The Related (Связанные)

      Она была уверена, что давно забыла могущество истинного холода, давно забыла то ужасающее чувство, когда коварный мороз пронизывает все тело, словно впиваясь острой иглой в каждый миллиметр кожи и вышивая из тонких серебристых нитей на ней затейливые узоры. Это не ётунские объятия Локи, в которых можно найти долю тепла. Она была уверена, что больше никогда в своей жизни не испытает гнев лютой зимы и все те события, что столкнули её с ней однажды. Но вот прямо перед ней выросли прямые её потомки, дети извечного мрака и холода, оживившие те участки памяти, в которых под замком хранила ведьма трагичные воспоминания и уснувшее неизгладимое до сих пор чувство потери, одиночества и безысходности.             В их свирепых взглядах плескалась кровь, будто кипящая лава. И как только она не замерзла сквозь века! Их ледяные пальцы сжимали копья, которыми они могли лишь устрашить снова попавшую в ловушку Селену, ибо царю Ётунхейма она была нужна живой. Ведьма же не желала видеть рядом с собой ни Лафея, ни его подданных.             – Глупо, наверное, спрашивать, кто впустил вас в Асгард, – произнесла ведьма, рассуждая вслух. – Убирайтесь, пока я не разозлилась.             Она не была уверена, что великаны поняли её слова, потому что двинулись прямо к ней, не находя угрозы для своей жизни. Прежняя Селена, Селена до знакомства с Локи, вероятно, ринулась бы прочь или в панике начала бы испускать неуверенные магические импульсы, чтобы хоть как-то приостановить противника, но времена той Селены прошли. Ётуны едва ли догадывались, что перед ними стоит теперь совершенно другая ведьма, обладающая неслыханным могуществом, закаленная страданиями, окрепшая и обретшая смысл продолжать жить. А тот, кому есть ради чего бороться, будет бороться до последнего. Селена же чувствовала ясно, что её бой только начинается.              – Тот, кто открыл вам Биврест, научил меня не повторять дважды. – На губах девушки блеснула опасная улыбка, обнажившая белые зубы, как будто острие кинжала, который перед битвой продемонстрировал воин, дабы внушить сопернику страх. Но ведьма не собиралась никого пугать. Её действия были отточены и предельно жестки. Великаны не сразу осознали, что происходит. Под их ногами затрясся пол, стекла в окнах треснули, загрохотали стены, когда Селена медленно начала поднимать свои руки. В глазах девушки просиял гнев, который был совсем ей несвойственен, она кривила тонкие пальцы, и каждая жуткая их манипуляция сказывалась на ётунах. Вскоре оба ледяных великана взметнулись в воздух, как две тряпичные куклы, уронив на пол свои копья. Их повисшие тела свела судорога, и они дергались, издавая полуживое рычание.             Селена мучила их, и вся злость, которая копилась в ней все это время, злость на Локи, которую она пыталась превратить в прах, в итоге выплеснулась наружу и достигла своей вершины. Резко вздернув руки и сжав ладони в кулаки, девушка буквально ощутила, как под её пальцами сломались кости ледяных великанов, и этот хруст мгновенно оборвал их последние стоны. Оба громадных тела рухнули на пол, и Селена, к которой медленно приходило осознание своего первого в жизни убийства, широко раскрыв глаза, глядела на содеянное.              Месть… Она свершилась, пусть не над теми, кто отнял у неё свободу и солнце, но все же свершилась, указав на то, кем стала некогда изгнанная и преданная девочка.             Сделав пару маленьких шажочков в их сторону, она ждала, что они вот-вот оживут вновь. Она даже надеялась на это, но никаких признаков жизни ётуны больше не подавали. Их конец был мучительнее, чем даже она могла себе представить. Она как будто не понимала до конца, что натворила, не чувствовала. И вот это равнодушие испугало её гораздо сильнее ледяных великанов.             Селена посмотрела на собственные ладони, медленно сжимая их в кулаки. В них так много энергии, а в ней так много ярости и страха. И она пока еще не совсем знает, чего боится на сей раз.             Где-то снаружи послышался гром и звон металла. Эти посторонние звуки вывели девушку из ступора, и теперь мертвые тела ётунских солдат утратили всякое влияние на неё. Постепенно воплощавшийся в жизнь план Локи знала только она. Ужасно представить, что ещё могло прийти в голову этому безумцу, о чем он ей не сказал. Едва погубив старшего брата, он предает корону отца, он добровольно насылает на дворец истинных врагов.             Бросившись к дверям, ведьма стремглав понеслась к царским покоям. Как назло, этой глубокой ночью поблизости нет охраны! Ни одного придворного! Никого, кто бы мог помочь!             Девушка почти взлетела на верхние этажи, но достигнуть заветной двери не успела – угодила в ловушку. Кажется, как будто ледяные великаны поджидали её здесь и без всяких церемоний мгновенно заломили руки, вновь и вновь обжигая кожу, на участках которой ещё не успели пройти следы поцелуев их потомка. Оттого тело заныло ещё сильнее.             – К Лафею её! – бросил один из них. Но Селена вновь напомнила себе, кем является. Оставаться такой придется до конца, ибо иного выхода нет. Локи сделал все, чтобы она научилась за себя заступаться. Одно движение пальцев, и ничтожный сгусток энергии, слетевший с них, превращается в мощную волну, отбрасывающую врагов в разные стороны и щитом окружая ведьму. На этот раз она не стала проверять, насколько пострадали её очередные жертвы. Она побежала в покои. Первое, что бросилось ей в глаза, это тело Фригги у стены.             – Царица! – вырвался из груди простуженный голос.             