веки веков он будет обретать покой только в прикосновениях её нежных рук. Шакти, утерянная добровольно, заточённая в хрупком человеческом теле, изучает пальцами его лицо, и добравшись до губ, замирая, прикусывает свои. Она желает владеть им даже здесь. В ней пылает пламя, ласкает его под кожей своими горячими языками. Махадева ловит её ладонь, привлекая к губам, целует и шепчет: — Хочешь, я расскажу тебе легенду о Хатака? — Хитрые складочки красноречиво залегли в уголках его глаз, — впрочем, быть может, это не легенда... — Снова твоя таинственность... — Амала улыбается, подавшись вперёд, прислоняется лбом к его лбу, — знаешь, любая рассказанная тобой легенда перестаёт быть просто красивой сказкой. Непослушные волосы соскальзывают с её плеча, и Рэйтан ловит их своим лицом. Мгновение с ней стократ ценнее тысячелетий. Воздух затягивает слабый аромат сандала, и Амала ощущает, как начинает вязнуть в сгустившимся пространстве. Рита-Шива и шагу ступить не может, не задёрнув завесу тайны — обличает своё каждое действие в ритуал. — Доверься мне. — Его бархатный голос звучит на древнем санскрите. Амала понимает его. — Великий Бог Шива воссоединяется со своей женой Бхавани, и их начала образуют реку под названием Хатаки… Рэйтан задумчиво намечает пальцем изогнутую линию реки на груди возлюбленной. Медленно ведёт от ключиц и спускается ниже, увлечённо сопровождая незамысловатое движение глазами. Амала не позволяет ему отстраниться, удерживая его руку на своей коже и продлевая прикосновение, за которым в сознание прокралась, пока что ещё, едва уловимая мысль. — Когда огонь, ярко разгораясь под порывами ветра, поглощает воду этой реки, а затем с шипением разбрызгивает её, она превращается в золото, которое называют Хатака. Он проводит ладонью по её бедру, их взгляды переплетаются. Амала дрожит. Чувствует его присутствие, как никогда прежде. Не физическое — она словно касается самой его сути. Прежде она не смела смотреть так глубоко. Она знает его движения, энергию, всю его боль. Знает, что его гнев способен разрушать миры, а его любовь — сама Вечность. И эта черта: говорить отстранённо, загадками, подбираться к истине через метафоры. Его непреклонность и аскетичность, холодность и властность — это всё всегда было в Рэйтане Вайше, но только сейчас Амала впервые способна его разглядеть. Она знает о нём всё? Рэйтан притягивает Амалу к себе и оставляет поцелуй на её губах; свободную руку отводит в сторону, желая получить нечто из пустоты. В прохладном воздухе Дворца Виталы материализуется золотое хаара и тяжело опускается в его раскрытую ладонь. Он продолжает: — Демоны, населяющие Виталу, и их жёны носят украшения из этого золота и наслаждаются жизнью... — Понизив голос на тональность, опускает ресницы, засмотревшись на её губы. Перехватив возникшее из ниоткуда колье тончайшей работы, протягивает руки по обе стороны её плеч и облачает в священное древнее золото. Ловким движением пальцев расправляется со сложной застёжкой за её спиной. Увесистое кружево из драгоценного металла идеально ложится на её плечи и грудь, словно всегда было предназначено ей. Едва касаясь, Амала проводит рукой по резьбе, наощупь изучая узор из множества солнц. Тихо шепчет, всё ещё полагая, что такой подарок мог нарушать некий божественный договор: — Солнце... А у тебя полумесяц. Он кивает, ласково касается её носа своим. Амала скоро всё почувствует и осознает сама. Шива всего лишь помогает Шакти добраться до древнего бессмертного знания, упрятанного глубоко в её смертном сердце. — Мне показалось, что это будет символично. Знаешь почему? — Я знаю легенду, где Месяц влюбил в себя прекрасную индийскую девушку, — Амала досадливо поджимает губу, — потом он её оставил… Рэйтан смеётся тихо, упираясь лбом в её ключицу. — Не та легенда, Амала. Я о другом. Смотри: Луна или белое бинду — это я, несущий в себе аспекту Шивы. Красное бинду или огонь — аспекта Шакти. Вместе их союз — это солнце. Моя Шакти... Махадева осёкся. Вишну подсказал ему заглянуть в её мысли, но не мешать естественному течению человеческой