***
Ей стоило только слегка подуть на магла прохладным воздухом, как его тут же взяли под контроль чары Конфундуса. Она могла использовать обычный Империус, но магия после перемещения во времени ещё не совсем пришла в норму, а Ханна могла попросту не удержать контроль. Она обошла стойку, рисуя на запотевшем стекле холодильника странной формы грустную рожицу. Ей потребовалось несколько секунд, прежде чем она догадалась как открыть это чудо. За стеклом оказались недурно пахнущие маленькие пирожные, одно из которых себе присвоила женщина. Порывшись в нескольких ящиках в поисках чего-нибудь похожего на ложку, она последний раз оглянулась на магла и вышла из кафе. Если бы кто-то хоть раз поинтересовался её желаниями, они узнали бы, что больше всего на свете Ханна не желала оказаться в Британии. Страна сама по себе её угнетала, волшебники в 1944 ходили и прятались по углам, даже не стараясь ничего сделать, как, например, МАКУСА или самые обычные американцы. Конечно, последние всегда были вольным народом, даже чересчур. Ханна утверждала, что англичанам есть чему поучиться. А ещё там, в Великобритании, был Дамблдор. Во время Второй Мировой он не имел такого влияния, но из рассказа Мистера Малфоя, Грин-де-Вальды узнали, что это ненадолго. Если, конечно, они что-нибудь не предпримут. Эта была причина, первая и последняя, почему она не хотела отправляться сюда. По словам милого, зашуганного мальчика Драко, Альбус Персиваль бла-бла-бла Дамблдор – Ханна про себя закатила глаза – почти полностью взял над Магической Британией контроль. В принципе, так и было, просто Альбус ещё давал какую-то надежду Министерству, что они не бесполезные. Йоханна Клиа Альт родилась задорной, капризной девчонкой, с которой её родители мучились долго, вплоть до самой своей смерти. Её дедушка по папиной линии – единственный маг во всей её родословной, который прожил дольше всех, не считая её самой – Фриц Эмиль Альт, всегда с ненормальной нежностью говорил, что это она, Ханна, свела бедных родителей в могилу. Девушка всегда принимала эти слова, словно комплимент, а про себя думала о том, что ещё немного и она бы оказалась в семейной гробнице первая. Так что если посмотреть с разных сторон, претензий у нее не было абсолютно ни к чему. Если она сумела угробить здоровье Хорста Альта и Клии Майер – детей самых гнусных и упрямых чистокровных семей Германии, – то что стоит ей обезвредить некого Волан-де-Морта, который превзошел – или нет? – её мужа? Вообще, Ханна придерживалась мнения, что Геллерта Грин-де-Вальда не смогут обойти даже тысячи неких «безносых ублюдков» – как выразился Мистер Малфой, – но это, кажется, уже было восхвалением. То, что новый ужас всей Британии обладает несколькими крестражами, её пугало только поначалу. Конечно, она соглашается с бормотанием Геллерта, что Волан-де-Морт – ненормальный, но азарт в груди начинает разгораться немыслимо ярким пламенем, который не горел уже достаточно продолжительное время. Малфой рассказал им так много, свалившись на них тяжёлым грузом в ночь со вторника на среду. Ей приходится довольствоваться только той информацией, которую дал ей Геллерт, так как она из-за своей гениальности – да, именно гениальности, не тупости – прослушала весь разговор между ним и милым ребенком Малфоев. Пересказ от Геллерта был обширен, но она всё равно допускает мысль, что кто-то из них троих что-то упустил. То ли она не дослушала, то ли Геллерт забыл упомянуть, то ли Драко вновь был в неведении.***
