Невыполнимое желание

      В последнее время Лера чувствовала себя не в своей тарелке. Минувшая неделя оставила после себя глубокий отпечаток на душе девушки, а виной тому комиссия, что штудировала школу на протяжении аж пяти дней. Учителя были измотаны, в особенности это касалось Ирины Михайловны, которая, ввиду отсутствия директора, работала за двоих, а то и за троих - тут уж как посмотреть. Бессонные ночи и огромное количество отчётов и документаций, которые предстояло привести в порядок перед приездом комиссии, нескончаемые протоколы, а в придачу к ним подъехали и экзаменационные материалы к предстоящим пробникам, что уж тут говорить о личной жизни? Если буквально пару недель назад школа кипела в сплетнях о любовных похождениях преподавателей, то сейчас о тех чудных временах можно было только вспоминать. Алексей Викторович и Анастасия Владимировна виделись всё реже и реже, что не могло не радовать ревнивого Эдуарда Валерьевича. Регина Алексеевна и Эммануил Васильевич никак не могли разобраться в своих чувствах к друг другу, поэтому больше не контактировали между собой, если в этом не было острой необходимости. Константин Николаевич в школе с приезда комиссии не появлялся, объясняя это наличием у себя хвори, что сразила его в самый разгар проверки. Вот только больничный лист ни он, ни кто-то из его родных в школу так и не принёс, поэтому Ирина Михайловна урезала ему зарплату. Особенно не сладко пришлось Роману Глебовичу, которому пришлось отрабатывать уроки физкультуры не только за себя, но и за Олега Ивановича, который уже с июля месяца прохлаждался на больничном. Единственным, кому было плевать с высокой башни на приход комиссии, был Роберт Владимирович. Он вёл себя сдержанно и хладнокровно. Вывести его из себя в этот период было почти невозможно, что нельзя сказать о других учителях. Теперь же, когда наступили долгожданные каникулы, волноваться было не о чём, однако Леру это к сожалению не коснулось. То ли из-за того, что Эля теперь проводила всё своё свободное время в компании Макса, а о лучшей подруге напрочь позабыла, то ли из-за того, что родители свинтили в очередную командировку, то ли из-за Роберта Владимировича, который не уделял ей должного внимания на занятиях, но девушка была настолько подавлена, что не осмелилась даже выйти из квартиры. Ситуацию спасла бабушка, явившаяся с ранними пташками.         С горем пополам Лера покинула свою горячо любимую кровать и принялась за завтрак. Очередной пустой пакет йогурта «Васькино Счастье Лесные ягоды» был выброшен в мусорку. Бабушка же тем временем хозяйничала в комнате Леры, напевая себе под нос старые хиты Боярского. Девушка, предвкушая неладное, поспешила в свою комнату, где собственно и обнаружила уже собранный чемодан с вещами.         - И как это понимать? - задала она вопрос скорее себе, чем бабушке.         - Как хочешь так и понимай, - пробубнила бабушка. - Чего тебе дома сидеть то? Вон, погляди, какая красота на улице, - открыла она форточку, впуская в комнату прохладный свежий воздух. Лера слегка поёжилась, ведь приближающаяся зима уже давала о себе знать, сдувая с деревьев последние жёлтые листики и оставляя на их месте лишь тонкие слои инея.         - И куда же вы собрались в такой холод? - не сдавалась Лера.         - Ох, Лер, вот была бы моя воля, сидела бы дома да не тужила бы. Вот честное слово, Лер, ей Богу! Дед твой на старости лет совсем из ума выжил. Как оказалось, он в тайне от меня самогонный аппарат приобрёл и всю осень на даче прятал, а когда выяснилось, что сосед Порфирий на него давно глаз положил, то ему сразу приспичило его оттуда забрать. Наглец! Я то всё думала, чего он так на дачу то рвётся? Во мне даже начала надежда теплеть, что он наконец за дело решил взяться: забор новый отстроить, насос в колодце установить, чтобы я с поливкой огорода потом не мучилась, а оно вон как оказывается! - изливала душу Антонина Андреевна своей внученьке.         - А без меня никак? - вздохнула Лера.         - Нет, никак. Пожалей старую, составь компанию. Всё равно ведь дома сидишь, какой от этого прок? - надавила ей на жалось бабушка.         - Ох, ладно, - сдалась Лера. - Сейчас соберусь и поедем.         - Вот и хорошо, - заулыбалась бабушка и, тихонечко похлопав любимую внучку по спине, покинула комнату.         На сборы ушло около двадцати минут. Накинув на себя пальто и шарф, Лера уже собиралась покинуть комнату, как вдруг вспомнила про открытое окно. Морозная свежесть слегка обожгла бледные щёки девушки. Ввиду расстройства пищевого поведения, что выявили у неё около года назад, Лера выглядела нездорово худой. Реабилитация хоть и прошла успешно, но не отменяла риска дальнейшего развития заболевания. Как бы девушка не пыталась держать себя в руках, хворь беспрестанно преследовала её, а в месте с ней и комплексы, возникшие ещё с раннего детства.         Когда костлявые пальцы девушки потянулись к белой рукояти, намереваясь закрыть окно, то тело её на мгновение замерло. Сквозь сетку она увидела Роберта Владимировича, одиноко сидящего на лавке с сигаретой в руках. Клубы дыма вылетали из его слегка приоткрытого рта и разносились ветром до самого лериного окна. Едкий запах табачного дыма вызывал у девушки приступы тошноты, но не смотря на это она продолжала наблюдать за своим учителем, вальяжно расположившемся на полуразвалившейся скамейке. В какой-то момент ему стало невыносимо испытывать на себе сосредоточенный взгляд карих глаз, и он резко, чтоб уж наверняка, устремил свой взор прямиком к окну Леры. Девушка вздрогнула, и прикрыв нос рукою (потому что рвотный позыв всё чётче давал о себе знать), отпрянула от оконной рамы, открывавшей ей вид на своего таинственного учителя. Опомнившись, она поспешила закрыть его и спустя пару секунд вновь прильнула к стеклу. Озадаченный и слегка разочарованный взгляд Роберта Владимировича заставил её непроизвольно рассмеяться, а оскорбленному историку только и оставалось, что наблюдать за своей хихикающей ученицей.       По прошествию в комнату бабушки Лере стало не до смеха. Она вдруг осознала насколько сильно ей не хочется ехать на дачу. В такие моменты её обычно спасала Эля, выдёргивая подругу из под лап стариков в самый разгар посева семян или сбора урожая, тут уж как посмотреть. Но в этот раз всё было в точности наоборот: урожай уже давно был собран, а до посева оставалось ещё около полугода, Эля же была занята тем, что обустраивала свою личную жизнь, не успев даже закончить школу. От этой мысли Леру воротило. Она была не готова к отношениям, а одна только мысль о близости с особью мужского пола заставляло её тело непроизвольно покрываться мурашками и отнюдь не в хорошем смысле.       Следующая встреча Леры с Робертом Владимировичем произошла уже в школе, после окончания осенних каникул. Ни та, ни другой не горели особым энтузиазмом к занятиям. С Лерой всё было предельно ясно. Она понимала, что одержимая любовь Эли к Максу может навсегда разрушить их дружбу, поэтому всеми силами старалась идти ей на уступки. Теперь Лера сидела в гордом одиночестве, вспоминая те счастливые времена, когда они с подругой коротали своё беззаботное детство за играми в дочки матери и просмотром "Могучих рейнджеров" на Jetix. Смотря на то, как Эля умело флиртовала с Максом, девушка в очередной раз убеждалась