Ты можешь назвать эту песню набором бессмысленных фраз...

Саша вернулась из школы, портфель полетел в угол коридора, раздражённо вытащила из ушей наушники, кинула на тумбочку. Мама хотела спросить, в чём дело, передумала, махнув рукой. — А что тут коробки везде, переезжаем куда-то? — пошутила Саша. — Саш, ну… Мы правда переезжаем, — сказала мама. — Мне предложили новую работу. И тебе придётся перейти в новую школу, наверное. Ты как на это смотришь? — Да мне пофигу, — дёрнула плечом она. — Будешь в одной школе с Лизой учиться, — сказала Лиля, которая как обычно сидела у Марго в гостях и тоже ждала крестницу из школы. — Какая ещё Лиза? — пробормотала Саша, мрачно добавила. — А, ну теперь я точно в восторге. Мне-то до неё какое дело? — Точно всё в порядке? Ты не против? — уточнила мама. — Да ещё и в начале года… — Ну раз пофигу, то, значит, не против, — перевела Лиля, и Саша, благодарно кивнув крёстной, скрылась за дверью своей комнаты. Она бросила на стул косуху плюхнулась на кровать и, уставившись в потолок, пробормотала: «Бесит. Всё». Саша немного побренчала на гитаре, отложила в сторону, нашла в телефоне контакт, подписанный как Александр Георгиевич, написала: — Привет. Мы переезжаем. Я пойду в новую школу. Ответ пришёл почти сразу же: — И как? Волнуешься? — Да мне вообще пофигу, — пальцы яростно застучали по экрану. — Меня в старой школе все достали, может, в новой будет получше. — Случилось что-то? Расскажешь? Саша невольно улыбнулась, прочитав сообщение. Надо же, спрашивает, беспокоится, наверное. О ней беспокоится. — Ничего особенного. Настроение такое. Девушка хотела дописать что-нибудь ещё, но потом перевернула телефон экраном вниз. Ну зачем такому человеку как Васильев общаться с ней? Разве что из вежливости, разве что из-за нежелания обидеть. А если точнее, из жалости. Саша сидела в тишине, уронив голову на руки. Мама на кухне за стенкой болтала о чём-то с Лилей, своей подругой, гремела посудой, и всё было так обыденно, так привычно… Так откуда же это чувство, что она одна в целом мире? Вдруг её горькие мысли прервал телефонный звонок, Саша вздрогнула, тут же подумала: «Может, Васильев?». Отказалось, звонил отец. Саша не сдержала разочарованного вздоха. В другое время она бы, может, с удовольствием с ним поболтала, но сейчас… На разговоры не было сил — ни с кем, а с ним отчего-то — особенно. «А ты, папа, очень вовремя, как всегда», — не удержалась от едкого комментария Саша, сбрасывая звонок. Саша взяла в руки гитару, заиграла, яростно и зло. Ей очень не хотелось слышать, что у неё получалось, зато отчаянно хотелось сорваться хоть на чём-то. Саша вспомнила вдруг, как пыталась научиться играть на гитаре лет в десять. Но только лишь ей стоила взять гитару в руки, как она вновь начинала путаться, все мамины объяснения тут же вылетали из головы. Да и игнорировать кровавые мозоли на пальцах получалось так себе, и девочка с досадой отложила инструмент — подарок Александра Георгиевича на её десятый день рождения. Вдруг раздался звонок в дверь, Сашка побежала смотреть, кто пришёл. Увидев на пороге Васильева, она с детской непосредственностью кинулась обниматься, повисла на его руке. — Саша, — укоризненно покачала головой её мама. — Да не ругайся, Марго, — улыбнулся он. Они пошли на кухню чай. — Саш, спасибо, что пришёл, — улыбалась мама, подавая ему чашку. — Я очень рада тебя видеть. — Я тоже, — подсела к нему рядом Саша, капризно надула губы. — Я соскучилась. — Правда? — рассмеялся Васильев. — Можно подумать, мы с тобой давно не виделись. — Да, давно, — грустно вздохнула Саша, положила голову на его руку. Мама расспрашивала Васильева о концертах, о записи нового альбома, а Сашу пока никто не прогонял, так что она сидела и слушала. Слушала, как Васильев рассказывал, что у них ушёл из группы гитарист и звал её маму в группу, то ли в шутку, а то ли всерьёз, а она со смехом отказывалась, и Саша не понимала, почему. А потом мама уговаривала