Она сидела в своей лаборатории с самого утра, вновь окунаясь с головой в исследования. На разбросанных газетах века так пятнадцатого расплылись чернила, но загадочные слова, которыми говорил Николас Фламель, чтобы дать новые теории охотникам за бессмертием, ещё можно было различить, что и пыталась сделать Йоханна. Она выписывала каждое слово на листок, прикусывая кончик пера и пачкая зубы, ведь несколько минут назад по случайности макнула в чернильницу не ту сторону и всё перо оказалось полностью вымазано. Голова гудела, но у нее оставалось от силы минут двадцать, прежде чем зайдет Куинни в халатике и устало пробормочет, что Геллерт Грин-де-Вальд послал с просьбой – или приказом – идти спать. Если Ханна слишком сильно увязнет в какой-либо информации – навряд ли, учитывая объем какого-то пролитого напитка на газету – Геллерт прийдёт сам. В этом не было ничего страшного, но ей не нравилось, что она гоняла его туда сюда. Он ведь тоже уставал. – Чем ты занимаешься? – Она судорожно выдохнула сквозь плотно сжатые зубы. Она привыкла, что муж умеет проникать в комнаты абсолютно бесшумно, но сейчас она совсем его не ожидала. Ханна бросила мимолётный взгляд на часы, очень сомневаясь, что она выписывала два слова больше двадцати минут. Геллерт просто пришел раньше. Она не стала оборачиваться – на старой бумаге наконец начался просвет, где так хорошо были видны буквы, написанные тонкими, слегка прыгающими, буквами Фламеля. – У меня появились свободные двадцать минут и я решила, что неплохо бы поработать с информацией по Философскому камню, – как заученный текст пробормотала она, когда Грин-де-Вальд подошёл достаточно близко, чтобы коснуться мокрого от пота лба – недалеко варилось обезболивающие, которое мало того что требовало варки на большом огне, так ещё и воняло чем-то противным и словно скользким, хотя запах невозможно пощупать. Наверное. – У нас гости, – пробормотал он, наблюдая, как Ханна закатывает глаза. Следующая фраза радости не прибавила. – Из будущего. – Из какого? – Устало поинтересовалась она, откладывая перо, а после секундного раздумья, сжигая его. Писать ей уже, видимо, сегодня не удастся, а перо уже в любом случае отжило своё время. – Какие новости там? Через пять часов? Она улыбнулась ему, вставая вполоборота и рассматривая его напряжённое лицо. После обретения условного бессмертия морщинки вокруг разных глаз исчезли и больше никогда не появлялись, губы не сливались с цветом кожи, а волосам вернулся прежний золотистый оттенок. Она невесомо провела рукой над макушкой, касаясь указательным пальцем одной единственной седой пряди. Им обоим был уже седьмой десяток, но им бы никто не поверил, если бы так не было написано в официальном документе розыска на главной стене в МАКУСА. Она потянулась провести по щеке мужа холодным носом, надеясь, что получиться отсрочить встречу с бесполезным гостем. Улыбка стала чуть слабее, когда их глаза встретились. Подозрения о том, что он просто устал, испарились. Геллерт Грин-де-Вальд никогда не втягивал Йоханну в приключения, которые он может решить сам. Он приходил к ней только если было что-то действительно ужасное. Когда он вытащил что-то из кармана, Ханна в этом убедилась. В миг нахмурившись и подцепив золотую цепочку указательным пальцем, она поднясла украшение на свет. С трудом признала маховик времени, но какой-то... не такой? Маховики в их время были просто нереальной редкостью. Ими, казалось, обладали лишь избранные, а кое-какие знающие люди передавали информацию, что на всё МАКУСА от силы два-три таких артифакта. Пускай этот выглядел по странному, он был. И на этом можно было неплохо заработать, так как Грин-де-Вальдам не нужно было никакое будущее максимум через пять часов после утреннего секса или случайной бойни в центре Нью-Йорка. Йоханна вообще никогда не понимала для чего они. – Этот маховик исключительный для нас с тобой, – до неё донёсся спокойный голос Геллерта, когда он отсчитал нужное ей время на осмотр предмета опытным взглядом артифакторика. – Он прямиком из 1997. – Hündin!