***
На утро Сяти и Пенгвин поглядывают на Бепо так, словно он весь корабль спас от ужасного чудовища, отдают честь ему, благодарно жмут лапу, а на мое, как капитана, выпросительное выражение лица, лишь ретируются в противоположную часть субмарины с таким энтузиазмом, будто они самые счастливые люди на всём Новом мире. И откуда сил столько с утра пораньше. Раз они такие активные, то можно им работенки подкинуть. Сам Бепо же на вопрос «Что с ними?» зачем-то извиняется и отвечает кротко: — Наверное выспались. А вы, капитан, как спали, я вас не придавил случайно? — Я тоже хорошо поспал. Не переживай. — И снова правда, снов больше в эту ночь не было.Это не страшный сон. Совсем не страшный в десятый раз.
5 апреля 2023 г. в 23:42
Это не страшный сон, но даже при одной мысли о том, как легко можно отдать жизнь пробирает дрожь. Она скапливается в желудке и вызывает приступ тошноты. Горький ком в глотке. Вместе с тонкой полоской света исчезает ужасно натянутая, такая лживо дарующая надежду улыбка. И ведь срывается с губ вздох облегчения. Он сказал, что все будет хорошо. Он ведь не мог соврать? Во рту скапливается горячая слюна, от первых трещин на хрустальном «счастливом будущем».
Я впервые за такой мучительный срок услышал, что кому-то нужен, принял, что не готов терять ещё одного члена семьи, но свет меркнет за деревянной крышкой сундука и ни звука протеста не вырвется за его пределы. Это жестоко, до сбитого дыхания болезненное предательство, по сравнению с которым на минуту отступает свинцово-янтарная болезнь. Хватит! Я так больше не хочу, не могу. Это больно, вот так снова оставаться одному, это больно — ощущать вокруг себя трупы. Мне достаточно. Хватило по самое горло до конца жизни. Кора-сан, вы обещали мне жизнь с вами! Вы же сказали, что вас не убьют.
Темно, как тогда в горе трупов. И холодно — так же. В мыслях истерзано бьётся «Он обещал! Он дал слово!» и задыхается под липким «Как часто тебя обманывали, Ло?»
Два удара проникают внутрь сундука, заглушая назойливые мрачные мысли, и вместе с ними сбиваются удары сердца, утихая, словно внимая, подчиняясь магии оглушения. Два удара, выцарапывающие в темноте неровным почерком «Прости, что лгал тебе» Не сейчас вам говорить эти слова, не тогда, когда внутренний голос ломает ребра, выбивая воздух из груди, не тогда, когда ледяной шёпот смеётся в затылок «Слишком часто, верно?». Его перебивает такое громкое и чёткое сейчас «Я не хотел, чтобы ты меня ненавидел» с горьким росчерком между строк «Прощай». Нет.
Нет, нет, нет!
Я не хочу проходить всё снова в одиночку, Кора-сан. В этот раз не выйдет.
Мне тоже есть что защищать.
Купол пространства вырывается за пределы темноты, а «кавардак» ударяет слишком ярким светом открытого пространства по глазам. Сжимаю кулаки и стараюсь не зажмуриваться, чтобы ничего не упустить: слепящее сияние снега, пятна крови на белом покрывале, искрящиеся кружащиеся хлопья снежинок, возвышающаяся тень, бескрайнее ночное небо, бездонная тьма дула пистолета, направленного в грудь.
Кора-сан, вы ведь солгали мне и не единожды. Ничего с вами не было в порядке. Ничего с нами не будет в порядке. Хотя одну вещь мы всё же сможем сделать. Самую важную.
Не позволить пробраться себе за спину, где лежит так много сокровищ. Кора-сан, я ведь стал пиратом и я никому не позволю приблизиться к моим сокровищам. Вы были правы, жаль, что тогда я не мог вас затащить на корабль.
Удар головой об опору отдает глухим деревянным стуком. Слышишь меня?
Да, мне есть что защищать, Кора-сан. Вы ужасный человек, оставили меня одного, солгали столько раз за вечер, но я не лучше, ведь я поступил бы так же. Всё из-за вас. Я понимаю, почему вы так решили, поэтому сейчас сижу на колючем снегу и крепко сжимаю катану, направленную на вашего брата. Я уже не смотрю на дуло пистолета, только в его злые глаза за стёклами очков. Сколько в человеке может уместиться ненависти? Столько не вырежешь скальпелем даже с помощью опе-опе но ми. С этим мне одному не справиться. Но я знаю того, кто может, Кора-сан.
Удар головой гулко звучит под металлической обшивкой.
Я тоже хочу поставить на того, в кого верю. Мысли собираются в кучу, соединяются в одно, становясь большим, чем могло бы быть по отдельности. Они превращаются в веру.
— Простите, что оставляю вас сейчас, — это мое решение, как капитана пиратов сердца, — но вы не одни. Я оставляю вас на Полярном Тане с Бепо, Сяти, Пенгвином, Жан Бартом, Иккаку, Уни, Клионом, Хакугой и остальными. Они о вас позаботятся. я надеюсь. Но вы точно справитесь, потому что я оставляю вам альянс с пиратами мугивары. Из них кошмарные союзники, но они сделают всё, чтобы помочь. Чтобы победить и свергнуть тиранию вашего брата.
