Чёрный цвет. Кабинет

      Стоило полагать, что пробираться ночью в кабинет начальства идея заведомо провальная. С чего он взял, что Вальхамерс как любой порядочный гражданин по окончанию рабочего дня пойдёт домой к жене и детям. Ладно, ни жены, ни детей у него не было, но хоть рыбок для приличия завести можно было, а то столь упорный трудоголизм вреден для здоровья. Курт клял свою самоуверенную опрометчивость, что не расставил ни один якорь прежде, чем взламывать чужой кабинет. Хрен бы с ним, если бы от этого зависела только его жизнь, но не интересы родной страны.       Между ними стол, гостевое кресло и три метра шестьдесят четыре сантиметра деревянного пола. Юргену нужно сделать семь шагов, которые подразумевают необходимость обогнуть стол с одной из сторон. Но он шагает к стеллажу вдоль стены справа от входа. Выпрыгивать в окно глупо, он не может вернуться даже на час назад, единственный выход — через дверь после разговора на своих двоих.       — Это ищешь? — потайная дверца бесшумно сдвинулась вниз, открывая взору искомый механизм. Не было ни малейшего сомнения, что это именно то устройство, подавляющее магию. Напоминает по форме керосиновую лампу с тремя обручами вокруг корпуса. Без сомнения это устройство было мобильным, не болталось ни одного провода, когда Вальхамерс достал его из ниши, ухмыляясь с пугающим превосходством. А оно определённо было обосновано.       — Что это? — Курт выпрямляется и невозмутимо задвигает ящик стола, в котором до этого искал подсказки. Лучшее, что он может сделать — хитрить, что искал не то, что на самом деле.       — Не прикидывайся, Хауэр, — устройство водружают на стол. Курт надеется, что полумрак комнаты, разгоняемый лишь косым фонарным светом со спины, скрыл от Вальхамерса непрофессиональную дрожь, на мгновение сковавшую тело. — Или как там тебя? Говорят имена монарших подданных длинные и певучие. Это правда?       — Хох, Юрген, вы меня раскусили, — Хауэр опирается в столешницу, старомодно затянутую сукном. Он помнит, что оно тёмно-красное с пятном чернил под лампой слева. Но он не может этого знать. — Я коварный шпион Таррты, который пробрался на Ирфелд, чтобы собрать угнетённых магов и уничтожить цивилизацию.       Курт щедро приправил притворно серьёзный тон ироничной усмешкой. Вальхамерса злит эта полуправда. Злит до зубного скрежета и импульсивных решений, но не даёт ровным счётом ничего. Хауэр следит краем взгляда, как спазмировано сжимаются пальцы близь переключателя. Где-то в районе кадыка встаёт комок страха, который не выходит сглотнуть.       — На самом деле, действительно, было наивно полагать, что досье на Розенберга ты хранишь в кабинете, но я пытался, — Курт вскидывает руки, сдаваясь, показывая открытые ладони.       — Зачем?       — Ты используешь его, вместо того чтобы вызвать себе обученного покорного телепата. Не пытаешься защитить, будь это человеческой привязанностью, а будто ставишь эксперимент. Мне действительно интересно, почему такое внимание к безобидной сиротке.       Он не может ничего сделать, когда переключатель запускает демонический механизм. Любая попытка помешать выдаст с потрохами, а он не может знать. В череп будто вонзают десяток тонких шипастых игл, которые начинают разъедать мозг. Курт хватается за голову не стараясь подавить крик, который и без того не слышит. Всё тело по клеточке словно кто-то выедает. Он не может использовать магию, даже если бы захотел. Эта штука не просто её подавляет, она изничтожает каждую крупицу, связывающую его с миром. Оно убьёт его. Убьёт, как только магия в теле кончится. Просто сожрёт, а потом перекинется на кого-то другого и продолжит. Он это чувствует. Чувствует этот ненасытный голод.       Разрывающая мышцы боль не идёт ни в какое сравнение с тем, что было день назад. Их разделял этаж, бетон и половина корпуса. А сейчас он перед носом голодной твари, что хозяйничает с его телом, с его магией. Будто кислотой разъедает кости, а кровь вскипает, сворачивается. Он не видит. Это не мрак, перед глазами просто ничего нет, ни капли света. Он ничего не ощущает. Нет звука. Только нечто поглощает его.       Первобытный страх стучит где-то в основании черепа: «Я умру. Убивает. Смерть. Я умру. Умру.»       