✵✵✵
Они не говорят об этом ещё несколько дней, но Джисон в принципе отвлекается и, в целом, менее раздражителен с Хёнджином и остальными. Чанбин задаётся вопросом, может быть, он отпугнул Джисона, но полагает, что это не имеет значения, потому что парень постоянно совершенствуется. Хотя он не может отрицать тот факт, что немного разочарован. Прошло немало времени с тех пор, как он с кем-то встречался, и как только он предложил новую ступень Джисону, он не мог перестать думать об этом. Младший, конечно, раздражает, но под всей этой бравадой скрывается хороший парень, и Чанбин не может отрицать, что он милый. У него не было парня после Чана, но он хочет. Он хочет Джисона и хочет быть первым у Джисона. Он хочет, чтобы Джисон захотел его. Не похоже, что это произойдет. Итак, Чанбин пытается перестать думать об этом. Он сочиняет, тренируется, посещает спортзал, записывает свои партии и старается не позволять своему взгляду задерживаться на Джисоне слишком долго. Ему любопытно, но он не собирается заниматься тем, что другому человеку неинтересно. Несколько дней спустя Джисон загоняет его в угол на кухне общежития поздно ночью, прижимает спиной к столешнице, облокачивая на острый край. — Ты был тогда серьёзным, хён? — Джисон спрашивает его низким голосом. Чанбин чувствует себя пришпиленным, пульс раздаётся эхом у него в горле. Джисон опускает взгляд на губы Чанбина и снова поднимает его, — Это было серьёзно? Чанбин думает, что, возможно, он спит, но он может чувствовать тепло Джисона, ощущать мятный оттенок его дыхания. Его рот непроизвольно наполняется слюной. — Да, — говорит он, медленно протягивает руку и кладёт её на шею Джисона. Глаза Джисона на мгновение закрываются, и он делает глубокий вдох. Он смотрит на Чанбина, выпячивая подбородок вперед. — Хорошо. Тогда лиши меня девственности. Вызов. Боже. Это так глупо, высокомерно и так по-женски, что Чанбину хочется его укусить. Он слегка сжимает шею Джисона. Предупреждает. — Всё, что ты захочешь, малыш. У Джисона сводит челюсть. Его лицо непроницаемо, но его язык высовывается и увлажняет губы, и Чанбин наклоняется, обнимая Джисона за затылок, когда он целует его, медленно, тщательно, слизывая вкус зубной пасты с его рта. Джисон хватается за него, дёргает рубашку, чтобы притянуть ближе, и Чанбин разворачивает их, чтобы он мог прижать Джисона к стойке и поцеловать в шею. Джисон громко хнычет, и стол скрипит. — Чёрт, — выдыхает Чанбин, отстраняясь. Он ушёл от самого себя. Джисон наклоняется к нему, ища губами, и Чанбин не может сказать «нет». Он снова целует его, проводит большим пальцем по гладкой щеке Джисона, прижимается к мягкой коже под его челюстью. Он чувствует, как Джисон касается его бока горячей ладонью и придвигается ближе, а после тихо стонет, когда Хан скользит рукой вверх. — Хён, — говорит он, впиваясь ногтями, — Где? Чёрт. Чёрт! Они не могут сделать это здесь. Это было бы глупо, с одной стороны, и грубо с другой. Вот только он так сильно хочет опуститься на колени и взять член Джисона в рот… Чёрт! — Я сниму для нас комнату. В эти выходные. У них не будет много времени, но Чанбин уверен, что он всё ещё может сделать это особенным для младшего, и он это сделает. Он снова целует Джисона, быстро, и отступает на шаг назад. — Я напишу тебе, — говорит он и проскальзывает обратно в свою комнату. Феликс переворачивается в своей же кровати, но Чанбин не обращает внимания. Он засыпает, думая о губах Джисона.✵✵✵
Как и раньше, Чанбин бронирует отель и записывает детали для Джисона на стикере с пометкой «СЖЕЧЬ ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ». Это помогает быть внимательным, хоть и дотошным. Он появляется в пятницу вечером, в другом отеле, хотя по-прежнему с той же отдельной стойкой регистрации и достаточно далёким расположением от общежития, чтобы никто не смог их увидеть. Он сообщает Джисону, что готов подняться, садится на кровать и ждёт. Джисон, который появляется, — это не тот Джисон, который загнал его в угол две ночи назад и сказал ему переспать с ним. Этот Джисон выглядит нервным, его глаза широко раскрыты из-под козырька кепки, а