в том, как скоротечно время и как изменчивы люди вокруг неё. Лера порой не могла объяснить своей ненависти, испытываемой к родным и близким, в частности к родителям. Её бесило то, что их вечно не было дома, то, что к ним никогда нельзя было достучаться. Доверие к родителям у Леры кануло в небытие ещё в глубоком детстве, что уж говорить о нынешних днях, в которых они стали ровней бабушке с дедушкой, лишь время от времени присутствующих в её жизни. Так Лера и просиживала уроки, стараясь не думать о прошлом, которого как такового и не было.       Последнее, что хотелось Роберту Владимировичу после тяжёлого рабочего дня, так это отсиживать свой и без того отсиженный зад в учительской. Педсовет - дело святое для Ирины Михайловны, но никак не для историка. Роберт Владимирович, а по совместительству Роба (так его прозвали в универе после неудачной попытки поставить на место наглого преподавателя) терпеть не мог подобного рода мероприятия. Другое дело собраться вместе в непринужденной обстановке, где никому не нужно скрывать своих истинных чувств и эмоций под маской. А на педсовете мало того, что приходится во всём поддерживать начальство, так ещё и всегда нужно быть готовым к тому, что тебя в любой момент могут завалить тонной бумажной работы впридачу к проверке домашнего задания, а ещё хуже - попросить выступить на родительском собрании. Вот тогда то и вспоминай как кто в каком классе учится, кого похвалить, кого отругать, а если и отругать, то так, чтобы родителю раздолбая обидно не было. Вот такая она, жизнь учителя. С работы придешь, начнёшь проверять тетради, а время уже за полночь и лишь чёрт знает, когда успеть выспаться и нормально поесть, что уж говорить о банальных мужских потребностях. Роберт Владимирович в последнее время был не в духе. Надо сказать, что он даже подумывал смыться с педсовета, но вовремя подоспевшая Ирина Михайловна сорвала его планы.       Педсовет как педсовет, ничего в нём примечательного нет. Кому понравиться обсуждать успеваемость какого-то Василия Пупкина из 5Б, пока дома голодный муж с работы ждёт. По крайней мере так рассуждала Регина Алексеевна, супруг которой, если и выходил на работу, то только, чтобы найти собутыльника. Ирина Михайловна же рассуждала иначе. Она горела своей работой, и это было видно невооруженным взглядом. Роберт Владимирович любил свою работу, однако наслаждения она ему не приносила. Он был одним из тех, кто готов рассказывать о правлении Петра I и дворцовых переворотах хоть целую вечность, лишь бы его слушали. Единственным в чём он порой мог ошибаться были законы. Не то, чтобы он и их плохо знал, скорее просто некоторые из них вызывали в нём желание отбросить брошюру с конституцией куда подальше.       Педсовет прошёл без происшествий. Большую часть обсуждений заняли предстоящие пробники у девятых и одиннадцатого класса. Экзаменационные материалы пришли ещё до каникул, поэтому волноваться было незачем. Учителя наивно полагали, что ученики подготовились к работам во время каникул. Константин Николаевич, оправившись после никем неизведанной хвори, с счастливою миной объявил о том, что Олег Иванович после четырёхмесячного отсутствия наконец выйдет на работу ровно через неделю. Авдотья Игнатьевна лишь отмахнулась. Она хорошо знала трудовика с физруком, а их изощренные вкусы так подавно. Особое беспокойство выразили Эммануил Васильевич и Регина Алексеевна. Они были единственными, для кого действительно были важны результаты предстоящих пробников. В конце совещания Ирина Михайловна обмолвилась словечком о родительских собраниях, которые будут проведены в декабре этого года. На этом педсовет был завершен.       