Миристицин

      БОРОНВЭ - верность       Весна 2018       Личный дневник Д.Л.Малфоя       “Сегодня провел первый митинг, где рассказал Нью-Йоркцам о своей програме. Потрясающее ощущение. Я вижу, что воодушевил их”              Записки Джинджер       “Случайно попала на митинг в Центральном Парке и… этот мужчина, Драко Малфой, он так красив. Кажется, он вручал мне премию пару лет назад, а теперь он баллотируется. Мне кажется, я готова отдать ему голос, даже если права на тот у меня нет. Боже. Боже, что со мной. Почему меня всю трясет?”               - Мистер Малфой, советую воспользоваться черным выходом, - Гойл остановил господина мэра, который, закончив встречу, собирался покинуть Трамп Тауэр. Он подписал договоренность с новыми банановыми донорами и излучал прекрасное настроение, хоть ссора с Джин его беспокоила. Но поскольку Драко умел разделять политические и личные чувства, в данную секунду он был счастлив. Как будущий губернатор.       Остановившись, он вскинул бровь, задавая немой вопрос. Посмотрел на Майлза. Тот в ожидании лифта подошел к окну и посмотрел вниз. Присвистнул.       - Демонстранты, сэр - пояснил начальник его охраны, на что Драко издал лаконичное: “О”, но когда вошел в кабинку, то нажал на цифру 1. Он знал, что его решение не всем будет по вкусу, потому предвидел, что свободолюбивые американцы выскажут и свое отрицательное мнение. Любая демократия имела минусы, что поделать. Потому что у него вспотели ладони, Драко Люциус Малфой выглядел бесстрастным, пока лифт спускал его с небес на землю. Во всех смыслах.       Глядя на то, как цифры быстро сменяют одна другую, мужчина размышлял о том, что это вот не первая акция протеста. Временами даже у такого успешного мэра, как он, были решения, что устраивали не всех горожан, и те доносили ему эту мысль с помощью грубо нарисованных плакатов, шума и улюлюканий. Как и всем, ему было неприятно. Он ощущал легкую панику и тошноту в момент, когда сталкивался с демонстрациями, а затем, лежа в постели, терял немного веры в то, что делал, если это вызывало отрицательную реакцию, но, поскольку его с детства обучали правильным реакциям на хейт, к утру все проходило, и Драко вновь брался за работу.       - Протесты - это показатель здорового государства, - как-то сказал он журналистке во время интервью на фоне людей, выкрикивающих: “Долой республиканцев!”, - не скажу, что я обожаю, когда меня критикуют, но это повод задуматься - возможно, действительно я делаю что-то не так, потому я смотрю на них, как на шанс стать лучше. Взглянуть на свои действия под другим углом.       Драко не добавил, что всегда держит равнодушное лицо, чтобы не доставить никому удовольствия. Он не каялся и не кидался с кулаками. Сохранял раздражающее достоинство, хоть это было куда сложнее.       Сейчас Малфой-младший не считал, что ему нужен другой угол зрения. Максималистических требований он наслушался три дня назад от Джинджер, потому знал, что нового не услышит. Эти люди могли считать его предателем каких-то их исторических идеалов, но при этом они, увы, не могли помочь ему с кампанией. Это было забавно. Каким бы снобом он ни был, в ядре его программ всегда было равенство возможностей, как для людей его происхождения, так и для таких, как Гермиона. И сейчас, чтобы продолжить реализовывать такие программы, ему нужно было выиграть. И за это люди, за которых он, по сути, боролся, высказывали ему свой протест.       Это было умилительно неприятно. Но Драко не привык ждать какой-то эмпатии от идеалистов, потому пожал плечами. Выругался, но гордо решил выйти и дойти до машины сквозь толпу. Надев солнцезащитные очки, он под прикрытием охраны вышел из Трамп Тауэр и пожалел, что не надел наушники. Но понимал, что подобное невозможно, ведь вызвало бы лишь агрессию, потому с помощью простых “раз… два… три…” в голове Драко пытался оглохнуть.       Протестующих оттеснил коридор охраны по бокам, и мужчина шел к машине, ощущая себя под прицелом недружелюбных взглядов. В такие моменты ему казалось, что душа отделялась от тела и все было лишь рефлексами. Он шел, как в тумане, четко делая шаги и как будто не понимая, что все это происходит с ним. Как-то дядя ему сказал, что есть вещи, которые как часто бы ни случались, все равно к ним невозможно привыкнуть, и в такие моменты Драко не мог не согласиться. Ведь ему порой кричали вслед “обманщик” или “мошенник”, но каждый раз было как впервой. Нужно было лишь дышать. Контролировать толпу он не мог, а вот собственный гнев и астму - да. Ведь главным было пройти мимо. Не дрогнуть. И не рявкнуть в ответ: “Да идите нахуй, вы ведь даже налоги не платите, что вы мне тыкаете, что я за ваши деньги ни черта не делаю”.       Never complain, never explain. Правило, которое работало вот в такие моменты, как никогда.       Потому Драко просто шел и считал про себя. На эльфийском. Ведь так было сложнее, а значит легче отвлечься. Краем глаза впереди он увидел красное пятно и рефлекторно вскинул голову, реагируя на цвет своей партии. Вскинул и едва не споткнулся, потому что там, в паре десятков метров, в будущем, которое должно было наступить через полминуты, стояла она.       Девушка, которая шептала ему на ухо перед выступлениями: “Я верю в тебя, мой кандидат”. Девушка, которой он отдал свое сердце. Девушка, которая агитировала за него всех своих соседей.       Не в желтом, не в графитовом, не даже в голубом. В алом. Драко и забыл, что красное - это не только о республиканцах, это еще и о бунтарях. И она бунтовала. Позабыв в шкафу своего Оскара де ла Рента, стояла в простецком - он уже и не помнил какая она в них - платьице цвета гнева. Кожаная куртка, алая косынка в волосах, а во вскинутых руках картонка с быстрой надписью от руки “Прочь, Господин Мэр!”. Почерком, которым она писала ему записки, что подкладывала в пиджак, Джинджер теперь прогоняла его. На виду у всех камер. Эльфийка резко захотела поиграть в “Свободу, ведущую людей на баррикады” или студентку из 68-мого. Только на дворе был не красный май, а они - не в Париже. Ей не хватало картавого акцента да флага с Че Геварой в таком случае.       Но флага не было. И баррикад не было.       Лишь плакат. С такой решительной надписью. А у самой не хватило храбрости посмотреть на него, ведь стояла Гермиона, опустив глаза, и тень от ресниц падала на пылающие щеки. То ли от гнева, то ли от стыда.       В первую секунду Драко, оглушенный и дезориентированный, достал свой телефон. Ему нужно было куда-то отвести взгляд, спрятаться на виду, и потому смартфон служил мужчине спасением. Он набирал бессмысленный текст с кучей ошибок, не собираясь никому тот отправлять. Просто занимал мысли, которые рассыпались в голове и больно стучали о края черепной коробки, задевая гипоталамус и провоцируя гнев.       