Громадная фигура Лафея возвышалась над ней подобно раскидистому дубу, в тени которого она полностью помещалась, помешала подойти к королеве. Краем глаза девушка посмотрела на недвижимого Одина, но вот через мгновение ощутила резкий толчок в спину и свалилась прямо к ногам ледяного великана, осклабившегося хищно и ликующе. Магия… Было уже не до неё, когда Лафей заговорил с ней. Опять.             – Юнец не соврал, – вкрадчиво, вполголоса, растягивая слова с удовольствием, Лафей смеялся ей в лицо. – Значит, для достижения моей цели остается только один шаг. Самый последний, мой цветок.             – Что?..             – Нынешний царек, недавний принц, пообещал восстановить справедливость и вернуть то, что было украдено Асгардом. Ты у меня. Теперь Ларец…             Селена могла прямо сейчас атаковать его, но сил не оказалось даже на то, чтобы поднять руку. Слова Лафея просто высосали их из неё. Она сидела на полу, вглядываясь в синее лицо с красными глазами, и ей все больше казалось, что она вновь в плену коварных и ядовитых снов Локи, которые он навел на неё перед важной битвой.             – Это бред… Ты все врешь…             Лафей смерил её равнодушным взглядом алых глаз и медленно двинулся к ложу Одину.              – Знаю, как это тяжело, когда тебя предают… Впрочем, тебе не впервой. Не надо доверять членам королевской семьи, Селена, это может стоить тебе не только свободы, но и жизни. Но теперь не стоит больше бояться. Я здесь, чтобы раз и навсегда огородить тебя от обмана.             Он не издевался, хотя и затрагивал сломанную душу дважды преданной девушки. Она не хотела, не могла поверить и принять такую правду. Любая другая только горчила, и её можно было снести, проглотить, перетерпеть, даже запить водой. Но эта правда невыносимо остра! Она несъедобна. Она отравлена. Стоит лишь положить её на язык, и твой организм можно считать пропавшим. Уже не излечиться. Уже не спастись. Яд. Так вот он какой – самый страшный и сильный его яд.             Она замерла всем телом и тихо роняла слезы на расстеленный по полу подол платья. Она обессиленно наблюдала за тем, как Лафей садится возле спящего Одина и пальцами раскрывает его веко.             – Говорят, даже в своем сне Один способен слышать и видеть все, что происходит вокруг. Надеюсь, это правда, старик, и ты меня узнаешь. Узнаешь руку Лафея. Руку, которая принесла смерть.             Селена сделала слабую попытку помешать ему, но надзиратель, стоящий позади тотчас же ухватил её за запястье и с мощной силой дернул на себя, едва не вывернув её тонкую руку. Селена вскрикнула не от боли, а когда в ладони Лафея блеснул ледяной кинжал, которому не суждено было достичь груди Одина – яркая вспышка ослепила покои. Оглушающим выстрелом из Гунгнира появившийся внезапно Локи пронзил вначале солдата, держащего в плену его ведьму, а затем и самого верховного командующего. Лафея отбросило прочь от постели Всеотца, но он продолжал дышать с огромной дырой в груди.             – А тебе принес смерть сын Одина, – прожигая поверженного врага своим безжалостным взглядом, бог обмана направил Гунгнир в его сторону снова. Перед тем, как тело Лафея превратилось в пепел, Селена увидела лишь болезненное и ошеломленное выражение лица. Он прижимал ладони к груди и как будто совсем не успел понять, что случилось. За долю секунды глаза его метнулись на ведьму, а потом снова –слепящая вспышка.             Дрожащая Селена все ещё беззвучно плакала, наблюдая, как Локи первым делом помогает подняться матери.             – Ты не ранена, мама? – мягко спрашивает он, поддерживая её за талию.             – Локи… Мальчик мой, ты спас его! – возрадовавшаяся царица, разрыдавшись, бросилась ему на шею. Утешая матушку, Локи не сводил глаз с поникшей ведьмы, которая подобрала с пола ледяной кинжал с переливающимся белесым лезвием.             – Успокойся, мама, успокойся. Я тебе клянусь: они заплатят за то, что сегодня сделали.             Селена повернула голову к ним и столкнулась со взглядом, переполненным раскаянием и решимостью. Как только Фригга выпустила сына из объятий, тот медленно приблизился к Селене. В её теплых руках растаял потерянный кинжал, и талая вода оставила пятно на её платье. Локи рывком поднял девушку с пола и прижал к себе так крепко, что едва не переломил её пополам, порывисто и страстно он покрыл поцелуями её влажное от слез лицо, погружая тонкие пальцы в её темные волосы, силясь запутаться в них, заставляя волнистые локоны вылезти из прически и небрежно упасть на её плечи.             Ему не стоило ничего говорить, хотя она и не умела читать его мыслей. Она никак не ответила на его ласки, но доверчиво при этом позволяла целовать себя, очень боясь снова лишиться той частички нежности, которую он был способен отдать ей безвозвратно и искренне. Только одно прикосновение его рук никогда не врало.             – Идем, я отведу тебя в наши покои, – Лафейсон, осиротивший себя по собственному желанию, крепко стиснул ладонь девушки. Кажется, он прямо сейчас был готов заручиться благословением матери, но обстановка не располагала к такому торжественному эпизоду. Селена обхватила его локоть и послушно двинулась к двери, но внезапно на их пути вырос не то призрак, не то очередной чародей, принявший облик сгинувшего в Мидгарде Тора. Нет, не похож он был на призрака. Призраки не дышат. А его грудь, закованная в сталь, вздымалась от тяжелого дыхания. Желваки выступили на щетинистом лице. Сильные пальцы вцепились в рукоять Мьёльнира, напряглись и побелели. В его голубых глазах горел яростный огонь, устремленный точно на Локи.             – Тор! – Фригга первая кинулась к старшему сыну и повисла на его могучих плечах. Последние сомнения самого бога озорства растаяли. – Я знала, что ты вернешься.             На губах Селены замерцала робкая улыбка; она дернулась было, захотела упасть в объятия выжившего громовержца, чудесным образом вернувшим себе титул принца и бессмертие бога. Но хватка Локи лишь усилилась. Он до боли сжал её руку, и она не посмела воспротивиться в том числе и потому, что на миг взгляд Одинсона пригвоздил её к месту. И взгляд этот больше не веял добротой и любовью, скорее отчаянием, горечью…             – Безумно счастлив видеть тебя невредимым, – с приторной ухмылочкой заявил Локи. Как только Фригга отступила, Тор угрожающе двинулся на мага.             – Сомневаюсь, что счастлив. Может, расскажешь им обеим, как ты послал Разрушителя убить моих друзей и меня?             – Что? – Фригга воззрилась на младшего сына, едва оттерев слезы. Локи же, оттолкнув ведьму за спину, ухватил Гунгнир обеими руками, готовясь в любую минуту направить его на Одинсона. – Локи, это правда?             – Думаю, он всего лишь выполнял последний приказ отца, – его ответ был адресован больше Тору, чем Фригге. Локи медленно отходил куда-то в сторону, отталкивая молчаливую Селену, не находящую в себе силы, чтобы вмешаться, встать между двумя братьями, чтобы разрушить наконец оставшиеся планы Лафейсона, подразумевавшие под собой неминуемый поединок. Все в нем кричало о желании поскорее его начать: глаза, поза, слова. Он словно взрывчатка, бомба замедленного действия. Нельзя было дотрагиваться – взорвется.              – Какой же ты искусный лжец, брат! И всегда им был! – Тор впервые в своей жизни, должно быть, по-настоящему осознал то, что люди твердили вокруг на протяжении долгих лет. Закрывая глаза и отталкивая истину, старший Одинсон таким образом защищал своего брата и себя самого. Он никогда не любил забивать голову сплетнями, слухами, чепухой. Он считал, что знает своего брата как облупленного, пусть порой и покупался на его невинные розыгрыши, но возлагал на него большую надежду, был уверен, что тот всегда прикроет его незащищенную спину в бою. И Локи прикрывал. Зачем? Ведь он мог этого не делать, раз пылал неслыханной ненавистью к брату. Стало быть, и сейчас не все потеряно. И Тор, и Селена, и Фригга – все они надеялись на это.              – Я рад, что ты вернулся, но это ничего не изменит. Ётунхейму конец. – Никто из присутствующих не ожидал, что проворный луч из Гунгнира по воле нынешнего повелителя все же вырвется и угодит прямо в громовержца. Тор проломил собою стену, когда его мощным ударом вынесло прочь из покоев родителей.              – Локи, нет! – ведьма с силой попыталась развернуть к себе своего бога. Её руки вцепились в его плечи. – Что ты натворил?              Он ничего не ответил ни ей, ни молчаливой матери, которая слезно смотрела на принца и заведомо принимала его таким, каким он предстал перед ней – обманщиком, злым гением и беззащитным, потерянным ребенком.             Маг отстранил от себя ведьму, не применяя силы, лишь слегка подвинул, чтобы не стояла на пути. Он покинул единственных в этом мире женщин, имеющих для него значение, в ту же секунду.             – Почему Вы его не остановили? – Селена посмотрела на царицу, которая безнадежно осела на пол и поглядела в высокий золотой потолок.             – Коли ты не смогла сделать этого, то мне и подавно не удалось бы…              Был ли это вызов, своего рода припарка, которой награждают коня, чтобы он наконец двинулся с места, – неважно. Теперь для ведьмы было важно не допустить исхода разразившейся битвы, каким бы он ни был. Так получилось, и она косвенно оказалась виновата в этой совсем не детской войне между братьями. Ни Фригга, ни Один не в силах предотвратить их вражду, покуда сам Локи желает её продолжать. Дворовая драка приняла иные масштабы, и теперь под угрозой целый мир, который Селена когда-то сама жаждала уничтожить. Однако связь с Ётунхеймом оборвалась, как только царевичи забрали её оттуда, а у Локи эта связь будет вечной, и даже приют в семье Всеотца не помог ему от неё избавиться.             Эта ночь была не менее прекрасной, чем все остальные, которые ведьма провела здесь. Все те же негаснущие триллионы звезд, все та же палитра черных небес с брызгами разноцветных галактик. Все тот же Биврест, блестящий и бесконечный, уводящий на сей раз не в мир, а в войну.             Ей слишком долго нужно бежать по нему, чтобы достичь братьев. Она сбрасывает с себя туфельки и пускается босиком, не чувствуя усталости, боясь опоздать.             Толстый столб радужного света неустанно бьет в одну точку, найденную на небосводе, в одну ледяную планету, силясь рассечь её пополам. Вся мощь Бивреста накинулась на обезглавленный Ётунхейм, по воле его прямого наследника. Обезумевший Локи, желающий уничтожить свою расу, истребить её раз и навсегда, как-то назвал себя монстром, которым родители пугают своих детей, в том числе и её, Селену… Ужаснее чудовища, чем Лафей, для неё не существовало, даже Вестар был не так страшен. Разве могла она подумать, что судьба сведет её с его сыном? Но Локи совершенно не понимает, насколько отличается от своего родителя. Находя в собственном отражении черты его лица, он заставляет стекло разлететься на мелкие осколки. Даже в объятиях своей ведьмы он не в состоянии выбросить свою истинную сущность из головы, поглядеть на неё иными глазами. Он ненавидит вместе с нею и себя самого, того Локи, которого воспитала чуткая и заботливая Фригга.              