Шутишь? Когда-то она пробовала создать подобное, думая, что хватит мастерства. Это оказалось ошибкой. Законченного курса по углубленной артифакторике, старинные книги из смешанной библиотеки Грин-де-Вальдов и Альтов, а также работа в данной сфере уже пятнадцать лет оказалось не достаточно, чтобы собрать временной артифакт. Ханна бросила эту идею только после пяти месяцев исследований, которые не принесли абсолютно ничего. Она обещала Геллерту вернутся к этому, как только найдет опытного помощника или если её озарит идея по поводу этого. Всё, чего она добилась в этом проекте это взорванный экспериментальный вариант и взорванные нервы. – Зайди, мальчишка, – вместо ответа Геллерт крикнул кому-то по ту сторону двери. Не смотря на интерес к неизвестной персоне, что принес маховик, не очень то она и обрадовалась постороннему в лаборатории. Кабинет, с огромным количеством самых разных побрякушек, шипящих жидкостей, бумаг, сломанных палочек и других странных вещей, был личным гнездом Ханны, в которое она пускала только пару-тройку человек из всех, кого знала. Да и то, делала она это с неохотой. Наверное, не любила, что кто-то видит у неё – чистокровной аристократки – ужасный бардак на рабочем месте. На пороге неуверенно встал паренёк лет семнадцати, не больше. На вид мягкие локоны светлого цвета выглядели так, будто их специально растрепали в разные стороны. Йоханна прищурилась, на ощупь находя на столе очки в треугольной оправе с заострёнными уголками. Лицо парня приобрело четкие очертания и она с удивлением отметила, что он похож на юного наследника Малфоев из Лондона. Когда её родители ещё были живы, она имела счастье обучаться с достаточно дотошным, но знающим своё дело, историком, который знакомил её с немногочисленными чистокровными рода́ми всей Европы, которые на тот момент ещё процветали. Она точно помнила, что платина – цвет Малфоев. – Выродок английской аристократии? – Подняла бровь она, ещё раз поправляя очки, будто могла ошибиться. – Чем порадуешь? Как там, через пятьдесят лет? Я всё такая же прекрасная? – Не уверен, фрау Альт. – Перед фамилией он запнулся, но всё же выдавил вежливое обращение. Ханна кивнула в знак одобрения, когда он бросил на неё взгляд исподлобья. Фамилию она носила двойную, и даже не смотря на некоторые разногласия с почившим отцом, свою девичью тоже часто использовала. – Понимаете ли, вас почти никто не видел с 1947. А вас, – он кивнул на Геллерта, – с 1945. Но до этого мы ещё дойдем, потому что я хотел начать... – Ты пришел в наши владения, – резко прервала его Альт, при этом безразлично сверкая глазами и рассматривая дорогой, но помятый пиджак. – Тут мы решим с чего ты начнешь. Что там с нашим исчезновением? Он перевел дух. Она отстранённо вспомнила, что не поинтересовалась как его зовут. Спрашивать не стала – он уже начал говорить. – В 1947 вы, фрау Альт, сдались сами. Вы не назвали причину, но существует популярное мнение, что вы просто не справились. – Малфой подошел чуть ближе, вздрагивая, когда за ним захлопнулась дверь. Ханна переглянулись с недовольным из-за услышанного, но внимательно слушающим, Геллертом. – У вас было недостаточно сторонников, а власти всё больше и больше давили на вас. Вы не успевали всего – были слишком потерянны, всё ещё не оправившись после ареста сэра Грин-де-Вальда в 1945, когда он проиграл в дуэле с Дамблдором. – Да что ты несёшь, hurensohn? Я? Этому трусу? – Геллерт оттолкнулся от стола, на котором полусидел, встав во весь рост. Как ни странно, Ханна остановила его, схватив за плащ и притягивая к себе почти вплотную. Шепот был громким – она не видела смысла скрывать сейчас что-то, но говорить на повышенных тонах при абсолютном незнакомце... вверх неразумности. – Ты сам привел его, – прошипела она, с нервозностью замечая, что очки вновь съехали на кончик носа. – Так вот теперь слушай, а не плюйся ядом. Она махнула рукой, призывая – приказывая – говорить дальше. – Когда прозвучал последний взрыв в мире от вашей руки, Альбуса Дамблдора официально признали спасителем. Якобы он не только победил Грин-де-Вальда, но и стал причиной его сломленной жены. Так, вообще-то, и будет, но вы не слышали этих восхвалений. Они были неоправданно долгими и громкими. Продолжаются до сих пор, кстати. Он ждал от них какой-либо реакции, но они лишь позволили себе на мгновение скривиться. Геллерт вновь присел на стол, Ханна кинула на него недовольный взгляд – мебель и так не прекращая шаталась. Но ни один из них больше ничего не говорил по поводу своего падения в будущем. Они лишь внимательно слушали и за это Драко был им