Против правил

Андрей рылся в своем шкафу, пытаясь найти для Миши подходящую пижаму. Горшенев, только что из душа, ароматно пахнущий яблочным шампунем, с мокрыми, вьющимися волосами и довольной лыбой на лице, сидел на кровати. Он всегда чувствовал детское, наивное счастье, когда получалось сбежать из дома к Андрею. Миша переставал чувствовать презрение и ненависть своего отца, которые незримо витали в воздухе, стоило Горшку появиться в его поле зрения. Миша был омегой, и это было его наказанием. Кто и за что его наказал, он не знал, но думал, что видимо очень сильно нагрешил в прошлой жизни, потому что так вляпаться — это надо было умудриться. Мать скрывала от отца Мишину натуру так долго, как могла, то есть до первой течки. Скандал был жуткий. От разъярённого главы семейства по первое число влетело всем, даже Лёше, который вообще не отсвечивал. Миша хмурится, вспоминая о брате, которого опять пришлось оставить наедине с отцом. Леше было проще — он был бетой, но отец все равно был не доволен: как так, два сына и оба не альфы. Тупая херня, но для старого придурка это было чуть ли не вселенским позором. — Чего притих? — глухо спрашивает Андрей, почти с головой залезая в шкаф. — Задумался, — бубнит Миша, — долго ты ещё рыться будешь? Мне тут холодно так-то. Горшенев смотрит на Князя, который в притворном возмущении встает, уперев руки в боки. — Ладно, на, вот это сойдёт, — он протягивает Мише свою футболку, — меньше нет. Горшок цапает протянутую вещь и с удовольствием надевает. Ему, честно говоря, плевать, что из Князевских шмоток на нем надето, главное, что те приятно пахнут Андреем. Миша улыбается от уха до уха, когда Князь, нависнув над ним, нежно целует в губы, жарко проникая внутрь. Андрею хочется разложить Мишу прямо сейчас, поэтому он наваливается на него, стараясь забраться руками под футболку. Тело под ним дрожит, и Князь чувствует сладкий, дурманящий аромат, который бьёт по мозгам и заставляет жар разливаться по телу. — Не надо, Дюш, — всхлипывает Миша, упираясь кулачками ему в грудь и пытаясь отстранить, уворачиваясь от мокрых поцелуев. Андрей поднимает голову и смотрит на календарь над диваном. Последнее число, обведенное красным карандашом, было примерно четыре недели назад. — У тебя течка? — спрашивает Князь, проверяя свои подозрения. Миша сдавленно угукает и жмурится. Таблетки в первые дни плохо помогают, и если Горшенев возбуждается, то запах все равно появляется. — Ты знаешь, отец поймет, — Миша выглядит до ужаса виновато с красными щеками и влажными глазами. Он комкает в руках Князевскую футболку и сорвано тяжело дышит, — если он узнает, что я подкладываюсь… — Не надо, не говори так, — хмурится Андрей, — в этом нет ничего плохого, ясно? Твой отец просто придурок, ты нормальный. Миша утыкается носом ему в грудь и всхлипывает. Как же он заебался. — Замёрз? У тебя руки холодные, — Князь берет Мишины ладони в свои и крепко сжимает, успокаивая. Андрею сложно держать себя в руках: его течная омега прижимается к нему всем телом и требует защиты и поддержки. Хочется взвыть от ощущения собственной беспомощности. — Я рад, что ты омега, Миш. — Это потому что ты альфа, — обиженно надувается Горшенев. — Да, и я могу любить тебя. Не только как друга, — добавляет Андрей, — ты понимаешь, о чем я. Миша кивает, но все равно выглядит недовольным. Хочется истерить, потому что нельзя нормально удовлетворить свои потребности. Точнее можно, но потом его обязательно выгонят из дома, а на постоянной основе жить у Андрея не получится. Его предки принимают Мишу, хотя наверняка подозревают о природе их отношений, но они вряд ли обрадуются ещё одному семнадцатилетнему придурку. — Давай, лезь под одеяло, а то совсем околеешь, — Миша слушается, пока Князь выключает свет в комнате. В темноте он укладывается рядом с Горшеневым, который отвернулся к стенке и сжался в комочек. — Ты же понимаешь, что нам не обязательно ебаться, можно просто пообниматься, — напоминает Андрей, когда Миша скидывает его руку со своего плеча. — Да от меня альфой за километр будет нести, — бурчит Горшок, — он все равно поймет, что я в жопу принимаю. Андро, я знаю, что он конченный придурок, но я не хочу жить на улице. — Да не выгонит он тебя, — сердится Андрей, из-за чего Мише в ноздри забивается сильный запах альфы, — поорет, как всегда. Все равно он должен понимать, что это рано или поздно произойдет. Нельзя омеге без альфы быть, и наоборот. — Да срать он хотел на это. Главное, чтоб я его не позорил и под мужиков не подкладывался. — Не говори так, — Андрей злится, дёргая Мишу на себя и наваливаясь на него. Он лихорадочно блестит глазами в темноте, тяжело дыша, — я не подкладываю тебя под себя, понимаешь? Я блять люблю тебя, Миха. И если бы ты мне сказал, что всё, Андрей, баста, я бы тебя и пальцем не тронул. Миша ошарашено на него смотрит, пытаясь унять бешено бьющееся где-то в горле сердце. В паху сладко тяжелеет и хочется только одного. Миша чувствует, как намокает. — Прости меня, Дюш, — лицо Андрея