Миристицин

АТАР - отец Рождество 2013 Личный дневник Д.Л.Малфоя “Впервые за много лет я снова провел Рождество на полуострове Олимпик. Астория решила отмечать праздники в Европе, но я не дал ей увезти сына и вот мы вдвоем в старинном особняке моего дяди. Лучший праздник за много лет. Возможно, со времени моего детства. Мы много гуляли втроем по парку, любовались видами, ели самую вкусную еду и обсуждали мою кампанию. Дядя сказал, что горд мною и готов меня спонсировать. О таком доноре можно лишь мечтать. Я невероятно счастлив” Записки Джинджер “На Рождество мама отпустила меня с отцом и мы отправились в охотничью хижину на полуострове Олимпик! Папочка говорит, что здесь я делала свои самые первые шаги. Удивительное место. Мы даже не стали наряжать ель, ведь природа это сделала за нас, засыпав парк снегом. Такое удивительное место, кажется, что мы - единственные люди на планете. Хоть вчера я видела двоих мужчин - наверное, отца и сына - которые гуляли с коляской. Три поколения, с ума сойти. Интересно, у меня когда-то будут дети? Словом, лучшее Рождество за много лет!” Пять дней спустя. Четверг.               Выйдя из аптеки, Гермиона уныло посмотрела в свой телефон, где отобразился списанный со счета баланс. За две минуты она потратила весь свой аванс. Сглотнула, облизнув обветренные губы. Её пугало не то, что следующие две недели будет практически без денег, кое-что у нее имелось, и протянуть можно было без труда - она же, в конце концов, не платила за жилье, но… этого всего было мало.        В ту роковую ночь, когда она танцевала босиком с Драко почти до утра, прижимая свою душу к его сердцу, её телефон разрывался, а Гермиона не слышала. Не потому что оглохла от любви, а лишь по причине того, что по привычке отключила звук, когда рядом был Фафнир - так когда-то проинструктировал Майлз, и действовала Джинджер на рефлексе.        Когда Драко ушел, она, лениво потягиваясь, заглянула в телефон и оцепенела от ужаса - там было больше десяти пропущенных. Оказалось, на пыльной стройке у отца случился жуткий приступ астмы, и сначала до нее пытался дозвониться он, потом уже - врачи скорой помощи. Джинджер примчалась в больницу лишь к семи утра. Отец был жив, но слаб. Дышал сквозь кислородную маску и не открывал глаз. Девушка разрыдалась. Она ощущала себя потерянной, одинокой и очень-очень виноватой. Папочка всегда был рядом, когда она падала, но, когда помощь была нужна ему, увы, хорошая дочь таковой не оказалась.        - Ничего, Джин, ты, наверное, устала после репетиций и уснула. Ты так много работаешь, маленькая, тебе нужен отдых, - погладил отец по волосам, утешая, и девушка заплакала ещё горше. Ведь даже то, что она очень устала, не было оправданием, потому что вместо сна папина гордость развлекала женатого мужчину. И никакая влюбленность тоже не служила смягчающим.        Она. Была. Любовницей. Женатого. Мужчины.        Это помешало ей взять трубку. Когда её отец задыхался… что ж, она тоже задыхалась. Совсем не от приступа астмы. От оргазма, ведь Его Честь был… да, в постели они предпочитали бесчестные, грязные игры без правил.        Потому, пока отец успокаивал, ей было ещё хуже. Лучше бы любимый папа был разочарован ею, но нет. А признаться, что развлекалась, духу не хватило, потому она плакала, прижимаясь к рукам отца. Затем, сообразив, что слезы не помогут, собралась. И была стойкой девчонкой, которая навещала папу в больнице каждый день после работы, а иногда и перед. Она изматывалась так сильно, что на Драко не хватало сил. К счастью, у него тоже не было на нее времени, потому увиделись они всего раз, но секс был вялым. Гермиона ощущала вину и потому была с Его Честью лишь телом, не сердцем. И облегченно выдохнула, когда тот ушел.        Ведь, кроме вины перед отцом, она ещё чувствовала злость на Драко.        За то, что это он её отвлекал. И… за то, что у отца не было страховки, и все расходы за лечение падали на их семью. Умом девушка понимала, что право на страховку сотрудник получает через три месяца, но… если бы неЧесть не уволил папу тогда, сейчас все было бы по-другому. Он бы, возможно, даже в больницу не попал, а если бы попал, то ему бы не пришлось оплачивать огромные чеки за пребывание в госпитале и лечение. Джинджер, как могла, поддерживала отца и морально, и немножко материально, покупая лекарства, но они были такими дорогими.        Это её угнетало. Она носила белье за пару тысяч долларов под своими вязаными платьями, но лекарства опустошали счет, пугая Джинджер. Ведь девушка понимала, что даже когда папу выпишут, он все равно не сможет сразу вернуться к работе и ей нужно будет ему помогать, а это значило лишь одно - все старательно отложенные на учебу деньги уйдут на поддержку, ведь зарплаты не хватит. Ей не было жаль их потратить, лишь бы папа был здоров, и хотелось верить, что собранного хватит, просто… просто она так усердно трудилась, отказывая себе почти во всех радостях. И не получит поездку на учебу. Это было как в детстве, когда весь год она выигрывала всевозможные кубки, но так на каникулы в Милан и не полетела. Не стала балериной. Ничего. Потому что деньги всегда были нужны на что-то другое.        “Кем же я буду после пятого ноября? - невесело рассуждала Гермиона, заходя в супермаркет. - Сначала я потеряю Его, а потом и Мет, ведь сезон тоже закончится и ничего не останется. Ни перспектив, ни денег. Только воспоминания”.        Девушка вздохнула.        Она скупалась в Квинсе, потому что на Манхэттене - спасибо, Фафнир - все были помешаны на органике и био, отчего цены были недоступными. Возможно, господину мэру стоило намекнуть, что фрукты и овощи кроме экологичности должны быть - желательно - доступными? Потому что политика менялась, а она как ела импортные авокадо, так и продолжала их есть, потому что цена была приятней.        На миг Джинджер остановилась. Вокруг все было украшено к пасхе, и девушка сообразила, что совсем позабыла о празднике, ведь всю неделю моталась, как безумная. Семена Санта была в разгаре, а она… она и тут все пропустила (1). Вцепившись в шоколадную морковку, Гермиона неожиданно ощутила, как у нее по щекам текут горячие слезы. Она закрутилась настолько, что не подготовилась к празднику. Совсем. И никто ей не напомнил. От этого сердце потяжелело, но девушка не позволила себе рыдать взахлеб, как бы ни хотелось. Она и так слишком много плакала, так можно и привыкнуть, а подобную слабость ей не позволяли. Потому Джинджер тихо всхлипывала, стискивая сладость и ощущая, как та крошится под ладонями.        Ей так захотелось беззаботного праздника. Поглазеть на шествия с пенитентами (2), сходить в церковь на имитацию Тайной Вечери, танцевать в пончо и сомбреро среди улицы и, естественно, готовить капиротаду (3). Быть собой. Быть мексиканкой. Частью большого народа. Чтобы не ощущать себя одинокой. Но в этот праздник ей все нужно сделать самой, потому Гермиона вытерла слезы. Ещё раз проверила баланс на карте и покачала головой. Достала кошелек. Там было триста долларов, что она заработала, обучая Его Честь и миссис Малфой танцам. Она улыбнулась. Ей хватит и на продукты для капиротады, и на шоколадные яйца, и даже на небольшие подарочки для отца и Фафнира.        Себя из уравнения Гермиона рефлекторно выпустила.        Не привыкшая к подаркам, но зато приученная экономить, она распределила деньги так, чтобы не сильно потратиться, порадовать близких и немного, хоть чуть-чуть, но отложить.       1 - в Мексике Пасха - один из самых важных праздников. Отмечается она две недели. Первая - Семена Санта (страстная неделя) - длится с Вербного Воскресенья по Пасху. Вторая - Паскуа - начинается с Пасхального воскресенья и заканчивается следующей субботой.       2 - пенитенты - мужчины и женщины, которые показывают свое покаяние и доказывают свою веру, причиняя физическую боль своему телу, избивая себя или неся на себе большие религиозные предметы. Это древняя традиция, которая восходит к средневековью и была представлена ​​Мексике испанцами более 500 лет назад       3 - капиротада - мексиканский пасхальный пудинг              Страстная Пятница       - Ваша Честь, - поскольку Драко ворвался в квартиру раньше, то застал девушку ещё не готовой к их встрече. Без макияжа и соблазнительной одежды, в шортах и футболке, которая спадала с одного плеча, она сидела на столе, болтая ногами в ярко-желтых носках на фоне Центрального Парка. Среди огромного количества морковных гирлянд, развешанных вокруг, пташка выглядела более юной, чем обычно. Настолько, что Драко вместо того, чтобы полюбоваться, внезапно спросил себя - что же он делает? Правильно ли заниматься с ней всем тем, чем они занимались?        - Что же ты не в костюме зайки? - смеясь, спросил он, снимая пиджак и небрежно бросая тот на стол. Подошел к девушке и поцеловал её, зарываясь пальцами в волосы. Её ноги сомкнулись вокруг него. Воздух закончился.       Вот почему он это делал.       Потому что с ней ему не хватало воздуха.       Его маленькая эльфийка сводила его с ума. Настолько, что он терял себя. Полностью. Целуя её, Драко забывал обо всем, включая усталость. Все проблемы отступали на задний план. Будто не он не спал трое суток. Будто не у него не было денег на кампанию, а праймериз приближались. Будто не его вены были поколоты капельницами.        В эти минуты существовали лишь двое. Он. И она.        - Тебе бы пошел хвостик, - пробормотал Драко, сдерживая стон. Сегодня он завелся с полоборота. Возможно, потому что знал, что не увидит её целую неделю. Ему нужно будет с семьей отправиться за город, где они будут идеальной картинкой. А за закрытой дверью кабинета мужчина будет сходить с ума, размышляя, где взять донора для кампании. – Очаровательный, желтый, пушистый, да, Джинджер?       