благодарен. Говорить о таких вещах в присутствии двух самых опасных волшебников первой половины двадцатого века было сложно и страшно. – Прошло почти пятьдесят лет после того, как американцы последний раз говорили об армии Грин-де-Вальдов со страхом. Именно для вас это короткий промежуток времени, но за него столько успело произойти. Вашу деятельность не признали как войну, прозвав обычным восстанием. Первая магическая началась в середине 70-х, когда к власти пришел второй Темной Лорд двадцатого века. И знаете... Пока что вы нравитесь мне намного больше, чем он. Чета Грин-де-Вальдов славилась своей жестокостью, но Его не переплюнет никто. Имя ему... – он быстро, трусливо оглянулся, – Волан-де-Морт. – Это фамилия? Или псевдоним? – Поинтересовался Геллерт, а когда дождался неуверенного ответа ввиде поднятых двух пальцев, хмыкнул. – Как пафосно. Он так мечтал иметь что-то общее со мной? – Его удалось устранить в 1981, но не как вас, – продолжал Малфой, выслушав издевку в сторону будущего Темного Лорда. – Он исчез... Ходят слух, что Авада Кедавра отлетела от него, когда он запустил её в Поттера. Я не могу с точностью объяснить, что произошло тогда. Свидетелем этого был только сам Волан-де-Морт. Он воскрес в 1994 и... – Волшебники могут воскреснуть только в одном случае, – Ханна отвела взгляд от обратившего на неё внимание Малфоя, поглаживая нежную кожу кисти. Она не стала развивать эту тему, позволяя говорить дальше, но предупреждая, что он начинает нести бред и им всё труднее в это поверить. – Я попал сюда благодаря одной молодой, но одаренной волшебницы, – резко перевел он тему, не зная куда деть руки. Ханне хотелось связать его, чтобы его тень не скакала по стенам каждый раз, когда он переминался с ноги на ногу. – Она собрала маховик, который у вас в руках. Ей удалось продвинуться в том, что артефакт может перемещать абсолютно куда угодно и насколько угодно. Есть две загвоздки – это разовая акция и может перемещаться только один человек. Если не собрать его заново по прежнему чертежу, он станет бесполезен. Что касается количества людей... Боюсь этого я не смогу объяснить, но она передала все заметки по этому поводу для вас, фрау Альт – для лучшего артифакторика двадцатого века. В руках оказался толстый дневник в мягкой обложке, но с отталкивающими коричневыми оттенками. Она с пренебрежением пролистала несколько страниц, но была готова признать после прочтения нескольких строчек – написано было грамотно, чертежи были аккуратны, а доводы к каждому спорному утверждению обоснованны. «Молодая, одаренная волшебница» была гением, не смотря ни на что закончив это исследование. Началом работы было семнадцатое января 1996, а концом неизвестное число марта 1997. Ханна показательно отвернулась от двух волшебников, которые рассматривали записи в её руках. Один – с интересом, другой – с тоской. Кинув тетрадь на стол с другой стороны, она почти улеглась на гладкую поверхность всем туловищем, положив подбородок на сложенные лодочкой руки, отстранённо слушая продолжение разговора, который всё равно оставался непонятным для неё – она не умела слушать, когда работала. И так, из краткого пересказа Геллерта позже, выяснилось: Дамблдор чуть ли не правит в Магической Британии. Ему мешает Волан-де-Морт, который терроризирует Лондон, вырезая маглорожденных. Грин-де-Вальдам такая политика не нравилась. Грязнокровки грязнокровками, но они были магами. Численность волшебников в середине 19 века заметно упала и теперь нужно было срочно восстанавливать её, а не истреблять. Сами супруги сидели в тюрьме, которую Геллерт изначально строил, как собственный штаб для него и сторонников, а позже для, любившей роскошь и большие территории, жены. Приблизительно узнав, на что в будущем похож их Нурменгард, обоих передёрнуло, но лицо при Малфое они держали. Гермиона Грейнджер – тайная девушка Малфоя и создательница того, что не смогла сделать Ханна, подруга некого Мистера Поттера, который «победил» Волан-де-Морта в младенческом возрасте. Мало верилось всем троим, но маги чуть