Курт не замечает, как заваливается на бок, задев виском угол стола. Раскрывает рот в стремлении ни то глотнуть воздух, ни то закричать. Чтобы ни старался, выходит из рук вон плохо. Корчится, словно его как дичь терзает стая оголодавших гончих. Тщетные попытки отползти, спрятаться, ни к чему не приводят, уподобляя зверю. Только даже звери огрызаются, боятся и защищаются, загнанные в угол. Курт едва скулит, скованный спазмом, в неестественно скрюченной позе, уперевшись позвоночником в стену.       Юрген не опускает руку с переключателя, наблюдая за корчившимся на полу магом с пугающим для самого себя садистским интересом. В том что "Хауэр" маг не осталось ни малейшего сомнения. Устройство, которое государственная секретная лаборатория предоставила им на пробу, рассчитано на угнетение только магов. Да, если стоять близко, голову может начать покалывать и у обычного человека. Но вот маги... Абсолютно дезориентированы, беззащитнее слепых котят, даже слегка цапнуть не могут. Главное, нет возможности воспользоваться колдовством.       Вальхамерс выключает устройство и снимает с пояса антимагические наручники. Если после такого Курт не выдаст себя, то подготовкой агентов разведки в Истеде можно только восхищаться.       «Или ты ошибаешься, и он лишь твой раздражающий подчинённый», — проносится мысль, когда Юрген присаживается рядом с ещё содрогающимся телом, чтобы сковать руки.       Пугающе легко получается вздёрнуть Курта за локоть и перетащить на стул. Диван был ближе, но едва ли располагает к допросу. Он даёт время прийти в себя, пока включает лампу на столе и чуть сдвигает к правой половине. Давно стоило заменить сукно на столе, эта чернильная клякса, что открылась взору, порядком раздражает.       — И так, — вкрадчивым тоном начинает Вальхамерс, облокачиваясь бёдрами о столешницу. — Твоё имя.       — Курт Хауэр.       Вот гадёныш.       Он едва ворочит языком. В припадке похоже прокусил губу, потому что теперь видно, что по подбородку размазана кровь. Почти чёрная из-за недостатка света в комнате. И белки глаз покрылись красной паутиной. Зато зрачки не в меру расширены, несмотря на направленный в его сторону свет.       — Настоящее имя, — жёстче повторяет Юрген.       — Курт Хауэр.       — Как тебя называли родители? — уже сквозь зубы шипит Вальхамерс.       — Мама солнышком, папа бестолочью, бабушка пирожочком. Она готовила такие вкусные пирожки с картошечкой, м-м-м, — Курт криво и как-то уж болезненно усмехается, после блаженно прикрывая глаза.       — Какая же ты сволочь.       Он осознаёт себя, только когда костяшки окрашивает лёгкой болью, а подозреваемый сгибается в кашле. Юрген не собирался его бить, какое-то помутнение. Он просто зол. Зол, что нет доказательств на этого гада. Зол, что тот так хорошо притворяется "своим". Просто зол.       — Когда родился?       — Двадцатое, третье, девяносто третьего года, — с запинками на вдохи отвечает Курт.       "Они бы не стали менять дату", — оправдывает разум. Какой он дурак, конечно, этого не нужно.       — Место рождения.       — Роддом, блять, — уже закипает и Курт. Это необъяснимо веселит. Полоска бирюзы в чужих глазах постепенно расширяется — он приходит в себя. — Катлинг, область города Гельдб, западный Галенгор.       Это близь реки Фельгора, рядом с границами Истеда. Отсюда фельцкий акцент. Как... гладко.       — Зачем пробрался в кабинет?       — Вольф... — Курт опускает голову и говорит тише, словно каясь. — Я боюсь, что он пострадает, пока выполняет твои прихоти. Хотел понять для чего он тебе, такому из себя всему образцовому галенцу, зачем? Что в нём такого, что заинтересовало тебя?       Вальхамерс сдерживает ещё один порыв ударить Хауэра, выбить из придурка воздух. Сколько можно прикидываться?       — А тебя?       — Напоминает дом, — без сомнения отвечает Курт и поднимает глаза на собеседника. Он не чувствует себя уязвлённым несмотря на то, что не может встать, что в наручниках. Он всё ещё считает себя хозяином ситуации.       — Дом? Тебе маг дом напоминает?! — усмешка больше походит на оскал, и Юрген тянется к переключателю, чтобы преподать зазнавшемуся колдуну урок снова. Испуганный взгляд напротив только подогревает тот самый червячок садистского любопытства где-то в глубине души.       — В первую очередь он человек. Но я понимаю, почему он тебе не даёт, с таким-то отнош... — окончание слова тонет в крике. Курт сцепленными руками неловко хватается за голову, цепь, очевидно, мешает, но он словно бы этого не замечает.       Юрген успевает подхватить тело за плечи, прежде чем оно свалится со стула. На мгновение становится жутко от вида закатившихся глаз в сочетании с рваными вдохами, будто утопающий захлёбывается. Но тело странно быстро перестаёт трепыхаться и безвольной тряпкой обвисает на спинке стула.       Вальхамерс переводит взгляд на устройство, подавляющее магию. Не активно. Заряд кончился? Аккумулятор получается извлечь без особых усилий, но он тут же обжигает незащищённую руку. Он и не знал, что эта штука так разогревается. Но колба действительно оказывается пуста, нужно будет отчитаться на сколько часов работы его хватает. И какой эффект. Юрген делает быструю пометку на подвернувшемся листе с засеченным временем сегодня и возвращает внимание Хауэру.       Пусть в этот раз воздействие было не столь продолжительным, но Курт сидел едва дыша. Кажется, и вовсе был близок к потере сознания.       — Какая у тебя магия? — Юрген встряхивает мужчину за воротник, русая голова откидывается, как у поломанной куклы. Но нет, глаза живые. Вымученные, но живые.       Курт с трудом приоткрывает слипшиеся от крови губы, но его хватает только на то, чтобы со свистом вдохнуть. И он неопределённо ведёт плечом, так и не выдавив из себя ни слова.       Он знает, что нет смысла отпираться. Не будь он магом, то не корчился бы на полу от боли из-за устройства. Он не может больше врать в этом. Юргену нужен только ответ. Одно слово. Пусть он признается. Пусть будет предателем. Пусть даст хоть одну блятскую зацепку.       Больше себя сдерживать не выходит. А Курт раздражающе не сопротивляется, словно сам подставляясь под удары. Юрген отшатывается только, когда видит, как чернеет синяк на бледной скуле. Чернеет, напоминая ожёг в жёлтом и, как надеется Юрген, слабом свете лампы. Он не должен быть чёрным. Ему кажется.       — Какая же ты упрямая сука. Всё что от тебя требуется, это сказать правду.       — Смешно. Это хоть на ком-то срабатывало? — хрипит Курт, дёргая уголком губ. — А что потом? А главное, как отличить правду от лжи?       Он бьёт в последний раз. С размаху. И Хауэр падает, даже не пытаясь это предотвратить или подняться после. Только глаза зажмуривает. Они всё ещё насыщенно бирюзовые, хоть мерещится, что побледнели. Приходится его собственноручно усадить обратно.       — Попробуем кое-что другое, — тянет Вальхамерс, доставая деревянную коробочку с препаратами.       — Хочешь попробовать на мне все экзотичные пытки, что у тебя есть?       — Ну от этого должно стать даже немного приятно, — Юрген скалится, демонстрируя тёмно-зелёную таблетку. Курт её не проглотит сейчас. — Сбор каких-то трав из Джифа, говорят развязывает язык, как сыворотка правды. Опробуем?       — А мразь при этом я, да? Удобно, — смех быстро переходит в кашель.       Вальхамерс раздавливает таблетку канцелярским ножом и высыпает в высокий стакан, после заливая водой. Размешивает тем же ножом. Конечно, таблетка растворяется очень плохо. Главное, чтобы Хауэр проглотил бо́льшую часть.       — На сколько велика вероятность, что я умру? Ну или что проваляюсь в муках бесконечно долго? — интересуется Курт со сквозящем в голосе смирением.       — Если не возникнет аллергической реакции, то никакой, — Юрген подносит край стакана к чужим губам.       — Это обязательно? — предпринимает последнюю попытку Курт и прикрывает глаза, на сдержанный кивок. Глотки болезненные, часть воды выплёскивается, смывая кровь.       Взгляд прикипает к двигающемуся кадыку под бледной кожей. Юрген заворожено проводит рукой по чужой шее, наблюдая как быстро там расцветает очередной синяк. Странно, сюда он точно не бил. Тем более с такой силой, чтобы до черноты. Это всё мерещится из-за темноты и дневной усталости. Да, мерещится.       Мысли прерывает кашель. Курт сгибается, прижимая руки к животу. Возможно, их стоило связать за спиной. Они хоть и лишают магии, но, когда руки впереди, можно оттолкнуть.       