его прийти к ней на интервью, клялась, что «я же не буду дурацких вопросов задавать, ты же знаешь». На неё внимания они больше не обращали, и Саша ушла в свою комнату, не забыв прихватить целую горсть конфет со стола. Через некоторое время к ней в дверь постучали, она оторвалась от книжки, которую читала и пробормотала: — Да. Васильев зашёл в комнату, весело спросил: — Ну что, Санька, учишься играть, получается? — Нет, — вздохнула она. — Совсем не получается. — Что не получается? Давай показывай. Васильев деловито потёр руки, и пришлось нехотя снять гитару со стены. — Играть больно, — пожаловалась девочка. — Ничего, привыкнешь. Правда привыкнешь, не вру. Они с Васильевым сидели и разучивали «Выхода нет» — ту песню, что она пыталась сыграть сама. Через час к ним заглянула мама, с улыбкой спросила: — Как у вас тут? — Попробуешь сыграть, Сань? Она неуверенно кивнула и принялась играть, то и дело поглядывая на Васильева, он ободряюще ей улыбался. — Здорово, — искренне восхитилась мама. — Нет, у меня ничего не получается. — Научишься ещё, — утешила её мама. — Ты же так мечтала… Да, мама была права, мечтала, мечтала о музыке, о сцене, о собственной группе, так что Саша теперь гитару не выпускала из рук, доставала маму, чтоб учила, та, впрочем, никогда не отказывалась. Ужасно хотелось просто забросить это всё, но Саша вспоминала Александра Георгиевича, который регулярно спрашивал у неё, как успехи, который и подарил ей эту гитару, между прочим, очень хорошую и дорогую, мама даже растерялась и засмущалась тогда. Он бы не оценил — почему-то эта мысль просто не позволяла иногда поступить так, как хотелось бы. А ещё именно ему она показывала свои первые детские неумелые, даже маме — стеснялась, а он поддерживал её, как никто другой. —Тебе уже не десять лет, а шестнадцать скоро, заканчивай дурью маяться. Ну вот, и даже играешь ты хреново, — пробормотала она, стирая со щеки слезинку тыльной стороной ладони. Её прервал стук в дверь, а затем она услышала мамин голос: — Саш, хватит издеваться над инструментом. Давай поговорим лучше. Саша сдавленно пробормотала под нос ругательство, но всё сказала, холодно и бесцветно: — Войди. Мама села рядом с ней на кровать, положила руку на плечо. Она молчала, и Саша тоже, потом тихо спросила: — Ну почему я… такая? — Какая? — Такая, что никому не нужна! — выпалила она. — Ну почему же никому, Саш? — сочувственно потрепав её по плечу, спросила мама. Саша вытерла рукой вновь поступившие к глазам слёзы. Вспоминать случившееся не хотелось совсем, но не вспоминать — было просто невозможно. Её парень Рома, с которым она встречалась несколько месяцев… Которому она читала свои стихи, а он восхищался, казалось, так искренне. Тот, кому она эти самые стихи посвящала… — Всё, мне надоело притворяться, что мне нравятся твои дурацкие стишки! — вдруг заявил он. — В них нет ни ритма, ни рифмы, и вообще, какой-то набор бессмысленных фраз. Саша подняла на него взгляд, думая, что ослышалась, что он это не всерьёз… Всё что угодно, кроме того, что всё это время он ей врал. «Ты можешь назвать эту песню набором бессмысленных фраз», — зазвучало в голове. — Я не хочу, чтоб песня была как милицейский протокол, где всё чётко и ясно, — слабо ответила Саша — просто чтобы не молчать. Эти слова… Где-то она их слышала и вот сейчас повторила. Ах да, это Васильев любит так говорить. Ну конечно же, Васильев… — Только и можешь, что своими стишками подражать этим твоим рокерам. Слова — будто новый точный удар ножом в сердце. Пока Саша, опустив взгляд, думала, что ему сказать, как реагировать, что теперь со всем этим делать, Рома решил добить её окончательно: — Мы расстаёмся. Зачем мне девушка, которая в мечтах будущая, блядь, рок-звезда? — Зачем ты мне врал? — тихо спросила Саша. — Я с парнями поспорил, что смогу тебя влюбить в себя. Как видишь, это оказалось несложно. Если хочешь знать, речь ещё про переспать шла, но тут оказалась непробиваема, — мерзко