Она же верила ему и в него. А теперь протестовала. Только против чего? Против его сделки или ребенка, на которого он так и не согласился, щадя её чувства? Говорила, что понимает правила игры, и нарушила, вынося сор из их гнезда. Даже Астория в худшие времена так не поступала. Политика была сложной, и эмоциональные ошибки стоили очень дорого. Нельзя, нельзя было так делать. Без предупреждения бить под дых.       Драко хотелось пройти мимо, а лишь потом поорать в машине так громко, чтобы все стекла к дьяволу вылетели. Но загвоздка была в том, что благодаря тому сливу мир, может, и не знал об их отношениях, но о близком знакомстве - точно, и пройти мимо означало бы проявить слабость. Показать, что его задело. Проиграть. Не Джинджер, нет, ей бы он позволил выиграть. Общественному мнению. Потому, как бы внутри все ни обрывалось, мужчина спрятал телефон, ухмыльнулся, хоть у него едва работали лицевые мышцы, и подошел к Гермионе, которая, видимо, очень заинтересовалась своими чёрными Джорданами. Теми, которые ей Северус подарил.       Любопытно, Командор ли надоумил её сделать это? В таком случае ему стоило Снейпу сказать спасибо, что волосы Гермионы не уже привычно зализаны, как у нишевой девочки, а собраны в высокий пучок и перетянуты алым. Смотрелось привычней. Вся она была привычней. И юнее. Да только вот обстоятельства были какими-то мутными.       - Удивлен видеть Вас, мисс Грейнджер, - сказал он без гнева, но голос Драко звучал ниже. Как в те минуты, когда он испытывал самые темные из чувств. Ему хотелось тряхнуть её за плечи и заорать: “Какого хрена”, но реальность не была великодушной. Как Джин забыла, как могла забыть, что была его волонтеркой и теперь дискредитировала всю кампанию. - Бесконечно опечален, что Вы разочарованы. Стараясь отвлечься он смотрел на её кожаную куртку. Когда-то смеясь Джин сказала, что все плохие парни, в которых девочки влюбляются в фильмах и сериалах, носят кожанки. Это как часть из харизмы. Почему она надела эту куртку? Случайно или как отсылку? Так она и так была любима ним.       - Ваша Честь, Вы дали слово поддерживать иммигрантов!- И я никогда от него не откажусь. Как и от своих волонтеров, которые тратят свое время, чтобы агитировать за меня. Мне важен каждый голос, мисс Грейнджер, я уважаю всех, кто работает на меня, потому прошу Вас, опустите свой плакат и приходите завтра в штаб. Не только Вы. Все, у кого есть вопросы - я буду рад ответить. Сейчас, увы, у меня нет времени, меня ждут другие избиратели. Но я буду бороться. За всех вас.       Его слова были хороши. Для камер. А внутри у Гермионы все холодело, потому что голос Драко звучал угрозой, никак не призывом. Таким тоном он увольнял людей, разрушая их карьеры. И таким тоном сейчас пытался сохранить лицо, когда обоим очень болело, но каждый не готов был предать себя. То, как Фафнир давил словами, подсказывало, что кому-то придется сменить веру.       - Люблю людей, которые говорят правду. Спасибо за нее. Майлз, ты же организуешь встречу, да?       - Конечно.       - Тогда до скорого, мисс Грейнджер, - и слегка кивнув, Драко возобновил путь к машине, зная, что поступил верно. Был рядом с ней ровно минуту. Не больше, чтобы не вызвать подозрение, и не меньше, дабы вопросов не возникло, почему он мимо прошел. Но зол был так, что не мог описать словами, ведь она заставила его, вынудила сменить линию поведения. Нельзя было общаться с протестующими, идеалистам невозможно было доказать ничего, но теперь ему придется бороться еще и с ветряными мельницами в головах у юных революционеров. Что может быть лучше? Только нож в спине, который Джинджер в него воткнула. Сияющий такой. С ручкой из кристаллов. Как солнцелов.       И даже сквозь гнев, что стучал по нервам каплями дождя, Драко Люциус Малфой понимал, что тоже бы воткнул что-то в Гермиону. Совсем не нож. И не совсем в спину. Ведь, стоя рядом, не мог не видеть, как коротка её юбка. И как хороша она. Потому, достав телефон, он написал быстро смс, призывающее юную революционерку на личную аудиенцию. Тет-а-тет. Совсем не завтра. А немедленно.       Машина Драко уехала. Гермиона устало опустила плакат. Её руки дрожали, ноги дрожали, тело дрожало. Даже мысли - и те дрожали. Но с виду она оставалась решительной, ведь журналисты все ещё были здесь, потому девушка, удерживая плакат подмышкой, отправилась в сторону моря из желтых такси. Ей нельзя было сесть в Ауди, это бы вызвало вопросы, а вот махнуть рукой и юркнуть побыстрее на заднее сидение в прокуренный салон - запросто.       - Сити Спайр… нет, точнее… ладно, пусть будет Сити Спайр, - устало бросила девушка и достала зеркальце. Посмотрела на себя. Её синие глаза из-за темных стрелок казались ещё больше. Хаотично уложенные волосы, платье из недорогого масс-маркета, падающая закрученная прядь, простые украшения на шее. Впервые за долгое время Гермиона была собой, и ей это понравилось. Конечно, в дизайнерской одежде было удобней, но сейчас она словно узнала себя. Девчонку, которая была свободна. Которая во что-то верила и имела право на собственное мнение. Которая могла раздавать листовки, призывая голосовать “вот за этого крутого кандидата”, и потом выражать ему свое же недоверие. Ведь раньше так и было. Гермиона хотела как на митинги в поддержку, так и на акции протеста. В зависимости от того, как развивалась политика Драко. Это было её конституционное право. Выражать свое мнение.       Но любовь… кто бы мог подумать, предупредить, что в политике любовь подрезает крылья, а не окрыляет, как об этом писали. Ведь ей приходилось выбирать. Между тем, что считалось правильным в её мире и в реальности Драко. Не она взяла на себя эти обязательства, но все решили за неё, решили, что ей быть послушной маленькой любовницей без мнения, а оно у нее было.       И слишком часто ей приходилось жертвовать тем, что думает. Нарушая свои собственные принципы. Летать на вертолете и пить апельсиновый сок было приятно, но Гермиона знала, что следует остановиться и честно признаться - она свернула не туда. Будто мало ей было быть любовницей. За это она худо-бедно могла оправдаться, мол, любовь… но предать то, кем она была… это уже меняло все на свете. Потому девушка не выдержала.       И вышла на акцию протеста. Такую же, как сотни других в жизни юной эко-активистки. С одной лишь разницей. В этот раз она не была никем в толпе и Драко подошел к ней. Она не была никем, а значит впервые ощущала себя так же, как он. На виду. В клетке. Под прицелом.       Гермиона ещё утром, сидя на коленях на асфальте и рисуя плакат, знала, что Фафнир не поймет. Скорее всего, примет это всё за фарс и месть за ребенка. Но нет. Как он оставлял личное за порогом политики и принимал решения, исходя из своих интересов, так в этот раз действовала и Джинджер, зная наперед, что не прибавит себе баллов, ведь Астория создавала видимость куда более правильной, послушной женушки. Знала, но все равно поступила так, как ей велела кровь. Была собой. Была мексиканкой. Была потомком мечтателей. Была грязнокровкой. Но гордой. Не предавшей себя.       