Вальхамерс хватает пленённого мага-немага за челюсть и заставляет посмотреть на себя. Эти глаза. Какой дурак поверит, что в нём нет магии? Как он прошёл тесты? Почему нет клейма, раз он утверждает, что местный?       На дне стакана ещё пара глотков. Он взбалтывает, поднимая осадок и набирает немного в рот, после прижимаясь к губам, опешившего Курта. От неожиданности тот тут же проглатывает раствор, едва не поперхнувшись. И смотрит этими своими глазами так вопросительно, словно ни демона не понимает. Как долго он учился так врать? Может в разведку берут тех, кто умеет это изначально? Те дворовые хулиганы, что, набедокурив, не краснея, плетут небылицы матерям, с полной уверенностью, что им поверят, ещё и пожалеют. Курт был определённо одним из таких. Вальхамерс был готов поспорить на годовую зарплату, что это так.       — Вот это, блять, было неожиданно, шеф, — выдыхает Хауэр, когда его наконец отпускают. — Знаете, можно было просто попросить. Без шоу с избиением, я не любитель ролевых игр, но в целом, мы могли бы договориться, я бы побыл для вас преступником или шпионом.       Он отшучивается. Это всё, что ему сейчас остаётся. Таблетка должна развязать язык. Не то чтобы Курт в принципе затыкался когда-нибудь, но тут был шанс, что болтать он будет всё-таки правду. Осталось дождаться, когда препарат начнёт действовать.       — Попробуем ещё раз? — предложил Юрген, выждав, пока пелена опьянения не затянет эту чрезмерно яркую бирюзу. — Имя.       — Курт. Хауэр.       — Направление в магии?       — Какое?       — Именно, какое у тебя направление в магии? Какой магией ты владеешь?       — Обольщение, судя по тому, как ты меня засосал, — Курт расплывается в наглой улыбке, очевидно доза оказалась великовата для истощённого организма. Юрген рычит, удерживаясь, чтобы не прописать ещё пару ударов. Больше Хауэр не выдержит, отключится и будет бесполезен.       — Твоя Родина?       — С большой буквы.       — Название.       — Гален...Галенгор.       Это была запинка из-за препарата или...?       — Гимн.       — На-а земле всего превыше-е,Ро- одина свобо-одная,Га- аленгор сплочё-о-оный, Бо-о-огом...       — Достаточно, — Вальхамерс вскинул ладонь, тормозя непопадающего в ноты допрашиваемого. Стыдно было признаться, что в пьяном состоянии, он сам едва ли смог бы связно пропеть больше пары строк. А если для Курта Галенгор чужой, то... Он очень хорошо подготовлен.       — Прости я встать — весь — уже не могу под гимн, но, скажем так, частями. Это было что-то вроде афродизиака? Смешанный ещё с чем-то, да? Прелестно... Что дальше?       Как он ещё держится? Не учат такому в армейской школе. Вальхамерс сам её проходил, нет ничего подобного. Спрашивается, у кого ещё из них больше затуманен разум. У Хауэра, отшучивающегося на любой вопрос и способного пропеть гимн, или у него избившего человека без доказательств и хлебнувшего по неясной дурости южного наркотика.       Смех давит на грудь и выходит каким-то истеричным, обезумевшим и отчаянным. Он закрывает рукой лицо, облокачиваясь на верный стол. Сквозь пальцы смотрит за плывущей бирюзой, как Курт по-собачьи склоняет к плечу голову и наблюдает за ним.       И имя у него собачье. Как кличка. Курт.       — Тебе не идёт, — отвечает своим мыслям Юрген. Отталкивается от стола и опирается одной рукой в спинку стула, другой в неустойчивое плечо.       — Что? — Хауэр неудобно запрокидывает голову. Зато подвижный кадык снова обтягивает кожа со странным синяком.       — Имя. Оно фальшивое. Тебе не идёт.       — А какое пошло бы?       Мысли так быстро становятся вязкими. Теперь он тоже говорит прерывисто. Неужели эта штука настолько убойная? Одна таблетка вывела из строя двух здоровых мужчин? Да бред. Юрген усмехается и преподает губами к шее. К чистому участку, без синяка. Он не хочет думать о том, что сделал ранее. Наученные охотничьи псы не терзают добычу, потому что хозяину нужна шкура. Они крепко вцепляются в неё зубами и держат, пока зверь не перестанет трепыхаться или не подойдёт хозяин. А он сорвался.       И он не охотник. А Курт не дичь. И не преступник, если не считать проникновения в кабинет. Но это... мелочи? Он же пойман, значит сделать ничего не успел. Зато сейчас перед ним. Открытый. Беззащитный. И полностью контролируемый.       