ли не благословляли мальчишку, который, по словам Драко – да, Ханна поинтересовалась, как его зовут – не особо был рад славе. Изначально, плевать Грин-де-Вальды хотели на маховик и будущее. Дождутся рождения этого Волан-де-Морта и вырежут его потихому. Разобраться с девизом «Легко и просто» вновь не получилось. Молодой будущий Темный Лорд уже жил на этом белом свете, уже собирал сторонников и уже... а дальше Малфой не знал. С Поттером у него не заладилось с самого начала то ли из-за характера Драко, то до из-за благородности Гарри. Опять же – Гермиона. Она была источником всей информации и успела передать Малфою лишь меньшую часть информации, прежде чем с неё взяли Непреложный Обет. Кто-то случайно заметил её вместе с Слизеринским принцем и напел об этом Дамблдору. Начиная с февраля пятого курса Гермионе Грейнджер не запрещалось принимать ухаживания, но все её попытки рассказать, что-то не касающиеся учебы, личной жизни, забавных шуток и переживаний, категорически присекались магией. Она не могла говорить о важных вещах с людьми, которые являлись Пожирателями или которые были с ними связаны. Пожиратели, как выяснилось, – приспешники Тёмного Лорда, носящие метку. Йоханна стояла над запястьем Малфоя долгие четверть часа, ломая голову, как свести не самую лучшую татуировку, если не безболезненно, то хотя бы без чей либо смерти. Не получилось, но Альт пообещала над этим поработать. Одну вещь Малфой всё таки знал, чем знатно облегчил – или усложнил, это как посмотреть – Грин-де-Вальдам жизнь. Он не знал напрямую, но супруги догадались сами. У сэра Волан-де-Морта были крестражи. Да, именно во множественном числе. С помощью отца Драко узнал, что был какой-то странный дневник, а в конце четвертого курса Гарри Поттер начал нести всякую чушь про возрождение Темного Лорда, которая позже оказалась правдой. Немного поразмышляв и почти насильно вытянув из Драко какие-то ещё воспоминания по этому поводу, Грин-де-Вальдам всё же пришлось признать – у ужаса Британии было несколько предметов привязывающие душу к Земле. Ханна не удержалась в тот момент, приложив одну ладонь к груди мужа, а два пальца другой на прикрытые веки. Там теплилось то, что маги считали даром. Считалось, что именно там хранится душа. В глазах и рядом с сердцем. Грин-де-Вальды похерили свои душенки, но не до такой степени. Да и в голову ни тому, ни другой никогда бы не пришло создавать второй крестраж. Им было достаточно, а на счёт сторонников они задумались заранее и, как оказалось, не зря. Ханна вот взялась за изучение Философского камня, а Геллерт, если выдавалась свободные минут тридцать – было это очень редко – помогал ей в этом. После долгих, нудных разборок о том, что дольше – отправляться в будущее и доставать информацию или пытаться найти все копии учащихся в Хогвартсе, хотя они даже не уверены, что он там учится – они пришли к выводу, что первое будет менее затратным для всех. Конечно, Геллерт не был готов отпускать куда-то Йоханну. А после того, как она вывела его в коридор, подальше от Малфоя, хотел уже принять второй вариант с поиском документов. – Я не против, – тихо бормотала она, одной рукой теребя цепочку Маховика, а другой переплетая с задумчивым мужем пальцы. – Но там Дамблдор. Знаешь, ходит популярный слух, что ты его боишься, но это не так. Его боюсь я. Меня бросает в дрожь после каждого его упоминания. Я никогда не забуду твоих слов, твоих воспоминаний, которые мы теперь делим на двоих. – Мы можем заняться поисками самостоятельно, но со слов Малфоя это будет проблематично, – устало вздохнул он, сжимая пальцы супруги чуть сильнее и опираясь затылком в стенку позади. – Драко говорит, что этот Волан-де-Морт совсем не похож на человека теперь и даже он не сможет опознать своего «Повелителя». Meine Liebe, ты же знаешь, что я дорожу тобою больше, чем своей жизнью? Я могу отправится в будущее, а ты останешься здесь. Хотелось рявкнуть глупое, детское: «А дорогие мне вещи не в счёт?», но устраивать сейчас ссоры ей хотелось меньше всего. Она была совсем не против