Эйзенштейниана-2023

Красное игристое настроение игривое но почему столько ненависти? Внезапно осознаю и удивляюсь этому, хотя и не стоило бы удивляться: на моем дне рождения, поздравляя меня, вот уже третий поздравляющий желает погибели врагам. Кстати, вот этот третий, в костюме-тройке с расстегнувшейся жилетной пуговицей на пузе — так прямо конкретно смерти. Редкое, веселое вино, которое я не пью — не люблю быть беззащитным среди людей. У меня в бокале крем-сода, которая тоже пенится, как игристая. Куча народу, всë значимого народу, кого нельзя не пригласить, и симпатичного даже народу. Вон оратор поднимает бокал, с такой большевистской энергией, что вино в нем мало что не выплескивается… Буря в стакане… вина. Коротенькие квадратные усики над губой аж дрожат. От энергии. Желает товарищу Эйзенштейну, чтоб все враги советского народа, государства и кинематографа провалились в тартарары, как это совершенно правильно недавно показал тов. Эйзенштейн в своем историческом фильме. Обещает сам приложить к этому руку и выражает уверенность, что все присутствующие тоже приложат все свои наличествующие руки, и желает имениннику прилагать его, именинника, руки усерднее. Мне хочется тайком под столом вытереть руки об скатерть. И скатерть немедленно отдать в стирку. Но невозможно — я, принимая поздравления от важного человека, стою, и руки, все сколько их у меня есть — на виду. На самом деле ничего нового, все такие речи, практически слово в слово, разве что без упоминания тартараров, твердит множество разных людей множество раз на дню, и на днях рождения, и на похоронах, и вообще безо всяких мероприятий. Но вот сейчас — отчего-то меня внезапно взяло осознанием. На третьем ораторе. Назвать вещи своими именами — мне страшно. И гадко. Точно занесло меня, именинника, в знаменитый Татьянин сон. Понимаю вдруг: сколько ненависти. Столько ненависти, что не получается даже в день рождения пожелать человеку добра, одновременно не пожелав зла. Истерически шарю глазами: слава Богу, в которого я, конечно, не верю, все не так безнадежно. Вон Коля с Ниночкой — слушают так внимательно, так заинтересованно, что всякий, учившийся у Мейерхольда, сразу увидит игру. Эдуард вообще внезапно чрезвычайно заинтересовался картошкой. Кто-то еще, возможно, тоже играет… как играю сейчас и я. Кого мне на собственном дне рожденья обманывать. Играю и я. Надеюсь, не хуже Черкасова. Но воздух пропитан ненавистью, как именинный пирог коньяком. Его там бутылка, тётя Паша расщедрилась. Когда принесут пирог, для непьющих будет сюрприз. Здравницы за погибель… тех абстрактных врагов, у которых — в действительности — плоть и кровь, у кого-то точно так же не застегиваются жилеты, и на мягкой руке — круглая блямба прививки от оспы, или костлявые ноги с синими веревками вен, или врезавшийся в плоть след от лифчика, и пониже вмятины на спине — темная родинка. Понимаете, что ведь это — любой из нас? Тот, с кем чокаетесь, или сами вы… или я, именинник. И ведь несомненно кое-кто желал бы вот так провалиться и вот этому комку толстой плоти, именуемому Эйзенштейн. И так, волны ненависти поменьше. Между крупными девятивальными. Вот эта крупная женщина с красивой укладкой — однозначно желала бы провалиться половине присутствующих. Всем, кого пригласил лично я. И мне заодно — потому что я кого-то пригласил и хочу видеть на своем дне рождения, кроме нее. И готов биться об заклад, по большей части эти чувства взаимны. А вот эти двое недавно посрались и сидят друг от друга так далеко, что даже не напугал угол стола, втыкающийся прямо в креп-жоржетовое платье цвета индийский желтый. Но это, сдается мне, не фатально. А вон те — уже безнадежно. А сколько сплетен до меня еще не дошло... Внезапно осознаю и это. Что, возможно, и сверх того, что я знаю и вижу, прямо здесь разлито еще столько ненависти, мне пока неизвестной. Логический следующий пункт: а сколько из этого направлено на меня? Но мне почему-то это все фиолетово. Ярко-фиолетово, как барвинок, что цветет на кладбищах там, где я снимал самые унылые кадры для Генералки. Кто там ненавидит или вскоре возненавидит меня. Наверное, это эффект от крем-соды. А вот от ненависти в воздухе - тошнит, словно парами алкоголя напитался сквозь кожные поры и теперь пьяный в сопли, не пив. А самое парадоксальное, что люди ведь - веселятся. Я один это вижу, один пропитался и одному от этого тошно? Может, полукотик и полужуравль были вполне себе добродушными существами, мельница плясала просто так от веселья, а чопорный остов и череп на длинной гусиной шее за пределами сна поженились и скелетëнка назвали Костей. Вот только в отличие от милой барышни Тани - мне в этом сне жить и барахтаться. И всем нам, надышавшимся нЕнавистных паров и теперь выдыхающим их вместо воздушного поцелуя. Можно подумать, я выдыхаю что-то другое. Нечего тут выдыхать, в этом воздухе молекулы ненависти вместо азота. Игривое настроение, а? - Спасибо за поздравления, уважаемый *** ***-ович. Со своей стороны обещаю и дальше изо всех сил трудиться на благо советского кинематографа. А у всех ненавистников пусть... жопа чешется! Ну а что, Эйзенштейн - эксцентричный режиссер, надо же поддерживать репутацию. Хотя, если честно - дело не в этом. Пожелать провалиться - язык так и не повернулся.