Что-то среднее между вздохом и всхлипом, заставляет оторваться от шеи и ключиц, к которым он незаметно для себя успел спуститься. Посмотреть в лицо неестественно расслабленное, хотя правую щёку и брови подёргивает от болезненного спазма. И глаза закрыл.       Юрген отстраняется и тянет за цепь наручников, обращая на себя внимание. Помогает подняться и толкает на кожаный диван. Тот скрепит от трения кожи о кожу. Хауэр некуртуазно заваливается на бок, как-то уж совсем неудачно подставляя под себя локоть. Чего его весь вечер клонит влево?       Выпрямить Курта на диване оказывается не элементарной задачей. Тот бесконечно, сворачивается как креветка. Со злости Юрген дёргает его за ноги, вызывая болезненный стон, и прижимает коленом, нависая над телом. А Курт именно так сейчас себя и ведёт, как тело. Как безучастное и безразличное к происходящему тело.       Это злит.       Курт тяжело дышит и на лбу испарена. Но мышцы размякли будто. Если бы он мог ещё раз включить угнетающий магию аппарат. Курта будто электрические разряды прошивали, так извивался. Было интересно.       Сейчас уже самого руки слушаются плохо и пальцы путаются в петельках рубашки. Но он скрупулёзно расстёгивает каждую пуговицу, после наслаждаясь видом, открывшимся на поджарое тренированное тело. Везде расцветали странные синяки, которые Юрген отмечал краем сознания. Но никак не мог задуматься о их природе. Не собственноручно же он такое сотворил? Или он?       Курт прячет лицо в сгибе локтя и мелко вздрагивает от каждого касания. Юрген ловит судорожные вздохи, в характере которых уже запутался. Ему самому уже жарко и пиджак с жилетом отправляются небрежной кучей на стул. Это необходимость отвлечься от вожделенного объекта раздражает, и он прикусывает выпирающую едва тазовую кость. От мысли, что обычно брюки на этих косточках и держатся вырывается смешок. Он обезумел. С учётом, что Курт выпил больше, в каком он состоянии? Казалось, что лучше. Но понять так сложно, когда тело под руками едва подаёт редкие признаки жизни.       Юрген дует на пупок и глупо улыбается хрипящему короткому хохоту, наблюдая как втягивается живот. Проводит с нажимом ладонью по косым мышцам, и получает уже болезненный всхлип. Там тоже где-то синяк. Или несколько. Дорожка коротких волос на животе светлая и стоят они дыбом от пробегающих мурашек. И Юрген с уверенностью может сказать, что Курта не перекрашивали для задания. К тому же тогда бы и цвет глаз поменяли. А они всё такие же яркие.       Словно желая в этом убедиться, Юрген перемещается выше и нависает над головой Хауэра, осторожно убирая руки в сторону. Да, определённо, они всё ещё отдают бирюзой, немного блёкло, но это, наверное, от усталости или так кажется из-за того, что они опухли. Ожидаемо на поцелуй ему не отвечают, зато на ласку откликаются, подаваясь навстречу за теплом рук. Обожжённую об аккумулятор ладонь немного покалывает и Юрген старается её не задействовать. Однако снять чужую одежду иначе не выходит.       От брюк получается освободить только одну ногу. Победить шнуровку на втором ботинке Юрген отчаивается и оставляет как есть, переворачивая Курта. Тот слабо то ли сопротивляется, то ли помогает, что-то ворча. И это отчего-то кажется забавным. Шумный, заполняющий собой всё пространство Курт, сейчас неловко поджимает под себя колено, упираясь лбом в сцепленные в замок руки. И совсем неразборчиво ругается. Или не ругается. Но Юрген бы на его месте ругался.       Он успокаивающе целует выпирающие позвонки и ямку на пояснице. Выгнулся, словно совсем и не против происходящего. Ну не смирился же? Юрген подцепляет цепь наручников, вытягивая руки из-под головы, переплетает пальцы и мягко касается губами запястья над механическим часами. Они не особо точные, но должно быть что-то значат для Курта. Может наследство от отца? В таком случае они сохранились отлично, вопрос только в состоянии самого механизма, насколько он изношен. Впрочем, упрекнуть Курта в непунктуальности было нельзя.       — Подожди секунду, — шепчет Юрген, проводя кончиком носа за ухом, и возвращается к столу.       