и уже открыла рот, чтобы согласится, но вырвалось совершенно другое: – Он может опознать тебя, – она с раздражением стянула с носа очки, пряча их в карман. – Он был так долго знаком с тобой. Неужели ты так уверен, что твоя энергия не вызовет у него подозрений? – Ты пытаешься защитить меня или просто хочешь сама рвануть туда? – Два разных глаза, будто бы светящихся, встретились с её – блеклыми болотистыми радужками. Ханна неопределенно махнула головой, негромко вздыхая. В ответе он больше не нуждался. На том и решили. Решение ни в коем случае не было принято сумбурно. Геллерт ещё несколько раз предпринимал попытку придумать другой способ. Подключились правые руки Грин-де-Вальдов – Розье и Куинни. Обе были из знатных чистокровных династий и должны были знать хотя что-то про поиск человека, о котором ничего неизвестно. Йоханна была без понятия, как Геллерт вообще додумался до такого – найти человека без информации, – но чуть позже поняла, что мужа охватило лёгкое отчаянье. Он не хотел отпускать её, даже если это для их общего блага. Куинни качала головой, прикладывая пальцы в перчатках к губам. Она была не в ночном халатике, а значит выполняла какое-то задание Геллерта. Йоханна не стала возникать, что она опять не в курсе о поручениях своей правой руки. Не до этого было. Если Куинни спокойно передвигалась по лаборатории, зная, что трогать нельзя, что можно, а к чему вообще лучше не подходить, Винда предусмотрительно осталась в стороне. Розье была тут менее частым гостем, но всё же считалась одной из немногих, кто имел доступ к «Страшной и ужасной закрытой лаборатории на третьем этаже». Ханна потихоньку собирала маховик, вчитываясь в ровный почерк. Особенно там, где стояли резкие галочки, вычерченные другими чернилами. Она знала, что они ничего не придумают. А если и соберут мысли в кучу и выдадут какой-нибудь план, он вряд-ли будет действителен и ей всё равно придётся отправляться в будущее, просто уже чуть позже. А времени не было. А через полтора месяца уже 1945. Малфой не смог объяснить петлю, которая образовалась от перемещения. Здесь, в 1944, был ноябрь, а он уходил из 1997 в апреле. Ханне было некогда думать над этим вопросом, хотя пару страниц дневника Грейнджер она для приличия пролиснула. Пожала плечами и выдала первое, что пришло в голову: «Значит ты просто так запрограммировал маховик». Временные артефакты нельзя было программировать и это знал любой уважающий себя пятикурсник Шармбатона. Судя по скептическому взгляду Геллерта за спиной Драко, в Дурмстранге незнание такой вещи уже на первом курсе, было сродни позору. Она молча отмахнулась от него, записывая в блокнот ещё одну несостыковку.***
Возможно, в промежутке между пятидесятыми и девяностыми всё же произошел временной сбой, потому что как только она ушла из Нурменгарда в 1944, её перекинуло в начало мая 1997. Ей стоило бы найти какую-нибудь местную библиотеку, чтобы выяснить правильны ли её теории. Она медленно вышагивала по серым улочкам Лондона, иногда доставая из кармана складное зеркальцо. Оно с щелчком открывалось благодаря одному резкому, отточенному движению большого пальца. Вместо зеркальной поверхности была прикреплена уменьшенная карта улиц Магического Лондона, а зелёной точкой был отмечен паб «Дырявый Котел». Ей, как приличной аристократке в возрасте, было даже в уме противно произносить название, но Малфой сказал, что через него можно пройти в некую Косую Аллею, а там и в Лютный Переулок, где она без вариантов встретит кого-нибудь из Пожирателей. Геллерт помнил мало, но более подробно рассказал ей о Волшебных Улицах Лондона, о их чудесах и прелестях. Драко сидел рядом и не мог выдавить из себя и звука. Зато Драко очень настойчиво пытался растолковать ей правила поведения с Пожирателями, тем более из Ближнего Круга. Самое странное, что Йоханна точно помнит, что слушала внимательно – боялась помереть в первые же минуты без возможности воскрешения. Кто это будет делать? Запертые в тюрьме Геллерт и она из будущего? Слушала она внимательно, да вот только