Она покраснела от смущения. Прекрасно понимала намек. Знала, как эти хвостики крепились. Драко просто выражал неудовольствие, потому что он ещё так и не поимел её сзади? Выросшая под контролем деспотичной матери-тренера, Гермиона не понимала в шутках людей, старших её на целую жизнь. И подсознательно искала упрек.        Ей стало неловко. Ему не всего хватало. А она все так же боялась.        - На сладенькое потянуло? – хмыкнул Малфой, нехотя отстраняясь, поскольку рядом лежал пасхальный кролик в золотой фольге. Хотел пошутить, что у них в тумбочке валялась шоколадная смазка и ему тоже ей есть что предложить, но ответ Гермионы испортил ему настроение.        - Меня угостили. Поздравили с праздником. – Её огромные, синие глаза вдруг засверкали.        У него упало все. От настроения до возбуждения.        И потому что он не подумал, что её нужно поздравить на праздник. Кто-то подумал, а он – нет. И потому что от него Гермиона не принимала подарки, возвращая сдачу за белье. И потому что она радовалась – ведь радовалась же – жалкому зайцу за десять баксов, у которого чуть фольга облупилась на ухе. Она стоила куда больше, чем заяц.        - Нашла себе сопляка, который надеется уложить тебя в постель за шоколадку? – Он попробовал пошутить, но как-то все внутри заскрипело. Его и так изрядно напряг декор в квартире, который будто свидетельствовал о том, что Гермиона планирует отпахать смену без одежды, а потом устроить вечеринку. На которую его бы не позвала никогда.       Девушка вздрогнула. Кайло подарил ей зайца от души. Она сидела на рэке, понурив голову от тяжелых мыслей, а он протянул ей лакомство. Все ещё обделенная вниманием Джинджер тут же приняла подарок. Как все, она хотела быть немного побалованной. С учетом того, что жизнь достаточно грубо её пинала, а Его Честь… по правде, он не был к ней особо внимателен, потому что очень занят. Оставить деньги в конверте ему было проще.        - Та нет, он женат, потому… – а потом она запнулась, и они уставились друг на друга. Потом Гермиона спрыгнула со стола. Ей ли, шлюхе, что спала с женатым, было приводить такие аргументы? Убедительно не звучало. – Простите, Ваша Честь. Просто хотела сказать, что это приятельский жест внимания. Вас тоже ждет что-то сладенькое. Если старательно поищите. Как насчет охоты на яйца?       Драко вскинул бровь:       - Может обойдемся без детских забав?       Он совсем не был игрив. Гермиона растерялась. Драко сел на кровать, мрачнея с каждой секундой. У него был катастрофический день, и вот теперь пташка фраза за фразой говорила какую-то шучь. Сейчас ему нужна была их близость. Чтобы она содрала с его души весь налет, как золотистую фольгу со своего драгоценного зайца, и они помолчали. Без упоминаний Астории, Кайло и прочих.       Ведь в Сити Спайр их было лишь двое. За своим желанием побыстрее прикоснуться душой, Драко не заметил, что был непозволительно груб.        Девушка вздохнула и полезла под подушку, где достала небольшое яйцо. Совсем не шоколадное. Такие продавались в секс-шопах и предназначались они для ласк мужчин. Мурлыкая что-то под нос, девушка протянула безделушку своей неЧести, и тот побледнел. Слишком юная сиалия не знала, что не всем нравились подобные штучки, многие воспринимали их в штыки. Многие, включая Драко.       - Я, по-твоему, импотент? Ты может ещё виагру спрятала?       От усталости ему захотелось закрыть глаза и рухнуть на спину. В пропасть.       Все ему в чем-то упрекали. Снейп говорил, что он ленив и мало работает. Астория истерила за Джинджер всю неделю. Избиратели тоже всем были недовольны, и вот теперь пташка пихала ему яйцо, как бы намекая, что их последний секс - полное разочарование. Будто он сам не знал, что был абсолютно вял. Порой Драко думал, что это вообще чудо, что при такой усталости и стрессе у него встает. Видимо, тело реагировало на юную эльфийку. Отлично реагировало. Ему не нужны были дополнительные стимуляторы. Он и сейчас был заведен до предела. Ненавидящий указания Драко в секунду разгневался.       Ладони Гермионы тут же вспотели. Она не подумала. Не хотела оскорбить Драко. Просто… просто были праздники, и ей хотелось его поздравить. Но что было дарить тому, у кого все есть, если не удовольствие? Потому Джинджер принарядила квартиру, испекла мексиканский пудинг и купила чертовы яйца, за которые была наказана тем, что Драко сердился. Без слов. Только буркнул, что ему следовало завести любовницу порасторопнее, ударяя по её болевой точке.       Она знала, что ничтожество в постели.       И боялась, что он заведет себе вторую. Её не бросит, потому что она ему внешне нравилась, но… Гермиона сжалась. Ей и так приходилось напоминать себе о том, что Его Честь спит с женой. Ещё одну её сердце уже бы не выдержало. Оно и так от боли сжималось до размера сухого гороха.       К тому же он впервые очертил этот её унизительный статус.       Любовница. Это, наконец, прозвучало. Пусть даже в порыве непозволительного гнева. Да уж, в такие моменты, она, как никогда, была далека от Милана или нежных слов, что были сказаны в пентхаусе Малфоев. Драко умел возносить, но умел и толкать в пропасть.        - Я хотела просто поиграть. Вам как обычно? – тут же сменила она тему, сглатывая. И Драко кивнул. Гермиона опустила глаза. Как обычно. Фраза официантки для постоянного клиента. Как обычно. Значит, на колени, чтобы отсосать, а потом опуститься на локти, чтобы он выебал её. Гермиона знала, что для этого всего есть другие слова. Оральные ласки, прелюдия, занятие любовью, но… не для них. Как бы Драко ни говорил, что она особенная, нет. Ни хрена так не было. Ведь ему нужно было как обычно. Вот и вся суть их великих отношений. В том, чтобы все было, как обычно.       Улыбаясь, не оправдываясь и не споря, она очутилась у него между коленей. Поцеловала Драко в подбородок, пытаясь поластиться. Правило “не спорить” Гермиона запомнила не только от Майлза. В прошлую встречу девушка вышла из душа чуть раньше и услышала, как неЧесть - в такие минуты он именно в неЧесть и превращался - рявкнул в трубку: “Раз мои приказы не выполнялись, уволь его”. И зафиксировала это. Он не любил, когда ему перечили. И Джинджер не хотела быть… уволенной. Совсем.        - Возможно, если я куплю хвостик, Ваша Честь будет счастлив? – решилась, наконец, она. Угроза о второй любовнице испугала её. И судя по тому, как глаза Драко засверкали, он был согласен. Гермиона ощутила ужас. Потому что сто раз читала, что анальный секс хуже обычного, больнее в разы. Все зависело от партнера. Но памятуя, как он её девственности лишил, ей надеяться на деликатность не приходилось, потому в следующий раз её ждет боль. Точнее, все будет зависеть от переменчивого настроения её неЧести. Но это лучше, чем ещё одна девица.       Блеснул кристалл. И Гермиона подняла глаза. Случайно увидела свое отражение в зеркале. Не картинку. Ситуацию. Красивый мужчина. Красивая девушка. Красивая, унижающаяся девушка. Зачем она это делала? Командор не этому её учил. Не ублажать Фафнира вопреки себе. Ей следовало не унижать себя, а уважать. И тогда бы он откусил себе язык, а не говорил о “любовнице порасторопнее”. Боялся бы потерять.       “Если ты ощущаешь себя никем - мир тебя такой и видит”, - заявил ей Снейп, как только она переехала в эту квартиру и призналась, что ей неловко. И сейчас эти слова всплыли в голове. Если вести себя как официантка, то такой она и будет. Подавать ему себя. С хвостиком, без хвостика. Не важно.       Девушка ощутила, что ей надоело. Надоело всем угождать и доказывать, что она неплоха, потому что… по правде, она не была лучше, чем “неплохо”. Если выигрывала чемпионаты, работала в МЕТ, и на нее вставало у будущего губернатора, значит доказывать должна была не она. Они. Другие люди. Доказывать, что достойны её времени. В эту минуту, ощущая, как больно колени упираются в пол, Гермиона как никогда поняла, что заебалась от этой позы. Ведь всю жизнь была ниже всех. Пытаясь заслужить похвалу матери, теперь вот Фафнира.       Нет. Это стоило прекратить. Даже если Командор ошибся и она ничего не значит и Малфой уйдет, забрав осколки её сердца. Пусть так. Так и никак иначе.       Потому её охватило смятение, а потом весь гнев, который подсознательно копился на Драко, и всё напряжение за эти дни вырвались лишь в одной очень ехидной фразе, которой она его хлестко огрела. Все ещё не поднимаясь с колен, но ощущая себе сильнее:        - Ведь можно делать только то, что Его Честь решает. Я же не могу принимать решения. Даже в такой глупости, как выбор секс-игрушки. Все только по Вашему. А у меня, между прочим, свое мнение. Я хотела пошалить.       - Да что с тобой сегодня, Джинджер? - Её настроение шатало, и Драко ощутил себя как человек, который попал в океан в шторм. Голову начало покалывать. Девушка поднялась и фыркнула на него, пересаживаясь на кровать.        - Не такая, как надо? Неудобная? Так заведите вторую, порасторопнее!        Пауза. Между ними зависла пауза.       Драко сделал вдох. Затем выдох. Затем вдох поглубже. И выдох подольше. Не давая гневу на девичий максимализм охватить его:        - Да не нужна мне вторая любовница, я не это имел в виду. Не нужно перекладывать на меня обиду, если не так поняла слова. Прости, что употребил этот дурацкий глагол “заводить”, это низко, но о ком-то другом не было и речи. Если я изменяю жене, это еще не означает, что я не верен тебе, как бы это странно ни звучало. Пташка, мне истерик хватает и дома, знаешь ли, - спокойно сказал Драко, ведь он приходил к ней именно за тишиной. За воркотанием у уха. За нежностью. Которую получал и дарил. Но, видимо, сегодня был не его день. Но мужчина потянулся и поправил прядь волос.       