судьбы. Шива, как обычно, решает всё сделать по-своему. Но мог ли он не поддаться искушению подтолкнуть её в верном направлении, зная, что Амала и так уже всё поняла? Мог, но не захотел. В Клифаграми он вспомнил, как сильно по ней тосковал... — Моя Шакти перерождается, и у неё множество имён и лиц. Я долго искал... И нашёл её в новом воплощении. Амала, кажется, перестаёт дышать, а её сердце отбивает в груди бешеный ритм. Она знает Рэйтана, но под другим именем. Перед ней аватар Могущественного Бога, или всё-таки нет? Есть ли приставка у второго имени Рэйтана? Амала действительно видела самого Шиву той жуткой ночью, но бросалась к нему в руки вовсе не потому что сошла с ума — к нему её непреодолимо тянула истинная природа. Чувство, будто кто-то пробудил от сна, но она не была к этому готова. И всё таки, быть может, где-то в самом потаённом уголке сознания, очень ждала. Уже давно пришедшее осознание теперь становится ясным как день. Амала вспоминает, что со дня их первой встречи необъяснимо тянулась к Рэйтану, и роняет тихое: — Махадева... Шива. Услышав собственное имя из её уст, Рэйтан улыбается иначе — в его глазах вспыхнула тьма. Чуть медля, он наконец кивает и отвечает: — Махадеви Ади Шакти. Амала Басу. Моя июньская лилия. Сердце сжимается от тоски. То был он... А она сочла его чудовищем. Не найдя слов, Амала прижимает голову Шивы к своей груди и робко гладит его прохладную спину. Махадева закрывает глаза, зарывается лицом в спадающие по её плечам волосы. Тело аватара слишком тесное и слабое — Рэйтана хватает лишь на одну Его грань. Но в Рэйтана вполне возможно уместить любовь и касаться Шакти хотя бы одним вектором своего существа. К смертному телу смертной рукой. Он так её ждал. — Моя любовь и тяга к тебе безграничны, Амала, — обжигает дыханием её висок, ему нравится её молчание и дрожь в ответ, — чувствуешь? Ты наполняешь меня теплом, жизнью. Рэйтан невесомо проводит тёплыми пальцами по тонкой коже её шеи, намечая линию волос, и запускает их в густые пряди. Сжимает и тянет. Шакти податливо опрокидывает голову, желая ощутить его губы на своей ключице, и Рэйтан целует, где она просит, сам же мгновенно растворяясь в потоке чувств. Он слышит, как сбивается её дыхание, как она неразборчиво шепчет: — Ты мой. Всегда был моим. Он сгорает в её руках. Сгорает под кожей. Шакти близко — Махадева теряется и осыпается пеплом ей в ноги. Невыносимая пытка быть с ней по разные стороны смерти и бессмертия. Нет, он не мог поступить иначе, и потому пробудил от сна. Ведь она ждала его. В бледном свете Виталы её блестящее сари теперь кажется лишним. Подарок, сотканный им из пустоты, теряет свою необходимость и плотность, медленно растворяется в воздухе серебрящейся пылью, беззастенчиво приоткрывая взору её наготу. Руки Рэйтана нетерпеливо скользят от её шеи вниз. Амала прячет зардевшиеся щёки ладонями и вздрагивает под обжигающими касаниями к ставшим до боли чувствительными участкам кожи. Она задерживает дыхание на миг и порывисто выдыхает Рэйтану в шею, прижимаясь грудью к его груди. Он пахнет жасмином и ладаном. Ледяной Кайлас. Тысячелетия аскезы и медитаций. Прожитая вечность в его бесконечно тёмных глазах тлеет желанием и канет в небытие. Амала нетерпеливо подаётся навстречу, когда Рэйтан проводит ладонью по внутренней стороне её бедра. Обвивает пальцами правой руки её шею, пальцами левой — касается тонкой ткани между её ног. С приоткрытых женских губ срывается короткий вздох. Махадева просит, подавляя желание приказать: — Развернись. И Амала покоряется, льнёт к нему, пересаживаясь; красиво выгибается в спине, зная, что Рэйтан не отрывает от неё взгляда. Сотни лет практики — Шива замедляет сердцебиение, стараясь вернуть испепелённый в секунду контроль над своим непокорным человеческим телом. Аватар горит изнутри, рвётся из оков. Он хочет чувствовать себя живым, дышать, творить хаос. Июньская лилия. — Я слишком тосковал без тебя, — ладонью вниз по её гладкой спине, талии; двумя руками — по едва выступающим рёбрам. Любуется бесконечной красотой изваяния совершенного