хохотнул он. — Да ты в зеркало на себя посмотри! Думаешь, кто-то бы стал встречаться с тобой всерьёз? Что ж, тогда… Тогда всё понятно. И Ромка был прав. В зеркале Саша себя видела прекрасно: нелепая короткая стрижка, тёмные вечно растрёпанные волосы, худенькая, почти детская фигура, полное отсутствие косметики на лице, из одежды — какие-нибудь оверсайз-футболки и рваные джинсы… В этом он был прав, но… А вот когда он читал ей наузусть стихи, то Бродского, то её любимого Есенина — это всё тоже неправда? И поцелуи, от которых кружило голову, а теперь было просто мерзко вспоминать, и всевозможные комплименты — какими слащавыми и противными они казались сейчас… — Сволочь! Ненавижу! — звонко выкрикнула Саша и отвесила хлёсткую пощёчину, тот лишь рассмеялся и ушёл, держа руки в карманах. Друзей у Саши в этой школе не было, она запомнилась всем с младших классов как угрюмая девочка с задней парты, которая вечно витает в облаках и строчит стихи на вырванных из тетрадей листочках. Сейчас ей отчаянно захотелось куда-нибудь сбежать. Саша развернулась и направилась к выходу из школы. Тёплый сентябрь, можно хоть весь день мотаться по улицам, и даже если маме нажалуются на прогул — плевать… Как же больно, когда все чувства растоптаны в хлам, а сердце — будто выжженное поле. Как же невыносимо понимать, что твоя первая любовь — мудак и сволочь. А вот теперь мама сидит и спрашивает у неё, что случилось? И что, чёрт возьми, ей ответить? Он ещё много чего наговорил — мозг отказывался вспоминать. Что она странная, ненормальная, что отпугивает людей своим видом. И Саша, конечно, вовсе не должна ему верить, но… — Вот скажи, почему у меня до сих пор нет друзей? — Почему ты считаешь, что дело в тебе? — спросила мама. — Неважно. Знаешь, не хочу сейчас об этом говорить. Вообще ни о чём не хочу. — Саша почувствовала, что у неё не осталось никаких сил, аккуратно пристроила голову маме на плечо. — Значит, помолчим, — кивнула она, обнимая дочь. — Ты самая лучшая, пожалуйста, помни это. Мама ушла, а у Саши в ушах звенели слова: «Разумеется, это было не всерьёз. А ты думаешь я бы стал с тобой встречаться всерьёз?». Саша взяла телефон, увидела сообщение от Васильева: «Ты чего не отвечаешь? Забеги как-нибудь к нам на репточку, Лёха очень хотел тебя поучить играть на барабанах». На губах вновь заиграла улыбка: — Да я же шутила, ну. Вспомнилось, как Васильев однажды забрал её школы. Она скучала, сидела с книгой и ждала, когда её наконец заберут. Наконец учительница спросила её: — Саш, это за тобой? — Да, — радостно закричала Саша, увидев на пороге Александра Георгиевича, и побежала к нему, даже не подумав сказать «до свидания» училке. — Твоя мама просила тебя забрать из школы, у неё никак не получается, — объяснил ей Васильев. — Поедем со мной на репточку, хочешь? — Очень, — отозвалась Саша с восторгом в глазах. — Это Саша. Прошу любить и жаловать, — представил её Васильев коллегам-музыкантам. Саша села в уголочке и приготовилась смотреть, слушать, замирая от предвкушения. Разумеется, ей так хотелось посмотреть, как репетируют настоящие музыканты из её, в конце концов, любимой группы! Она сидела тихо, стараясь никого не отвлекать, а то мало ли, вдруг больше не пустят. — Эй, ребёнок, тебе тут не скучно? — спросил её молодой парень, ударник группы. — Нет, — ответила Саша и прибавила тихо. — Я так же хочу. — Ого, ну ты молодец, — рассмеялся он. — А сама можешь что-нибудь сыграть? Она думала отказаться, сказать, что не умеет, но Васильев протянул ей свою гитару. Саша посмотрела на него, как на предателя, хмуро пробормотала: — Гитару-то вам не жалко? Она замерла на секунду, пытаясь справиться с волной накатившего страха, но всё же начала играть. «Выхода нет» — ту, что выучила когда-то первой. Саша прикрыла глаза, запела, представив, что она одна. Только совсем забыть о том, что на неё смотрят, не получалось, и она старалась, как никогда, сыграла… нет, конечно, совсем не идеально, но во