Ивент №3

Это тебе не курорт, не галёрка и не офис — это чёртовы улицы, детка! Это куча грызущихся банд и заговоров, куча лёгких способов подработки, за которые пиздят за гаражами, это тысяча и один вариант безрадостного будущего, в котором ты никто и звать тебя никак. И это охуенно. Пока тебе чуть больше двадцати и пока деньги все ещё есть — такие мелочи в радость.       Улицы Самары жестоки, но это их дом. И Ники может с этим смирится.       Ники здесь нравится. Нравится банда рыжих, которая может и трещит по швам, но тут весело. Нравится ее компания — ее лучшие друзья, которые остаются несмотря ни на что. Нравится грубость, в которой к ней обращаются подобающе — гендерные стереотипы стираются, когда вожак резко становится девушкой. Вы бы знали, как здорово Рыжая пиздится.       Все спокойно, пока мир вращается. Пробки на дорогах, мусор на клумбах. Суета сует, которая проплывает мимо. Прогнозы сообщают, что похолодание общемирового климата приостановлено, и пока что все может быть спокойно. Ее стены пополняются полароидами с ярко-красными закатами.       Когда вдруг возвращается Клэш, мир начинает качаться, как если бы камеру вдруг тряхнуло. Из края в край палатки: «сколько лет, сколько зим!»; «ни на дюйм не вырос»; «ну чё как ты, печешь пирожки?». Ники улыбается Клэшу, и обнимает, как старого друга. Они не виделись — сколько? лет семь, не меньше, и она сразу цепляется за то, как он изменился. Вырос и окреп, стал словно более зажат — возможно, встреча со старыми друзьями сильно его тревожит. Клайд и Кактус скачут вокруг и сооружают ему бумажную корону, пока Секби читает какую-то пасту с форума.       Что-то не так. Что-то в кривой улыбке и голосе негромком, что-то изменилось слишком сильно, но Ники не может понять. От Клэша больше не пахнет костром, но от него несёт бензином за километр. Она фотографирует их на случайной крыше, и в камеру бьют яркие лучи заходящего солнца.       Когда приходит Хайди, изображение скашивает окончательно. Он вручает ей полароид с красным закатом и улыбается гордо: «Клэш сказал, ты любишь ванильную хуйню». Клайд получает фигурку рыцаря, похожую на детского солдатика, Кактус получает карманное пособие для ОГЭ по математике (что??), а Секби получает сиреневую фенечку. Хайди выглядит довольным, пока тараторит истории как они добирались с Клэшем до Самары и как ему тут нравится.       Хайди не знает никто, кроме Клэша, но он настолько хорошо входит в компанию, что кажется, словно они с ним старые друзья.       «Я тут это. . . Мужика ищу одного. Длинные волосы белые, в линзах таскается, в фиолетовых вроде, по характеру вампир, в душе пидорас. Видели?»       У Ники в голове щелкает мгновенно.       «Арлабус чтоль?»       У местной церкви народ своеобразный, и деды там настолько мутные и угарные, что гоняют на вечеринки с молодежью. Ники не думает о том, как эти люди связаны с городом — она просто толкает акулу в двери и хитро улыбается. Господь ему поможет.       Пока в высоких коридорах он ищет свою любовь, Ники здоровается с Диамкеем. Даже не думает спрашивать, где пропадает Алоин уже какую неделю.       У Хайди теперь есть кольцо из проволоки, счастье в глазах и куча новых друзей. С каждым днем они с Ники лучше друг друга понимают, и каждый день передают из рук в руки вишневые сигареты. Шарахаются по крышам, фотографируют красное зарево. Копируют улыбки друг друга, как брат с сестрой родные. И Ники тоже кажется, что она счастлива.       Вниз, по пролетам пятиэтажек в кривых цитатках маркером, мимо кривых перил и дырявых ступенек. Ники боится разбить камеру, Хайди прыгает через пять ступенек не боясь разбить голову.       Ощущения мешаются сквозь дни, пока они не превращаются в какой-то бесконечный трип. В свете неона музыка настолько громкая, что не слышно, что говоришь. Хайди вешается на Арлабуса, но флиртует со всеми в радиусе десяти метров. Ники прячется среди вывесок, чтобы кричать что-то, что кажется ей смутно знакомым с радио.       В потном безумии клуба толкаются люди, и она на мгновение теряется. Видит краем глаза знакомых из церкви — они растворяются в толпе едва она делает шаг навстречу. Остаётся только Арлабус, она по губам читает: «мне жаль».       Роспись на стене размашистая остаётся. Прошло уже три недели с тех пор, как она не смотрела в календарь.       На Волге сильный ветер и льда уже нету. Волны бьются о берег, пока она фотографирует сочетание синего и красного. Хайди напевает: «Однажды я чуть не утонул в реке».       Ники не спрашивает, когда это было. Смеется, как смеются девушки с южных баров: «Но ты выжил, потому что ты акула».       Выпивка и сигареты дерут горло, но в безобразии очередной вечеринки Ники чувствует себя невероятно успешной и сильной. Секби где-то рядом отдаёт холодом и стремным лимонным запахом. «Уже апрель» — говорит кому-то за стойкой, пока Ники ставит ему подбородок на плечо.       Апрель. Четвертая неделя? Пятая?       Вверх, по пожарным скрипящим лестницам, по острым скатам крыш, почти задевая вилки антенн. Ники не слышит вой далекой сирены, Хайди не боится подойти к самому краю. Щелчок камеры.       На веревочках над столом — красно-синие воспоминания безудержного веселья. Ники довольно улыбается, пока не думает о бесполезностях.       В красных полароидах живут те, кто умеет наслаждаться этой жизнью.       Когда в палатку заходит Клэш, едва стоящий на ногах, мир внезапно становится отвратительно четким. Он истерически смеется, так громко, что не может даже вдохнуть. Под глазами слезы собрались, его трясет. Они бросаются к нему и сажают на стул, пока он закрывает лицо одной рукой и пытается расстегнуть куртку дрожащими пальцами другой. Из внутреннего кармана он достаёт конверт, и его смех становится бесшумным, как икота. Он смотрит ей в глаза.       «Они сказали, ты. . .»       Конверт не ползет из рук в руки, но суется ей между пальцев. Клэш не может выдавить больше ни слова. Конверт не вскрытый, не подписанный, но он откуда-то знает точно, что это ей. Она вскрывает его ногтями.       Приложенная записка падает к ногам, пока на нее смотрит четкая фотография сочетания красного и синего. Через край ванны льется кровь — она чувствует рвотный порыв, и земля резко уходит из-под ног.       Красное зарево глаза затмевает. Подпись размашистая, аккуратным курсивом: «Для тех, кто любит смотреть на закаты».       Ники не знает, смеется она или плачет. Они сидят, трясясь и схватившись друг за друга, и пытаются найти в себе силы дышать.       В красных полароидах живут те, кто забывает, что мир вокруг движется.