Конечно, у него нет ничего в ящиках рабочего кабинета. Они же не дома. Вальхамерс сжимает переносицу, пережидая момент головокружения. В портфеле может. Должно было быть. Он слепо шарит рукой во внутренних карманах, наконец выцепливая один презерватив и тюбик лубриканта. Разворачивается и упирается затылком во вторую, закрытую, створку шкафа.       Вдоль противоположной стены диван под картиной в аляпистой рамке. Ей лет большей, чем Юргену, и видела не меньше трёх его предшественников. Но едва ли ей доводилось наблюдать такой разврат.       Курт пытался привстать на локтях и одновременно выкрутиться, чтобы удовлетворить себя. Рубашка с майкой скомканы у плеч, ему жарко. Юрген чувствует тот же жар, гуляющий волнами по телу. И давление в грудной клетке. И эрекцию, которая по ощущениям забрала у мозга последние капли крови.       — Понимаю, — тихо хрипя, начинает Курт, сумев перевернуться обратно на спину, о чём судя по болезненному стону быстро пожалел. — Вид ахуенный. Но может, — ему тяжело говорить, прерывается на вдох почти после каждого слова, но не затыкается же, зараза. — уже, сделаешь что-нибудь полезное за вечер? А то, знаешь, мне с этим, — демонстративно бряцает наручниками, вытянув руки над головой. — не очень удобно. Уж если хочешь посмотреть, как я сам себе дрочу, то хотя бы сними их.       — Какой же ты, — Юрген с рыком отталкивается от шкафа, и возвращается, садясь на диван.       Голень упирается в кожаную спинку, что опять недовольно поскрипывает. У Курта на лодыжке всё так же болтаются брюки. Впрочем, куда им исчезать? Но они мешают. Или не очень... Юрген задумчиво придерживает мужчину под колено, не давая сползти с дивана.       — Какой? Давай подскажу возможные варианты: невыносимый, обаятельный, наглый, нахальный, упрямый, красивый, болтливый, аморальный, извращённый, соблазнительный.       — Дурак, — проглотив нарастающее раздражение, Юрген снова целует, снова не получая ответа. — На животе тебе было бы удобнее.       Ни слово не произнося, Курт снова переворачивается и позволяет притянуть себя за бёдра, устроить удобнее. Он смеётся про что-то: "как предусмотрительно" и болезненно мычит, пока Юрген осторожно проникает одним пальцем. Гель быстро вбирает тепло, не доставляя лишнего дискомфорта. Но Курт напряжён насколько это возможно под препаратом. Царапает пальцами обшивку и старается уйти от непривычных ощущений.       Мысль, что привычно для Хауэра это "сверху", а сейчас он полностью во власти другого, отзывается странно сладко. Его не выйдет так укротить или поставить на место, Юрген знает. Это лишь короткая возможность лично для него упиваться контролем над бушующим ураганом. Это же ощущение пьянит магов, укрощающих стихию?       Курт похож на ветер в пустыне. Горячий, режущий крупицами песка неприкрытую кожу, горько-пряный, меняющий ландшафт и совершенно не признающий авторитета. С трудом удаётся сжать в кулаке короткие волосы, чтобы оттянуть назад, самому наклониться к уху, едва не теряя равновесие.       — Кур-р-рт, — он отпускает волосы и перемещает руку на шею, немного надавливая, одновременно с тем, кружа вокруг ануса уже двумя пальцами, стараясь аккуратно раздвинуть мышцы. Стон на выдохе, когда прикусывают плечо достаточно красноречив. И Юрген хрипло смеётся, ощущая как под ним выгибаются, желая увеличить площадь соприкосновения. И непостоянный, как ветер. — Тебе действительно хотелось бы слышать, это имя во время близости?       — Мне бы хотелось слышать вопрос о согласии перед близостью, — выплёвывает Хауэр поворачивая голову, чтобы хоть краем глаза увидеть реакцию. Но тут же зажмуривается, опуская голову и выдыхая, когда два пальца всё-таки проникают внутрь. Нужно добавить смазки.       — Кур-рт, — Юрген улыбается на демонстративное недовольство, чувствуя, как отзывается на стимуляцию чужое тело. Прикусывает выпирающий позвонок и продолжает допрос с пристрастием: — Дурманит от мысли, насколько сильнее была бы реакция на настоящее имя, если от этого ты уже близок к пику.       Он перемещает руку к животу, который сразу втягивается от касаний. Поглаживает пальцами напряжённый член, обхватывает ладонью и круговыми движениями большого пальца проводит по головке, размазывая выступившую каплю. Сдавленные стоны чудятся музыкой, Курт кусает себе руку и подмахивает бёдрами, то ли толкается в кулак, то ли насаживается на пальцы. Нетерпеливый. Рычит что-то недовольно ещё.       