руки дрожат, когда он ставит маленький рюкзак на кресло. — Планируешь приодеться? — спрашивает Чанбин, шутя, пытаясь немного расслабить его. — О, нет, в нём полно… Ну ты понимаешь, — он протягивает сумку, и Чанбин берёт её, расстегивая молнию. Там полно презервативов и смазки. Чанбин смеётся. Он ничего не может с этим поделать; Джисон даже не взял с собой запасной комплект нижнего белья, только две огромные коробки презервативов и три флакона смазки, все нераспечатанные. — Я ценю твою веру в меня, — говорит Чанбин, всё ещё смеясь, — Но я не думаю, что мы сможем физически заниматься сексом столько раз за два дня. Щёки Джисона краснеют. Он выхватывает сумку обратно. — Заткнись, я просто хотел быть готовым. Чанбин снова смеётся, но плечи Джисона подняты до ушей, и он выглядит ещё более нервным, чем раньше. Чанбин знает, что он ненавидит, когда над ним смеются. Он прочищает горло, встаёт и снова берёт сумку, бросая её на кровать. — Послушай, — говорит он, потирая руку Джисона, — Мы не обязаны этого делать, если ты не хочешь. — Ты серьёзно? — Джисон толкает его, но Чанбин не двигается, — Конечно, я хочу! Это большее облегчение, чем Чанбин хочет признать. — Хорошо, тогда постарайся расслабиться, — говорит он и целует Хана. Как и раньше, Чанбин теряется, целуя парня. Это звучит глупо и избито, и, возможно, так и есть, но приятно целовать того, кто так тщательно отвечает на поцелуй. Джисон отвечает тихим хныканьем, когда Чанбин отстраняется, чтобы перевести дыхание или сменить позу, или он стонет, когда Чанбин царапает зубами его нижнюю губу. Джисон касается его бока, и это ощущается как удар током. Чанбин подталкивает их обоих к кровати, пытаясь продолжать целовать его, убирая презервативы и смазку с дороги. Джисон всё равно кончит рано или поздно, поэтому он с шипением отстраняется и смеётся, роняя всё «добро» на пол к их ногам. Чанбин смеётся вместе с ним и заползает на него сверху, обхватывает бёдра Джисона своими и кладёт руки по обе стороны от его головы. Джисон смотрит на него большими доверчивыми глазами, как тогда, когда Чанбин что-то объясняет в студии или рассказывает ему, как общаться с людьми, и в его груди раскрывается лепесток, ещё один цветок персика, который вот-вот распустится. — Чего именно ты хочешь? — спрашивает Чанбин, — Есть много вещей, которые мы могли бы сделать. Нам не нужно заниматься чем-то экстраординарным. Мы могли бы просто целоваться. Джисон краснеет, дёргает Чанбина за подол рубашки. — Хочу зайти дальше, чем просто поцелуи, — говорит он, глядя вниз. Чанбин наклоняется, касается носа Джисона своим, пока тот не поворачивается, снова подставляя свои губы. Он обнимает Джисона за шею, проводит большим пальцем по крепкому сухожилию, прижимает большой палец к краю его ключицы. Он чувствует, как по коже Джисона пробегают мурашки. — Что, если хён отсосёт у тебя? Джисон задыхается, звучит так, будто из него выпустили весь существующий в лёгких воздух. Чанбин сдерживает улыбку. — Хм? Тебе нравится? — Да, пожалуйста, — Джисон снова дёргает старшего за рубашку, — Пожалуйста, да, я хочу этого. Чанбин смеётся одними губами, но отстраняется, снимая свою верхнюю одежду. Джисон карабкается за ним, его волосы распушены. — Не пялься, — ворчит он, и Чанбину приходится поцеловать его снова, чтобы унять бабочки в животе. Может быть, они вместе с другими распускающимися цветами готовы вырваться у него наружу. Он не чувствовал ничего подобного с Чаном. В основном он нервничал и беспокоился о том, что Крис хорошо проводит время, а потом и сам почувствовал себя лучше. Он не знает, что бы он испытывал, если бы сделал это снова с Чаном, если бы это было в первый раз, или если бы это было с Джисоном, а не с ним. Он думал, что одинаково заботился обо всех своих друзьях, за вычетом его слабости к Джисону и Феликсу, но, возможно… — Хён? Чанбин, моргая, смотрит на него сверху вниз. — Прости, — говорит он. Правильно. Он не должен думать о Чане. Он обязан быть здесь с младшим, а интернализацией и другими способами самокопания он может заняться и позже, — Просто думаю о том, какой ты великолепный. — Заткнись, — ворчит