По пришествию домой Роберт Владимирович завалился на кровать не снимая верхней одежды. Портфель с тетрадями он выкинул ещё в коридоре, а про обувь вспомнил только будучи распростертым на кровати. Впрочем, наличие грязной обуви на недавно выстиранном покрывале ни капли его не смущало. Какое-то время он так и лежал не в силах подняться и наконец снять с себя эту сковывающую одежду, пропитавшуюся сыростью и запахом школьной столовой. Через пару минут в кармане настойчиво завибрировал телефон, оповещая Роберта Владимировича о входящем звонке. На экране отобразился неизвестный номер, однако не для него. Авдеев прекрасно знал, кто звонит ему, но отказывался принимать данный факт до тех пор, пока в динамике не послышался до боли знакомый голос...       Далее всё было как в тумане. Роберт привык к этому. Он уже знал, что ответит собеседнику, знал даже то, что скажет в случае, если связь оборвётся и ему придётся перезвонить. Роба еле сдерживал себя, чтобы не начать орать в трубку о том, как нечестно с ним обошлась жизнь и как горько ему от осознания того, что тот кто по ту сторону трубки никогда не сможет понять его чувств. Ему всегда приходилось притворяться, чтобы не причинить боль тем, кого он любит. Так было лучше для всех, но не для него.        После минутного разговора, что высосал из него почти все жизненные соки, Роберт Владимирович выключил телефон и забросил его на тумбу рядом с кроватью. Руки непроизвольно поползли к бляшке ремня. Роберт Владимирович замер, пытаясь прислушаться к собственным ощущениям, однако пальцы его в это время уже расстегивали ремень, а после добрались до штанов и, избавившись от пуговицы, которая и так держалась на соплях, заползли под боксеры. Почувствовав насколько горячо было его собственное тело, Авдеев зажмурился. Острая необходимость в онанизме дала о себе знать, и он был уже не силах ей противиться. Он не чувствовал боли в руке, которой надрачивал член, не чувствовал как силы постепенно покидают его организм, Роберт Владимирович хотел обладать собой в этот момент скорби.       Ещё одна тетрадь. Роба уже хотел отбросить от себя эту бесконечную кипу бумаг, как вдруг ему на глаза попалась тетрадь Ульяновой Леры, классным руководителем которой ему не посчастливилось стать. Открыв её, историк был не столько разочарован, сколько разгневан: мало того, что она не выполняла домашние задания, так ещё и умудрилась обгадить чернилами ранее написанные конспекты. Пролистав дальше Роба понял, что ничего дельного он здесь не увидит и уже собирался было закрыть злосчастную тетрадь, как вдруг перед его взором предстали следующие строки:       В пустоте коридоров, манящих дверей       Найти бы надежду мне поскорей!       Одиночество-боль, а слёзы-утрата,       Комната смерти-гнилая расплата!       Безумие-страх, отчаяние-тревога,       В долину теней ведёт та дорога.       К востоку от Рая, на священном яву,       Падёт моя жизнь в необъятную тьму.       Желание отыграться на Ульяновой пропало будто его и не было вовсе, однако неприятный осадочек всё же остался. С одной стороны ему было неприятно от осознания того, что ученик, сдающий его предметы, не коим образом не заинтересован в изучении новой темы, а с другой... стихотворение навело его на мысль, что у Ульяновой типичная "подростковая депрессия" или как её там ещё называют... Знатно "настрадавшись", Роберт Владимирович завалился спать. Тетради так и остались лежать на столе, а телефон всё так же был выключен. Одна лишь долина теней не выходила у него из головы.       