Внутри всё ещё узко, а терпение на пределе. Он и так причинил ему сегодня достаточно боли. Боль не заставляет его сознаваться. Юрген устало упирается лбом в чужую спину, вместе с тем разводя пальцы и поворачивая. Он читал, что где-то как-то надо пальцы чуть согнуть и тогда партнёр будет умирать от наслаждения. Очевидно, волшебная точка не нашлась, Курт возбуждён хоть и был до предела, но на седьмом небе от счастья точно не летал. Да и в целом быть довольным резона не было. Но как же маняще он сейчас выглядел.       Даже с этими странными синяками, обтянутые кожей мышцы, пышущие жаром. Такой живой. И весь его.       Юрген целует и прикусывает кожу на спине, слизывая капельки пота и нетерпеливо потирается пахом о бедро. Здесь жарко. И дурманяще пряно пахнет. От Курта всегда пахнет специями. Всё из-за его чая. Он весь слишком, чтобы быть просто человеком.       Курт вздрагивает крупно и судорожно выдыхает. Юрген перестаёт двигать рукой и сжимает чужой член у основания под недовольный всхлип.       — Ещё рано, мой хороший, — мурлычет Вальхамерс в поясницу и придерживая сползающего с дивана мужчину. — Рано.       Юрген выдавливает на пальцы ещё смазки, убеждаясь, что три уже проходят без особого сопротивления. Пусть во многом и была вина препарата. Хотя нечленораздельное ворчание всё ещё не походило на стоны удовольствия. Закрадывались подозрения, что загадочная точка весьма мифична. Он пробует согнуть пальцы ещё раз, нащупать заветный бугорок.       — С другой стороны, — приподнимается на локтях Курт, недовольно зыркая через плечо.       — А?       — Б, блять. Ты анатомию по бульварным романам учил? Копчик стимулировать пытаешься?       Смысл поучения наконец дошёл. Юрген чуть отстранился и повернул ладонь, повторяя манипуляцию. Ответ не заставляет себя ждать. Курт роняет голову, резко выдыхая, сжимает руками обивку подлокотника.       — Понял, — чересчур уж довольно тянет Юрген, продолжая круговыми движениями массировать простату. Эффект пусть и не столь яркий как описывалось, но он сваливает это на общую усталость.       Где-то на краю ещё бьётся мысль, что они в офисе и Юрген не раздевается полностью. Раскатывает презерватив по длине собственного члена, вдыхая сквозь стиснутые зубы. Хочется вогнать сразу, до основания, до истошного крика. Он удерживается за тонкую ниточку самообладания. Курта не взять силой, он попробует лаской. Медленно и тягуче.       Курт прогибается в ладонях, шипит на некоторые касания и поддаётся назад, задевая ягодицами член. Юрген наклоняется и выцеловывает позвонки. Что он заметил, так это то, что у Курта чувствительная спина, и что он очень подвижный. Осторожно и медленно Юрген входит в разработанное отверстие, обильно налив смазки. Старается отвлечь от болезненных ощущений Курта, проводя по всей длине члена, чуть сжимая и дразня головку.       — Тише, хороший, тише, — вставив до основания, Юрген даёт время привыкнуть. Вслушивается в дыхание и медленно начинает двигаться.       Он подхватывает Курта под грудь, поднимая, сажая на себя, вырывая стон. Русая голова откидывается на плечо и соблазнительно открыты искусанные в кровь губы. Юрген не сводит взгляд и целует оголённое плечо. Рубашка комкается и немного мешает, но из-за наручников её не снять. А снимать наручники... Не то чтобы не безопасно, но не хочется. Юрген обнимает за торс двумя руками, помогая им двигаться. Курт пытается за что-то ухватиться, чтобы обрести равновесие, но отчаявшись, начинает ласкать себя, отвлекаясь уже самостоятельно. Он был прав, подавая идею остаться в стороне и наблюдать, картина, от которой пересохло бы во рту, выжигающей похотью.       — Бог мой, ты знаешь, насколько прекрасен? — Юрген проводит кончиком носа за ухом, затем прихватывает губами мочку.       — Видно, достаточно, чтобы нарушить закон, — прерываясь и коротко смеясь, не остаётся в долгу Курт.       