В твоих волосах можно посадить одуванчики

       Солнце пекло не по-детски. Жаркие лучи падали на асфальт, грея его так, что можно ходить босиком. Зеленые листики светлели от солнечного света и становились почти прозрачными. Широкая речушка, обставленная с двух берегов моторными лодками, журчала. Журчала и билась об каменные пристани. Счастливые парочки, держащиеся за руки, сплавлялись по ней, наслаждаясь друг другом. Вот смотришь на них и хочется улыбаться вместе с ними. Вдалеке слышался граммофон, висящий на уличном столбе. Выплевывал из себя песни, разнося их на многие метры вдаль. Роботы-уборщики ходили из угла в угол, прибирая всюду, шурша метёлками. Улицы не были грязными, но какая-нибудь бумажка так и норовит выпасть из мусорного бака и приземлиться на тротуар. Замкнутый круг.        Черноволосый мужчина тихонько сидел на лавочке, наслаждаясь прекрасным днём, в ожидании своего любимого. Темно-синий пиджак, аккуратно сложенный, покоился рядом с бедром немца. Выглядеть подобающе положению нужно, но сегодня уж слишком жарко. Черная рубашка была завернута по локоть. Довольно светлая кожа контрастировала с темным цветом и становилась белой, как снег. Карие глаза устремились на запястье. На часах было около двух дня. Запаздывает, как обычно, впрочем. Такая уж у него манера: назначать встречу, а потом опоздать на неё. Но в этом и его прелесть. Свободный, подвластный только самому себе, совершенно не замечающий чужих комментариев. Прекрасный и любимый.        Неожиданно светлый мир вокруг померк, погружая Штока в темноту. Теплые ладони обхватили голову немца, большими пальцами массируя виски. Идеальные, как скульптуры. От них всегда пахнет чернилами от ручки, корицей и корой дерева.        — Угадай, кто! — прозвучал над ухом родной голос.        — Виктор, я знаю, что это ты. — улыбнулся Штокхаузен, накрывая своими руками пальцы программиста.        — Не угадал! Это была вон та белка. — проговорил Петров, высвобождая ладони и указывая на ветку дерева.        Маленький рыжий комочек, держащий что-то в лапках, сидел на дереве. Темно-коричневый пушистый хвост еле видно подрагивал. Повернув голову на мужчин, он в один прыжок оказался на метр выше, чем был. Через секунду уже скрылся за кроной дерева, изредка проскакивая в щелках.        Улыбаясь во все зубы, программист обошел лавочку, падая рядом с Михаэлем. Такой счастливый. Что же стало поводом для этого? Но догадаться просто невозможно. Совершенно обычные вещи предоставляют ему повод, чтоб улыбнуться, так что вариантов тысячи. Пока немец гадал причину его улыбки, Виктор закинул ноги на подлокотник, ложась спиной на темно-синий пиджак, оказываясь головой на коленях Штока. Обхватив руками ладони Штокхаузена, он поднес их к губам, оставляя на них поцелуй.        — Витя, ты чего творишь? Мы же в общественном месте! Что люди подумают? — проговорил Михаэль, заметно смущаясь, но не вырывая руку.        — Да плевал я на них. И тебе советую. — произнес Петров, меняя тему разговора. — А вот надевать черную рубашку в солнцепёк — не самое лучшее решение.        Пальцами правой руки он тянется к лицу Штока, касаясь его. От солнца оно влажное и горячее. Не перегрелся ли он? Петров смахивает влагу со щеки Штокхаузена, смотря в карие глаза, утопая в них.        — Gott, du bist doch so außergewöhnlich .        — Ты же знаешь, что я не понимаю на немецком? — программист явно был озадачен, но в тоже время улыбался. Словно знал, что это был комплимент.        — Знаю, но только так я могу описать, какой ты красивый.        Светлая ладонь переместилась на макушку. Легкими движениями она гладила голову программиста, предоставляя тому необычайное удовольствие. Рука, находившаяся на лице Михаэля, медленно сползла вниз, укладываясь на грудь. Она, спокойно поднимаясь и вбирая воздух, через мгновение с шумом выпускала его через рот. Серо-зеленые глаза были сомкнуты, подтверждая, что их владельцу очень хорошо. Кажется, еще чуть чуть, и он заурчит. Такой прекрасный.        Пальцами немец зарылся в волосы Петрова. Светло-коричневые, местами отдают цветом льна и желтоватым. Такие приятные на ощупь. Мягкие и пушистые, как шкурка соболя. От движения руки в них некоторые пряди выскочили из общей массы и торчали в разные стороны. Как трава.        — В твоих волосах можно посадить одуванчики. — роняет Михаэль, улыбаясь.        Такое непонятное заявление заставило Петрова приоткрыть глаза.        — С чего ты так решил?        — Они похожи на травяное поле. Давно высохшее, но безумно красивое. Травинки давно пожухли и сгнили, но продолжают держаться. Думаю, одуванчикам там самое место. Прижились бы они там.        И они глупо улыбаются. Один — от слов, которые вылетели изо рта, другой — от второго комплимента за день. Но продолжают смотреть друг другу в глаза. Позже они пойдут искать цветы, чтобы вставить их в волосы. Там обязательно будут одуванчики и ромашки. Но сейчас они останутся здесь. В этом парке. Наслаждаясь друг другом.