На следующий день       Будильник не прозвенел. Оно и ясно, телефон то был выключен. О чём только думал Роберт Владимирович, когда ложился спать? Ясное дело, что не о будильнике. Перед его взором вновь предстала долина теней, о которой упоминала Ульянова. "Чёрт подери, Ульянова! У меня ж первый урок с ними", - подумал Роба и облегченно выдохнул. Неспеша собравшись, Роберт Владимирович с важным видом направился в сторону остановки, где ему предстояло простоять ещё пятнадцать минут, а затем, пробираясь сквозь набежавшую с утра пораньше толпу, покинуть конечную с предвкушением тяжёлого рабочего дня.       На посту тихо посапывал Василий Петрович. Видно, Тимофей Вячеславович, который должен был заменить его, ещё не пришёл. Впрочем, это было только на руку опоздавшему Роберту Владимировичу. Расписавшись в журнале, он тихонечко обошёл вахтёра, а затем свернул в сторону лестничной площадки. На этаже было пусто. Сегодняшний день начинался для Роберта Владимировича довольно таки хорошо: он не только проскользнул мимо поста, но ещё и не попался на глаза вездесущей Ирины Михайловны. Настроение его заметно улучшилось.       В ожидании застать пустой класс, Роберт Владимирович не скрывая своей радости буквально ввалился в кабинет. Его ожидания частично оправдались: в классе действительно было пусто, однако наличие в нём Ульяновой всё меняло. Стерев с лица радостную ухмылку, Роберт Владимирович важно прошествовал в гардеробную, не забыв при этом поздороваться со своей ученицей:       - Здравствуй, Лера.       - Здравствуйте, Роберт Владимирович, - не скрывая своего удивления поздоровалась с ним Лера. Надо сказать, что жизнерадостного историка она видела впервые, поэтому и не смогла скрыть своих эмоций касательно данного жеста с его стороны.       - Ты чего одна сидишь? - вскользь поинтересовался он разуваясь.       - Да... Все ушли, - выпрямилась Лера, чувствуя его взгляд на себе.       - А ты осталась, - вздохнул он, задвигая ботинки под шкаф.       - Осталась, - подтвердила она.       - Отчего же? - прошествовал он к своему столу, стараясь не смотреть в сторону своей ученицы.       - Не думаю, что вам будет это интересно, - отмахнулась Лера.       - Ты чертовски права, Ульянова, - наконец удостоил её взглядом историк.       - Я вижу вы сегодня в хорошем расположении духа, - сама не понимая зачем, прокомментировала его поведение Лера.       - Я то да, а вот ты, - и тут он осёкся. В этот момент ему захотелось провалиться сквозь землю.       - Что насчёт элективов? - сменила тему Лера, осознав, что Роберт Владимирович загнал себя в тупик. Ей было отрадно наблюдать за тем, как багровеют щёки самого неприступного человека в школе.       - Можем начать прямо сейчас раз уж ты здесь, - поднял он взгляд. Щёки всё ещё горели, но глаза по прежнему были холодны как лёд. Для него было важно перевести разговор в другое русло, чтобы развеять неловкость, нависшую между ними.       - Осталось три минуты до окончания урока, - ухмыльнулась Лера, догадываясь о намерениях Авдеева.       - Неужели? - не растерялся Роберт Владимирович. - Тогда передай остальным, что за сегодняшний день у всех в журнале будут стоят н-ки, а винят в этом пусть Ульянову Леру, которая по непонятным стечениям объстоятельств осталась дожидаться многоуважаемого Роберта Владимировича, чтобы показать насколько она ему предана, - саркастично протараторил он. - На счёт себя не волнуйся, н-ку не поставлю.       - Считайте, что вам повезло, Роберт Владимирович. Ещё одна колкость с вашей стороны, и я здорово на вас отыграюсь, - обиженно пригрозила Лера и в сию же секунду покинула кабинет. Роберт Владимирович лишь повёл руками, а после принялся обхаживать кабинет в поисках сигарет, которые загадочным образом куда-то исчезли.