Примиряюще. Они оба говорили лишнее. Стоило остановиться. Но, кажется, Джинджер только начала, судя по тому, как глаза девушки сузились. Потому что из всей тирады она услышала лишь то, что Драко сравнивал их. Свою жену и её. Как бы упрекая, что ему не всего хватает. И это рассердило её сильнее. Потому что зацепило триггер. Мама, никогда не хвалящая за победы, после всякого проигрыша не забывала сказать, что лучше был, кажется, весь мир, не она.       Ни жалости. Ни сочувствия. Ни понимания.       Осколки детских травм под кожей порезали в самый неподходящий момент.        - Так что же ты бежишь ко мне, раз здесь так же плохо, как и дома? - зарычала она, но придвинулась поближе. - Кричишь на меня и не уходишь. Пожираешь взглядом, но не прикасаешься. Давайте же Ваша Честь, смелее. Вы же затем приходите. Трахаюсь я-то не так, как дома. Дома этого нет, да? - Она наклонилась к его уху. Провела языком по мочке. Прошептала. - Секса. Она не хочет Вас, Ваша красивая жена, или Вы ее? Почему Вы изменяете ей?       В своей обиде на мать она не замечала, что обижает Драко. Просто впервые хотела говорить, когда больно. И все несказанные обиды были здесь и сейчас. Рядом с ней. Рикошетили в Драко, переходили его личные границы. И мужчина, ищущий себе приют в её руках, отшатнулся. Это было неправильно.        - Нам не следует об этом говорить.        - Почему? Мы же оба знаем, что ты трахаешь меня, потому что, видимо, твоя жена слишком чопорна и…        - Гермиона, - голос Драко внезапно похолодел. Он поднялся. - Ты не имеешь права обсуждать Асторию. Нет. И я не буду тебе кивать. То, что происходит у меня дома - это между мной и ею. Наше дело. - Его Честь не пал ещё так низко, чтобы обсуждать жену с любовницей. Потому сразу пресекал девушку, которая не понимала правил. Её максимализм вырывался наружу. Она не знала границ, не видела их. Не обсуждать Асторию с любовницей было историей об уважении. Не сколько к ней, а к самому себе. И Гермиона не уважала его. В эту секунду. Ни капельки не уважала. Быстро же она научилась. - Мои… кхм, так себя не ведут, Джинджер.       Его эмоции сыграли злую шутку, и Драко чуть не выдал “мои любовницы”, но спохватился. Слишком поздно. Она отлично поняла, что Его Честь в паузе проглотил. И внутри девушка сжалась. До размеров одного из своих кристаллов. Поглотила свет и не выпустила тот снаружи. Сначала жена, потом любовницы. Во множественном числе. Чтобы она помнила, что не уникальная. Их было много и будет еще больше. После. Когда он у нее один единственный. И её пугало то, что Драко забудет её имя. Будет лежать в постели с кем угодно и пытаться вспомнить, как же звали ту смешную пташку. А она не забудет, потому что первую любовь не стирало время.        - Майлз не выдал мне инструкцию “как себя ведут любовницы Драко Малфоя”, - зашипела она. - И знаешь, а я вот, кстати, хочу. Хочу секса. Сейчас. Мои желания тоже имеют значение. И раз ты женат, и мы друг другу никто, я тоже имею право искать его на стороне. Не на твоих простынях, не переживай.        - На рэке, да? Со своим женатым приятелем-гением? - Драко улыбнулся. Потому что он умел это делать. Улыбаться, несмотря ни на что. Даже когда он был ранен. Как сейчас. Рефлекторно мужчина хотел сделать шаг назад, но он сидел на постели и продолжал улыбаться, хоть окаменел. Не понимал. Был открыт сердцем сиалии, и Джинджер так бездумно рушила это. Его попытки доверять ей. Ведь он доверял. Доверял свои чувства и эмоции. Она глупо этим распоряжалась, раз кричала об изменах даже не зная, что так поступали все. Кроме нее. Что делало её лучше в его уставших, разноцветных глазах. Ровно. До. Этой. Секунды. - Я никого не держу. И не требую моногамии, когда сам не в состоянии её дать.       Драко наконец поднялся. Смешно, но он хранил своей пташке верность. Он всегда хранил верность женщинам, с которыми спал. Не было у него одновременно нескольких любовниц, или в период романов он не спал с Асторией. Своеобразная, но честь.       - Но я с тобой спать не буду сегодня на таких эмоциях. Секс в злости - не мое, - сухо сказал он, видя, как Гермиона бесится. Подошел к барной стойке, чтобы забрать телефон и удивленно обнаружил много политических газет. - Интересуешься?        - Снейп оставляет, - пожала плечами Джинджер, потому что не захотела, чтобы Драко вдруг взял и высмеял её. То, что она правда следила за его кампанией. Радуясь его маленьким победам, как своим. Каждой доли процента в рейтинге. Эти ежедневные хвалебные статьи стали её единственной отдушиной. - Вы же знаете, что он заходит иногда. Оставляет через эту квартиру документы, потому что вроде так раньше делал.        - В курсе, но… не общайся с ним, хорошо? Он - очень опасный человек. Не хочу, чтобы он обидел тебя, - Северус не подбирал особо слов, коммуницируя с ним. Страшно представить, что Снейп шептал его маленькой пташке. - Попрошу напрямую все передавать. Ладно, я пошел. Хорошего тебе вечера, пташка.       Гермиона, теряя запал, подошла к барной стойке. Они все испортили. Оба. Так бездарно. Но что-то ещё осталось. Совсем немного. Её ночные старания у духовки.        - Ваша Честь. Мистер Малфой. Подождите, пожалуйста. Я… – она протягивала ему что-то, завернутое в бумагу. – Знаю, моя культура… Она не близка Вам, но… вот… это капиротада, праздничный пудинг к Пасхе. Возможно, Вы примете? – Гермиона знала, что поступает нагло. Хотела угостить его, когда он бы пил сухое вино. Но раз ничего не сложилось, хотела выразить благодарность или сожаление, как могла. – У нас есть традиция обмениваться выпечкой. Вот. Не обязательно есть самому, но возьмите, пожалуйста. Я хотела сказать спасибо.       Драко откровенно растерялся. От этих её резких переходов качать продолжало его. Голова пульсировала. Хотелось просто рявкнуть и послать пташку. Но она ему приготовила что-то, название чего даже он не смог запомнить. И так смотрела, что он не смог не принять.       - С праздниками, Ваша Честь, - прошептала Гермиона, целуя его в щеку. – Пусть все сбудется. Желаю Вам победы.       Драко вышел из квартиры и до самого дома держал сверток в руках. Опомнился уже в особняке Грейси. И пошел на кухню. Распаковал бумагу и уставился на блюдо, которого отродясь не видел. Из глиняной миски на него смотрел хлебный пудинг, пахнущий пряностями. Усыпанный орехами и сухофруктами, он выглядел очень чужеродным здесь на фоне всего такого… изящного и традиционного.        - Папа! Папочка, ты дома? - Скорпиус, зашедший на кухню, чтобы втихаря украсть себе шоколадного зайку, позабыл о сладостях и серьезности, подбежал к Драко и крепко того обнял. - Спасибо!       - За что?        - Что здесь. Дома. Я тебя почти не вижу, - бесхитростно пояснил ребенок. Драко взъерошил ему волосы. Он и сам был благодарен, что дома. Затем Скорпиус заглянул в глиняную тарелку. - Что это?        - Хм. Ну. Мексиканский пасхальный хлеб. - Драко в упор не помнил названия.        - Капиротада? - уточнил Скорпиус, роясь в тумбе, чтобы достать две большие - совершенно не десертные - ложки. Настал черед Его Чести удивляться, откуда у его сына познания в мексиканской культуре. - Я же говорил, что хорошо учусь. Нам рассказывали в школе. А правда, что вместо Иуды пару лет назад мексиканцы сжигали фигуру Трампа?        - Это ты тоже в школе узнал?        - Нет, прочитал в интернете, - ответил Скорпиус, погружая ложку в пудинг и не зачерпывая, как все дети, побольше. Он всегда сначала пробовал. Очень аккуратно. Совсем как Драко. Но нос у него был совсем иным. Как и форма ушей. И глаза, у Скорпиуса были карие глаза. И что с того? Зато Драко воспитал его так, что они манерами были похожи. Правда, если сын интересовался мексиканской культурой, возможно, он вырастет не снобом. И не республиканцем.        - В интернете не всегда пишут правду, - в который раз заметил мужчина, ведь о нем тоже писали разное и он не хотел, чтобы сын наделал своих выводов. Скорпиус озорно сверкнул глазами.        - Но это-то правда?        - Это правда, - все же признался Драко, и они вдвоем прыснули от смеха. Его Честь тоже попробовал пудинг. На вкус было влажно, нежно и пряно. Совсем… Эру, он не должен был так думать, но думал. Думал, что по вкусу так похоже на то, какая Джинджер.        - Мне он не нравится.        - Пудинг? - Его Честь не решил повторять название. И очень старался выбросить неправильную мысль в голове, но то, что они сегодня не занялись сексом, видимо, теперь гудело внутри.        - Мистер Трамп. А это вкусно, намного круче крестовых булочек.        - Если честно, мне тоже, сынок. Не люблю его.        - Ты будешь куда лучшим президентом, - уверенно заявил сын, и Драко улыбнулся ему. Это было приятно. Ведь детей нельзя было подкупить. Они говорили, что думали. Скорпиус всегда давал ему шанс.        - Что ж, будешь хорошо учиться, возьму тебя управлять Белым Домом.        - Нельзя родственникам, - заметил Скорпиус, и мужчина с удивлением констатировал, что его сын правда очень начитан. И пусть у него по-детски светились глаза, говорил он вещи, которые многие взрослые так и не поняли. Тот же Трамп, когда взял свою дочь и зятя на государственные должности, нарушив все запреты и показав, что плевать он хотел на правила.       Так они и сидели. Отец и сын. Мужчина, наконец, поймавший свой тихий вечер, и мальчик, скучающий по отцу и купающийся во внимании. Он рассказывал отцу о символах в блюде. Что хлеб в нем означает тело Христово, сироп - кровь, палочка корицы - крест, на котором был распят Иисус, бутоны гвоздики - гвозди. Драко, обычно весь в делах, отложил телефоны и внимательно слушал Скорпиуса. Такого старательного и умного. И… и… и… увы, очень одинокого. Драко знал это. Ведь сам был таким в детстве.       