всяком случае не так уж и плохо. — Молодец, — похвалил её тот парень, но уже без тени насмешки в голосе и пожал ей руку. К ним на точку она после этого стала забегать иногда, ненадолго — боялась помешать, но всё же… Всё же хотелось обнять Александра Георгиевича, перекинуться парой слов и шуточек с Лёхой Мещеряковым — так звали того ударника. С ним Саша, кстати, быстро сдружилась, перешла на ты, она и не помнила, когда. С ним всё было как-то очень запросто: Лёша подкалывал её по-дружески, Саша не оставалась в долгу. Да и теперь, наверное, не изменилось почти ничего. А сердце согрела мысль: «Значит, кому-то я всё-таки нужна». Потому что Мещеряков… Уж если он и притворяется, то слишком, слишком хорошо… — Саш, ты почему отцу на звонки не отвечаешь? — спросила её как-то за завтраком мама. Она от неожиданности подавилась бутербродом: — Ты-то откуда знаешь? — Лиля рассказала. Сказала, что твой отец этим очень расстроен. — Серьёзно, что ли? — фыркнула Саша. — Да занята я была. — В гости к нему зайдёшь? Ну там чаю попить, на полчасика. Ей захотелось закатить глаза и огрызнуться, но она только сдержанно кивнула: — Зайду. Про себя добавила: «Когда-нибудь». — Сашуль, ну я всё понимаю… — мягко сказала мама, касаясь её плеча. — Не понимаешь, — раздражённо дёрнулась она, потом, вздохнув, тихо, сказала. — Просто… Он хороший, правда, но… Но я совсем, чувствую, что он мой папа… Да совсем ничего не чувствую! Просто человек, с которым я должна иногда общаться и делать вид, что люблю. А когда он берётся меня воспитывать, мне просто хочется спросить: «По какому праву?». — Ты, в общем, и не обязана никого любить, потому что нельзя заставить себя полюбить, невозможно. Но хорошие отношения сохранять надо. — Надо, понимаю. И стараюсь. Очень, — сказала Саша и, подхватив портфель, ушла, бросив на ходу. — Мне в школу пора. — Саш, спасибо. Ты молодец, — сказала мама, обнимая её перед уходом. — Тебе спасибо, — прошептала Саша, совершенно искренне, только на сердце всё равно не стало легче, ни капли. После школы Саша решила зайти на точку, подумала с улыбкой: «Раз уж Лёха меня ждёт». — Привет, Сань, — сказал Васильев, распахнул объятия. Она уткнулась в его грудь, только сейчас поняла: «Соскучилась. Надо же, как я соскучилась». На душе сразу же стало тепло. — Привет, мелочь, — бросил ей Дима Кунин, дал пять. — Привет… Эй, ты офигел? — притворно возмутилась Саша и пошла искать Мещерякова. Лёха нашёлся рядом со своей барабанной установкой. — Давай, учи, — улыбнулась девушка, и его поприветствовала крепкими объятиями. — Садись, — парень вручил ей палочки, усмехнувшись, добавил. — Посмотрим, на что ты годишься. — А будешь комментировать, вам придётся искать нового барабанщика, — сощурилась Саша. — А мне этого не хочется, как-никак «Сплин» многое потеряет. — Это ты меня типа похвалила сейчас? — Представь себе, — фыркнула она. — А с Сашкой ты что-то так не разговариваешь, несносный ребёнок. — Лёша щёлкнул её по носу. — Не ребёнок, — надулась Саша. — Хватит болтать, давай учить тебя буду, ты ж хотела. Мещеряков подошёл сзади, аккуратно взял её руки в свои, мягко улыбнулся: — Давай что-нибудь несложное. — А где все? — спросила Саша, заметив, что они остались одни. — Покурить вышли, наверное. Не отвлекайся. Вдруг вспомнились, больно кольнули сердце слова: «Никому ты не нужна». Лёха… Такой весёлый, улыбчивый, почти друг, и неважно, что старше неё лет на пятнадцать. — Лёш, скажи, — Саша требовательно посмотрела ему в глаза, вставая из-за установки. — Скажи, я красивая? — Ты… Конечно, ты очень красивая, — слегка растерялся он. — А я умная? Интересная? — Саш, я не знаю, какой мудак и чего тебе наговорил, но запомни: ты самая лучшая и просто замечательная. Тебе и Саша то же самое скажет, ты же знаешь, и Коля, и Вадим, и даже Дима, — говорил ей Лёша, глядя в глаза. — Ну так вы же вежливые и приличные люди, — пожала плечами она. — А невежливых и неприличных тебе зачем слушать? — А