И знала, что последствия будут ужасны. Это Драко мог говорить за свои принципы и разделение, когда дело касалось её… о, здесь он был не так рационален. Увы. Все равно, что кричал в машине, что её дело - и его дело, потому он должен был быть в курсе всех её решений, но за её же спиной планировал второе отцовство. Вот как он поступал. И она поступила так же в ответ. Не из мести. А просто не желая быть безголосой деткой в дорогом костюме. Лучше потерять все. Лучше потерять даже его, чем потерять себя. Драко не имел на нее планов до конца своих дней, значит, ей следовало беречь самое ценное, что было, - свою идентичность.       Достав телефон, чтобы оплатить поездку, Гермиона увидела сообщение, которое пришло от Драко. Сначала расплатилась, вышла - все с тем же плакатом - а потом лишь прочитала написанное. Её тело пронзило током.       “Домой. Немедленно. Жду! Косынку не снимай, революционерка”.       Застыв, она задрала голову, пытаясь прикинуть, там ли уже Драко или нет. В иных обстоятельствах властный тон и последняя фраза возбудили бы её до дьявола, но сейчас она испытала лишь страх. Страх перед ссорой и расставанием, к которому была не готова, но оно было логичным последствием дерзости. А ещё в ней поднялся протест. Почему ей нужно было подчиняться? Отчего Драко решил, что, забыв обо всем, она побежит на словесную порку?       Потому, гордо вскинув голову, Гермиона перешла дорогу и отправилась в парк. Где купила чуррос и, забравшись на скамью с ногами, ела те, размышляя - а что, собственно, дальше. Как отрикошетит её поступок по ней самой? Почему Драко желал её видеть? Что… что делать, если он прогонит? И вопрос был не только моральный, но и материальный. В плане, где ей жить. Как жить - Джинджер не задумывалась. Ей в жизни не вырывали сердце ещё, потому она понятия не имела о душевных муках, которые не заглушит даже лучшая из квартир, если её не прогонят. Но впервые девушка поняла, как хрупко её положение. Быть любимой девушкой мистер мэра - которого она сегодня прогоняла звонким, как пощечина, “вон”, что все ещё было написано на картонке из-под той кофемашины, что он купил - это, конечно, приятный статус, но очень уж хлипкий. Зависимый только от милости Драко.       Поднявшись и продолжив прогулку, Джинджер поморщилась. Ей было неприятно от осознания своей абсолютной зависимости от Драко. Она всегда пыталась всё делать самостоятельно, а за пару месяцев превратилась в банальную содержанку, спрятавшись за слово “любимая”.       Услышав музыку, Гермиона невольно пошла на звук. Рефлексы были сильнее. Мыслями Джин репетировала обвинительную и оправдательную речи в Сити Спайр, но телом шла к тому, что было её сущностью. К музыке, под которую тело хотело танцевать, однако, увы, травма сковала его. И даже массажи и процедуры, что оплачивались Командором, не могли спасти положение. Они уменьшали боль в спине. И все. По иронии, все закончилось, когда началась любовь. Танец Лютиэн, смерть Изольды был последним, что девушка станцевала. Слишком сложный для сломленного тела, он окончательно сломал то, что ещё уцелело. Она пожертвовала своими крыльями ради любви и теперь навсегда будет в оковах. Вот какова была цена её чувств к Драко. По-настоящему Джинджер уже никогда не станцует. Не подпрыгнет, чтобы красиво приземлиться. Как Русалочка отдала голос во имя любви, она продала Северусу то, что любила. Ради того, кого полюбила. Но, как оказалось, одно чувство не заменяло второго. В душе Джинджер все ещё желала танцевать. И каждый день в Мет усиливал эту боль потери. Находиться рядом с танцорами, придумывать танцы и лишь отдавать команды - это было так же оглушающе, как и любить Драко, сидя за кулисой, пока мир хлопал его с Асторией поцелуям.       Возможно, поэтому она рванула на демонстрацию. Хотела ощутить, что контролирует ещё хоть что-то. А возможно, желала быть принятой Драко со своими пусть непокорными, но мыслями. Принятой, когда сегодня она ему принятия не дала. Нарушила главное правило отношения с Его Честью - не была верной, а это ведь так ценилось в политике.       Остановилась Гермиона, лишь когда музыка - что-то современное, что Джинджер не слышала с момента, как ушла из клуба Кьяры - не привела её к матери. Девушка замерла. Замерла, и внутри все оборвалось. Растерянная, она оглянулась. Она была на Земляничной Поляне. Совсем позабыв, что летом мама часто проводила дневные репетиции здесь с девочками, которых родители не отправили в европейские балетные школы. В детстве Джинджер думала, что так мама пытается разнообразить тренировки, но с возрастом поняла, что парк дает ей возможность в летний простой не платить аренду за зал, да и танцующие девочки привлекали взгляды других родителей, и они записывали своих дочерей в мамину школу.       Джин помнила, как танцевала здесь, травмируя стопы, а люди ей аплодировали. Мама продавала свои услуги её талантом, всякий раз говоря подошедшим, что это вот - самая юная чемпионка таких-то соревнований. Играя на родительской гордости, рисовала будущие победы, забывая сказать, как больно бывает порой танцевать. А Джинджер и ещё пару девочек танцевала, тщетно пытаясь выиграть самый недоступный приз - немного любви. А потом, переобуваясь, шла домой сама, ведь мама любила обедать в Плазе. Маленькая дочь, имеющая лишь карточку на метро, ехала домой и отсчитывала дни до встречи с папочкой, который покупал ей здесь буррито или чуррос. Мама никогда её не угощала. Но Джинджер все равно любила открытые тренировки, танцы и её. Когда-то давно.       Удерживая подмышкой свой плакат, девушка смотрела на мать. Если люди считали её красивой, то они не видели маму. Она была в разы красивее. Строгость добавила четкость лицу, и та выглядела неприступной снежной королевой. К тому же, в отличие от дочери, мама была стопроцентной американкой, потому кожа у нее была в разы светлее. Неудивительно, что рядом с ней девочка испытывала комплекс несовершенства, который тщетно пыталась преодолеть. Быть грязнокровкой при настоящей американке было непросто, особенно десять лет назад, когда общество не отменяло людей за расистские высказывания, и потому Гермиона частенько слышала вопросы вроде “это точно ваша дочь?”, намекая, что она смуглее принятого в Нью-Йорке стандарта. И всегда втягивала голову в плечи, когда мать нехотя говорила: “Мммм, да”. Девочка, хоть маленькая, знала, что мать стыдится её цвета кожи. Хоть сама ведь решила выйти за мексиканца.       