Он рвет и мечет, с наслаждением слушая вопли с ледяной планеты, которые заглушить способен лишь звон великого Гунгнира о могучий Мьёльнир. Тор слабее… Не физически, нет… Он слабее, потому что любит его, верит ему. Локи – превосходный и талантливый актер, а Тор – его самый преданный зритель. Обманутый, обведенный вокруг пальца, наступивший сто тысяч раз на одни и те же грабли глупец – вот кем он был…              Похожую участь разделила с ним и Селена. Она, свято продолжая верить и в Локи, и его благоразумие, спешила к ним. Она мчалась по мосту и боялась пропустить что-то, что так неумолимо приближалось, боялась этого не предотвратить. Вспышка за вспышкой. Братья дерутся, но их самих она ни за что не увидит на таком расстоянии. Исход этой битвы неизвестен даже ей, ведьме. Выходит, она не такая уж и избранная, раз не может определить ближайшее будущее. В эти минуты ей плевать, что сделают с ней норны. Она чувствует, что обязана предпринять что угодно, лишь бы избавить братьев от этой вражды, лишь бы избавить Локи от страданий, лишь бы раз и навсегда поселить в его душе свет, как будто первобытный, способный прожечь тьму и растопить лед, пока два этих сердечных недуга не завладели богом окончательно.             Селена видела его глаза, и, помимо ярости, кипучей ревности и мучительной обиды, в них теплилась крохотная частичка той любви, о которой он привык умалчивать, но которой никогда не изменял. Быть может, он и пытался изничтожить её, но силы словно были неравны. Крупица тепла оказалась стойкой и способной дать отпор лютому и цепенящему морозу.             Непримиримая вера и гнала её прямо сейчас все дальше от города и все ближе к простору Вселенной. Был ли у неё хоть малейший шанс не допустить случившегося – останется загадкой. Она не сомневалась в милости Локи, но почему-то сомневалась в самой себе. Она с каждой новой минутой теряла надежду. Отголоски битвы доносятся до неё и прорезают всегда звездную ночь.              На какое-то мгновение ей показалось, что все прекратилось, и только луч света продолжал сверлить небосвод. Она, остановившись на минуту, попыталась разглядеть, что происходит у самых врат, но ничего толком так и не увидела. Две малюсенькие фигуры пытаются навредить друг другу – вот и всё. Её помощь, наверное, все ещё имеет смысл, пусть и ничтожно маленький, но пока он есть, она не отступится. Ведьма не чувствовала усталости; её ноги как будто превратились в сталь. Она была готова преодолеть хоть не одну милю, лишь бы спасти их обоих от беды, которую Локи так отчаянно ищет.             Всезнающие норны, сплетающие чужие судьбы, наверняка знали, что вот-вот должно произойти, и Селена не проклята ими лишь потому, что ей изначально не было суждено вмешаться в планы беспощадных дев. Мост как будто раскачивало ветром, и в этот момент он казался хрупким и неустойчивым, будто был подвязан веревочками. Всё ощутимее его трясло, когда девушка приближалась к вратам Асгарда. Теперь она уже четко видела Локи и Тора. Вернее, их плащи. Зеленый. Красный. Они метались по ветру. Молот. Гунгнир. Они огрызались и вспыхивали при каждом новом ударе. Казалось, что Биврест из последних своих сил удерживает двух беснующихся принцев.             А бежать ещё так далеко… Окликни она их по именам, они и не услышат – вращающийся и как будто медленно воспламеняющийся шар начисто оглушает их обоих. Верно, они не услышат в этом хаосе даже друг друга.             Наступил момент, когда до них оставались совсем немного, и на этом расстоянии Селена вновь увидела лишь вольные плащи, хаотично двигающиеся и вздымающиеся вверх. Это случилось за секунду до раскатистого и громозвучного взрыва, ослепляющего и сносящего с ног. Взрывная волна ударила с такой мощью, что весь Биврест охватила дрожь, угрожающая раскрошить его на мелкие осколки, которые посыпались бы в воду, а позже угодили бы в Космос и, наверное, остались бы сиять на небосводе радужными звездами. Белый свет пронзил глаза, которые она невольно зажмурила, а вот защититься от прокатившейся по мосту волны ведьме не удалось. Она лишь почувствовала, как некто невероятно сильный и агрессивный поднял её в воздух и зашвырнул словно за пределы гор. Ужасный грохот мгновенно стих, исчез и белый свет… Вселенная, очевидно, не выдержала и раскололась на части. Взорвалась. И всё погибло.      

***

      В густой тьме появилась прорезь. Селена чуть приоткрыла глаза и не сразу узнала уже знакомую ей прежде комнату лазарета. Когда-то она точно так же очнулась в его стенах, медленно осознавая, что забирающий жизнь холод больше не душит её, над головой потолок вместо черного бездонного неба, а под ней мягкая перина, а не жесткий, колючий снег.             Сегодня все было иначе. Ей вдруг почудилось, что она очнулась в каком-то ином мире. В Хельхейме? Не похоже… Там не может быть так тепло. В Валгалле? Точно нет – ведьмам туда путь закрыт. Тогда где?..             Секунду назад она мчалась по Бивресту, а теперь вдруг вот здесь… Селена медленно повернула голову, которая почему-то отдала колкой болью при движении. Непроизвольно всхлипнув, она заставила мгновенно открыть глаза задремавшего Тора.             Громовержец все это время сидел возле её постели. Его глаза уже давно смыкались. Он долгое время тер их пальцами, таким образом стараясь скрыть непрошенные слезы, которые не хотелось показывать Селене. Он ждал, когда она очнется, и готовился к разговору с ней, пока в конце концов крепкий и выносливый организм не потребовал свою законную минуту отдыха.             Теперь же он глядел на неё покрасневшими глазами, в которых вспыхнул слабый огонечек радости.              – Селена, – он подался вперед, немедленно взяв её руку в свои ладони. – Как ты?             – Я в порядке, – улыбнулась она в ответ, не скрывая, что счастлива его видеть рядом. Наконец-то! Теперь им вдвоем будет гораздо проще доказать Локи, что он по-прежнему любим в своей семье, что брат нуждается в нем и не чает в нем души. Они вместе заставят его отринуть всякие глупости и изничтожить до конца ту боль, которая мешала ему жить все эти годы. Они обязаны найти любые доводы, лишь бы он взглянул на свою сущность с положительной стороны. Ведь она есть. У каждого она есть.             – Я так испугался за тебя… Кричу тебя, а ты не отзываешься… Я уж подумал… Взрыв мог стать губительным для тебя.             – Взрыв… – девушка немного привстала, дотронувшись рукой до своей головы, словно проверяя её наличие. – Что там произошло, на мосту?             – Биврест разрушен… Другого выхода у меня не было.             – А где… А где Локи? Почему его тут нет?             В сапфировых глазах громовержца мелькнула тревога. Его руки задрожали, и он сию же минуту сцепил их в замок. Опустив голову, он мгновенно поднял её снова и взметнул горький взгляд на ведьму. Та замерла и почти не дышала, не отводя от Тора обеспокоенного взора. Вопрос так и застыл на её губах.             – Селена… Тот взрыв…             – Что?              – Я и сам себе не могу объяснить произошедшее.             – Тор, – откинув одеяло, девушка как будто приготовилась бежать с низкого старта, – расскажи мне сейчас же!             Одинсон провел ладонью по своей светлой щетине, изо всех сил сдерживая скупые слезы, которые так и накатывают при воспоминаниях той страшной бездны, того несчастного, бледного лица, тех зеленых детских глаз, в которых медленно угасала надежда.              – Локи погиб, Селена, – наконец выговорил Тор и, не в состоянии смотреть на ведьму, поднялся на ноги и отошел к арочному окну, за которым медленно рассыпалась роковая ночь.             Его слова приобрели образ стрелы, пронзившей насквозь её тело. Она глядела в могучую спину громовержца и, качая головой, пыталась как будто вырвать эту стрелу, полностью лишившую её дыхания. Существуют вещи, в которые почти невозможно поверить. В первые секунды тебе кажется, что все ещё можно возвратить назад, ведь прошло всего мгновение, которое просто выскользнуло из рук, как выскальзывает ледышка. Просто ухвати его вновь, и все станет, как было. Но нет… Минута за минутой. Селена замирает, вместе с ней замедляется и точно так же замирает и время. Она проговаривает про себя слова Тора несколько раз, и от этого начинает кружиться голова.              Тем не менее она, отбросив одеяло, неспеша встала с постели и бесшумно приблизилась к Тору, робко положив ладонь на его плечо. Он в тот же миг повернулся к ней, заглянул в её переливающиеся и поблескивающие глаза, в которых теплилась отчаянная надежда.             – Тор, скажи, что это неправда, – голос ведьмы был поразительно спокойным, он никак не передавал то, что видел Одинсон в её глазах. Душещипательная мольба, оставить которую без ответа равно преступлению. И Тор брал на себя всю ответственность за то, что может прямо сейчас случиться с её хрупким сердцем, до которого Локи уже успел добраться. – Я готова к чему угодно, но не к этому… Скажи, что ты лжешь.             Мужчина обхватил её плечи руками, и ему безумно захотелось пригреть её у себя на груди. Но он почему-то не решился подарить ей свои объятия, чувствуя, что они вряд ли придутся ей по душе сейчас.             – Как бы я хотел… – запинка в словах, испарина на лбу. – Как бы я хотел, чтобы это была ложь. Я бы сейчас все отдал… Но это случилось на моих глазах. Он сорвался в бездну… Он сделал это… как будто намеренно. Просто отпустил руку… Я никак не мог помочь ему. Никак.             Девушка зажмурилась, позволяя слезам наконец скатиться по щекам вниз. На секунду Одинсону показалось. что она вот-вот рухнет без сознания, и он ловко взял её на руки и перенес обратно на кровать. Она тихонько всхлипывала, вздрагивая и как будто силясь превратиться в комок. Она вся сжалась в его объятиях, сминая в руках ткань своего платья. Мучительная и ноющая боль царапала её внутри, медленно, упиваясь своим правлением, скребла острыми когтями по сердцу, глубоко протыкала мышцы.             Тор вдруг заметил, как огонь в камине стал ярче прежнего и пламенные языки уже лизали позолоченные стенки. Вещи, что находились в лазарете, зашатались и затряслись. Ваза с полевыми цветами у самой постели треснула, звякнув в тишине, из неё тотчас же потекла вода. Ладони ведьмы начали испускать серебристое сияние, наливаясь сиреневым оттенком.             – Селена, успокойся, – ласково шепнул Тор, аккуратно опуская свою руку на её. – Прошу тебя, успокойся.             Она не знала, как выплеснуть иначе наружу то, чем наполнилась в этот момент её душа. Не было сил плакать. Хотелось кричать. И она изнывала, стонала, плотно сжав зубы, зажмуриваясь и впиваясь ноготками в кожу ладоней едва ли не до крови. Почти не ощущая физической боли, она дергалась в руках Тора в попытки вырваться, изворачивалась как змея, но бог грома ни на секунду не ослаблял кольцевых объятий. Позже девушка затихла, но продолжала время от времени содрогаться, будто от внезапно налетевшего ветра.             Медленно осознание приходило к ней, возвращались и обрывки тех минут, что она провела на Бивресте. Недоставало всего нескольких шагов, чтобы остановить его, помешать ему довести свое безрассудное дело до конца. Только она одна знала о его планах, и что она сделала? Позволила ему умереть? Она почти не пыталась нарушить его слово. Святое доверие, слепая вера и любовь привели её к тому, что она снова потеряла все на свете. Безжалостные норны опять сделали её сиротой. Вся сила, что жила в ней, шла от Локи. Он её дарил, он же её и отнял. Он забрал её с собой. Но куда?             – Тише, тише, – голос Тора как будто звучал издалека. Она его не слышала за своими мыслями, за тем голосом, обладателя которого она безгранично любит. Ей хочется думать, что он, как тогда, после Ётунхейма, просто не захотел изменять своей гордыне и поэтому ни разу не навестил её. Ей хочется думать, что как только она выйдет за эту дверь, она его встретит. Ведь так не бывает, чтобы Асгард существовал без Локи, чтобы вся его семья продолжала жить, а он – нет… Не может Вселенная дальше отсчитывать века, зная, что в последующих его не будет!             Тогда девушка внезапно вырвалась из рук Тора и оттолкнула его, нырнув к двери.             – Селена, стой!              В коридоре она едва не влетела в преградивших ей путь немых стражников. Снова охрана… Что это? Опять заточение? Мало верится, что эти двое почти что одинаковых и неразличимых с виду асгардца, были поставлены сюда ради опеки. Отойдя от них на два шага, Селена разгневанно взирала в их суровые и как будто каменные лица; стражи были готовы к атаке. Отступающая обратно в комнату ведьма, внезапно остановилась и шагнула вперед, на вооруженных асов. В её глазах блеснул недобрый огонек, пропитанный чистым презрением. Прежде она не полагала, что злость может восстанавливать силы. Оказывается, что она в самый нужный момент даже удваивает их и при этом полностью лишает рассудка, толкая на действия, о которых рано или поздно придется пожалеть. Но в тот момент Селена вряд ли задумывалась над своим ближайшим будущим. Все ещё переполненная уверенностью, что её не пропускают к возможно раненному, но живому Локи, она не могла позволить каким-то бездарным стражникам встать у неё на дороге. Насколько она помнит, элитная королевская охрана, денно и нощно дежурящая у покоев Всеотца, была убита на месте, и ётуны преспокойно проникли в опочивальню Одина. Так как же эти посредственные защитники смеют останавливать её?             – Вернитесь в лазарет, Селена. Сейчас же.             Они, как оказалось, умеют говорить. А она уж было подумала, что смотрит в глаза статуй. Их несчастье, что они не из воска и не из песка. Сзади девушка точно слышала шаги Тора. Он не иначе собирался взять её за руку, увести и спрятать до никому неизвестного срока. Вот только согласия самой вечной пленницы никто не спросил. А ведь ей есть, что сказать.             Она резко выставила ладони вперед – и оба стражника, растеряв свои копья и щиты, отлетели от неё в самый конец коридора.             – Селена, прекрати! – Одинсон поймал её за запястье, но юркая девушка вырвалась лишь потому, что Тор не позволил себе слишком крепко сжать её руку и причинить боль. Теперь и до того заметные различия между братьями стали ещё явнее: Локи не боялся стиснуть её руку почти до хруста, до непроизвольного стона. Не ощутив опоры, слишком привыкнув к тому, что её удерживают и вот-вот притянут к себе, она, сама не ожидая, рухнула на гладкий пол. – Селена… Как ты? В порядке? Я помогу. Вставай.             Задыхаясь в своих бессильных рыданиях, больше не чувствуя физической боли, она снова повисла на руках громовержца, который, отогнав сбежавшихся лекарей, вернулся в лазарет и закрыл дверь.             – Я это видела… – девушка неподвижно лежала в постели, подмяв под себя одеяло и согнувшись на подобие крючка. Одинсон оторвался от созерцания абрикосового рассвета и тихонько подсел к Селене. В камине догорел огонь, оставив после себя лишь черные угли.             Одинсон больше не предпринимал попыток её успокоить и дождался, когда она сама придет в себя, осознает и примет то, что ему самому принять все ещё не удается. Чувство вины соизмеримо с Космосом, и оно, как игла, пронизывает каждую клеточку тела, протыкает разум и сердце, и накопленная боль становится тяжелее доспехов, неподъемной, она подгибает колени, она нещадно душит комом в горле, она ломает кости. Тор никогда в жизни не чувствовал себя более бессильным и опустошенным, чем сейчас. Только глядя на Селену, он ещё способен ощущать себя живым, но видя её такой разбитой, он понимает, что в глубине души она точно так же винит его. Он ошибается… Он не умеет читать мысли, и ему это простительно. Как только девушка подает голос, он мгновенно отзывается на него своим молчанием.              – Я знала, что так случится… У меня было видение. Локи… висит над пропастью. Он тянет ко мне руку, а я не могу ему помочь. Не могу его схватить и вытащить. Я просто стою и наблюдаю. Это все, на что я была способна… Я бездействовала, и поэтому… я его потеряла. Я его погубила, Тор… Это все я.             – Так ты… все знала о его планах? – бог грома был кое в чем осведомлен, и вот, кажется, теперь пришло время убедиться в том, что Локи сказал ему лично перед самой битвой. Он очень надеялся, что Селена начнет отрицать его слова.              – Знала, – отвечает ведьма вполголоса. – Но не с самого начала. Когда он раскрыл все свои карты, было уже слишком поздно что-либо менять. Мои слабые попытки уберечь его не увенчались успехом, и я просто… смирилась... Должно быть, я обманывала себя, когда думала, что знаю, с кем имею дело. Мои слова для него не значили ровным счетом ничего. Любое мое противодействие оказалось бесполезным. Мое видение о многом говорило, но самое главное было мною упущено. Исход…             – Получается, он мне не солгал, – Тор опустил голову и уперся лбом в сжатый кулак. – Между вами что-то было?             