Я только танцую

— У тебя скоро соревнования, помнишь? На еду не налегать!   Кадзуха водил вилкой по полупустой тарелке. Даже та немногая еда, которую мать позволяла есть перед важными выступлениями, ему не нравилась и в горло не лезла. Хотелось разнообразия и порций, которых требовал организм, а не которые были нужны для поддержания почти критичного веса. — Мам…- парень взглянул на серьезную женщину, мысленно молясь тем немногим богам, которых хотя бы знал по именам,- мне нужно кое-что тебе сказать. Это важно. — Я слушаю.  Красные глаза, вечно глядящие исподлобья, пугали и усмиряли Кадзуху. Но теперь все кардинально поменялось. У него не осталось сил, не осталось сил, чтобы так жить: изнурять себя тренировками, падать в обмороки, недоедать и в слезах смотреть на весы. В слезах не потому, что каждый дополнительный грамм напрягал, а потому что была заранее известна реакция мамы. Не тренера, а именно мамы.   Надоело смотреть в зеркало и хотеть себя сломать, убрать все, что заработал на танцах и вернуть себе обычное телосложение, самое обычное, как у всех. Грация и плавность теперь казались ломаными и сковывающими. Кадзухе было необходимо избавиться от этого. Балет не окрылял, а подрезал уже имеющиеся крылья. И это стало точкой в истории юного артиста балета.  — Я больше не занимаюсь танцами,- вилка остановилась на середине тарелки, а Кадзуха не сводил глаз с лица матери.  Сейчас или никогда. Пути назад не будет. И пусть. Кадзуха не хотел, чтобы назад была дорога. Не хотел даже шанс иметь вернуться в балет, никогда и ни за что. Все, что угодно, только не ненавистные тренировки. — Что ты сказал?  Кадзуха внимательно наблюдал за тем, как по лицу матери начали плыть морщинки от недовольного, удивленного выражения.  — Я сказал, что я бросил балет. — Нет.  И раньше одно только «нет» без объяснения его причины сработало бы на Кадзуху, но не сейчас. Сейчас он понимал, что терпеть было больше нельзя, иначе загубит свою жизнь окончательно. — Я больше не танцую, мама. Нравится тебе это или нет, но я больше не танцую. — Нет, глупости. Ты просто глупый ребенок, который сам не понимает, что ему надо.  О пол ударился журнал, который мать Кадзухи читала до этого. Она подошла к столу, опираясь на него обеими руками. — Балет— это искусство. Твоя бабушка была балериной, я до последнего шла по ее стопам. Это принесло нам славу и деньги. Это наше дело, Кадзуха. И ты не посмеешь… — Посмею,- перебил парень, которому осточертела одна и та же шарманка, которую вновь и вновь заводила мать,- мама, я не буду заниматься балетом. Ни-ког-да.   Кадзуха закрыл глаза, когда мать одним махом скинула тарелку с овощами и отварным мясом со стола. — Ах значит так! Неблагодарный! Я тебе все дала. Все! А ты вот так со мной поступаешь. Пусть!- женщина театрально вскинула руки, округляя глаза,- Пусть! Делай, что хочешь, но на мою помощь больше никогда не рассчитывай, понял? Даже если ты будешь голодранцем на улице, я тебе не помогу. Перебивайся, как хочешь. С этого года, как ты поступишь, не жди от меня ни копейки!  Кадзуха слушал все эти речи молча. Он был готов к ним, знал, на что шел. Мать вышла из кухни, громко хлопая дверью, так, что стекло в ней задрожало.   Тяжелый выдох вырвался из легких Кадзухи, когда он понял, что все кончилось. Когда наконец повисла гробовая тишина. Это было ощущение свободы.  Мама ему никогда этого не простит. Да, Кадзуха знал, что они помирятся, ему не раз приходилось слышать подобные слова от матери, не раз приходилось получать по руками и не только. Он был к этому приучен с самого детства, потому теперь подобные слова лишь складывались в уже забитую коробочку где-то глубоко в сознании.  Зато теперь он был свободен. Кадзуха не знал тогда, что совсем скоро он вновь будет танцевать, но уже не так. Он будет танцевать так, что ему самому это понравится. Он впервые узнает, что такое кайф, который ты получаешь во время занятия любимым делом.  А пока единственным желанием было выйти из дома и купить себе шоколадку, две, и съесть их не отламывая по кусочку, а кусая. Да, так и только так.  — Половина первого ночи, где тебя черти носят?!  