Прекрасное в своей депрессии поколение

Выдалась бессонная ночь. Она смотрела в крашенный потолок, пробегала взглядом по тонким завиткам стебельков сказочных растений. Внимательная наблюдательница могла уловить в этом сумасшедшем танце прекрасную птицу, имя которой не знает никто. Она смотрела, а в комнате эхом разносились разноголосые шёпотки таких разных часов. Бессмысленная болтовня достигла кульминации и разразилась многоголосым криком. Она не считала удары десятков маятников, она задумалась - о чём они могли так долго шептаться, чтобы в конце концов разразиться таким криком. Пока мысли скользили по мутноватой, из-за дрёмы, поверхности озера сознания, часы перестали кричать, лишь продолжили перешёптываться секундными стрелками, о чём-то известном только им. Может они шептались о прошлом, о настоящем? Может, они уже осточертели друг другу на столько, что ищут возможности прокричать свои истории нам? Кричать пока не кончится завод, пока шестерёнки не сотрутся друг об друга, пока молоточки не разобьют колокольчики или сами не переломятся об непробиваемую броню? Скорее всего они хотят крикнуть ей - бессоному существу, совсем одному в этом огромном мире, чужому в этом обществе, изгою в этом времени - что она не одна. Они тоже пережитки, тоже скоро остановится и не факт, что кто-то вспомнит и заведёт их вновь. Только горьким звуком какофонии маятников отзовётся мысль, что её больше будет не завести. В ушах всё стоит звонкий и отвратительно живой перестук колёс машин на местах спайки огромного моста через широкую, умирающую реку. Ей хочется вскочить, на ноги, сбросить мягкое родное одеяло, обнимающее её, как когда-то бабушка во времена тяжёлой болезни, но сил, скинуть хотя бы одну гирю на истёртый ковёр, больше нет. Остаётся только слушать в странном безмолвии ночи, спешащие, души, бегущие за чем-то неуловимым, а ей самой лежать, слушать и ослабевать, как завод в её любимых механических часах, которыми усеяны почти все стены её последней тюрьмы.