И этот её стыд Гермиона пронесла на себе даже до этой секунды. Стыд, который всегда заставлял ощущать себя ниже того же Драко или его красивой, бледной женщины. Потому что родители не научили её любить себя. Отец проблемы не видел, просто обучал мексиканским традициям, а она была слишком беспроблемной девочкой, чтобы сказать, что над ней шутят в школе, или мама всегда на фото для рекламы приглашала девочек посветлее, потому что “милая, не все захотят отдать своего ребенка к нам, если подумают, что мы тут и иммигрантов принимаем”. И она несла ещё и этот груз на себе, слишком рано пристрастившись к светлым румянам и тональному на тон светлее. Замазать позор не удалось, и Гермиона жила с тем, что имела.       Пусть подрастая, она полюбила свою национальность. С удовольствием следовала традициям. Но рефлекторный стыд она испытывала всякий раз, когда на нее смотрели как слишком светлые люди, так и слишком темные. Она не вписывалась ни в одну категорию. Не была ни темнокожей, ни бледной, ни полноценной американкой, ни мексиканкой. Всегда посредине. Там, где ни одна группа её по жизни не понимала. Увы.       Сейчас говорили, что общество изменилось. В социальных сетях. Но не в метро, где, если кому-то она случайно наступала на ногу, не в силах удержать баланс из-за боли в спине, её могли довольно громко обозвать “грязной имигранткой” и никому ничего за это не было. Возможно, потому она была так благодарна Драко за личного водителя. И потому так ценила работу в МЕТ, первом месте в мире, где значение имел лишь талант, не более.       - Джинджер? - Мать, развернувшись, увидела дочь, которая подойти не хотела, а уйти, не поздоровавшись, не могла. Потому держала дистанцию, погрузившись в непростые мысли, а теперь рассеянно моргнула, как человек, отгоняющий наваждение.       - Привет, мама, - она сделала вздох побольше. Они не виделись почти два года. С того дня, как Гермиона очнулась после первой операции в больнице, и именно мама сказала, что карьере пришел конец. Её ошибка во время приземления стоила очень дорого “нам всем, Гермиона. Ты так меня подвела”.       Девочка - ей было всего девятнадцать, она была лишь потерянной маленькой девочкой - беспомощно смотрела на мать, боясь заплакать, чтобы не разочаровать еще сильнее. Лежала, ощущая боль в спине, и не могла ничего сказать в свое оправдание. Она проиграла. Упала и сломалась. Навсегда. Как те куклы, которых дети случайно ломали. Лежала и не ждала к себе сочувствия. Не привыкла. А мать качала головой. Рассказывая, что лечение будет стоить дорого и денег таких у них, увы, нет, потому вряд ли ей удасться пройти реабилитацию и полноценно жить дальше. Боль всегда будет с ней.       Она ушла, не поцеловав и не пообещав прийти завтра. И не вернулась. За ней ухаживал отец. Который приходил каждый день. Приносил покупную еду. Расчесывал волосы. Целовал в щеку. Она всегда ему лгала, что все у нее хорошо. И плакала только по ночам, накрывшись одеялом. Кусая краешек подушки. Чтобы никто не знал, как ей больно. Плакала, в душе зная, что не виновата. Ведь спину она травмировала задолго до падения. Почти год Джинджер жаловалась матери на боли, что были сигналами к тому, что она не в порядке, что не выдерживает нагрузки. Та давала ей таблетки и требовала большего. Потому она упала. Потому что больше не могла.       - Удивлена тебя видеть, Джин, - женщина сделала властное движение, приказывая девочкам дальше танцевать, и подошла к дочери. Чуть сузила свои темные глаза и склонила голову, изучая, видимо, цокнула языком, не оставшись довольна. Не обняла. Хоть и дочь не стремилась в объятия. Наоборот, она рефлекторно отступила, не желая соприкасаться. - Странно. Впрочем… нет, не важно. Рада тебя видеть, дорогая. Думала, ты теперь так высоко, что не спускаешься к своим незнатным родителям. За последнее время от тебя ни слуху ни духу. Читаю о тебе только в газетах.       Её выдержке и самоуверенности Гермиона завидовала всегда. Мать всегда умела звучать убедительно. Даже сейчас голос поднялся на пару нот выше и Джинджер почти поверила в свою вину. Будто не её бросили, а она была плохой дочерью. Будто не она звонила маме каждую неделю и та лишь изредка брала трубку, пока ей, Гермионе, не надоел этот спектакль на одного. Нет же. Звучало так, будто она зазналась.       - Я разочарована.       - Какая новость, правда, - вдруг дерзко усмехнулась Джинджер, впервые ощущая в себе силу огрызнуться, потому что ей вот сейчас было все равно, что думала эта незнакомка. Её мысли были где-то в Сити Спайр. Где её ждал Драко, а она тратила время здесь. - Ты всегда разочарована. Всегда есть кто-то, кто лучше. Не нравится тон, которым обо мне пишут?       - Не этим, дорогая. Тебе нравится выставлять на посмешище - да ради Бога, хоть мы тебя не так воспитывали, - она говорила так, будто действительно хоть когда-то воспитывала. - Этот фарс не имеет реальности, отец рассказал, с кем ты правда спишь. Потому разочарована.       - О, оказывается спустя двадцать пять лет херового брака и жуткого развода у вас, наконец, появилось что-то общее - можно критиковать мои решения, - рассмеялась девушка, ощущая жгучую обиду на отца. Обиду, похожую на реакцию организма на предательство. - Чем же ты разочарована, мама? Ты хотела уложить меня под судью, а я раздвинула ноги перед кем-то постатусней? Разве не повод для гордости? Я не только усвоила урок, но и сделала все лучше.       Ей было горько. Она помнила, как больно ей сделал Драко. Но хуже было от невозможности рассказать о том, что случилось. Как она ехала в метро, хныча от новой, незнакомой боли. Как ей было страшно возвращаться, а ещё страшнее - продолжать любить его. Никто не помог ей распутаться. Никто, кроме Северуса. Зато, блядь, разочарована была вот эта женщина. Обобравшая её до чемпионских лент.       - Я разочарована тем, что тебе хватило красоты соблазнить настолько состоятельного мужчину, но ума не достает не дразнить его, - мать указала глазами на картонку под мышкой с убийственной надписью. Усмехнулась. Гермиона вспыхнула. Её никто не спросил, что она чувствовала. Лишь упрекали за непокорность. Женщина же окинула дочь взглядом. Её простенькое платьице вызвало красноречивое “хм”. - Впрочем, вижу, он в тебя не особо вкладывается. Мог бы хоть принарядить в одежку подороже.       Джинджер открыла рот, чтобы съязвить, что все деньги Драко ушли на покупку ей квартиры в том небоскребе, который бросал тень на них с матерью с огромного расстояния, ведь защищаться в стиле “я на митинг так пошла” не было смысла. Потом она умолкла. И не захотела говорить ничего. Потому что не доверяла ей, этой женщине. Страшно подумать, но ведь мама могла любую её фразу продать в прессу, потому Гермиона не съязвила. Не защитилась. Но в этом была сила девушки в данную минуту. Сила и достоинство. В отсутствии реакции. Она была так уверена в своем положении, что не считала нужным оправдываться.       - Мне жаль, мама. Ты всю жизнь искала мужчину такого уровня, чтобы выпотрошить его счет до последнего цента, и, наверное, тебя так злит, что повезло твоей нерасторопной, некрасивой дочери. Жаль, ведь ты ничего не можешь сделать. Твое время прошло, а я… а я прекрасна даже с разбитой спиной и в платье из масс-маркета, купленном по скидке. Прекрасна настолько, что могу быть собой и выражать любое мнение. И мне ничего за это не будет. Потому что я свободна. И независима. Твой уход из моей жизни сделал меня такой. И я за это очень благодарна.       Она сказала и вдруг рассмеялась. Легко и непринужденно. Потому что поняла, что ей правда ничего не будет. Драко любит её и звал просто на разговор, от которого она по-детски сбежала. Потому девушка, помахав рукой, развернулась и пошла в сторону… дома. К своему Фафниру. Чтобы поговорить. Женщина же смотрела вслед дочери и думала, что та скорее всего не знает, что люди господина мэра заплатили ей за молчание. Что вина за травму лежала на нем.       “Тем лучше”, - довольно подумала миссис Грейнджер, доставая телефон и находя номер того человека. Помощника мистера Малфоя-младшего. Майлза. Того, кто передавал ей деньги. Раз её дочь спала с Его Честью, пора было и ей заработать на этом. Получить за очередное молчание хорошую сумму, иначе пресса… прессе бы их роман понравился бы. Она не боялась даже без доказательств говорить. Квартира, которой Гермиона рискнула, подписав контракт, была записана на бывшего мужа, а значит она ничего не теряла. Со всех сторон была бы в выигрыше.       “Хорошая девочка”, - довольно подумала женщина. Кто бы мог подумать, что травмированная дочь все ещё могла приносить ей деньги. Это была просто замечательная новость, которая очень тешила миссис Грейнджер. ***       Машина Его Чести остановилась у особняка Грейси, и господин мэр своей величественной персоной - митинг с виду не капли не поколебил ни корону, ни осанку - появился на ступенях. Несмотря на сообщение, что он отправил своей революционной пташке, применившей сегодня алое оперение, мужчина не рванул в Сити Спайр. И потому что у него были ещё политические дела, и потому что… потому что он был настолько зол, что не хотел срываться на Гермиону. Девочка была совсем юной идеалисткой, и Драко не хотелось стать тем, кто криком бы разрушил её веру. Хватало и того, что он и так немало рушил в ней. Этот стержень ей стоило сохранить. Любой ценой. Накричать на Джинджер было соблазнительно, это сняло бы некую боль, что копилась в Его Чести от удара в спину, но более зрелый и мудрый Фафнир понимал, что если ударить по каркасу, рухнет весь характер сиалии. Ломать её у него в планах не было. Поговорить, объяснить, может даже проучить - да, но ругать… он не был её отцом. Он не имел права её ругать.       И потому Драко не поехал сразу. Слишком многое крутилось на языке. Его Честь знал, что в ярости был глух и слеп, потому пытался не ранить. Охлаждал голову, чтобы просто поговорить, но пока успокоиться ему не удавалось. Образ девушки в красном был для него… как алая тряпка для быка. Стоило её визуализировать - всю её от косынки до плаката - как Драко снова и снова хотелось орать. А ещё сильнее - наказать. Вульгарно и страстно. Ярость и похоть взрывались у него под кожей, кажется, оставляя ожоги. У него впервые было настолько неопределенное состояние - когда ему нужно было кричать, не подбирая слов и одновременно трахаться, не будучи нежным. Обычно, когда Драко злился на Асторию, она не пробуждала в нем желание, когда хотел её - не кипел от злости, а от Джинджер у него крышу срывало напрочь.       “Выебал бы тебя в одной только косынке”, - снова и снова прокручивал Драко мысль, от которой сходил с ума и теперь не мог понять, чего в нем больше: обиды или банального желания? Его пугало то, что её ошибка - серьезная, блядь, ошибка - настолько завела его. Ему стоило подумать, как все исправить, но вместо этого Фафнир видел лишь возможность освободить ещё сильнее свою темную, властную натуру и хорошенько поучить пташку покорности. К обоюдному удовольствию.       Это было неправильно. Она испортила ему рейтинг, показав, что даже верные разочаровывались. Она унизила его, нарушив правила. А он хотел её. Хотел, любил и где-то глубоко внутри, под слоем бессильной злости и пожирающей похоти восхищался той смелостью, которую сам Фафнир в виду своего положения не всегда мог проявить. Ему так хотелось - не сосчитать сколько раз за свою жизнь - кого-то вот так просто послать нахуй, но пресса бы не простила. А Джинджер смогла. Правда, Драко не думал, что этим кем-то будет он.       - Нужно подписать документы по…       - Не сейчас, - Его Честь остановил Майлза, но тот, идя рядом, продолжал зудеть, пока Драко не затормозил и не повернул голову к помощнику. - Я. Сказал. Не. Сейчас! Что не ясно? Положи на стол в мой кабинет.       И дрожа от ярости, он направился в столовую, рявкнув, чтобы за ним никто не шел следом и попросив принести чашку рисового чая. Ему нужно было просто пару минут в тишине. Абсолютной тишине. Хотелось снять амплуа мэра и остаться просто мужчиной, который хотел выдохнуть. Впервые за пару месяцев остановиться и, блядь, попить чай. В молчании. Наедине лишь с собой. Иначе - Драко ощущал это - он просто сорвется. И тогда кому-то врежет. От всей души. И с удовольствием.       К тому же он ощущал, как удушье, питаясь его злостью, уже готовилось захватить его в свои объятия. Закашливаться при всех Его Честь не собирался, потому вертел респимат в кармане, пока не влезет в столовую. И замер.       Снейп. Здесь сидел Снейп.       Не то чтобы его здесь не должно было быть. Командор часто предпочитал работать именно в столовой. Вот и сейчас на столе перед ним были совсем не булочки с изюмом, а три включенных ноутбука, гора бумаг да переполненная пепельница. Рефлекторно Драко отметил, что без его пташки ебаный Северус курил сигариллы без пластикового мундштука. Интересно, их он ей подсовывал, потому что так было эротичней или все же хоть немного, но пытался уменьшить вред от курения без фильтра?       - А она хороша, да, Драко? - просто сказал Северус, разворачивая к Малфою один из ноутбуков. Там, на первой странице новостного сайта красовалось фото Джинджер. Естественно, блядь, она была хороша. Не длинными ногами, которые обнимали его, пока он её трахал под “ещёёёёёё”. Не синими глазами. И даже не алой лентой. Надписью. Надписью на плакате.       Прочь, Господин Мэр!       Вот где была сенсация. В сраной картонке, которую сжимали тоненькие пальцы. И все же да - в её красоте. Потому что Драко понимал, если бы плакат держал менее примечательный человек, ракурс был бы общий. Но Джинджер… в ней для прессы было идеально все - и смелый посыл, и яркая внешность, и цвета. Он всю жизнь ждал момента, когда его подловит какой-то Альберто Корда, а по правде фото всей жизни получила она, его персональная свобода.       Потому да, Командор был прав. Она, конечно, была хороша.       - Это ты, - вдруг выпалил Драко, - ты надоумил её! Ты это сделал.       