Не успел Скарамучча переступить порог дома, как на него налетела то ли испуганная, то ли разозленная мать. Судя по очкам, которые она откинула в сторону, подходя ближе, все-таки злая. — Отдыхали, с друзьями,- покачиваясь из стороны в сторону, объяснил Скара, облокачиваясь на дверь за собой. — Какой дурью ты уже обкурился? Что со зрачками? — Да нормально все, мам. — Руки покажи!   Эи полезла закатывать рукава сына, который даже не сопротивлялся. Сил на это не осталось. — Видишь, чисто,- промямлил парень, пока мать внимательно разглядывала нетронутые вены. — Что там было?! Отвечай, быстро! Ты знаешь, я не шучу!   Эи трясла сына за потрепанное худи, что пока не приносило никаких результатов. Скарамучча попытался собрать максимум нынешних мыслей в один логичный поток, чтобы объяснить все кратко, но достаточно лаконично, чтобы его отпустили спать. — Соль, ЛСД… я не помню, ма, правда. Мы по чуть-чуть. Ты ж сама рассказывала, что в молодости… — В молодости я один раз в жизни покурила марихуану! И все!- Эи была и в ярости, и в отчаянии. Ее трясло не меньше пьяного и обдолбанного Скарамуччи,- Господи, господи, за что нам все это? Господи Боже мой, сына. Сына!  Скарамучча дернулся от внезапной пощечины, жжение от которой потекло по всему лицу. — М? — Скарамучча Райдэн, ты будущий бизнесмен. Возможно кто-то еще выше. Ты же такой умный, такой смышленый. Зачем тебе все это?- Эи трясла сына за плечи, отчего ее голос тоже дрожал,- будь умнее. Будь умнее этих тупых детей, которым лишь бы по*баться и обколоться. Ты выше этого, ты выше этого, Скарамучча. Я родила наследника, я родила способного ребенка. Не наркомана, не тряпку, Скарамучча!  Женщина убеждала в этом не только сына, но и себя. И это как никогда работало. Да, Скарамучче было очень стыдно. Было очень стыдно появляться дома в таком виде. Стыдно появляться в таком виде перед женщиной, которая дала ему все в этой жизни. Он точно должен был быть выше, выше всех тех подростков, которые занимались непотребствами. С одной стороны.  С другой, не мог же он смириться с тем, что пока все его сверстники начинали вести половую жизнь, у него даже эрекции на девушек без препаратов не случалось. Как он объяснил бы это? В первую очередь, сам себе? Вот и Скарамучча не знал. Вернее, догадывался, но от одного взгляда на парней становилось не по себе. Ведь отношения с ними равнялись ранней или поздней близости. А Скарамучча ее боялся. Может быть и хотел, но слишком сильно боялся, чтобы реализовывать. — Иди спи. Завтра поговорим.  Женщина потирала лоб, сдерживая слезы. Ее мальчик, ее наследник, на которого она возлагала свои надежды, пустился во все тяжкие. Это было слишком страшно и невыносимо для одинокой Эи.  Скарамучча лишь кивнул и, пошатываясь, побрел в свою комнату. — Не ложись на спину!- крикнула женщина вслед, а сама осела на полу.   Нет, она не позволит. Она будет взывать к совести и здравому смыслу, запугивать, но ее ребенок вырастет успешным человеком, продолжит семейное дело. Ни за что не станет таким, как его отец.   И ведь это сработало. Только сработало не благодаря словам Эи, а вопреки.   Скарамучче и самому вскоре стало понятно, что подобный образ жизни был не для него. Но слова матери, которые крутились вокруг одного лишь семейного дела, дали Скаре понять, что его воспринимали как марионетку. Пешку в большой игре, которой пророчили стать ферзем. И, к сожалению, самооценки и близких отношений с родной матерью от этого не прибавилось. Скорее, наоборот. — Чего не спишь? — М?   Скара обернулся в сторону входа на балкон, вскидывая брови удивленно. — Встречный вопрос,- отвернул голову назад, вздыхая и как будто даже несильно обращая внимание на заспанного Кадзуху. — Ты встал,- парень зевнул, прикрывая рот ладонью и подходя ближе к собеседнику,- а у меня слух хороший. Короче, считай, что ты меня разбудил.  Кадзуха встал рядом со Скарой, завороженно разглядывая пейзаж за окном. Темнота весенней ночи восхищала. Звуки с улицы и редкие огоньки света вместе с прохладным свежим воздухом создавали неповторимую атмосферу. — Ну уж простите,- кинул Скара как-то будто даже обиженно,- так спать иди, чего стоишь-то? Тебе ж завтра на пары рано подниматься. — Ты так и не ответил на вопрос,- подметил Кадзуха, переводя взгляд с одного потрясающего вида на другой потрясающий вид (на лицо Скарамуччи). — На какой? — Че не спишь?  — А…  Скара вновь расслабил лицо, опираясь почти всем весом на белый подоконник и вдыхая максимум приятного воздуха, который бы мог попасть в легкие. — Херня какая-то снится.  — Из-за неудобного матраса?- Кадзуха не то, чтобы даже шутил. На около сонную голову вообще шутить было сложновато. — Мг, видимо…- подхватил сарказм Скара, вздыхая. — Что хоть снилось?  — Отец-нарик, что еще? — Серьезно? — Нет, на ходу придумываю, чтоб тебя развлечь,- даже несколько разозлился парень. — Ты просто никогда не рассказывал, прости…- хотел было извиниться Кадзуха за свою нетактичность.  — Да че извиняться-то? Его мать выгнала еще лет пятнадцать назад, а то и больше. Но конечно да. Воспоминания не из приятных… — Так столько лет прошло. Ты же маленьким совсем был, наверное. Как ты вообще это помнишь?- искренне удивился Кадзуха.    Во взгляде Скары прочиталось что-то вроде «ты долба*б?»   Кадзуха вновь этого не понял, но ему, к счастью, поспешили объяснить. — Тебя в детстве ремнем наказывали?- продолжил Скара с ноткой скептицизма в голосе. — К чему вопрос?- да, наказывали, но Кадзуха настолько опешил, что не смог сразу ответить. — Ну вот просто честно. Я сейчас не стыдить тебя планирую. Меня вот лично да. А тебя? — Ну, было дело…  Кадзуха кивнул, ожидая после таких откровений получить логичный вывод. — Со скольки лет? — Да мне кажется даже в яслях бывало. — Детям в яслях сколько лет? — Ну…- Кадзуха задумался и уже, кажется, понял, к чему клонил Скара,- года три может обычно. — А как лупили помнишь? А как стыдно было? А как задница потом болела? Вот я лично все помню и за семнадцать лет нихрена не забылось. Смекаешь, Кадзуха?  — Смекаю…- парень кивнул, отводя взгляд от Скары. Даже на душе как-то грустно стало. Будто его самого вернули в то не лучшее время,- и что твой отец делал?.. — Лупил. Что еще? А нет, еще с матерью срался постоянно. — Я понял, можешь не продолжать. — Мг.  Повисло молчание, в которое даже деревья, кажется, перестали колыхаться на ветру. Скара вышел на балкон успокоиться, но по итогу лишь растрындел о себе несколько озадаченному теперь Кадзухе. Вот он-то теперь совершенно не знал, что еще сказать.   Скарамучча никогда не был таким откровенным раньше, потому сейчас стало даже страшно спугнуть его. Отреагировать не так, чтобы он закрылся и больше никогда не показывал настоящие свои переживания и страхи. — Но теперь это в прошлом. Тебе не три, не пять… Ты успешный, красивый, без вредных привычек… — Я знаю. Я ж поэтому наверное и вышел подышать, что хочу забыть про то, что мне снилось,- вспылил Скара и хотел уже выходить в комнату. — Ты гораздо лучше, чем кажешься себе. И другим наверное,- добавил лишь после того, как услышал, что за его спиной Скара все-таки остановился,- тебе нужно отпустить его. Ты и твой отец уже никак не связаны. Не тяни его бремя на себе. Не все мужчины такие, не все семьи такие и ты далеко не такой. Ты гораздо больше, чем наследник фамилии Райден. М?..  Кадзуха бы продолжил свои мотивационные речи. Ему впервые стали искренне понятны действия Скарамуччи. Стыд, стыд за себя, стыд за своего отца, стыд перед людьми, которые ему нравились. И горькие попытки избавиться от этого чувства посредством других людей. Попытки раскрепостить их, для их же блага и для того, чтобы пообщаться с ними. Попытаться в разговоре, поведении уловить ответ на мучающий вопрос. Наконец понять, какого это, не чувствовать стыда за себя. — Ты гораздо лучше, чем кажешься на первый взгляд…- повторил Кадзуха и наконец мягко улыбнулся, впервые обнимая Скару в состоянии трезвого ума.  Да, он не любил, когда его трогали, но объятия со Скарой оказались не противными. Скарамучча катал Кадзуху на качелях из: противен, привлекателен. В некоторых местах Скара буквально завораживал Кадзуху, в других раздражал до глубины души.   Один этот разговор вряд ли бы поменял что-то в голове Кадзухи навсегда и за раз, но теперь для некоторых действий Скары парень хотя бы увидел объяснение. Хоть какой-то фундамент, но был заложен, потому обнимать Скарамуччу было не противно. А даже наоборот… — Иди спи. Завтра я буду виноват, что ты проспал пары.   Как же Скаре хотелось, чтобы все было так просто. Чтобы одной фразы со стороны привлекательного во всех смыслах человека было достаточно, чтобы сдвинуть что-то в голове.   Как же Скаре хотелось, чтобы все было так просто…