Щелчок спускогого крючка и тело непроизвольно вздрагивает. Тот выстрел был достаточно больным, чтобы врезаться в память на всю жизнь. тот бой — целиком. Сколько в тот раз в вас попали, Кора-сан? Как вы справлялись с этой болью? Как продолжали защищать меня? Как, черт возьми! Я не чувствую катаны в руке, кажется она онемела, но посмотреть не решаюсь.
Ещё один хлопок выстрела и тело подбрасывает.
Подскакиваю на постели, чувствуя, как холодеют пальцы, как бешено колотиться сердце и как по спине катится пот. Глаза мокрые и за мутной пеленой не разглядеть, где я, но по опыту понимаю, что в своей комнате. Это происходит так часто, что пора бы уже привыкнуть.
Но к этому тяжело привыкнуть — к боли от пуль, к потере своего тела, к смерти. К этому невозможно привыкнуть.
Глаза зажмурить надолго не получается, яркие вспышки пятен раздражают их ещё сильнее, зато ледяные пальцы приложенные к векам помогают немного прийти в себя.
Глубокое и частое дыхание обжигает горло, надо восстановить его. Стараюсь глубоко вздохнуть, но давлюсь воздухом, когда резко колет в груди.
Стерев с лица пот одеялом, предпринимаю новую попытку, более успешную, нежели её предшественница.
Откидываюсь на кровать и закрываю глаза предплечием. Рука действительно онемела и сейчас по ней проходит табун холодных мурашек, возобновляя кровоток, а в пальцы вонзаются иголки.
И только удается выровнять дыхание, отнять руки от лица и опустить голову, как два тяжёлых, но негромких удара снова натягивают тело струной.
— Кто ещё? — срывается тихое, хриплое, сквозь саднящее горло.
— Капитан, не спите? Простите, — в робко приоткрытом дверном проёме появляется часть медвежьей морды, — мне тоже не спится. Я захватил с кухни несколько онигири, не хотите со мной их разделить.
— Бепо… — Ещё один глубокий вдох. Нужно сохранить лицо, иначе какой я капитан. Удаётся кашлем прочистить горло, хоть и с волнами боли по воспалённому мозгу, но сиплость почти исчезла. Голова тяжёлая, но оторвать её от подушки удается, как и махнуть другу на стул недалеко от кровати, — проходи, раз уж оба не спим. Не будить же всю остальную команду.
Шире открывается дверь и с тихим очередным «простите» в комнату заходит Бепо, удерживая на лапе тарелку с несколькими треугольничками риса. Он суетной немного, когда сначала проходит всю комнату, чтобы поставить тарелку на стол, прямо поверх записей, возвращается к двери, чтобы закрыть её и на половине пути осознает свою ошибку. Мечется между тем, чтобы вернуться и переставить тарелку и дойти до двери и захлопнуть её. Это так забавно выглядит, что с выходом слетает лёгкая усмешка. Усталая.
— Не волнуйся, там ничего важного, — успокаиваю его, чтобы он наконец закрыл дверь, а сам встаю с кровати и собираю несколько листов со стола, в том числе и из-под тарелки, и кидаю их в верхний ящик стола.
— Простите.
— Ничего страшного, я же сказал. — Снова глубокий вздох, с которым уходит боль из груди, — Что-то случилось? Почему проснулся?
— Мне показалось, что я что-то слышал и проснулся, а потом не смог уснуть. Простите. — Он опускается на стул и косится на тарелку, не решаясь взять первым. Он же принес угостить. Ну что за ребенок. Пальцы всё ещё неохотно гнутся, но взять первый онигири получается.
— Я не слышал ничего… — что он мог услышать? Почему я ничего не слышал? — Ты проверил наш курс.
— Да, капитан. Никаких препятствий не встречалось, на корабле всё тихо. Возможно, просто кто-то громко сопел во сне. Возможно, это был я сам. — Он опускает голову, но поднимает руку, чтобы забрать оставшийся онигири. — Простите.
— Не страшно. — Снова повторяю и чувствую, как по сердцу проходятся горячие волны, а пальцы согреваются. Руки сами тянутся потрепать его между ушей. Он такой тёплый и пушистый. Такой большой. И такой неуклюжий.
Он кивает, а я опускаюсь на кровать и кусаю, наконец, онигири. Свежие. Неужели он успел их сейчас приготовить?
— А вы, капитан, почему не спите?
— Да снится всякое, — необычайно легко отвечаю ему честно, но рассказывать подробности не хочу. Сейчас все хорошо. Здесь безопасно. — Не стоит обращать внимание.
— Страшный сон приснился?
— Нет, Бепо, он не страшный, — и это тоже не ложь, — скорее беспокойный, но я не могу описать его.
— Хорошо тогда, — нелепая улыбка растягивается на его морде с зёрнышками рисы вокруг рта и в этот момент я так отчётливо понимаю, что точно не позволю больше никого отнять у меня.
Хлопаю по своей кровати, предлагая пересесть ближе, Бепо не отказывается. Приваливается ко мне, как стенке, счастливо доедает онигири и постепенно засыпает. И всё бы ничего, но он заваливается и его импровизированная стенка заваливается вместе с ним. Выбраться из-под него — попытки на ветер, только перебужу его и всю команду, поэтому я и не пытаюсь, только вздыхаю поглубже и тоже проваливаюсь в сон, как в его шерсть, тёплую и мягкую.