Этот колкий язык хочется прикусить, чтоб не повадно было. Потом ласкать, сминать губы, деля дыхание. Но Курт не даётся, словно это последний рубеж, на котором он держится. И Юрген отпускает всю нерастраченную страсть на его шее и плечах. Возвращается к позвонкам, когда опускает Курта, позволяя снова упереться в диван предплечьями. Сам перехватывает чужой член, выдерживая общий темп.       — Такой податливый, — шепчет Юрген, прижимаясь к мокрой спине. — Хочу тебя больше.       Куда больше сам Юрген едва ли бы смог ответить. Только где-то ещё сохраняется знание, что сейчас ему позволяют с собой так обращаться. А он хочет владеть, что бы Курт просил, что бы звал, а не закусывал ладони, сдерживая стон, хочет видеть его лицо, эти глаза, хочет целовать. Хочет.       Курт напрягается на мгновение, кончая в кулак, и обмякает. Юрген толкается ещё несколько раз, пьянея от того, как сжимаются мышцы вокруг плоти. Он прикусывает загривок, совсем уж по-звериному. Мир на мгновение раскрашивается цветными пятнами. Жар постепенно спадает и восстанавливается дыхание.       — Ты нихуя не лёгкий, так что если всё, то слезай, — Курт брыкается, пытаясь скинуть с себя мужчину.       Отстраняться от тепла совсем не хочется, хоть тепло и против. Юрген всё же поднимается, ещё не отошедший от тумана оргазма, машинально наводит порядок, прислушиваясь к шуршанию с дивана. С минуту смотрит на ладонь, которой схватился за аккумулятор, такой сильный ожог, а он и не заметил. Заматывает наспех бинтом из аптечки. Гул в голове спадает и болезненно медленно приходит осознание. Вальхамерс даёт себе отсрочку пока доходит до кабинета Хауэра, чтобы забрать его пальто и ключи. Как выяснилось под пальто пряталась и портупея с кобурой. Говорят, в Союзных маги не носят оружия. Был ли пистолет у Курта на родине?       «У тебя ещё нет доказательств, что он шпион, — напоминает разум. — И сейчас он всё ещё гражданин твоей страны.»       Курт всё так же лежал на диване, подтянув под себя одну ногу. Он получил бо́льшую дозу, и она ещё не переработалась организмом. Сил не хватило на то, чтобы как-то поправить одежду. Всё тело покрыто этими странными синяками, так похожими на ожоги. Вид болезненно съёжившегося на тёмной коже мужчины внезапно уколол, становясь той самой последней каплей, что рождает волну осознания, накрывающую с головой.       — Создатель, что я натворил?.. — Юрген зарывается рукой в волосы, упираясь спиной в шкаф. Он не мог всего этого сделать. Это не он. Это какое-то помутнение.       — Нарушил минимум три статьи уголовного кодекса и два закона из Святого писания, — ядовито выплёвывает Курт. — Это на вскидку. Скорее всего больше.       Юрген проводит ладонью по лицу прикрывая глаза. Безумная паранойя, что Хауэр маг и шпион просто щелчком лишила его всякой разумности. Он его чуть не убил. В добавок и изнасиловал. Ему ещё и понравилось. Как же низко он пал. Как же мерзок.       — Давай ты отложишь самобичевание и для начала снимешь с меня эти блядские наручники, хуев ты фетишист, — срывается под конец предложения на крик Курт, резко дёргает руками вызывая характерный лязг.       — Конечно, — Вальхамерс откладывает чужое пальто с оружием и достаёт ключи от наручников. Браслеты с тихим щелчком размыкаются, освобождая потемневшие запястья. — Я отвезу тебя домой и завтра на работу не выходишь.       — Разумеется. Отпуск за твой счёт дня четыре минимум, — Курт снова переходит на шутливый тон, в котором скользит болезненность от попыток подняться. Он отгоняет от себя начальство, чтобы одеться, морщась садится.       — Оформлю больничный.       — Вообще пофиг.       Юрген прячет подавляющий магию аппарат обратно в секретную нишу стеллажа, ощущая, как ему сверлят спину взглядом. Плевать. Завтра его уже здесь не будет. А до этого времени едва ли Хауэр выберется из постели.       — Мне правда жаль, — когда Юрген оборачивается, Курт уже стоит в пальто с прилаженой на место кобурой.       — Лучше подумай, что плести охраннику.       — Мне не нужно перед ними отчитываться, просто выйдем.       — Ну как хочешь, — Курт с трудом делает шаг, морщась от пронизывающей тело боли.       Юрген собирается помочь, придержать, но слышит щелчок предохранителя и тихое "не трогай". У бока ощущается эфемерный холодок дула, от которого тут же невольной мелкой дрожью пробегают мурашки. Курт не выстрелит, но он на пределе.       Стоило ли оно того?..