Джисон, ущипнув Чанбина за бок. Его щёки порозовели, что и было целью, и Чанбин хихикает над ним, целует его снова просто потому, что он может. Он делает это медленно, позволяя Джисону снова расслабиться, проводит некоторое время, прикасаясь к его гладкой груди и животу, пока может, глотая лёгкие вздохи Хана. Со кладет руку на животик младшего, над его пупком, оставляет её там на секунду и медленно скользит рукой вниз, под пояс его спортивных штанов. Джисон ругается, когда Чанбин касается основания его члена, запускает кончики пальцев в жёсткие волосы там, а затем полностью сжимает его. Он, честно говоря, крупнее, чем Чанбин ожидал, потому что Джисон худой и невысокий, вот только вес его «дружка» приятно ощущается в руке, а бёдра Джисона приподнимаются, когда Чанбин гладит его. — Чёрт возьми, хён! На этот раз Чанбин улыбается по-настоящему, перемещает руку так, чтобы он мог нежно погладить влажную головку члена Джисона, слушая его стоны и чувствуя, как дрожат его ноги под ним. — Никогда не думал, что с тобой так легко, — бормочет Чанбин, не уверенный, слышит ли его Джисон, но убирает руку со штанов Джисона и слезает с него, чтобы он мог стянуть одежду вниз. Он опускается на колени, кладёт руки под каждое из колен Джисона и подтягивает его к краю кровати. Джисон ахает от резкости, и Чанбин видит, как его член подёргивается при этом движении. Он всегда знал, что Джисону понравится, если с ним немного побалуются. — Готов? — спрашивает он, когда Джисон опирается на руки, чтобы посмотреть на Чанбина сверху вниз. В Чанбине есть что-то странное, заставляющее хотеть устроить настоящее шоу Джисону, заставить его распластаться по кровати и умолять прекратить эту сладкую пытку. Джисон кивает, и Чанбин целует его колено, целует вверх по бедру и вниз по другому, избегая его члена. Он лижет, кусает и оставляет засосы на бёдрах Джисона, пока тот не начинает взмаливать, повторяя «Хён, блядь, пожалуйста, давай», снова и снова. Его член становится тёмно-красным на кончике к тому времени, когда Чанбин кладёт руку на его основание и заглатывает его на половину. Стон, который издает Джисон, настолько громкий, что Чанбин почти сразу отстраняется. — Если ты не будешь вести себя тихо, мне придется заткнуть тебе рот кляпом, не хватало, чтобы нас выгнали. Джисон краснеет при этих словах, возможно, от смущения или интереса (или от того и другого), но в любом случае Чанбин отметает эту мысль и снова прикасается ртом к члену Джисона. Он не приукрашивает этот опыт: сосать член — это сосать член, и поэтому… Как бы выразиться… Это немного странно и вонюче, но ему нравится ощущение тёплой плоти во рту, нравится, как Джисон хватает его за волосы и издаёт некоторые из своих самых жалких звуков на сегодняшний день. Ему нравится, что Джисон не может заткнуться, даже сейчас, когда рот Чанбина влажный, а его язык работает над головкой, под ней и проникает в маленькую щёлочку. Чанбин перекатывает яйца в руке, и кончики его пальцев касаются дырочки Джисона, и он дергается, затем снова громко стонет. Чанбин снова отрывается. — Ты хочешь, чтобы я…? Джисон моргает, глядя на него сверху вниз, лицо и грудь красные, глаза дикие. Чанбин отчасти впечатлён тем, что никто из них ещё не кончил. — Что? — Джисон спрашивает, — Ткнуть в меня пальцем? Чанбин чувствует себя так, словно его пнули в промежность от этой грубости, но, похоже, в хорошем смысле. — Ага, — он кивает. — Да, — поспешно отвечает Джисон, — Да, да, блядь, пожалуйста! И трахнешь меня тоже, да? Хочу этого. Хочу, чтобы ты трахнул меня. Если бы Чанбин был более ответственным и не собирался умирать от того, насколько он возбужден, он бы сказал, что им следует подождать с этим и поговорить об этом ещё немного, но, чёрт возьми, он хочет, и Джисон тоже хочет этого. Джисон буквально умоляет об этом. Как он должен сказать «нет»? Чанбин тянется за смазкой, которую они уронили ранее, возится с крышкой, пока не откупоривает её и не оставляет на пальцах. Он поправляет положение Джисона, оставляя на нем липкие пятна с ароматом персика (чёрт, конечно же, это пахнет персиком, конечно, Джисон