От своих печалей юный Драко бежал в Средиземье, в приключение с хоббитами. Куда сбегал его сын?        - Вот ты где, милый, я тебя повсюду ищу и… о, приятного аппетита, - Астория замерла на кухне и вскинула бровь, глядя на мужа, сына и отвратительную еду, о происхождении которой сразу догадалась. Грязную кровь она чуяла, как ищейка. - Ты заходил в мексиканскую забегаловку с благотворительным визитом?       Женщина звучала обиженно. У них была с Драко договоренность. Не тащить ничего в дом. Подарки и прочие штучки от любовников и любовниц, а он сидел и наслаждался отвратительной на вид штукой. И угощал её ребенка. Будто имел на это право.        - Мамочка, попробуй - радостно предложил Скорпиус. Он был умным, но по-детски наивным. Зато Драко - нет. Но он никак не отреагировал, ему сейчас было хорошо. К тому же мужчина подозревал, что недолго ему наслаждаться всем мексиканским в его жизни. Если Джинджер и дальше собиралась рвать себе сердце, а ему - струны нервов, то это все не будет иметь смысла.        - Спасибо, мой золотой, я не ем хлеб. И тебе нельзя сладкого, помнишь? А то получишь диабет, как у отца, - заявила женщина, и первой рефлекторной реакцией Драко было досадное удивление: “О, у ублюдка диабет?”. Потом спохватился. Это было отвратительно. Что он настолько привык к мысли о том, что Художник - отец Скорпиуса, что вот так реагировал. С другой стороны, это было лучше, чем сердиться.       Любви к сыну это не уменьшало. А любви к Астории не прибавляло. Потому дождавшись, пока мальчик, положивший ложку в раковину, выйдет, Драко сощурился.        - Я не поеду с тобой никуда на выходные. Останусь поработаю. Ты переходишь черту, Астория, потому сама маши руками. Заодно посмотришь, интересна ли ты публике без меня, - ровно сказал он, снова окуная ложку в пудинг. Довольно хмыкнул. - А теперь, раз ты испортила вечер с сыном, не порти хотя бы аппетит.        Женщина фыркнула. И выходя, бросила через плечо.        - Пойду найду повара, закажу тебе тако на завтрак, дорогой.        - Спасибо, дорогая, - буркнул Драко, оставаясь в привычном одиночестве. Но порой оно ему было приятным. Максимально приятным. Потом мужчина, забрав пудинг в кабинет, выдохнул. Впереди его ждали выходные. Его Честь задумался. Он мог, наконец, отдохнуть. Хоть два денька. Но у него была гонка, потому Малфой-младший достал телефон и написал Северусу с вопросом, какие рекомендации для него на Пасху, если он хочет благотворительные визиты.       ***       Воскресенье       “Северус, ты - ублюдок” - думал Драко и был уверен, что, несмотря на улыбку, эта фраза написана на лице так, что Снейп, следующий за ним бесшумной тенью Командора из “Дон Жуана”, - кажется, так говорила Джинджер - сумеет её прочесть. Потому что из тысячи идей ему пришла в голову отправить его в госпиталь в Бронксе, и Его Чести не было комфортно. Условия были здесь неплохи, бюджет не разбазарили, и выглядело всё прилично, но здесь было так много иммигрантов, что Драко не вписывался, хоть одет был в подкатанные джинсы на босу ногу да менее официальную рубашку. Хоть булавка осталась. И все, чего Его Чести хотелось - это ею выколоть себе глаз, ведь… на что Северус рассчитывал, давая указания стилистам? Кажется, ему бы подошло какое-то серапе, чтобы понравиться. Или на худой конец - тот пестрый коврик, что лежал в спальне Скорпиуса. У него бы хватило здоровой самоиронии и отваги. Ведь здесь, в пульмонологическом отделение, кажется, были одни мексиканцы.       “Скотина”, - добавил Малфой-младший, выходя из очередной палаты под не самые приветливые взгляды. Иммигранты ненавидели республиканцев, и Драко был удивлен, что в него еще не бросили йогуртом. Визит был глупостью. Он не получит ни удовольствия, ни очков. Мужчина ощутил раздражение. Северус мог проявить каплю уважения, раз он решил пропахать даже в пасхальное воскресенье. Без камер. Просто так.       Но порыв обернулся в холодный пот по спине.       Это было сложно. Сложно быть здесь. Рядом с людьми, у которых такая же болезнь. Ощущать себя неожиданно больным. Смущенным. Даже напуганным. И в окружении вражеских взглядов. Комфорта не внушало ни капли. В какой-то момент Драко растерянно подумал, что сейчас ему не хватает Астории. Возможно, такому контингенту она внушала бы отвращение своей слишком белой кожей и дорогой одеждой, ведь жена не умела одеваться бюджетно, но это была бы поддержка лично для него. Астория бы улыбалась, раздавала подарки, целовала бы всех в щеку. Её трудно было поколебить.       Да. В такие визиты нужны были женщины.       Но варианта не было. Драко пришлось уныло улыбнуться и вновь - в который раз - вернуться к речи Маккейна и фразе, что он хочет быть президентом всей нации. Он тоже желал быть губернатором - сначала - всего штата, потому должен был уметь находить подход. Пусть даже мексиканцы проголосуют за бедолагу Поттера. Это все же был его шанс отвоевать себе почти бесплатно пару десятков голосов.       И…       Джинджер. Джинджер понравится то, что он делает. Пусть прессы не было, но сливы в газету Северус предусмотрел - не зря же он, Драко, вкалывал. И ради парочки размытых, будто исподтишка сделанных фото тоже. Которые Гермиона точно увидит. Его Честь не ориентировал всю свою политику на пташку, естественно, нет, но пару бонусных баллов рассчитывал выиграть и у нее в том числе. Пусть знает, что ему - не все равно. Не плевать на грязнокровок.       Войдя в очередную палату со своим небольшим окружением и пасхальными дарами, Его Честь остановился, потому что внезапно оказалось, что его мысли могут быть материальными, ведь у одной из коек сидела она - его пташка. Или не его, ведь выглядела Гермиона совершенно не так, как на 65-ом этаже. Одетая в красно-желтое пончо поверх темного платья, - очень короткогоплатья! - она привлекала внимание. Сразу. В секунду. Волосы девушки были скручены в небрежный пучок, отчего выпала пара прядей. В ушах висели большие серьги в каком-то индейском стиле, а макияж был мягче обычного, в теплых, пастельных тонах. С книжкой в руках, она казалась такой… домашней. По-настоящему, не наигранно, как в Сити Спайр, домашней. И от этого Драко окатило волной давно забытого уюта, который он так и не нашел нигде.       В следующую секунду до мозга донеслась другая информация.       Она в больнице. Пташка в больнице. Судя по всему - навещала того мужчину, который не повернул головы в его сторону, ведь смотрел на Джинджер. Такими же по цвету глазами. Это, наверное, и был тот отец, ради которого девочка старалась. Отец, которого навещала его взрослая, сильная дочь. Отец, за которого она беспокоилась и, наверное, поэтому была в настолько не сбалансированном настроении.       А он её не пожалел. Разрешил покричать, но не утешил. Сделал неверный вывод. Подумал, что она от него устала, а нет, пташка устала в целом. И впервые за весь визит лицо Драко приобрело абсолютно другое, человеческое выражение. Глаза его потеплели, а улыбка пропала. Осталось только сочувствие. К его беззащитной сиалии, которая была поглощена чтением. Его Честь бросил взгляд на обложку, а затем ухмыльнулся.        - Прекрасный выбор, - не удержался Драко, поскольку девушка читала “Хоббита”. Он не нарушал правила, ведь политикам рекомендовалось начинать беседу с чего-то неформального и заговаривать первому. И в этот раз он мучительно из себя не выдавливал, а сказал весьма задорно. Хоть где-то там, в душе, кулаки его сжались, потому что он понял - встреча подстроена. Северусом.       Он знал, это Командор, об их романе и сталкивал так небезопасно близко. Вряд ли этот визит был ради того, чтобы Драко увидел свою пташку. Наверное, Снейп решил, что в компании мисс Грейнджер он будет выглядеть менее формально. Естественней. И это ведь работало. Потому что Его Честь действительно расслабился. В то время, как Гермиона, вскинув голову, покраснела и напряглась. Её реакция с виду тоже была нормальной, как для девчонки, к которой обратился мэр, но внутри у нее что-то оборвалось, потому что Джинджер не поняла, что именно Драко здесь делал. В месте, где она хранила свою уязвимость - отца. Зачем он пришел и что хотел сказать, показать или доказать - не ясно.       Он. Был. Здесь.       Как и она. Юная и смущенная. В пончо. Такая пёстрая. Такая неподходящая ему. Такая грязнокровка. Впервые Джинджер смутило её происхождение, хоть она еще в квартире Малфоев заметила, что их кожа - совершенно разного оттенка. Будто только в этом была. Но и в этом тоже. Она родилась мексиканкой, а он - долбаным республиканцем. Два абсолютно противоположных мира и эта скромная больничка - тому подтверждение.        Гермиона подобрала ноги. Не так каждая девушка мечтала предстать перед объектом своей симпатии. Хотелось бы, чтобы он увидел её в роскошном платье и другой компании. А не на койке у больного отца, который всего на два года был старше Драко. Эта разница сейчас так бросалась в глаза, так сильно бросалась. То, о чем она пыталась не думать, вылезло наружу. Во всей красе. И теперь зажмуриться было невозможно.        - Добрый день, как себя чувствуете? - тем временем спрашивал Драко у нескольких мужчин и внимательно выслушивал ответы. Поздравлял с Пасхой, желал выздоровления, оставлял подарки. Гермиона напрягалась, чем ближе он подходил. Когда протянул руку её отцу, ей захотелось провалиться сквозь землю.        - Здорово, что навестили, господин мэр, - её отец всегда был приветлив. Спасибо, что не сказал, что он за него голосовал, ведь дочь просила со слезами на глазах. Джинджер знала, что и в этом году будет просить. Отца. И всех-всех знакомых в квартире. У нее не зря полная сумка листовок была. Она верила в своего господина мэра. Верила и готова была агитировать. - Поправляюсь помаленьку, спасибо. Впереди еще недели восстановления.        - Смотрю, вы под надежным присмотром.        - Это Джинджер. Моя гордость и моя чемпионка. Лучшее создание на свете, - его гордость была так велика, что теперь Драко, которому было просто любопытно, захотелось исчезнуть. Мистер Грейнджер говорил о его пташке с восторгом человека, у которого дочь была единственной ценностью, а он с ней не всегда был бережен. Первое время даже жесток. Драко не забывал, что причинил Джинджер боль. Знай этот мужчина, что он вытворял с папиной чемпионкой, не смотрел бы настолько приветливо.        Приветливей многих здесь.        Видимо, открытость была семейным достоянием.        Гермиона же молчала. Она поблагодарила его - неожиданно на испанском - и сидела, изучая носки своих желтых Джорданов. Абсолютно не знающая, куда деть свои руки, а ещё - сердце, готовое выпрыгнуть из груди. А Фафнир никуда не уходил. Ему не стоило общаться с отцом своей сиалии, но он, прикоснувшись к чему-то настолько близкому, не мог пойти дальше. Переговариваясь и подшучивая, Малфой-младший думал, что, кажется, мистер Грейнджер любит Гермиону куда сильнее, чем мать, которая продала свою маленькую, травмированную чемпионку за двадцать тысяч. Драко знал, сколько стоила травма Джин. Ведь деньги сняли с его счета, чтобы замять скандал.       А она сидела, болтала ногами. В больнице на празднике. При этом - абсолютно умиротворенная. Листая “Хоббита” и выглядя счастливее, чем в Милане. Видимо, у них с отцом не было много времени на общение и сейчас они компенсировали его, и никакие люди вокруг не смущали. Их маленькая семья была настоящей.        - Все готово, - внезапно в палате появилась медсестра, явно тоже мексиканского происхождения. Улыбчивая и приветливая, она зазывала всех на общее застолье, и Драко растерялся, поскольку люди радостно стали обходить его, и на секунду, в образовавшейся, галдящей толпе, Его Честь ощутил себя совершенно потерянным. Осталась лишь Джинджер, которая помогала отцу. - Мистер мэр, вы же к нам присоединитесь? Вы сделали щедрое финансовое пожертвование и привезли так много всего. Останетесь?        Его Честь не удивился приглашению, ведь, естественно, политику часто предлагали присоединиться к тому или иному застолью, и иногда, камер ради, он соглашался. Чаще - вежливо отказывался, потому что никогда не знал, как есть, когда перед тобой одна ложка, а блюда предполагают как минимум кокильную вилку. А порой - о ужас - от него ждали, что он, как дикарь, начнет есть руками. Потому у него было в запасе несколько вежливых отговорок, которые никого бы не обидели, но сегодня ему захотелось ответить: “Да”, но он уже приготовился ответить: “Простите, меня ждут к обеду дома”. Ведь этот день принадлежал малютке Джинджер и её отцу, о котором уставшая пташка отчаянно заботилась. Он и так уже слишком вмешался. У нее была семья. Она должна была остаться с близким человеком. Но Джинджер, уже подавшая отцу обувь, разогнулась и улыбнулась.       - Ваша Честь, это мексиканская традиция - делить хлеб с гостями. Вы не можете уйти, - и тряхнув своим пучком, девушка отправилась помогать накрывать на стол. Видимо, стелить полиэтиленовую скатерть и расставлять бумажные стаканчики. Но Драко улыбнулся и бросил Снейпу:       - Остаемся. Все.       Потому что она хотела, чтобы он остался. Хотела провести пасхальное воскресенье с ним. Так же, как Драко желал побыть с ней. На публике. Не скрываясь. Будто они… будто они имели право на существование.       Мужчина провел Джинджер теплым взглядом. Потом повернулся к мистеру Грейнджеру и неожиданно выдал:        - У меня тоже астма. Я знаю, каково вам. Однажды я с приступом попал в больницу. Потом восстанавливался два месяца. Вы борец. И дочь у вас замечательная. Рядом с вами, - он знал, что в данную секунду может дать только слова, потому раскрыл свою маленькую тайну. Желал показать этому человеку, что они в чем-то похожи.       Мистер Грейнджер перестал улыбаться. Видимо, его улыбка была для Джинджер. Когда дочери рядом не было, он мог не скрывать, что ему во всех смыслах плохо. Он будто постарел на лет десять, и Малфой-младший задумался - так ли сам выглядел, когда уходил от своей пташки? Ведь определенно становился мрачнее и замкнутей. Но в данную секунду Драко видел любовь. Взаимную. Гермиона старалась ради отца - тот, к счастью, даже не знал как, а тот - играл свою роль для нее. Привыкший, что люди притворяются ради выгоды, а не ради того, чтобы кого-то успокоить, Его Честь ощутил себя растерянным.        - Лучше бы моя дочь была эгоистичней, - пожал плечами мужчина, и в какой-то мере Драко с ним согласился. И одновременно внутри все закричало: “Нет, нет”, ведь тогда бы он её никогда не познал. И боли бы никогда не причинил. Двойственность во всем. - Это лечение ей дорого обойдется. Она так тяжело работала, собирая деньги. Отказывала себе во всем на свете, а теперь тратит на меня. - Ему хотелось поделиться тем, о чем никому нельзя было сказать. И он все еще гордился своей Джинджер. Ей не хватало похвалы. - Она же девочка, а им хочется всегда… впрочем, у вас же мальчик. Вы не поймете.        Мистер Грейнджер подумал, что не с тем человеком откровенничал, ведь он, в целом, вряд ли поймет проблему. А Драко, следуя за ним, сглотнул. Потому что мужчина говорил о них обоих - нем и себе - как и о двух отцах, в целом, сравнивая Джинджер и Скорпиуса, ведь они были их детьми. И это было максимально, максимально, просто максимально неловко, потому что Гермиона в глазах Драко никак не была ребенком и он не мог бы сравнить ту со Скорпиусом, это было… жутко. Даже грязно. А в их романе, черт побери, не было этого. Как бы это ни звучало. Их влюбленность была чиста. Обстоятельства - нет, но чувства… ох, чувства - чисты. Особенно у девочки.       К тому же слышать о своем сыне было болезненно. В какой-то мере Скорпиус никогда не был его. На каком-то ментальном уровне Астория всегда отбирала его, напоминая, что настоящий отец куда лучше. Хоть кто мог быть более настоящим, нежели он?!       За столом - шумным, шатким и, конечно же, накрытым пёстрой клеенчатой скатертью, Драко очутился рядом с Джинджер. Если это и было подстроено, то только судьбой, ведь он пришел последний, а она только закончила с помощью в приготовлении, и потому осталось всего два места, которые они заняли. Плечом к плечу, но не более. Джинджер смущалась и говорила либо со своим соседом слева - весёлым пожилым мексиканцем, либо что-то бормотала в свои колени. Его Честь же вообще не особо комфортно себя ощущал и злился на Снейпа, который выглядел органично, хоть одет был в культовую тройку Brioni тысяч за сорок, не меньше. Херов Джеймс Бонд с картонным стаканчиком в руках. Он улыбался и разговаривал на испанском, ну конечно. Даже Джинджер смеялась над какими-то шуточками, позабыв о смущении, и глазела на Северуса. Её испанский тоже звучал великолепно. Драко, которому было положено знать любые языки, кроме этого, пытался уловить смысл, но все разговаривали слишком быстро, потому он выпал из беседы, удивляясь тому, что за столом царит весьма теплая атмосфера. Мужчина к такого рода застольям не привык. Ведь это было даже неприлично - настолько громко разговаривать, а ещё - пихаться локтями, ведь их следовало прижимать к корпусу, орудуя столовыми приборами. Даже пластмассовыми.        От нечего делать Его Честь изучал пташку. Её кроссовки - любимые, неизвестные, желтые - были со слегка потертыми задниками, как бывало, если вещь носишь слишком часто. Видимо, она любила этот бренд и модель, но Джорданы всегда стоили прилично, и потому у нее была лишь одна пара. На запястье у девушке болтались те же три браслета с разноцветными камушками, что и обычно. И синий кулон был тот, который она изредка надевала. Других на ней Драко никогда не видел. По сути, у Джинджер менялось настроение, белье и платья, но не те безделушки, которых у девчонки должно было быть много.       Мужчина, вертящий свой стаканчик, размышлял. Тогда, в квартире, после урока танцев он понял, что Гермиона на что-то собирает, но не сообразил, что на это что-то идет даже её зарплата. В какой-то мере он был за нее спокоен, ведь для девушки её возраста в МЕТ платили даже очень хорошо - Драко ведь лично сам постарался, а выходило, что Джинджер почти все откладывала. На что?       И как ей было помочь, ведь девушка очень закрывалась после любой попытки немного побаловать её. Купленные наряды так и висели с бирками в шкафу, она два раза надевала платье, только когда Драко приходил. Мужчина это сообразил, так как явился в один день раньше, и, ойкнув, девушка бросилась наряжаться. И Джин не пользовалась благами, что у нее были. Совсем. Как-то он спешил и попросил девушку сделать ему кофе, если не трудно, и Гермиона, которая любила кофе, - Его Честь это в Италии выяснил - сказала, что не умеет пользоваться навороченной кофемашиной в студии. Она очень нервно, смущенно реагировала на ужины и будто считала, во сколько ему обходится.       А ей не хватало. Не хватало быть балованной. И при этом пташка защищалась от попыток это сделать. Купить ей хотя бы новые кроссовки вместо того роскошного La Perla. А ещё лучше - и то, и другое. Или сиалия могла поведать ему об отце. Драко бы устроил того в клинику намного лучше, но она молчала. Открытая в постели, умеющая ему доверять в удовольствии, в трудностях Джинджер была далека от него. Будто вне секса их мира не пересекались, но ведь жизнь была и за пределами оргазма.       - Господин мэр… сэр, вы, наверное, не знаете, но это… - медсестра, что пригласила Драко за стол, хотела рассказать о главном блюде, но Его Честь улыбнулся:        - Капиротада, да. Я знаю. - Он сделал немыслимое. Взял свою пластмассовую ложку и погрузил её в общее блюдо, из которого люди своими приборами уже успели взять понемногу. - Мне нравится знать больше обо всем населении штата, - спокойно пояснил мужчина, отправляя пудинг в рот. Это было непросто, но Драко справился. И вздохнул. - Вкусно. Действительно вкусно. Спасибо.        - Вы, наверное, такое не едите.        - О, еще как ем. Недавно мне приготовили самую вкусную в жизни капиротаду. Это было потрясающе, - он видел, как Гермиона вдруг просияла, удивленная тем, что Драко не отдал пирог прислуге, а попробовал тот. И даже похвалил. Не привыкшая к комплиментам девушка наклонила голову, чтобы спрятать широкую улыбку. И пока мужчина рассказывал о символах блюда, которым его обучил сын, Джинджер опустила руку под стол.       Драко ощутил, как её пальчик погладил его ладонь. Несмело. Покосившись, он увидел, что от собственной смелости у девушки заалели щеки. Это было интимней, чем стонать друг другу на ухо всякое. Потому у Фафнира в душе все потеплело, и он ответил, касаясь хрупкого запястья, чтобы прикоснуться к раскетам. Будто пряча свои чувства к ней в том сгибе, который очень хотел поцеловать.       Так они и сидели. Выпавшие из беседы, но переплетаясь пальцами. Касаясь друг друга. Заигрывая. Соприкасаясь уже и коленями. Улыбаясь и наслаждаясь тем, что впервые - не спрятаны от всего мира, а на виду. Пусть не в идеальных условиях, но им обоим было приятно есть за пределами своего 65-го этажа, будто их чистые чувства не были грязным бельем. Хоть их смятые после секса простыни всегда оставались запятнаны лишь страстью, а она не могла быть грязью. Но была, потому что Драко находился в браке с другой женщиной.       Однако сейчас это не имело значения. Потому даже Его Честь радовался пластиковой посуде, ведь это было на виду, а не тейк эвей из ресторана. Конечно, больше ему бы понравилось куда-то выйти с Джинджер, но и подобных моментов у них не существовало, потому оба радовались. И касания становились все невесомее и нежнее. Будто подушечками пальцев они хотели рассказать друг другу, что чувствуют сейчас. Поблагодарить за этот момент. С виду шумный, но тихий и бесценный.       Когда началось общее веселье, вроде настольных игр, их миг растаял, потому что Джинджер нужно было принести отцу лекарство да проветрить палату, потому девушка, жертвуя возможностью беззаботно касаться Драко, ускользнула из его пальцев. Малфой достал телефон. Отсчитал три минуты. Затем переглянулся со Снейпом. Тот едва заметно кивнул. В кои-то веки Северус был с ним заодно. Может, ради этого всё и было. Чтобы он, Драко, наконец немного отдохнул?       Делая вид, что отвечает на звонок, Его Честь вышел.       Чтобы возникнуть в палате, где Джинджер в одиночестве возилась с подушками, поправляя те. Драко молча сел на кровать и протянул руку. Она не ответила, качая головой.       - Нас уже видела Ваша жена.       - Твоя.       - Что? - не поняла девушка.       - Ты могла бы говорить “твоя жена”, знаешь? Не обязательно обращаться ко мне формально. И это не важно. Что Астория нас видела. Не важно, Джинджер, - видя, что девушка хочет возразить, строже надавил на звуки Драко, - но окей, будем осторожнее. Хоть всё под контролем. Но я пришел не зажимать тебя в углу. Есть разговор. Твой отец. Ты должна была сказать.       Девушка задумчиво прикусила губу и спрятала руки за спину. Наверное, хотела прикоснуться, потому держалась подальше. Драко не настаивал. Он смотрел на свою пташку и улыбался.        - Я… я думаю, что у Вас все что-то просят, Ваша Честь, - сглотнула, наконец, Джинджер, нервно подбирая слова. - Мне не хотелось, чтобы выглядело так, что я рядом из-за денег. Тем более, Вам не хватает на кампанию, как я поняла. И… однажды я просила Вас о помощи, когда мы не были знакомы. Вы даже не захотели меня принять, потому мне не хотелось получить услугу просто потому, что я с Вами сплю. Хоть что-то должно остаться незапятнанным.       Ею владело два противоречивых опыта, но при этом важным были чувства. Чистые. Ясные. Неземные.        - Значит у меня уже перед тобой должок, раз не помог тогда. Ты можешь спорить, но скажу тебе самую сексистскую фразу в мире. Я - мужчина, и я решаю в критичных ситуациях. Помощь нужна здесь без “если”, и я все решу. Уже завтра. И тема закрыта! - Он сидел, вытянув ноги. Решительный, надежный и взрослый. Гермиона растерялась. В её жизни не было взрослых, которым можно было переложить свои беды на плечи. Мама не слушала, у отца возможностей было совсем немного. А Драко умел быть каменным и не шатался от её проблем, потому она кивнула и почти рухнула в его обьятия, ощущая, как гора падает с плеч. У нее голова болела думать, как все устроить, и потому сил быть гордой не было. Только благодарной.        - Спасибо, - прошептала она, обнимая Драко как можно крепче. - Спасибо. Я постараюсь всё отрабо…        - Джинджер. Сама сказала - хоть что-то должно оставаться незапятнанным, - мужчина погладил её по волосам уже привычным движением. Но Гермиона уже успела отскочить, потому что осторожность имела значения. Локтем она случайно зацепила свою вязаную сумку через плечо, и из нее высыпалось множество ярко-красных листовок. Фафнир оцепенел. Потом, наклонившись, взял одну и посмотрел на свое изображение.        - Где ты их взяла?        - В избирательном штабе квартала. Меня там знают со времен Ва… твоей гонки в мэры. Я принесла их в больницу, чтобы раздать знакомым.        - Ты за меня агитируешь?        - Конечно. Я знаю, что ты и без этого победишь, но мне хочеться помочь. Ведь я верю в тебя. В твою кампанию. В твои идеи. В твою победу. Ты обязательно станешь губернатором. Лучшим из всех. Я уверена в этом. И говорю это каждому, кому не надоедает меня слушать. Так что, да, Ваша Честь, ты - абсолютно мой кандидат. Мой голос - твой. И… мое сердце… оно тоже твое. Уже так давно, что я не помню себя без этой влюбленности. Она будто всегда жила во мне. Делала сильнее. Каждый раз, побеждая здесь, в Нью-Йорке, я ждала, что ты будешь на награждении. Вот словом и… ой, осторожно, Драко. Что ты делаешь?       Он обнял её порывистей, нежели нужно, но отпустить не мог. Просто держал и не отпустил. Держал крепко. Девочку, которая в него верила и которая бесхитростно была влюблена. И не торговалась. Просто говорила, а рассыпанные листовки кричали за нее. Алым.        - Ты моя маленькая республиканка, да? О, Эру. Джинджер. Ты невероятна. Просто невероятна. Ты делаешь меня таким… особенным, - он держал её в руках - свое сердце. Сердце, пульсирующее от любви и глядящее на него синими глазами. Смотрел и растворялся. Проклятие. На него все время пялились, но, кажется, лишь она - смотрела. Смотрела и не сомневалась.       Верила в него. Возносила.       Когда сама, прижимаясь к нему, падала, потому что, пока Драко в виду опыта думал о возвышенном, Джинджер жаждала земного. Говорить о чувствах и проявлять их было равно жажде заниматься ими, потому она думала лишь о том, что хочет его, этого мужчину. Хочет ощущать его своим, хочет, чтобы он делал её своей.        - Мне нужно… Драко… нас могут увидеть. И мне нужно еще помочь с десертами на вечер. - Девушка тяжело дышала. Её зрачки были расширены от порывистой близости. Она еще не научилась контролировать приливы своих желаний. - Я должна… словом… я пошла… там кладовка есть на этаже, где хранится все для десертов. Третья дверь… слева от поворота… да, я пошла?       И хихикая, красная и сияющая одновременно, пташка вылетела из клетки, оставляя Драко перед неочевидным выбором, ведь… да, ему безумно, безумно хотелось поддаться и взять её, чтобы наслаждаться любовью, но этот порыв был неправильным. Неразумным и слишком рисковым. Фафнир знал, что не может его себе позволить, но, отсчитав три минуты, шел следом, как на зов сирены, потому что… она в него верила. Был ли в мире наркотик сильнее? Окситоцин уже затопил мужчину. Легко отыскав нужный поворот и дверь, он проскользнул в кладовку, где все пропахло… мускатным орехом, и подумал - да, ебать, это судьба. Судьба окунуться в миристициновое безумие.       Секунда - и мужчина захлопнул дверь. Прокрутил ключ, который вынул из скважины. И услышал, как его охрана уже здесь, ведь он указал объект. Гермиона, тянущаяся к верхней полке, застыла. Поджав одну ногу.       Её платье задралось. Маленькая эльфийка уже была не так и невинна, раз умела заманивать в кладовку и стоять так, чтобы он оценивал плотные чулки. Кровь Драко покинула мозг, рациональность не прислала бы стикер. Теперь мужчина думал лишь инстинктами, которые выбивали под кожей: “Хочу, хочу, хочу её выебать”. Выебать здесь. Бездумно и сладко. Входя в нее резкими движениями, но целуя вот те губы, что сейчас улыбались только ему. Ее губы. Ее губы, глаза, смех, аромат и… тело. Юное, гибкое, цвета жженого сахара. О, Эру. Ему нравился цвет её кожи, хоть все женщины его жизни прошли бы кастинг на невесту Дракулы за бледность. Легкая коричневатость отдавала золотом. Создавалось впечатление, что эта пташка посыпана поталью.       Золотая сиалия. Золотая, как кубок.        - Ой, кажется, дверь заклинило, - невозмутимо сказал Драко. Странно, как его голос не дрожал от предвкушения сделать глупость. - Что же делать, нас теперь никто не найдет? Досадно.        - Как страшно, - блеснула глазищами девушка, не двигаясь, - я ведь боюсь темноты… и закрытых помещений… и мужчин, которые такие страстные…       Секунда - и она была в его руках. Облокачиваясь на полки, Драко лишал её пространства. Девушка тяжело дышала, ощущая ладони на талии и его бедра ягодицами. Поерзала. Банты, на которые девушка завязывала спортивные пуанты, опутали всю её, превращая в один сплошной нерв.        - Это так опасно, - наклонившись к шее Джинджер, прошептал Драко. Дорожка поцелуев от мочки до ключицы. Девушка заскулила от нетерпения. От того, что она терлась о него, юбка задралась ещё выше. - Нас могут услышать и увидеть.        - Да, да, да, пусть услышат и увидят, - ошалевшая от будущего восторга, авансом пьяная от оргазма, быстро говорила Гермиона, впиваясь пальцами в полку так, что те побледнели, - я не боюсь. Я хочу тебя.        - Хорошие девочки не хотят быть трахнутыми в кладовке.        - Значит пусть я буду плохой, только сделай это, - прохрипела она, когда Фафнир прикусил кожу на шее, и она вздрогнула от удовольствия всем телом. Телом, которое Драко развернул к себе, подхватил, чтобы усадить на какой-то столик, усыпанный специями. Секунда - и часть из них полетела в сторону. На пол. Рассыпаясь и пропитывая все ароматами мускатного ореха. Их страсть пахла миристицином. Сегодня Драко обменял бы не только Манхэттен на монополию этих орешков, но и всего себя. Что, собственно, и делал, стаскивая с девчонки трусики, пока она, хихикая, храбро сражалась с ремнем на джинсах.       Он видел, что её руки дрожат от нетерпения. И с удивлением осознал, что у него самого мокрые ладони. На секунду замер, обхватив щеки Гермионы, чтобы посмотреть на нее. С ним такого не было целую вечность. Такого головокружительного, почти подросткового волнения. Она будто награждала и заражала его своей юностью. А Драко падал. То ли в Средиземье, то ли в безумие, то ли в кроличью нору. Не важно.       - Вашааа Честь, - она развела свои ножки, чтобы коленями сжать его бедра. Мир замер, а потом полетел в ту нору со скоростью, что не снилась ракетам Илона Маска. Падая, Драко вышел за пределы Земли, рекордно быстро. Вышел на орбиту. Её орбиту. Своей пташки.        - Плохая эльфийка, - рыкнул он, когда девушка протянула ему презерватив. Она наловчилась быть всегда готовой. Для него. Это сводило с ума. Упаковка полетела в сторону, все вокруг захрустело, а потом стон девушки. Такой звонкий, что звезды с небосклона осыпались. Стон боли и удовольствия от первого… погружения. Резкого и глубокого. Первый стон. Самый важный. На котором Гермиона всегда сосредотачивалась. Который любила. Который ценила. Ценила за то, что он всегда даровал секундную боль, а значит возможность заново узнавать Драко.       - Ох, - выдохнула она, сжимаясь вокруг него. Вокруг его члена внутри, и вокруг Драко снаружи, обнимая его руками и ногами. Прикасаясь губами. И забываясь. Забываясь во всех его щедрых движениях, ведь с каждым толчком Драко проникал в нее все глубже, сокровенней, дальше. Будто узнавая какую-то невероятную тайну. О которой сама Гермиона не ведала. Тайну чистоты и уникальности.       Это был их самый удивительный секс. Грубое, похотливое соитие, выражающееся в резких движениях и хаотично задранной юбке, но вульгарность компенсировали взгляды. Они смотрели друг на друга так, как это рисовали на всех средневековых гравюрах. С нежностью, которую было видно через черно-белые цвета и плохо выведенные линии. Молча говорили обо всем, что было важно.       Столик опасно раскачивался, дрожь побежала по полкам, но поглощенная собственной страстью парочка не слышала, как тихо дребезжат железные миски, пока одна из них не рухнула вниз. Гермиона рефлекторно прикрыла голову руками, Драко поймал чертову миску, не давая той ударить пташку, но мука успела белым облаком повиснуть в воздухе, чтобы осесть на их волосах, лицах и одежде. Закашлявшись, они тем не менее не расцепили свои тела. Прижавшись лбами, оба хохотали, как сумасшедшие.       Их будто не волновало, как они в таком виде выйдут незамеченные. Был момент, и тот принадлежал им без остатка и тревог. Правда, это длилось лишь секунду, потом Джинджер занервничала.        - Проклятие. Твоя астма. Ваша Честь, я…        - Все хорошо, все хорошо, не суетись, я дышу ровно, - тут же успокоил свою пташку Драко, но горячо стало не только ниже пояса, но и в сердце. Она так мило заботилась о нем, что это вызвало приливы нежности. - Ты очаровательна, - мужчина не мог перестать смеяться. Мука покрыла щеки Гермионы, губы, волосы и даже ресницы. Которые девушка вдруг опустила, что бы смущенно спросить:        - Так моя кожа достаточно белая для Вас?        - Джинджер, - Его Честь ошарашенно уставился на нее под другим углом. Не понимая, как она не видит, что с ним творится. Он считал её совершенной. Идеальной. Вот такой, какой могли вылепить только валар. Драко легко мог представить, как Ауэе выбивает из камня совершенство, как Манвэ приказывает своим ветрам обтесать все острые углы, а Мандос вселяет в идеальное тело душу, превращая неживое в идеальное. Только так её можно было создать. Такие неземные не рождались. Они жили лишь между страницами сказаний Толкина, и видимо он все же хорошо тряс книгу, раз Джинджер выпала прямо в его руки. Чтобы он утратил покой, сон и осторожность. - Достаточно ли ты счастлива со мной - вот что важно для меня. Понимаешь? - Он наклонился к её уху, а ладошку положил на свое сердце. Которое сходило с ума. И ластилось к её пальцам сквозь кожу, как безумное. - Услышь меня. Я влюблен во все, что вижу, слышу и ощущаю с тобой и в тебе. Я бы… я бы не рисковал ради быстро траха, только во имя чего-то большего. И да, я обожаю цвет твоей кожи. Я не ненавижу мексиканцев. Да, я их не понимаю и вырос в другой культуре, но… она такая сладкая, твоя кожа. Румяная, как имбирный пряник, не зря же ты Джинджер! Ты пахнешь рождеством и миристицином.        - Кто-то… потрясающий… оратор, - задыхаясь, прошептала девушка, и её синие глаза заблестели от восторженных слез. Слышать подобное было непривычно, а от него - так тем более. Он был влюблен в нее. Он. В нее.       Было ли в мире что-то более безумное?       Девушка настолько нервничала, что вцепилась в какую-то баночку. Опустила глаза и озорно улыбнулась. Открутила крышку и подула прямо в нее. Золотистый кандурин пристал к пальцам. Окрасил кончик её носа. Заблестел в воздухе. Покрасил немного волосы Драко. Золото. Они купались в золоте, любви и… муке. С ударением как на первый слог, так и на второй. Потому что даже сейчас, отдаваясь друг другу, стирая все две недели ссор, обид, страхов и злости, возвращаясь к истоку, они все равно ощущали тянущую боль в сердцах. Что это все было таким же мимолетным и ненастоящим, как сказка. Возможно, именно потому было настолько хорошо и идеально. Потому что они знали, вскоре карета станет тыквой. Или они сами тоже.       - Ай, что ты делаешь… - девушка чихнула, поскольку Драко разорвал зубами какой-то пакетик и сыпанул в воздух что-то пахнущее ванилью.       - Хочу съесть свой пряник, - расхохотался Драко, слизывая кандурин с её щеки, который девушка растирала по коже, и безумие снова поглотило их. Сбросив остатки специй, Гермиона, наконец, вытянулась на столе, устраиваясь в максимально открытой позе. И к жадным взглядам, и к ласкам руками. Задирая пончо и платье выше, чтобы мужчина мог касаться груди испачканными руками. Оставляя золотисто-белые отпечатки, четкие, видимые на её коже. Ладони скользили ниже, Джинджер нетерпеливо поскуливала. Но прежде чем коснуться заветного, Драко потянулся пальцами губ Джинджер, погружая пальцы ей в рот. - Активней, малютка, я не хочу потом тебе какую-то молочницу принести. Ванильный сахар потом будет не ванильно зудеть, поверь.       Он наслаждался. Тем, как её язык ласкал его длинные пальцы. Возбуждался, и его движения были хаотичней. Ему хотелось сделать её своей в каждом миллиметре тела, которое знало лишь его и… ох, как Драко хотел, чтобы так было всегда. Чтобы эльфийка принадлежала лишь ему.       А ещё он бы с удовольствием отправил в её горячий рот член, но времени у них было мало, потому Драко брал, что имел.        - … Но мне нужно в кладовку, - вдруг услышала парочка. Ручка скрипнула. Видимо, какая-то женщина продолжила спор с охраной, потому что фраза была вырвана из контекста. Драко застыл, а девушка выпустила его пальцы.        - Да, да, да, ну же, Драко, да, коснись меня, - горячо зашептала она, упираясь стопами в стол и даже не думая сводить колени. Женщина громко спорила, ручка скрипела, а Гермиона извивалась на столе под умелыми ласками, ведь Драко оставлял свои отпечатки пальцев на её клиторе и не прекращал толкаться. Чем громче становилось снаружи, тем больше возбуждалась девушка. - Мне нравится ощущать себя так, будто у нас есть на это право. Мы не можем быть вместе на виду, но слышать окружающий мир так хорошо. И пикантно. Да, пожалуйста, только не прекращай.       Замолчав, она стонала. Зажимала ладошками рот, но тщетно. Её тело извивалось.       Понимая, что именно её заводит, Драко улыбнулся. Девочка хотела ощущать себя так, будто они - не тайна. Подхватив Джинджер на руки, он облокотил её о дверь кладовки, удерживая и продолжая заниматься с ней сексом. Упираясь лопатками, Гермиона слышала вибрации жизни и чужие диалоги. Продолжала зажимать себе рот. Хоть ей хотелось кричать на весь мир. Кричать, что она влюблена и счастлива.       Хорошо. Это было слишком хорошо. Настолько, что она до мурашек ощущала себя в центре вселенной, и мир будто смотрел на нее. Без осуждения. С восхищением. Глазами Драко. Пока люди проживали свою реальную жизнь.        - Да, - выдохнула она, задрожав всем телом, а потом затихла в руках Его Чести.        - О, Эру, - пробормотал Фафнир, не выпуская свою эльфийку. Так они и стояли. Застыли, чтобы впитать тепло своих тел. После неохотно стали пытаться привести себя в порядок, чтобы хоть как-то выйти в мир. Увы, не вместе. А по очереди. Вначале - он, затем уже - она.        - Счастливой Пасхи, Ваша Честь.        - Обожаю тебя, моя Джинджер… - прозвучал ответ, от которого девушка, еще пребывающая за пределами этого мира, взлетела ещё выше.       