женского тела. Имея вечность в запасе, не торопится, впитывает её присутствие каждым атомом своего существа. Оставляет поцелуи по линии позвоночника, рисующего изящную впадинку на её коже цвета самого благородного Хатака. Он ей одержим. Шакти откликается всем телом: она прогибается, ёрзает, когда властные руки Махадевы сжимают и натягивают кожу её ягодиц. Он вдавливает её в свои бёдра, позволяя прочувствовать неминуемый ответ его тела на её игру. Амала не видит его улыбки, шумно втягивает воздух и выдыхает вместе со слабым стоном. Таким необходимо-невинным, таким разжигающим. Его губы скользят по линии её шеи, спускаются по мягкому изгибу плеча, оставляя влажный след. Он цепляет её подбородок пальцами и мягко поворачивает к себе. Глаза Амалы закрыты — хочет осязать. Даже в смертном теле Шакти стремится к слиянию в Ардханари. Его энергия жизни. — Посмотри на меня, — полушёпотом в губы, выдерживая ничтожную дистанцию. Амала послушно открывает глаза, склоняет голову на бок, возбуждённо дыша. Махадева мажет пальцем по её приоткрытому рту, и Амала ловит его губами, втягивает, выполняя немыслимую хореографию языком. Сквозь всхлипы она следит за его эмоциями, умело увлекает в ловушку собственных фантазий: Пленённые руки — прекрасно, но Амале не стоит довольствоваться малым. Незатейливая провокация, но безошибочный и такой желанный ею эффект. Она снова и снова повторяет нехитрые движения. Позволяет ему проникать до упора. Боги... До упора прямо в её горячий рот. Рэйтан пытается взять главенство, но не в силах даже вернуть себе волю собственных рук — он тянется той из них, что пока что свободна, вниз, стремясь утолить это безумное основное желание. Застёжка пояса из драгоценного металла щёлкает, освобождая белый шёлк, до сих пор облачающий его ноги. Амала хитро щурится, но не торопится отказаться от своей игры по его первому зову. Нет, ещё не время. Он должен просить. Пусть не словами — ей вполне будет достаточно стона. Амала коварно спускается ниже. Она обманчива. Горячими губами по мраморно-белой коже, по тугим напряжённым мышцам живота, задерживается на самой чувствительной грани, но не спешит её пересечь. Рэйтан обессилено закрывает глаза, сдаётся. Амала снова практикует пытки. Казалось, минула вечность, прежде чем её губы нашли путь к сосредоточию всех его мыслей. Касание горячего языка через невесомую ткань заставляет Рэйтана дышать чаще, томиться в предвкушении, но Амала вновь отстраняется, увлечённая собой. Испытывает. Невзначай задевает подбородком уже до боли напряжённый член, и тогда Рэйтан не сдерживается: откликается коротким шипящим стоном. Она изводит. Каждое её движение вынуждает всё чаще вздрагивать, втягивать воздух сквозь сжатые зубы. Затянувшаяся пытка становится невыносимой, и он тянется к её волосам, желая помочь ей найти верную траекторию. Так инстинктивно... Примитивно. — Чего же ты хочешь, Рэй? — Амала позволяет его пальцам запутаться в её волосах. Прижимается щекой к его ладони, рукой намечает линию по напряжённому животу. Она знает, что всё может быть иначе, стоит ему лишь захотеть... Рэйтан приподнимается на локтях, смотрит ей в глаза из под опущенных ресниц — взгляд Вечности под пеленой желаний Тамаса. Он подавляет порыв сжать её пряди у основания и направить её голову так, как до боли жаждет. — Я хочу тебя. Единственное желание взять то, что принадлежит ему. Слиться с Ней в свой первозданный вид. Человеческое тело вовсе не думает о слиянии с Космосом — оно просто хочет проникать в неё. — Скажи, чего ты желаешь? Её голос звучит везде. Она стягивает с него одежду, проводит языком по своей ладони и обхватывает возбуждённую до предела плоть. Из его груди вырывается вздох мучительного облегчения, кисти рук сжимаются в кулаки. — В этот раз я желаю тебя иначе, Махадеви. На самой тонкой грани между желанием боготворить, вознося к небесам, и подчинять, опуская перед собой на колени. — Так возьми… Не балансирует и ступает за грань. Рэйтан срывается, перехватывает её запястье и притягивает к себе. Проникает в сознание, позволяя ей проникнуть в