Когда разверзается Бездна

В том мире, куда его столь неожиданно занесло, Рейстлин услышал новое для себя слово – «балласт – и узнал его лексическое значение; теперь же у него образовалась наглядная иллюстрация сего понятия, да еще и, ко всему прочему, живая. Маг закатил золотые глаза: - Девочка, ну что тебе от меня надо?! Аланна слабо икнула (чуть укачало при перемещении), затем бесстрашно глянула магу в глаза: - Я с тобой, мы должны спасти Даламара и Крисанию. - А с чего ты взяла, что их надо спасать? - Просто знаю, - когда было необходимо, скромность не являлась для воспитанницы монахинь серьезной помехой. Вспомнив о даре предвидения ее матери и деда, маг спешно заткнулся: если допустить вероятность, что эта статуэточка с синем платьице с кружавчиками права, то у него образовалась неплохая подсказка… но и обуза была тоже неплохой. Сдать ее Тике? Но даже телепортация в Утеху отнимет драгоценное время, так что дитя, увы, придется терпеть. Хорошо, что она умненькая, послушная и молчаливая, хоть не так намучаешься. - Ездить в седле умеешь? - Не так хорошо, как Лусия, но умею, - отозвалась Лана, - в мужском и в дамском. - Придется в мужском, - отозвался маг, - так что штаны и рубаху наденешь, на постоялом дворе купим или сменяем. Вопросы? - Никак нет! – браво отрапортовала девочка, скручивая сложную косу в пучок и подвязывая шарфиком. Почти идеальный ребенок, любой папаша был бы такой рад. «Что, хороша падчерица?» - ехидно поинтересовался внутренний голос, но Рейстлин придушил его без всякой жалости, чтобы чушь не нес. Однажлы тот же голос столь же ехидно заметил, что Карамон ему племянников на шею повесит, там Маджере аж головой затряс, как бы стараясь, чтобы эти слова из ушей повысыпались, чем изрядно напугал брата; ныне приходилось сдерживаться. Хватит глупостей и болтовни, ехать надо срочно. Добыть все необходимое удалось легко, а девчонке он в приказном порядке велел помимо мужской одежды еще и шапку напялить, после чего стал называть ее не Ланой, а Аланом, потому что афишировать половую принадлежность красоточки верх идиотизма – маг прекрасно представлял, как больно с него сдерет шкуру ее мать, если девочка лишится «цветка» (а такое возможно даже если он станет круглосуточно присматривать, никто не всемогущ). К чести Ланы, она была еще более молчалива, чем обычно, очень сосредоточена, и Рейстлин отчетливо видел, что она боится, но собралась, чтобы этого не показывать. Подобное самообладание в ее возрасте было бы нормальным у наемника, но не у выросшей на подоконнике розы, что сбивало с толку, пока не напомнишь себе, кто ее мать. Девочка может стать такой же ледяной (такой путь выбрал сам Рейстлин), а может стать очень нежной и любящей, точнее, уже стала (этим путем шла Крисания, пока не споткнулась и не выбыла из жреческой касты). Крайне интересный ребенок, даже обидно, что ей пришло время повзрослеть. Сама Лана волновалась за бедную Крисанию – слепая и беспомощная, жрица ныне уязвима, хорошо, если она с Даламаром, тот уж точно не беззащитен, он, хоть весьма изящен и нежен, настоящий мужчина. Девочка слегка покраснела, вспоминая утонченную красоту эльфа, до которой далеко даже красавцу Гидеону де Виллеру из столь любимого ею фильма. Должно быть, она показалась Даламару глупым ребенком или тургеневской барышней с милой внешностью, подобающей деве скромностью, но при том с хроническим недобором мозгов. Мама говорит, что она умная, но очевидно же, что она – умная дура, потому что при виде подобных Рейстлину и Даламару язык с перепугу к гортани прилипает, слова не вымолвить. Ну кто при этом оценит такую по достоинству? Без мамы было страшно, но Рейстлин рядом, его Лана не стеснялась, поскольку видела больным и прониклась к нему сочувствием, время от времени даже вспоминались в аналогичной ситуации сэр Айвенго и Ревекка, но потом Крисания испугала ее тем, что Маджере мог заколдовать маму. Нет, Крисания ошиблась или просто испугалась сама, Рейстлин не такой уж и плохой, даже надежный, и еще его, бедняжку, так жалко… (по молодости лет она о синдроме медсестры еще не слышала, но и подвержена не была, только сочувствуя всем и каждому, за что матушка Каэтана только хвалила, но она всех девочек называла «чада» и «ангелы