разглаживается, и морщинка между сведенных к переносице бровей уходит, — я это, не подумавши, ляпнул. Горшенев тушуется, закусывает губу и старается вжаться в диван, чтобы минимизировать их контакт кожа к коже. — Дюш, слезь с меня, пожалуйста, мне в ванную надо, — Миша вспыхивает ушами, когда Князь смотрит вниз и раздвигает рукой его ноги. — Все хорошо, Миш. — Я знаю. Горшенев непроизвольно всхлипывает, когда Андрей отстраняется, откатываясь на свою половину кровати. — Может ну его, — вдруг говорит Миша, — пусть привыкает, я заебался уже терпеть. — А если правда выгонит? — спрашивает Князь. — Ну чо ж теперь делать, придумаем что-нибудь, — Миша равнодушно пожимает плечами, — мне просто сейчас очень хочется, — тихо добавляет он. Для Андрея это и так очевидно, потому что одеяло в районе Мишиного паха подозрительно топорщится. Ну чего греха таить, у Князя самого твердо стоит. — Уверен? Просто знай, что для меня это не проблема, я вытерплю. Миша кивает. — Знаю, но правда, Андрюш, осточертело каждый месяц терпеть. Мне вообще Балуха говорил, что плохо это все. — Ты бы больше Балу слушал, как будто он знает. Сам в лапше сидит и тебя обвешивает. — А вот и нет, — обижается Миша, — ему Яша сказал, а Яшка биологию сдает, он в этой теме понимает. Андрей скептически выгибает бровь. — Ладно, не дуйся, Мих, — он мягко притягивает Горшенёва к себе, зарываясь носом в волосы. Миша прижимается к нему всем телом, позволяя себе залезть руками под чужую футболку и погладить крепкие Князевские бока. — Я уверен, Андро, — Миша доверчиво заглядывает Андрею в глаза, — пожалуйста, мне до смерти хочется. Князь сдается, прижимаясь к Мишиным губам и полной грудью вдыхая аромат течной омеги. Он властно проникает в чужой рот, проходясь языком по зубам и деснам, придавливая Мишин язык к низу челюсти. Горшенев ласкается, подставляется под сильные руки, трепетно оглаживающие его живот и бока. Андрей наваливается на него, придавливая к дивану и раздвигая руками сведенные бедра. Миша мокрый между ног из-за выделяющейся смазки, и Князь одним движением стаскивает с него мешающиеся трусы. Горшенев, стыдясь, пытается прикрыться краем футболки, но Андрей отталкивает его руки. — Не мешай мне на тебя смотреть, — жарко говорит он, и Миша поджимает ноги в коленях от интимного хриплого шёпота. Андрей кончиками пальцев гладит Мишу по тугому колечку мышц и спокойно проникает внутрь сразу двумя пальцами, из-за чего Горшенев выгибается дугой, стараясь насадиться сильнее. Он сжимает простыни до побелевших костяшек, когда Андрей плавно двигает рукой, сгибая пальцы и попадая по простате. Миша сладко стонет, и Князь прижимает свободной рукой его бедра к кровати, чтобы Горшенев не сильно дергался. — Дюш, пожалуйста, — просит Миша, запрокидывая голову и обнажая шею, — мне мало, Андрюша, ещё. Миша извивается под Князем, не зная, куда себя деть от удовольствия. Сильный запах альфы заставляет его терять всякий стыд, желая, только чтобы Андрей взял его. Он отпускает себя, полностью отдаваясь свой природе и вверяя контроль Князю. Пусть тот делает с ним все, что захочет. Андрей плавно направляет себя в Мишу. В нем жарко и влажно, и смазка пошло хлюпает, когда Князь наваливается, входя глубже. Благодаря течке Горшенев спокойно принимает его до упора, и Андрей замирает, целиком войдя в Мишу. Горшенев выгибается, вцепляется пальцами в Андрея и ерзает на члене. Князь позволяет себе подхватить Мишу под коленями и начинает плавно двигаться, заставляя Горшенева дрожать и всхлипывать. Андрей оглаживает Мишино тело ладонями, проходясь вверх по ребрам и сжимает набухшие чувствительные соски. Князь наклоняется и играет языком с левым, посылая волны мурашек по всему Мишиному телу. Горшенев хватает его за руки, не давая Андрею убрать ладони, и выгибается, когда Князь трет соски между пальцев. Миша соскальзывает с члена, сильно дрожит бёдрами в предоргазменной судороге и упирается кулаком в Князевский живот, не давая приблизиться. Он не хочет кончать так быстро, без Андрея, но тот, одной рукой сжимая его колени вместе, скользит пальцами внутрь и быстро двигает ими, попадая точно по простате. Миша не в силах больше себя держать, кончает, сжимая Князевские пальцы в себе. У него закатываются глаза, и Горшенев прикусывает губу, не давая крику удовольствия вырваться наружу. Князь сжимает Мишину ладонь на своем члене и дрочит себе, наблюдая за тем, как дрожат чужие нежные бедра. Горшенев специально разводит ноги шире, смущаясь, и Андрея отбрасывает за черту. Спермы много, и она попадает на впалый Мишин живот и острые ребра. Князь валится рядом, когда он больше не в силах себя держать. Оба тяжело дышат, и Горшенев чувственно переплетает их пальцы. Андрей тепло ему улыбается и целует в щеку, зарываясь носом в волосы на висках и шепча всякий бред на ухо. Миша расслабленно хохочет, чувствуя, как счастье и любовь тугим жарким узлом сжимают сердце, заставляя его трепетать. Завтра рано или поздно наступит, но если там будет Андрей, то Миша абсолютно не против.