принёс бы это), но укладывает его на бок ближе к центру кровати и садится рядом с ним, чтобы он мог встать на колени позади него и погрузить палец внутрь. Джисон стонет, но, по крайней мере, прячет лицо в одеяло, чтобы звук был приглушен. — Ты как? — спрашивает Чанбин, осторожно вытаскивая палец только наполовину и вдавливая его обратно. Спина Джисона выгибается от этого движения полумесяцем. — Не останавливайся, — пыхтит он, приподнимая ещё выше бёдра, чтобы Чанбину было удобнее наблюдать. Он растягивает его одним, затем двумя пальцами, пока руки и плечи Джисона не трясутся, а глаза не зажмурятся так сильно, что это выглядит почти болезненно. Собственный член Чанбина настолько твёрдый, что это определённо причиняет боль, да и явно он долго не протянет, но они всегда могут повторить позже, если захотят. «Надеюсь.» Боже, Чанбин на это надеется. — Хён, пожалуйста, — наконец говорит Джисон, хватая Чанбина за запястье. — Пожалуйста. Теперь твой член. Я… Трахни меня. Чанбину приходится сделать два глубоких вдоха, прежде чем он вытаскивает пальцы, наклоняется, чтобы побороться с дурацкой коробкой презервативов и вытащить один. Возможно, с ними было бы всё в порядке, если бы он и не натягивал его, но ему нужно что-то, что удержит его от немедленного оргазма и последующего позора. Он открывает его и раскатывает, впрыскивает ещё смазки в руку, а затем втирает её в свой член. Он подумывает сделать это так — Джисон на животе, а Чанбин над ним, но вместо этого он ложится на бок, устраивается сзади Джисона, вытягивает верхнюю ногу, поднимает член и прижимается к нему. Джисон выгибается всем телом в ложбинке Чанбина в ответ, постанывая, и Чанбин обнимает его. Он едва заметно двигает бёдрами, дыхание с трудом вырывается из него, когда Джисон сжимается вокруг него. Джисон хватает руку Чанбина у себя на груди, переплетает их пальцы и сжимает. Чанбин целует его в плечо и входит по-настоящему, прижимая Джисона к себе максимально близко, когда начинает первые быстрые движения. Чанбин чувствует пульс Джисона под своей рукой, слышит, как его дыхание становится всё прерывистей и прерывистей, улыбается, когда он жёстко вдалбливает, и Джисону приходится стонать в постели. — Хён, пожалуйста, — говорит он, протягивая свободную руку в сторону, пальцы впиваются в простыни. «Чёрт. Ладно…» Чанбин вырывается, встаёт на колени и, схватив Джисона за бёдра, подтягивает его вверх и усаживает на место. Он раздвигает ягодицы Джисона, проводит большим пальцем по пухлой дырочке, чтобы услышать, как он скулит. Он снова входит, медленнее, до самого конца, наблюдая, как дрожат руки Джисона. — Блядь, — шипит Джисон, тяжело дыша, — Чувствую себя так чертовски хорошо. Почему это так приятно? Чанбин сдерживает фырканье и дерзкий ответ. Он не совсем уверен, что может говорить прямо сейчас. Он тоже хочет, чтобы Джисон потерял дар речи. Он сразу же берёт быстрый темп, всё наращивая и наращивая его, не давая Джисону и шанса произнести что-либо, кроме стона. Он может чувствовать, как Джисон напрягается, чувствует, как он подходит всё ближе и ближе, и тянется вперёд, описывая бёдрами глубокие круги и одновременно дроча Джисону, пока он не хватает подушку и не стонет в неё, всё его тело дрожит. Он резко выходит, когда Джисон кончает, срывает презерватив и дрочит себе на задницу Джисона, кончая на нее всего несколькими движениями. — Чёрт, — говорит он и плюхается на кровать. Джисон медленно переворачивается, его волосы вспотели и прилипли к голове, лицо всё ещё красное. — Это всегда так? — спрашивает он, затаив дыхание и Чанбин смеётся на этот детский вопрос. — Нет, — говорит он, — Даже близко нет. — Грубо с твоей стороны портить мне секс, хён, — говорит Джисон, вздыхая. Чанбина переполняет радость. Он хватает подушку и бьет ею Джисона. — Заткнись, — говорит он, переворачиваясь, чтобы прижать его к матрасу, — Или я никогда больше не буду тебя трахать. — Насилие! — Джисон кричит, приглушенный подушкой и с трудом отталкивает руки Чанбина, — Хён злоупотребляет! — Я сейчас покажу тебе насилие, — говорит Чанбин и грубо целует его, чтобы поскорее заткнуть.