мои»). Ехали они не очень долго, примерно через пару часов навстречу показались два всадника, скачущие одвуконь, и, разглядев их, девочка радостно закричала: это были мама и Карамон. Маг, правда, словно уксусу отхлебнул, но пришпорил коня вслед за ней. - Мама! Мамочка! – Лана спрыгнула почти на ходу. - Куда же ты все деваешься, лягушка-путешественница?! Ната спрыгнула едва ли не быстрее дочери, подхватила ее, фактически оторвав от земли, а та вцепилась руками-ногами; ни ругаться, ни драть за уши Мысль не спешила, но и рыдать как любая женщина на ее месте не стала. Карамон радостно тискал недовольно сопящего брата, тоже приподняв его, причем даже выше, чем капитан свою капитанскую дочку, ибо весил маг немного, а воин, как ни крути, посильнее будет даже самой крупной и крепкой женщины. Глаза цвета солнечного затмения остановились на Рейстлине и сердито сузились, словно она спрашивала, не маг ли все устроил. Маджере опередил вопрос: - Не собирался я ее брать. - Верю, - деланно равнодушно пожала плечом Козырная дама, ставя на землю свое непутевое чадо. – Где Крисания и Даламар? - У меня есть одна мысль, но, боюсь, тебе не понравится, - оперся маг на свой посох, - потому что все циклится на Бездне и Такхизис. - Какое совпадение, я тоже… берегись! Как именно Ната ухитрилась увидеть дракона никто не понял, но Карамон успел только откинуть в сторону так и не расцепившихся мать с дочерью, а вот Рейстлину не повезло сильно – когда все трое вскочили на ноги, маг был уже придавлен к дереву огромной лапой, посох его валялся в стороне, а коготь почти касался беззащитного горла. - Оружие на землю. Карамон зло рыкнул и бросил меч на траву, и тут на шее у него повисла Наталия, надежно закрыв руки воина плащом от взора дракона и лепеча, как ей страшно, но при этом она вжалась в Маджере поясом и опустила глаза. Воин сообразил, что это намек на метательные кинжалы, ведь трюки братца он помнил, да и ситуация была прямо калькой на один из эпизодов прошлого. Карамон сделал вид, что просто стряхивает с себя ополоумевшую девицу, но на самом деле вытащил два кинжала и чуть прикрыл глаза. Поняв, что напарник уловил намек, Мысль свалилась ему под ноги, упав на колено, и тотчас же воздух вспороли оба кинжала, явно брошенные с обеих рук (обалденный воин!); пока дракон уворачивался от одного кинжала, второй метко вписался ему в глаз. Завопив, рептилия выпустила мага, тот же мгновенно схватился за посох, выкрикнул какое-то заклинание, после чего его брат добил гигантского ящера мечом. - Встречающий? – выгнула черную как уголь бровь девушка. - Недипломатичный какой-то, - усмехнулся Карамон, вытирая клинок пучком травы. Лана стояла ни жива, ни мертва, ее явно мучительно тошнило, вот-вот вывернет; Рейстлин согнулся пополам в приступе кашля, но даже так можно было заметить на бледной коже капельки крови не только изо рта (очевидно, коготь глубоко порезал шею). Карамон бросился на помощь брату, и – неслыханное дело! – помощь эта не была отвергнута. - Спа… кх-хк… спа… сибо.., - еле сумел прохрипеть Рейстлин. Мысль утащила девочку за кустики, где та, судя по звуку, все же рассталась с содержимым желудка. Карамон порылся в сумке и нашел противорвотное, окликнул капитана по имени: - Нати, возьми лекарство… - Спасибо, напарник, - выйдя к мужчинам, девушка взяла флакон и отправилась приводить свое дитятко в порядок. Совершенно очевидным сделалось то. что за исчезновением эльфа и жрицы стоит Такхизис, потому что вероятность того, чтобы дракон вычуял их компанию ничтожно мала, следовательно, искали целенаправленно, и неизвестно еще, сколькие подобные твари прочесывают все дороги, города и веси в поисках тех, кто их темной госпоже соли на хвост насыпал. Единогласно было принято решение драпануть как можно скорее, так что все вспрыгнули в седла и дали деру. Судьба все еще продолжала строить свои козни: на горизонте уже показалась Утеха, но именно в этот момент Рейстлин покачнулся в седле и мешком свалился на землю. Карамон бросился к брату, осторожно подхватил его на руки – обмякшее тело казалось неживым, только продолжала вяло сочиться кровь из, казалось бы, почти крошечного пореза на горле. Сомнений в том, что когти были ядовиты, не осталось ни у кого.