своё. Он обманул бы себя, оправдавшись, что в том не было напора. Амала замирает в сантиметре от его губ, на лице мелькает тень страдания, зрачки растягиваются, перекрывая янтарный цвет. Видит себя его глазами, чувствует атлас собственной кожи под его пальцами, желает себя саму его телом. В своём смертном воплощении Шакти забыла, что значит быть божеством. Ощущения, что они делят сейчас, должно быть, сводят её с ума. Рэйтан хотел бы сжалиться, мгновенно всё это прекратив, но Махадева прекращать не хочет. Амала видит в его взгляде понимание — Рэйтан чувствует то же самое. Слишком сильная энергия для смертного существа, и ей кажется, что она разрывается на части. Не сама ли этого добивалась? Подаренное ей одеяние рассыпалось и истлело, но Махадева смотрит в глаза. Амала улыбается и кивает — нравится. — Продолжай, Рэй... И Рэйтан неторопливо накрывает её губы — к таким ощущениям нужно привыкнуть, но Шакти тут же даёт понять, что тянуть не желает, мгновенно превращая его нежность в развязное, жадное желание. Она умело подавляет волю, не позволяет вдохнуть, впивается в его губы агрессивно, кусая, заставляя реагировать всё несдержанней. Дыхание становится рваным, тяжёлым. Амала сдаётся первой, прерывая поцелуй. — Я готова... Прошу... — её голос звучит почти умоляюще. С несвойственным ему нетерпением, Рэйтан преодолевает шёлковую преграду её белья. Касание влажной кожи между её ног, и Амала вздрагивает, качает бёдрами ему навстречу. — Тогда будь откровенна. — Шепчет ей в губы и толкает пальцы внутрь — сразу до основания, требуя полной отдачи. Он любуется, удерживая её подбородок рукой, наслаждается её сладостной мукой. Короткие глубокие толчки — её глаза закатываются, тело покрывают мурашки. От ощущений Амалы пробивает дрожь. Рэйтан стонет тихо, чувствуя волны её удовольствия под своей кожей, и замедляет темп. Тогда она вновь обретает способность говорить: — Ещё... — Такая чувствительная... — голос утратил привычный покой, — узнаю тебя. Не терпишь полумер... Она сжимает его запястье бёдрами, когда Рэйтан вновь ритмично ускоряется внутри. Махадева не замечает, как его единственной мыслью становится самая приземлённая из всех возможных: Как горячо, узко, мокро... — Мне нужно больше… Мне нужен весь ты, — она тянет его голову к себе за спутавшиеся волосы, вцепившись у самых корней, обжигает дыханием висок. Серебряный полумесяц тихо звякает о её зубы, и она прикусывает, оттягивает серьгу вниз, причиняя боль. Рэйтан шипит, высвобождает влажные пальцы, цепляет и стягивает ими её бельё. — Безумная... Перехватывает её тело в своих руках, опрокидывает на спину — резче, чем хотел — в страсти на грани с грубостью доведённого до предела владыки демонов. Хранителя Вселенной. Амала выжидала, когда он наконец позволит себе освободиться от эфемерных оков. Осторожный, нежный Рэйтан — таким и будет с ней после, но не сейчас. Шакти здесь, перед ним, для него. Тёмный взгляд ловит каждое её движение, стремящееся к утончённой плавности. Каждую деталь. Она — Совершенство. Извивается, как змея, каскад волос спадает по смуглым плечам, по священному золоту её хаара. Шакти сгорает, как свеча, и её лик мерцает во тьме всех Его храмов. Амала чувствует его близость, трётся ягодицами о твёрдую возбуждённую плоть. Вместе с его касаниями рождаются тысячи звёзд в глубокой тьме космоса. Она чувствует Его под своей кожей, переплетается с Его сутью. Замирает, когда Махадева наматывает её волосы на кулак и тянет на себя. Сжимает рукой узкую талию перед долгожданным таинством единения. Он сдерживается, подавляя порыв войти сразу глубоко и грубо, на корню исчерпывая этот дикий, терзающий его голод. С губ Амалы срывается протяжный стон, тело под ним сжимается, когда Рэйтан медленно, но настойчиво заполняет её. Не позволяя опомниться, ритмично погружается в неё мгновением позже, рвано дышит, и Шакти вторит ему, с готовностью подаваясь навстречу. Отдаваясь волнам, что подступают и отступают, и бьются внутри. Махадева обвивает её грудь рукой, вдавливает в подушки, теперь проникая до упора. Глубокими быстрыми