они, может, правду говорят, — выкрикнула Саша, голос сорвался и задрожал. — Ну неужели ты мне не веришь? — Тебе — просто не могу не верить, — в груди затрепетало что-то тёплое, Саша незаметно смахнула слезинку и улыбнулась ему. — Давай играть. Саша помнила, что обещала маме зайти к отцу, и пришлось звонить, врать, что соскучилась. Папа обрадовался. Кажется, искренне. — Привет, пап. Фальшивая улыбка, холодные объятия. — Как дела, чем занимаешься? — спросил он. — На концерт недавно ходила. — Опять твой рок? — Мог бы хоть для приличия спросить, что за группа, — в голосе против её воли зазвучала обида. — Ну, если уж хочешь делать вид, что тебе на меня не всё равно. В комнату зашла Лиля, тоже села за стол, заставив обоих стушеваться одним взглядом. — Ты же знаешь, что я это не одобряю. Будешь ходить на эти концерты, свяжешься с нехорошей компанией, ещё влюбишься в какого-нибудь… Они же там все бухают и колются, — как ни в чём ни бывало ответил отец. Саша задохнулась от возмущения, не нашлась, что сказать. — Ты отстал от жизни лет на двадцать, — не выдержав, вмешалась Лиля. — Не мешай мне разговаривать с дочерью! — Она мне тоже дочь, крёстная. — Лиля скрестила руки на груди. — А ты бы хотел, чтобы я вместо плохих компаний сидела дома и читала книжки? Так вот, знаешь, мне это уже до чёртиков надоело! Я сама буду рок играть, группу свою создам, — выкрикнула Саша, мстительно добавила. — И Александр Георгиевич меня поддержит. По тому, как отец изменился в лице Саша поняла: своей цели она достигла. В душе поднялось мрачное удовлетворение. — Ну конечно, зачем слушать отца, когда есть этот… — Что? Да ты… А может, для того, чтобы меня жизни учить, надо чаще чем раз в месяц вспоминать, что у тебя дочь есть? Ах да, ну как же я могла забыть, у тебя же теперь другая семья. Почему ты считаешь, что я стану тебя слушать? Да и вообще, у тебя же есть дочь-отличница, которая ничем «плохим» не увлекается и ходит исключительно в библиотеку и музыкалку, от меня-то что требуется? — кричала Саша, не особо даже понимая, что, её просто несло и хотелось высказать всё, что накопилось на душе. — Солнышко, ну я же не виноват, что мы с твоей мамой расстались, — растерянно проговорил папа, попытался её обнять, добавил твёрже. — И Лизу могла бы не трогать, она твоя сестра, а ты никогда её не любила. Саше стало стыдно, но лишь на миг, она решительно вырвалась из объятий, подумала: «А что, должна?» — А я и не хотела этого сказать. Жаль, что ты ничего не понимаешь. Соберу группу, наберу исключительно наркоманов, даже не сомневайся, — крикнула она, натягивая куртку. — Пока, тёть Лиля. Саша ушла, хлопнув дверью, на глазах закипали слёзы, Саша прибавила в наушниках оглушающий тяжёлый рок, зашагала прочь, шепча про себя: «Ну конечно, и на что ты надеялась? Дура, дура, какая же я дура!» А Лиля, как только за ней закрылась дверь, выразительно постучала по деревянному столу. — Ну и чего ты ребёнку наговорил, идиот? — прошипела она, сверля его яростным взглядом. — А она что… — А что она? Кто здесь взрослый, разумный, вроде бы, человек, а? — Ты, — попытался пошутить Илья, потом, закрыв лицо руками, пробормотал. — Да, что-то я, пожалуй… — Вовсе не обязательно показывать дочери, как сильно ты обижен лично на Васильева. — Лиля устало потёрла переносицу. — Да причём здесь… Мне просто за Марго обидно, он не стоит ни одной её слезинки. А теперь ещё и Сашка им восхищается, в рот смотрит. Я волнуюсь. — Вот так бы и говорил: «Дочка, я за тебя волнуюсь, будь, пожалуйста, осторожней и рассудительней». Или что, слишком сложно? — Извинюсь перед ней, — решил Илья. — Только не сразу, а то пошлёт тебя, куда солнце не светит, и будет права. Вообще не понимаю, как она тебя, дурака, терпит, — язвительно усмехнулась Лиля. — А ты всё такая же добрая и милая, — улыбнулся он, обнимая жену за талию. — Ну а ты на что рассчитывал? — нежно сказала она. — На что рассчитывал? Я, может, за это тебя и люблю… — рассмеялся Илья.