***

      В последнее время Эдуард Валерьевич стал злоупотреблять спиртными напитками, из-за чего у него участились приступы мигрени. Желания сидеть в душном кабинете после проведения аж двух лабораторных работ не было от слова совсем. В коридоре химик пытался высмотреть неприятную физиономию географа, который только и делал, что бегал на второй этаж к своей излюбленной Анастасие Владимировне. От одной только мысли об этих двоих Эдуарду Валерьевичу хотелось застрелиться, что уж говорить об их "тёплых отношениях", которые они демонстрировали на людях без единой капли стеснения. Химику хотелось спуститься на второй этаж и как следует прочистить мозги Насте, однако это не представлялось возможным, пока у него на очереди стоял урок с 8В. Ключи от лаборантской были странным образом утеряны, поэтому кабинет всегда оставался открытым, а оставлять взбалмошных малолеток наедине со взрывчатыми веществами означало бы поставить крест на своей карьере.       Внимание Эдуарда Валерьевича привлёк запах табака, исходивший прямиком из мужского туалета. В предвкушении поймать хулигана с поличным, химик уже было приготовился рвануть в сторону сортира, как вдруг из-за двери показалась наштукатуренная физиономия Фирисовой Элины. Тогда то у Эдика и прорвало крышу. О похождениях этой блудницы знала вся школа, но этот случай просто выходил из рамок всякого приличия. Со всей силы потянув на себя пластиковую дверцу, не отличавшейся особой прочностью, Эд прошествовал в туалет. На подоконнике вальяжно расположился Паша Дроздов с сигаретой в руках, а рядом с ним, опрокинув ногу на ногу, сидела Фирисова, пытаясь сделать селфи на фоне пожелтевших оконных рам.       - Я так и думал. Кому же ещё взбредёт в голову курить в разгар большой перемены, как ни тебе Дроздов? - ухмыльнулся Эд. - Давай сюда пачку.       - Эдуард Валерьевич, я могу всё...       - Не нужно мне ничего объяснять, - перебил его химик, исподлобья взирая на Фирисову, сохраняющую полное спокойствие. - Всё и так предельно ясно. Теперь пачку, я жду.       Паша нехотя достал из кармана пачку сигарет и вручил её Эдуарду Валерьевичу. Элина даже глазом не повела, ей было плевать с высокой башни на происходящее здесь разбирательство.       - Так-так... "Chesterfield", - произнёс он с иронией. - Кажется такие же курит Роберт Владимирович. Эх, Дроздов, не стыдно тебе собственного классного руководителя обкрадывать? А ты, Элина? Что забыла в мужском туалете? - переключил он своё внимание на Фирисову.       - Не твоего ума дело, - сказала она и выбежала из сортира, предварительно захлопнув за собой дверь.       - С ней всё предельно ясно, но ты то Дроздов, чего под её дудку пляшешь? - смягчился Эд, однако Пашка его уже не слушал. Оттолкнув от себя учителя, он как ни в чём не бывало выбежал из туалета. Эд же, наплевав на всё, бесцеремонно вытащил из пачки пару сигарет и закурил, стараясь втянуть как можно больше едкого табачного дыма.       Мигрень усилилась. Эдуард Валерьевич решил, что с него на сегодня хватит, и уверенным шагом направился в сторону лестничной площадки. Спустившись на второй этаж, он невзначай столкнулся с Анастасией Владимировной.       - Ох, ну что за безобразие? Уже и в школе начал курить? Должна же быть хоть капля уважения к окружающим! - процедила она, прикрывая нос стопкой тетрадей.       - Ой, ну поговори мне тут! Как будто твой хахаль не дымит как паровоз! - взъелся на неё Эд.       - Он давно бросил, - обиженно промолвила Настя.       - Я тоже, - ухмыльнулся Валерьевич.       Настя сердито покачала головой и поспешно удалилась с этажа. Настроение Эда заметно улучшилось. Не став тратить время на бессмысленные раздумия, химик направился в сторону Роберта Владимировича, одиноко стоявшего у подоконника. В коридоре было шумно. На встречу Эдуарду вылетела толпа пятиклашек и чуть было не сбила того с ног. С горем пополам прорвавшись сквозь неугомонную детвору, химик встал рядом с историком и шумно выдохнул.       - Так вот кто спиздил мои сигареты, - принюхался Роберт Владимирович, почуяв знакомый запах. - Тебе своих мало, Эдуард Валерьевич?       - Помилуйте, Роберт Владимирович, - запротестовал Эд. - Я всего лишь выкурил пару сижек.       - Странный ты конечно, Эдуард Валерьевич, - усмехнулся Роб. - И очень настырный, - покосился он в сторону проходящей мимо Анастасии Владимировны.       - Чего это она вернулась?       - А она в учительскую направлялась, - начал Роб. - Вот только стоило ей с тобой столкнуться, как она сразу же позабыла куда шла.       - Не знал, что ты такой наблюдательный, - усмехнулся Эд, взлохмачивая свои и без того растрепанные волосы.