толчками доводит себя и её до предела, и тут же замедляется, вынуждая просить ещё. И когда Амала просит на выдохе, Рэйтан грубо и несдержанно утоляет собственную жажду вновь. Вбивается в горячее тело, закусив губу, сминает её нежные запястья, услаждая, подчиняя. И подчиняется сам. Блеск золота Хатака во тьме Виталы, и матовый бархат обнажённой кожи. Её стоны, порывистые вдохи, блаженная истома, звон браслетов на их руках. Движения становятся резче и беспощаднее, и женский голос срывается на крики пресыщения. Рэйтан прикусывает её шею, напрягается всем телом, чувствуя частые сокращения её мышц внутри. — Ты только моя, Амала Басу. — Шипит ей на ухо, оставляя смазанный поцелуй на виске. Амалу пробивает крупная дрожь, мир на секунду гаснет, сжимаясь до атома. Махадева стискивает её талию двумя руками, и клацнув зубами, опрокидывает голову назад. Растягивает миг высшего блаженства на несколько глубоких проникновений и разливается теплом внутри. Они распадаются на частицы и сплетаются воедино, осязая друг друга во всех Трёх Мирах. Они везде. Древние горы, полевые цветы, бушующие волны океанов... Они — воплощение энергии Вселенной, сосредоточие космоса. Первобытное земное безумие сменяется переполняющей душу нежностью. Махадева аккуратно убирает растрепавшуюся прядь волос с её порозовевшей щеки. Положив ладонь на тяжело вздымающуюся женскую грудь, чувствует, как быстро бьётся живое сердце и замечает биение собственного. — Ты наполняешь меня жизнью, — его тихий глубокий шепот пробирает до мурашек. — Хочу, чтобы так было всегда, — Амала прижимается к нему, не желая отпускать его вопреки всему. Никогда. — Хочу быть рядом. Вокруг распускаются ночные цветы, бесконечные хребты гор тянутся до горизонта. Луна бледным лучом ласкает обнажённую кожу. Амала обвивает его поясницу ногами. Снова желает сплестись с Рэйтаном в единое существо. Заплетает ему косы, перебирая спутавшиеся в страсти чёрные пряди, вплетает в них белые лотосы. — Мой путь не закончен, Махадева. — Говорит спокойно, смотрит на Шиву, и в глубине её глаз царит умиротворение и благодать. Он отвечает нежной улыбкой, сжимает её ладонь. — Ты не запомнишь эту ночь, — целует её пальцы, — но я всегда буду рядом. — Как Рэйтан Вайш? Шива кивает, хитро дрогнул уголок рта. Шакти укоризненно приподнимает бровь и наставляет мужа: — Ты и так нарушил равновесие, пренебрегая собственным законом и моей волей. Ты не можешь быть на Земле в облике человека, ведь ты преобразовываешь мир. Что скажут остальные Тримурти? Махадева хмурится, немного поразмыслив, отвечает спокойно: — Рэйтан Вайш — всего лишь мой вектор, но он — это я. Часть меня будет оберегать тебя, пока я буду хранить порядок. Я буду смотреть на тебя его глазами, любить тебя его сердцем. — И, всё же, Рэйтан — не человек... — Амала срывает цветок, перебирает лепестки пальцами, — а я воплотилась в теле смертной. — Это твой путь, и ты должна его пройти. Мой аватар рядом — то немногое, что я в силах для тебя сделать. Ни в одном из миров не будет равновесия, если мы не едины и страдаем друг без друга. Тримурти знали, через что мы должны пройти, и они полагали, что однажды мы нарушим собственные законы. — У тебя всегда был сложный характер, — она нежно улыбается, целует уголок его губ, и слезает с его колен, опускаясь в мягкую траву, — они никогда с тобой не справлялись. Шива смеётся и опускается следом, кладёт её голову на свою грудь. — Тримурти и остальные хотят спокойствия. А ты и я несопоставимы со спокойствием. Ты знаешь, что бывает, когда тебя нет рядом со мной. Мне больно, а моя боль — это боль Вселенной. Шакти задумчиво смотрит на луну. — Здесь нет места боли, ведь я всегда нахожу тебя. И в каждой новой жизни я буду искать тебя снова и снова. Шива тяжело вздыхает, чувствуя горечь предстоящих утрат. Человеческое тело всё ещё отзывается приятной дрожью. — Я буду ждать тебя. Трава серебрится под лунным светом, волнами качаясь на тёплом ветру. В безмолвной тишине гор, боги смотрят на мириады мерцающих звёзд в тёмных глубинах Вселенной. Они созерцают Вечность.

***