ничего не запомнила. Почти. Не вести себя слишком нагло, но не сметь прогибаться под ними. Так и умереть от пыточного можно, если прислужники Волан-де-Морта почувствуют слишком сильный страх. Она сможет с ними справиться, но её задачей не было внесение правок в то будущее, которое не изменит жизни Грин-де-Вальдов. «Дырявый Котел» нашелся быстро. Он был каким-то выцветшим, с прибитыми гнилыми досками на окнах и шатающейся дверью, но сквозь щели сочился свет. Ханна проскользнула внутрь, сразу же ловя на себе несколько взглядов. Кто-то рассматривал со страхом, кто-то со слезами на глазах. Горбатый человек за стойкой неприветливо скривился, но молниеносно исчез за ближайшей дверью, когда она с интересом повернула к нему голову. Она ускорила шаг в сторону уборных, ориентируясь на табличку. Волшебников в пабе было немного, но всё же она удивилась, что её никто не узнал, хотя возможно свет отбрасывал тени на её лицо или же было ещё проще: за страхом перед Волан-де-Мортом, маги забыли про Грин-де-Вальдов. Она достала палочку, на пробу проведя кончиком по щеке. Та за секунду окрасилась в цвет более приближенный к обычному бежевому, а Ханна с сожалением отметила, что в ближайшее время не сможет увидеть свою аристократическую бледность. С бесконечно любимым острым подбородком тоже пришлось попрощаться, как и с идеально ровным носом. Она меняла в себе каждую деталь медленно, боясь нарушить закон концентрации и остаться с лишним изъяном навсегда. Слишком нагло смотрящий разрез глаз также пришлось поменять, так как она старалась быть похожей на какую-нибудь малолетку, а не на даму в возрасте. Потихоньку оставляя на пальцах мелкие заусенцы, а на ногтях кое-где сдирая лак, она иногда возвращалась к изменившимся чертам лица. Больше всего она намучилась с губами, но ей удалось придать им хорошенькую форму, при этом чтобы они не походили на прежние. Если Геллерт был высококлассным мастером в сфере трансфигурации, то ей она давалась с ужасным трудом, но через тридцать-сорок минут перед зеркалом была уже не Йоханна Клиа Альт–Грин-де-Вальд. Отражение приняло форму разбалованной, молоденькой Фредерики Вебер. Только вот глаза – вязкое болото – остались прежними. Глаза нельзя было менять. Это противоречило всем законам. Имя она придумала наобум, а фамилию взяла из семейного древа. Неизвестная девушка из рода Вебер была всего лишь предположительной матерью Кристиана Ханса Майера, который приходился дедушкой Йоханне. Она его почти не помнила, но если судить по портретам, он был красивым мужчиной. Ханна не могла сказать пошел он в отца или в мать. Их портреты Клиа Майер в поместье к мужу не привезла. Она выскользнула из паба через задний вход, хмурясь на неприятный ветер. Рост она не уменьшала, лишь поменяла обувь, но всё равно каждой клеточкой тела Ханна чувствовала изменения. Не сомневаясь, что привыкнет, она не сбавляя шаг пошла по пустым улицам, оставляя позади себя кирпичную стену, которая начала собираться обратно. О фокусе упоминали и Драко, и Геллерт. Ханне хотелось сказать спасибо им обоим – казалось, если она хотя бы посмотрит тут на кого-то не так, что-то сломается. Она не знает, что именно. Она ещё не поняла, что ощущают люди тут. На глаза попался яркий магазин. Он был далеко, зрение не позволяло ей разглядеть название, а очки она разбила – Драко обмолвился, что волшебники считают треугольные оправы чуть ли не проклятыми, после произошедшего с Йоханной в 1947. Ей было незачем привлекать внимание Волан-де-Морта таким способом. Она найдет чем их заменить в ближайшее время, но пока что придется довольствоваться чёткими картинками только перед самым носом. И тем не менее, разглядывать такую выделяющуюся лавку она не пошла, чудом разглядев табличку «Лютный Переулок» справа от себя. Она заглянула в узкий проход, плотно сжав губы и осматривая испачканные в саже стены. – Herr, lass mich schnell sterben, – пробормотала она, не обращая внимания на шорохи из соседнего, заброшеннего магазина. Она круто развернулась на маленьких каблучках, входя в самый мрак.