Селена как будто сотряслась от очередного удара.              – Что-то? – в девичьем голоске, помимо слез, почувствовалась явная насмешка. – Локи был всем для меня… Отцом, братом, учителем и…             – Договаривай, Селена.             – Он был моим первым мужчиной. Я не скажу, что люблю его. То, что я чувствую, сильнее любви.              Она ещё не успела забыть о не озвученных чувствах самого Тора и, наверное, потому так легко во всем призналась, чтобы отмести их от себя, словно пыль. Она нутром ощутила, что причинила ему боль, но она в тысячу раз лучше лжи. Селена не понаслышке знает, какой след оставляет в душе последняя – глубокий, кровоточащий, жгучий. Со временем рана затягивается, но шрам никогда не исчезнет и будет напоминать об этой боли. Так вот больше всего Селена хотела огородить всех дорогих ей людей, которых было не так уж и много, от этих самых вечных шрамов.             Тор шумно выдохнул через нос; как будто стараясь сбросить с себя невидимый груз, он повел плечами и вновь откинулся на спинку стула. Локи в свой последний день жизни был сам не свой: его мрачные глаза заплыли диким и пламенным гневом, холодная улыбка на губах сменялась презрением – безудержным, неистребимым, голос – то рык рассерженного волка, то шипение потревоженной змеи, и слезы… Он был другим, но, по всей видимости, только в те самые минуты настоящим, он не играл и не притворялся. Эти слезы, что полосовали бледные щеки, несли с собою всю правду запутавшегося в себе и своих чувствах юноши.             Одинсон ничего не мог понять. Локи говорил какую-то чушь, всячески стараясь спровоцировать его на битву, но Тор до последнего не поддавался на его уловки – дикие, спонтанные, агрессивные, пока он не сказал о Селене, пока не нанес увечье, с которым не сравнится даже рухнувший прямо на смертного метеорит. Злорадно и с оттенком мерзкой похоти он донес до брата, что отнял у Селены невинность, что завладел её душой и телом, что обесчестил все то, что только мог. Это стало последней каплей для Тора… И только теперь он вспоминает, что Локи отверг Одинсона как брата. Голова шла кругом… Почему отец не спас ему жизнь? Почему дал просто сорваться, упасть? Ведь он был рядом, он держал их обоих над бездной, но как будто шанс выжить даровал лишь одному.              – Расскажи мне, Селена, что с ним произошло? – наконец не выдержал Тор и беспомощно взглянул на ведьму. Та не посмела на него посмотреть – стыдно.             – Не я должна об этом рассказывать. Думаю, тебе лучше спросить у родителей. А теперь… Тор, я прошу, оставь меня одну, пожалуйста.             Громовержец помолчал ещё пару мгновений, будто надеясь, что она смилуется над ним, что сами норны смилуются и все повернут вспять. Но текущие секунды влекли за собой лишь угнетающую тишину. Тор вынужден был оставить лазарет, и как только дверь за ним закрылась, Селена снова ударилась в слезы, зарывшись головой под подушку.             Так все-таки что это было? Сон или явь?             Селена просыпается за ночь несколько раз. Ей не сразу удается понять, где она находится – то ли все ещё в лазарете, то ли уже в своих покоях, куда её милостиво проводила стража. Прозрачный балдахин, похожий на плотную стену ливня, бушующего за окном, – такие она иногда наблюдала в Ванахейме. Значит, она у себя.             Раньше здесь она никогда не мерзла. Она вообще забыла, что такое холод, с тех пор как была вызволена из Ётунхейма, даже в его ледяных объятиях она мучилась от жажды и пылала. А теперь злой мороз как будто снова проникает под кожу, пробирает до костей, тянущийся через космос, пронизывающий созвездия. Больно… Она разводит огонь в камине и ложится возле него на мягкий ковер, поигрывая с языками пламени, приручая его у себя на ладонях.             Утром, когда она просыпается (хотя она уже начинает постепенно путать утро и день), на негнущихся ногах выходит на балкон, укутываясь в плед и поеживаясь от прохладного ветерка, дувшего с моря. Великий Асгард вновь расцвел, как только приемыш из Ётунхейма был свергнут с его трона. Где-то в самом низу, в богатой зале его поминали как героя. Эти люди не нуждались в заброшенном театре, потому что спектакли разыгрывались во дворце Одина почти каждый день, и все желающие могли принять в нем участие. Селена в тот вечер не спустилась на пир, и о ней постарались забыть. Там не было места слезам и скорби. Да и оплакивать некого. Что-то подсказывало ведьме, что по-настоящему о мятущемся принце, несостоявшемся царе, ранимом мальчишке скорбели и тосковали лишь Фригга и Тор. Один точно так же оставался безразличен к этому горю, но вряд ли их с Селеной причины были одинаковыми. Хотелось бы верить, что он тяжело переживает утрату младшего, пусть и не родного сына, но ведьма подозревала, что произошедшая трагедия наоборот сняла камень с его души, освободила от оков вечной лжи и омерзительного притворства, от неприязни каждый день созерцать в своих чертогах ётунского потомка. Это как удалить занозу, которая постоянно напоминает о себе и мешает жить нормальной жизнью.             