Тем временем отец Гермионы ощутил беспокойство. Его дочь не ушла бы, не попрощавшись, но последние полчаса её никто не видел, а телефон она оставила в палате. Остановившись, чтобы взять кофе из автомата и решив подождать Джин в коридоре, мужчина хмыкнул, поскольку из кладовки вышел господин мэр. Немного взъерошенный и пытающийся отряхнуться. Мистер Грейнджер, который много лет скрывал свою астму, понимающе хмыкнул, выбирая между напитками. Сколько раз приступ загонял его в такие вот каморки, где можно было в приступе кашля перевернуть на себя все на свете, но не показать свой недуг. Из-за которого его могли уволить.       Видимо, даже у небожителей были одни и те же проблемы.       Драко Малфой в окружении своей охраны и того мрачного человека покинули этаж, а мистер Грейнджер, сев на скамью, вытянул ноги, размышляя, где же запропастилась его дочь, когда спустя минут десять… она вышла из той же кладовки. Такая же взъерошенная, немного белая от муки и в юбке, которая сидела немного косо. Стряхивая с себя кандурин, она сияла, хоть блестки осыпались на пол. Бесстыже сияла, а её отец ощутил леденящий ужас. Ему не нужно было быть гением, дабы понять что произошло. И от того стало ещё хуже.       Ситуация казалась настолько нереальной, что хотелось рассмеяться, ведь этого не могло быть. Да, конечно, его доченька, его маленькая девочка с придыханием относилась к мэру их города, но, положа руку на сердце, кто не сходил с ума от знаменитостей? Особенно в нежные семнадцать-двадцать лет. Но одно дело немножко заглядываться на глянцевые снимки, и совсем иное - поправлять юбку, выходя из одной кладовки. Этого, правда, не могло случиться, но случилось. Судя по тому, что Джин выглядела счастливой - случилось не впервой, ведь девочка не была ошарашена. Лишь окрылена. Напевая, она закрывала дверь.       А мистер Грейнджер прокручивал и прокручивал в голове все, что видел в палате, и принял за смущение дочери, которая, наконец, лицом к лицу встретилась со своим идеалом. А то, что идеал трахал её - его маленькую, невинную девочку! - в перерыве между благотворительным визитом, казалось настолько нереальным, насколько и банальным, ведь… в мире был миллиард и еще плюс минус миллион вот таких историй. О женатых, богатых, красивых ублюдках и недолюбленных девочках, глядящих на них с придыханием.        - Джин, - мужчина потрясенно смотрел на дочь, и она, вскинув голову, вдруг перестала улыбаться. Наверное, на его лице было что-то такое написано, отчего она поняла - папочка-то все знает. Краски сначала схлынули с её красивого, еще такого детского личика, а потом она стала пунцовой. Запоздалый стыд, наконец, накрыл её и парализовал, но Гермиона подошла к отцу и села рядом.        - Папа, это…        - Джинджер, - потрясение в нем начало проходить, уступая место более яростной реакции на все, - Джинджер, ты с ума сошла, ты… зачем? Как?        - Я… папа… - девушка задержала дыхание, а потом сказала то, что не говорила никому, включая Драко. Особенно Драко. С надеждой на принятие и понимание. Ощущая, как сердце колотит о пятки, и вибрация расходится по полу, Гермиона выпалила: - Я люблю, пап. Так, что все просто разрывается внутри на кусочки, - она приложила ладони не к сердцу, а к низу живота, где бесновались бабочки.        - Гермиона, ты спятила? Ты что такое говоришь! Очнись, ты хоть понимаешь, что творишь? Да он женат. И взрослый для тебя… Джинджер, - мужчина потрясенно смотрел на дочь, а та - в пол. Потому что нет. Нет, нет, нет. Она снова не нашла понимания. И от этого у нее все скрутилось внутри. Девушка ощутила себя преданной, ведь рассказала отцу самую потрясающую новость в своей жизни, которую сама поняла лишь в минуту, когда облако пыли накрыло их с Драко.       Она любила его. Всем телом любила. Навсегда любила.       Но видимо то, что Драко был… как там отец сказал, “женат и слишком взрослый”, сразу обесценивало её чувство, будто она не имела на то право. Купающаяся в своей любви - первой и самой чистой - Джинджер позабывала, как саму её ужасала и их разница, и брак Драко, и его карьера, и публичность, и наличие сына, с которым у нее разница была меньше, чем с самим Фафниром.        - Я даже не хочу слушать, - отец едва ли не впервые был жесток. Начиная задыхаться от ярости, он смотрел на свою девочку и не узнавал. Не мог понять, как ей в голову пришло вот это все. И… ему, тому подонку. Как он ощущал себя, укладывая в постель ребенка! Невинного и младше его на полжизни! Кем, кем нужно было быть, чтобы ощущать возбуждение, глядя на двадцатилеток? Сам мистер Грейнджер, который являлся почти ровестником Драко и смотревший на таких девочек с отцовским теплом или осуждением, - в зависимости от ситуации - ощущал отвращение, ведь это было сродни педофилии. Он не думал о том, что Гермионе уже двадцать один и она давно достигла возраста полового согласия, имело значение его отношение к подобной разнице…       Не только в возрасте. Во всем. Они были разные во всем.       - Ты совсем с ума сошла, ты должна все это прекратить, - он вдруг начал кашлять и не мог вздохнуть. Испугавшись, Гермиона тут же позвала медсестру и нервно заламывала пальцы, пока врачи помогали папе справиться с приступом. Но даже сейчас, глядя, как его тело содрогается от судорожной попытки дышать, она знала, что любит Драко. Грязно и неправильно, но любит. О чем и повторила папе, когда тот уже лежал в кровати. Она говорила мягко, пытаясь расположить того к себе.        - Папочка, он очень хороший и заботится обо мне, знаешь…        - Джинджер, я не хочу знать, что он с тобой делает и чем ты расплачиваешься. Проклятие. Мама была права. Кем ты стала, подавшись в тот стрип бар? - он был жесток, глядя в потолок. Гермиона смотрела на отца во все глаза. Потому что изначально она на все согласилась, чтобы помочь ему, своему отцу. Согласилась и прошла через столько унижений: от контракта до того ужасного первого раза, когда не могла никому пожаловаться. И вот сейчас, когда Джинджер начала обретать почву под ногами, благодаря всем словам, что шептал и кричал ей Драко, отец будто возвращал её туда, куда она уже не хотела. В сомнения и стыд. - Ты должна это прекратить, иначе я подам на него в суд…        - Что ты сделаешь? - вдруг странным, другим, новым тоном спросила Гермиона. Её инстинкты защищать близких были сильны. Только тогда, полтора месяца назад она стояла горой за папочку, и это придавало ей смелости перед неЧестью, а теперь она защищала Его Честь перед отцом и была еще храбрее. И злее. Да, злее. - У тебя ничего нет. Ты просто будешь выглядеть… плохо, - она проглотила слово “жалко”, - будешь как один из тех, кто пытается заработать деньги на чужой репутации. И потеряешь все. Всё, папочка, понимаешь? Потому что я подписала договор о неразглашении. Если тайна станет известна от нас - адвокаты Драко нас засудят.       Она положила ногу на ногу. Едва не рассмеялась. Кто бы мог подумать, что тот унизительный договор настолько может пригодиться. Забавно, но она сейчас не боялась последствий. Знала, что отец не решится. У людей небогатых выбора быть честными не наблюдалось. Потому ему придется смириться.        - Тогда ты должна его бросить.        - Нет, я никому этого не должна, папочка.        - Гермиона, - мужчина пытался образумить дочь, - ты не нужна ему, будешь не нужна. Он берет лишь твою юное тело и чистую душу, а потом забудет, а тебе будет больно.        - Ну что, значит все будет так, как всегда в моей жизни, - она не хотела этого слышать. Правду. Когда внутри все ещё помнило Драко. Каждый его толчок. Глаза Гермионы вспыхнули. - Мама поступала так же. Ты бросил не только её, но и меня ей. Бросил, папочка, потому ничего, что Драко поступит так же - мне не привыкать. И быть использованной - тоже. Ты знаешь, что всю мою жизнь мама пользовалась моим талантом. Ни разу даже не отправила меня в Милан, о котором я мечтала, а он - отвез меня туда, хоть я не просила и не зарабатывала чемпионские кубки весь год. Понимаешь? И, кстати, где она, моя мамочка? О, бросила свою дочурку после того, как она стала профнепригодной, а значит перестала приносить деньги. Видишь, меня все бросают. Ничего. Но между этим всем есть разница. Драко еще и заботится обо мне. Потому, прости, в игре “либо он, либо я” выигрывает мой сенатор. И если тебе такая дочь не нужна - я больше не буду подстраиваться.       Зависла тишина. Сердце Гермионы упало, когда отец отвернулся. Она распахнула ему свое сердце до корней, до самых вен, через которые качалась не только кровь или любовь. Нет, еще и детские обиды. Но он отвернулся, и Джинджер поднялась. Поцеловав отца в щеку, прошептала “люблю”, однако не “извини”.       Спустя час она была в Сити Спайр. Переоделась в велосипедки и рубашку Драко, которую он нарочно оставил. Достав из косметички маленький, полуторамиллилитровый пробник с нишевыми духами, которые Его Честь предпочитал, девушка брызнула те на дорогую ткань. Не зря она чуть-чуть позволила себе лишних трат. Так у нее создавалось впечатление, что Его Честь - рядом. Рядом, когда ей так нужен. И лишь лежа в постели, Гермиона вдруг поняла, что можно попробовать быть рядом не только через аромат и потянулась к телефону. Отправляя просьбу, призыв или приглашение. Быть с ней. Этой ночью.       Закрыла глаза. Это было дерзко. Но это было так нужно. Он нужен.        *** Итак, штука забавная. Выходит, если читателям напоминать, что нужно писать отзывы - они это делают, если нет - они это не делают. Котики мои, но я не попугай, правда. Давайте вы как-то сами без моих напоминалок делать это будете, договорились? Просто вы держите в уме, что ваши отзывы влияют на частоту выхода глав (раз в неделю или раз в две недели) и расставляете свои приоритеты, а я - свои. Всем цем.