Смутные времена, к всеобщему счастью, продлились при правлении нелюбимого отпрыска совсем недолго и стремительно выветривались из памяти. Людей не слишком разочаровывал даже разрушенный Биврест и утраченная связь с другими мирами. Народ не был озабочен судьбой иных рас, полагая, что Один найдет способ, как помочь нуждающимся. А пока что Радужный мост, пронзающий плывущий над водой туман, напоминал собой обломанный сук дерева, а в темноте казался начищенным до блеска острием меча, в котором отражались звезды. Даже будучи бесполезным, ведущим в никуда, он все ещё заслуживал восхищения. Он стал первым, на кого рухнули все семейные дрязги царской четы и впоследствии просто сломали его. Оказывается, существуют в этой вселенной вещи, способные испепелить столь твердую поверхность. Порой засматриваясь вдаль, Селена видела в той пустоте свою надежду. Голубая звезда среди мириад прочих светила так ярко, будто все лучи солнца были направлены на неё. Интересно, служила ли она знаком, или разыгравшееся воображение Селены просто искало выход из того тупика, в который снова была загнана норнами?             Не иначе, как затворницей, её в Асгарде теперь не называли. И все точно знали, что с Локи её связывала не только магия. Многие посмеивались, размышляя, кому из них удалось лучше обставить другого: он – бог обмана, она – ведьма, и оба не чисты на руку, обоим присущи лукавство и коварство, тяга к обману с извлечением собственной выгоды. Существовали и те, кто умолял Одина услать «подружку ётуна» куда-нибудь в далекую галактику, откуда не сыскать пути в Асгард. И Селена ждала со дня на день, когда за ней наконец придет стража. А пока этого не происходило, она впускала к себе лишь служанку, через которую передавала для царицы известия о своем самочувствии, что не менялось на протяжении нескольких недель – всегда все хорошо. Фригга выжидала подходящее время, чтобы навестить юную ведьму лично. Разговор между ними с самого начала не обещал быть простым, ведь теперь многое предстояло сказать вслух, а это порой бывает ещё сложнее молчания.             Царица несколько дней подряд точно так же не могла никого видеть, а когда немного пришла в себя после случившегося, то решила снова обратиться за помощью к магии. Все новые видения безостановочно раскрывали перед ней ближайшее будущее, о котором ей не дозволено говорить.              Тем временем Всеотец проявлял почти незаметный интерес к судьбе чертовки, которая оказалась пособницей во всех темных начинаниях Локи. Он в этом не сомневался. В любом случае у него теперь есть вполне резонное обвинение, при предъявлении которого можно с легкостью достичь и наказания. А это, казалось, было для него едва не самым главным на данный момент. Движимый целью уберечь Тора от глупостей, которые он все ещё может совершить, будучи влюбленным в ведьму, Всеотец готов был пойти на самые крайние меры.             Фригга знала о намерениях мужа и на этот раз покорно наблюдать за происходящим не собиралась.             – Один, Селену надобно оставить в покое. – Богиня не находила себе места в собственных покоях. Вечерняя прогулка не пошла на пользу. Сон отсутствовал. Её муж восседал на просторном ложе и ждал, когда она продолжит свою мысль. – Я знаю, что ты ищешь способ, как бы избавиться от неё, но я настаиваю, чтобы ты отпустил ситуацию.             – Я понимаю твое отношение к ней, но последнее слово остается за мной. Здесь, среди нас, ей не место.             – Она гораздо больше значима для всех нас, чем ты думаешь.             – Да, ты это уже говорила. И я ясно вижу, что она с собой несет. За всякую помощь ведьма отплатит все той же черной монетой.             – Ты забываешь, Один, что я тоже ведьма. Ты забываешь о Карнилле и её сестрах, порочишь их чистые имена, сбрасываешь их всех в один котел, приравнивая к прихвостням Вестара. Мать Селены была в рядах тех, кто противостоял ему, прежде чем ты взял её в плен.             – А что до её отца? Стоит ли мне произносить его имя вслух, как это делаешь ты?             – Что ж, – кивнула Фригга смиренно, – в таком случае ты должен понимать, насколько важна Селена для нас. Пророчество будет исполнено.             – Плевать я хотел на пророчества! Вестар больше не высунется из своего логова. А эта девчонка способна лишь вредить. И Локи стал первой её жертвой. Он и эта колдунья прекрасно спелись за твоей спиной и плели интриги. Не допускаешь мысли, что это именно она надоумила его совершить то, что он совершил?             Царица почти вздрогнула, когда Один упомянул младшего сына с въедливой неприязнью в голосе, словно все это время испытывал к нему непримиримое отвращение, а теперь, когда больше нет смысла притворяться и вилять, наконец показал свое истинное отношение к нему. Всеотец же в свою очередь прочел укор в глазах жены.             – Не понимаю, как тебе не больно произносить его имя, Один… Это подло – вешать на беззащитную девочку нашу с тобой вину! Она его любила. И он её – тоже.             – В том-то вся и проблема, Фригга. Любовь иногда дает гнилые плоды. В груди женщины сжалось сердце. Если бы только Один захотел открыть глаза и шире взглянуть на то, что творилось с младшим сыном… Но он был слишком занят старшим. Оказалось, что одна материнская любовь и забота не смогли согреть потомка ледяных великанов в нужный момент.              – Таким ты его и считал с самого начала. Гнилой плод… Ты спас ему жизнь, чтобы потом упрекать его в этом? Ты…             – Хватит! Речь сейчас не о Локи!             Да, речь всегда шла не о нем. Именно поэтому его сейчас нет среди них.             – И что ты намерен делать с Селеной? Бросишь её в подземелье или отдашь на казнь?             – Я сделаю что угодно, лишь бы она не добралась до Тора, не сбила его с правильного пути, не окрутила его, как безмозглого мальчишку.              – В таком случае, муж мой, ты опоздал. Тор влюблен в неё со дня её появления в Асгарде. Но ему никогда не получить положительного ответа. Единственный, кто был Селене дорог по-настоящему, это Локи. Но ты, пожалуй, слишком ненавидишь его, чтобы поверить, что кто-то способен любить его больше, чем себя.