Он редко, почти никогда не терял контроль, но сейчас адреналин в нем просто зашкаливал и, недолго думая, мужчина, небрежно швырнув респимат на стол, сделал замах и врезал Северусу, вкладывая в этот удар все - “благодарность” за поцелуи с Джинджер, их совместные сигареты, испорченный ужин в Мет. Всё, что кипело в нем, Драко щедро отдал. Одним сокрушительным мощным ударом в челюсть. - Ты настраиваешь её, ты! Что ты задумал, ублюдок? Зачем тебе она?!       Ещё один разворот - и удар в нос. В следующую секунду Драко закашлял, поскольку Снейп в ответ, пользуясь его открытостью, ударил его в солнечное сплетение. Так они и застыли на секунду. Затем абсолютно спокойный Снейп потянулся к салфеткам, чтобы вытереть кровь с лица, а Его Честь нашел респимат.       - Для меня эта выходка тоже оказалась сюрпризом, - ледяным тоном заявил Снейп, чуть запрокинув голову. - Сколько раз я тебе говорил, Драко? Контролируй эмоции и дисциплинируй разом.       - Засунь свои мантры себе в задницу!       - Если я это сделаю, если перестану давать тебе грамотные советы, то можешь похоронить свои губернаторские амбиции, мальчик, - насмешливо хмыкнул Северус, и вдруг Драко в секунду стал опасно спокойным. Ему было что сказать Командору о его грамотных советах. Настолько, что Джинджер потом из-за них бежала на демонстрацию против него.       - Возможно, прямо её ты не надоумил, но эта твоя идея с банановыми инвесторами… не верю, что ты этого не предвидел. Что ж, раз ты у нас такой стратег, уверен, у тебя и решение есть, как поднять мои рейтинги обратно с такой же скоростью, как они обвалились, - он подошел ближе, и голос Драко зазвучал ещё злее. - Потому будь так любезен, Северус, прекрати делать вид, что это ты меня нанял, потому что нет, нет и ещё раз нет. Ты работаешь на меня, а не наоборот. Реши проблему. Немедленно.       - Этот скандал пойдет тебе на пользу, потому что завтра Джин будет снова верна тебе. Мало толку взять молодую волонтерку и засветить её, думая, что мексиканская малютка добавит тебе в рейтинге. Да, мы поигрались в это твое “смотрите, я лоялен настолько, что молодежь верит мне, даже цветная”. Это игры уровня праймериз. Против Поттера это не поможет, у него полно таких девочек, мальчиков и трансгендеров. - Снейп присел на край стола и снова закурил. Его темные глаза переливались. - А вот стать павшим героем, который вернул доверие - ты понимаешь, как это будет выглядеть? Да тебе завтра поверят даже скептики. Я поговорю с Гермионой, успокою и…       - Нет, ты больше не заговоришь с ней. Ни сегодня, ни завтра. Никогда! - Драко сглотнул. Стиснул кулаки. Руки чесались въебать Снейпу ещё раз, но он сдерживал глупый, мальчишеский порыв. - Я сам поговорю с ней и подберу слова, твое дело - пресса, а не она, понял? И никогда, ты слышишь, никогда больше не смей использовать её в своих интригах. Никогда! Не манипулируй девочкой. Когда я сказал заняться её имиджем, это значило не сделать из нее куклу. Я ждал иного. Ты меня подвел, решив вслепую использовать её. Джинджер слишком важна, чтобы размениваться ею ради баллов в рейтинге, ты услышал меня? Я закрыл глаза, Северус, на то, что ты трахаешь мою жену в нашей постели. На интриги с Джинджер смотреть сквозь пальцы не буду.       Он не угрожал. Не кричал. Но говорил так, что было ясно - ещё одна такая выходка, и последствия будут такими, что пострадают все. И судя по ярости в глазах Драко готов был рискнуть даже собой. Снейп хмыкнул. С такой злостью за свое боролся только Художник, застав его за поцелуем его жены. В ту секунду рейтинги Монстра не имели значения. Только желание защитить свое.       Кто бы мог подумать, что у этого мужчины с чудовищем из Вашингтона было что-то настолько общее?       - Понял.       - Вот и славно, - расплылся в паршивой ухмылочке Драко, а затем направился в кабинет. Подписав все нужные бумаги, он вошел в гардероб, надел пиджак и задумчиво посмотрел на коллекцию нагрудных платков. Хмыкнув, он выбрал красный. Чтобы быть в тон алой косынке на голове Джин. Затем, прихватив небольшую коробку, купленную еще месяц назад, Драко Люциус Малфой направился в Сити Спайр. Все так же кипя от ярости. Он, может, поставил на место Северуса, но теперь ему нужно было решить вопрос верности Джинджер, чтобы больше она не стала жертвой слепых интриг.       И, о Эру, у него была великолепная идея. Великолепней некуда. ***       Когда Гермиона вошла в квартиру, Драко уже был там. Наверное, после митинга он был ещё на какой-то встрече, поскольку поверх жилетки и рубашки на нем был ещё и светло-серый, в тонкую полоску пиджак, а из нагрудного кармана виднелся алый платок. Мужчина - кажется, абсолютно спокойный - сидел спиной к городу на высоком барном стуле, опустив расслабленные руки между ног. Вообще, это была его любимая поза. И в ней было столько властности. Увидев девушку, Драко улыбнулся.       - Здравствуй, пташка, - весьма радушно поприветствовал он её. Совсем не как человек, желающий ссор и расставаний. Джинджер настороженно кивнула. - Поужинаем? Как насчет равиоли с рикоттой и орехами? Шпинатный соус прилагается. Смузи, кстати, тоже.       Драко спрыгнул со стула и, пошуршав крафтовым пакетом с лого известного на Манхэттене ресторана итальянской кухни, достал оттуда стеклянную бутылочку с зеленым смузи и протянул Джинджер, наверное, вместо оливковой ветви. Снимая пробку, девушка задумалась - откуда он знал, что это - её любимое заведение, она ведь всегда ужинала там сама. Без Драко или даже Северуса. Забредала после тяжелых репетиций и заказывала как раз шпинатный смузи с каплей кленового сиропа и равиоли в зависимости от настроения.       - Сейчас поставлю тарелки.       - Зачем? Брось, сиалия, - Фафнир поцеловал свою эльфийку в нос и обратно забрался на свой трон. Достал коробки с пастой. Это было не типично для Драко, но сама Джин обожала есть еду из доставок за барной стойкой. Потому не стала отказывать себе в удовольствие поужинать без пафоса. Лишь подала им две вилки, посчитав, что это справедливо. С него - ужин, с нее же - приборы. А затем села напротив.       - Спасибо, Драко, - она предусмотрительно не звала мужчину “Ваша Честь”, чтобы разговор, который висел в воздухе, пока не состоялся. Ведь не мог же Фафнир все просто забыть. Он не отличался особой ностальгией да и… у Драконов обычно была прекрасная память. Но мужчина не злился - уже ладно. Возможно, ждал извинений? Потому девушка, вертя вилку, тихо начала, - слушай, я…       - У меня был плохой день, сиалия, - остановил её Драко. Погладил её по запястью. - Давай просто поедим, хорошо. Голоден.       И они ели. Обмениваясь неловкими взглядами и корявыми фразами. Казалось, что Его Честь собой владеет получше. Потому что ему удавалось поддерживать их разговор и даже, кажется, наслаждаться её компанией, и до конца ужина Джинджер расслабилась и повеселела. Даже попробовала равиоли из коробки Драко, чего себе никогда не позволяла. Но ей захотелось быть игривой от облегчения.       - Почему вегетарианские?       - Потому что я уважаю то, что тебе важно, - прозвучал полный достоинства ответ, и Гермиона перестала жевать. Формулировка была слишком очевидной. Она его не очень-то сегодня уважила на публике, зато Драко в знак примирения принес два вегетарианских блюда. Не дав девушке снова начать оправдываться, Фафнир снова полез в пакет и достал ещё одну коробку.       Но от нее одуряюще не пахло едой.       - Открой, - просто сказал Драко, и Гермиона повиновалась. Подняла крышку и замерла. Там лежали темно-красные кожаные браслеты с ремнями. Всего четыре штуки. Одна пара поменьше и потоньше, вторая - покрупнее. Джинджер вскинула голову и посмотрела своей неЧести в глаза. Один был темнее, второй - привычно светлее. Но они ярко сверкали похотью. Щекочущая дрожь начала ползти по телу. - Примерь. Мне кажется в тон твоей косынке.       Это была не просьба. О нет. Приказы Гермиона отлично узнавала. Их Драко отдал железным тоном. Настолько, что они отдавали привкусом металла во рту. Волнующим и возбуждающим.       С минуту девушка только шуршала бумагой, перебирая браслеты, пахнущие жаждой власти. Они скрипели под её пальцами. Драко молчал, скрестив руки на груди. Все что нужно - он уже ей сказал.       Джинджер спрыгнула со стула. Провела кончиком языка по пересохшим от волнения губам. Не сводя взгляда с Драко, она неспешно стала развязывать ленту, на которой держалось все её платье.       - Мне кажется, его сначала нужно снять, так будет сразу ясно, что они в тон моей косынке, - проворковала пташка, включаясь в игру. У нее давно пропал страх раздеваться перед ним, наоборот. Неспешно обнажая свою кожу, Джинджер наслаждалась, ведь знала, что юна и прекрасна для него. Потому неспешно играла завязками, прежде чем позволила платью с тихим шорохом упасть к босым ногам.       Драко не изменился в лице. Но глаза его засияли сильнее.       Джинджер осталась в одном белье. Своего любимого телесного цвета. Расшитого невинными цветочными узорами. На фоне этого кожаный браслет, который она успела уже надеть на запястье, выглядел особенно сексуально. Ей шли такие агрессивные штучки с ремнями и застежками.       - Поможешь?       - Сама, пташка, сама. Регулируй их жесткость сама. - Он усмехнулся, наблюдая за тем, как она регулирует зажимы на руках. Карабины к браслетам были у Драко в кармане штанов. Перестав скрещивать руки, мужчина достал один из них и демонстративно стал тем щелкать. - Живее, детка. Ты достаточно сегодня испытала мое терпение.       Джинджер ничего не ответила. Только послала Драко воздушный поцелуй и… развернулась к нему спиной. Своими эфами. Потянулась, привстав на цыпочки, и замерла - изящная и хрупкая на фоне массивного города. А затем она неспешно наклонилась, чтобы пристегнуть браслеты к щиколоткам. Ей стало лучше из-за лечения, и теперь Гермиона могла себе иногда позволять баловать Его Честь шикарным видом сзади.       - Ты бы хотел этого, Драко? Хотел выебать меня на фоне твоего обожаемого города?       - Значит в такой позе ты хочешь, милая? Я сегодня добрый. Разрешу тебе выбрать, как ты хочешь, чтобы тебя имели.       Снова щелкнул карабин. Девушка разогнулась и развернулась.       Алая косынка. Телесное белье. Алые браслеты.       - Мне кажется или тебе не хватает только того твоего плаката в руках?       - Кое-чего действительно не хватает, - согласилась Гермиона, понимая вдруг, как загладить вину. Загадочно хмыкнув, она подошла к кровати и открыла нижнюю тумбу. Перебрала то, что как-то купила и не понадобилось. Выбрала нужный цвет - такой же революционный, как косынка - и подошла к Драко. Который все так же восседал на своем стуле. - Твой набор был не полный. Нам ещё понадобится это. Сегодня я буду твоей послушной девочкой, - прошептала она и даже не подумала стыдливо опустить глаза, хоть протягивала ему кожаный ошейник. Вместо плаката с надписью “прочь”. Это было сногсшибательно демонстративно.       Все так же глядя Драко в глаза, девушка медленно опустилась на колени, вытягивая свою шею. Подставляя её под прикосновения ремней. Фафниру пришлось наклониться. Неспешно он затягивал ошейник, предусмотрительно засунув палец между ним и кожей Джинджер, чтобы не увлечься.       Гермиона, чувствуя, как мужчина застегивает на ней ошейник, затаила дыхание. Ощущение было новым и вызывающим дрожь нетерпения. Она напряглась всем телом просто чтобы не застонать от всего, что испытывала сейчас: от желания до легкого ужаса. Не чувствовала девушка лишь одного - унижения. Джин опустилась на колени, не затем, чтобы униженно выпросить прощение, а лишь потому что в ней была сила позволить себе сегодня быть послушной и покорной. Поскольку Драко этого хотел и это совпадало с её грязным желанием. В те первые ночи с Фафниром ей против воли нравилось то, что в чем-то она была беспомощна в его руках, и в этих новых, доверительных отношениях Гермиона хотела вернуть то острое ощущение. Потому сегодня готова была разрешить больше, чем когда-либо. Просто потому что знала - если ему сорвет крышу, они оба захлебнутся от страсти и удовольствия.       - Что Его Честь прикажет?       - Сними лифчик. Иди в постель. И поживее. Выбери позу поудобней. Я свободен до трех утра.       - Боже… - вырвалось у нее, поскольку часы показывались лишь семь вечера. Он никогда ещё так долго ею не занимался.       Больше не говоря ни слова, девушка поднялась с колен, расстегнула лифчик и направилась к постели. Драко не шел следом. Сидя на стуле, он сквозь сощуренные глаза - солнце безжалостно кололось - наблюдал, как пташка устраивается на спину. Естественно. Она всегда ложилась на спину, на то был и расчет. Оценивал, как она предусмотрительно заталкивает маленькую подушку под поясницу. Как вытягивается, и блеск солнцелова рассыпал разноцветные веснушки по её телу.       Затем она согнула колени. Драко хмыкнул. Это его не устраивало.       - На тебе слишком много одежды. Все еще.       - Думала, ты никогда не попросишь, - рассмеялась Гермиона, ерзая, чтобы снять трусики. Драко наконец поднялся. Дошел до постели. Теперь его тень падала на нее, закрывая солнце, город и весь мир.       - Я не прошу, Джинджер, я приказываю. Не путай. Расставь ноги. Ммм, милая, что так стыдливо? Шире. Я хочу видеть все, что собираюсь трахнуть. Руки вниз.       Он присел рядом и лениво щелкнул карабином. Джин округлила глаза. Думала, он пристегнет руку к руке, а ноги - к кровати, но нет, Драко защелкнул кольцо на запястье и то, что на щиколотке.       - Так меньше места для маневра, - очень довольно объяснил Его Честь, поднимаясь с кровати. Не очень торопясь, обошел ту и с другой стороны сделал тоже самое. А затем отстранился и закурил. Гермиона потерла коленку и коленку. Все её тело зудело от желания, а он просто курил? - Вижу, тебе не терпится, да?       - Да, - выдохнула Джин, и Драко рассмеялся. Наклонился и поцеловал её, выпуская дым ей в легкие. Прикусывая нижнюю губу. Она закрыла глаза. Мужчина вложил сигарету в полуоткрытые губы, и Гермиона сделала затяжку. Драко тут же забрал ту и снова поцеловал. Теперь она дышала дымом, а он выдыхал желание. - Пожалуйста. Сделай это.       - Сделать что?       - Трахни меня.       - О, не стоит торопиться, - покачал головой Драко. Удерживая сигарету теперь в своих губах, он бросил пиджак на кровать и стал закатывать рукава рубашки. Гермиона жадно наблюдала за ним. - Знаешь, что я с тобой сделаю, пока ты полностью в моей власти? Заставлю тебя кричать так громко, что эти долбаные пуленепробиваемые стекла пойдут трещинами. И повторю это много раз. Сначала я трахну тебя пальцами. Везде. Потом языком. Потом членом. Во все твои восхитительные дырочки. Начиная с болтливого рта, который сегодня всякое говорил, заканчивая… да, Джин, больше я хорошим не буду. - Расхаживая вокруг постели, мужчина лениво натягивал кожаные перчатки. - Я хочу быть очень глубоко в тебе. Сзади. Пока ты не кончишь. Чтобы я мог начать сначала.       Он наконец докурил бесконечную сигарету и сел на кровать. Тихо рассмеялся, проводя пальцем у нее между ног и задумчиво глядя на прозрачную жидкость на перчатках. Потер ту, и она растянулась тонкой паутинкой между его пальцев.       - Вижу, мои планы тебя устраивают, - он поднял руку повыше, касаясь её губ. Гермиона открыла рот и жадно облизнула пальцы в перчатках. - Да. И каково оно на вкус? Желание?       - Сам… попробуй, - огрызнулась девушка, измученная ожиданием.       - Попробую. Когда доберусь до тебя языком, - пообещал Драко, наклоняясь так, что его нос соприкоснулся с её носом. - Я не закончил, Джин. Мы только начали. Что ты знаешь о двойном проникновении?       - Драко?       - О, да, его даже вдвоем можно практиковать, у нас для этого целый арсенал всего, да? Хочу послушать, как ты стонешь, когда тебя трахают сразу и везде, - он уперся кулаками в постель.       И вдруг Гермиона увидела, что вены на его руках аж вздулись от напряжения. И что сам Фафнир слегка дрожит. Внезапно воздух в её легких закончился, и она задохнулась. Потому что поняла, что просчиталась. Все его улыбки, вся легкость были напускными. Этот мужчина гневался на нее, так гневался. И сейчас собирался проучить её, беспомощную и связанную. Наказать за непокорность. Она тут же заерзала сильнее, потому что адреналин поджег кожу, и Джинджер начала сгорать.       - Детка, да ты же сейчас дышать перестанешь. Сделать тебе искусственное дыхание?       - Сделай. Ртом. Между ног, - дерзко ответила она, - хочешь обучить меня покорности? Сначала приручи. Ну же, Драко. Опусти свою гордую голову и вылижи всё моё желание. Я же девочка в твоем вкусе?       Он усмехнулся, как бы говоря - не так быстро, дорогая.       - Кстати, о вкусе. Как насчет десерта, малютка? - небрежно спросил Драко, поднимаясь с постели и направляясь в сторону холодильника.       - О, так мы о настоящем десерте, - фыркнула она Фафниру в спину, беспомощно царапая одеяло ногтями, ведь он так её и не коснулся, - так меня не выебут в рот, чтобы накормить чем-то особым. Неожиданно.       Драко только загадочно хмыкнул и открыл морозильное отделение. Достал оттуда грону винограда, которую сам же положил в тарелку час назад и оставил охладиться. На самом деле Фафнир прикупил его Гермионе под вино. Девочка, не очень разбирающаяся в алкогольном этикете, просто обожала Рислинг и виноград. Сколько бы он ей ни объяснял, что виноград с виноградом это дурной тон, Джинджер была верна себе, потому Драко выбрал пару крупных грон с продолговатыми ягодами и мускатным вкусом.       Под вечер город накрыло жарой, и неЧесть воспользовался морозилкой. Гермиона имела привычку выключать кондиционеры и распахивать окна, потому он подготовился, однако сейчас в его голове были отнюдь не благородные мысли. Вытащив круглое блюдо, он вернулся к постели и поставил то на покрывало. Улыбнувшись, выключил кондиционер, позволяя жаре растечься по комнате, оторвал одну ягоду и положил себе в рот.       - Жарко? - спросил он, наклоняясь. Снова оперся кулаками в постель. Заскрипела кожа на перчатках. Джин закивала. Мужчина, удерживая ягоду зубами, прикоснулся к губам девушки. Та приоткрыла рот. Секунда - и виноградина очутилась у нее. Раскусив ту, Гермиона довольно сощурилась.       Консистенция была необычайной. Под нежной кожицей скрывался все тот же мускат. Охлажденный до неприличных для вина -21 градуса.       - Знаешь, как из рислинга делают айс вайн, малютка? Четыреста лет назад один винодел - тот еще разгильдяй - не собрал виноград до первых морозов и собрал тот, что слегка примерз. Сока вышло меньше, но какой же тот был сенсационно вкусныц. В ледяном вине от 18 до 20 процентов сахара, когда в обычном до трех. Потому что виноград, когда сморщивается, отдает воду, а сахар остается, - он взял ещё одну ягоду и сжевал сам. Девушка возмущенно фыркнула. - Говорят, между этим и сахарным диабетом есть что-то общее, потому не могу поделиться, мы ж не хотим увеличить уровень сахара в крови, да? - Драко оторвал - медленно - ещё виноградинку и обошел девушку. - Я хочу видеть тебя, Джин. Ты же спортсменка. Можешь сесть на шпагат. А ноги расставить не можешь? Вот так, хорошо. Боже, ты прекрасна, - он прикусил губу.       Она ведь действительно была прекрасна. Настолько, что Драко задал в который раз вопрос, как можно в такой развратной позе было выглядеть возвышенной эльфийкой? Ей не нужны были острые уши и длинные платья. Обнаженная, связанная, она все равно была Лютиэн. И он обожал её без остатка.       Хмыкнув, Драко провел ягодой по её нижним губам. Нежным и не менее желанным. Тем, которые он зацеловывал не меньше, на самом деле.       - А вот уровень окситоцина я не прочь повысить тебе, малютка, - прохрипел Драко, и Гермиона тихо застонала. Жара поднималась, ягода была спасительно холодной, вот только от манипуляций Драко у нее жар расползался по всему телу. Мужчина косо усмехался. Это было лучше, чем лед. Виноградина на таяла в руках, но сохраняла холод внутри. Идеально. - Детка, да ты вся горишь там. Тебя нужно охладить, - секунда - и ягода очутилась там, где Гермиона мечтала ощутить пальцы Драко.       Обжигая приятной прохладой. Мышцы тут же сжались вокруг виноградины. Гермиона откинула голову. Она едва не кончила от контраста и желания. Кто бы мог подумать, что такая вещь, чуть больше косточки, может сотворить такое. Кажется, в эту секунду Джинджер поняла смысл вот той старой сказки, о принцессе, которой, возможно, совсем не горошина не давала спать, а если и горошина, то явно в том же месте, где и ягода ледяного винограда.       - С тебя бы вышел идеальный рислинг, - Драко задумчиво пощипывал грону и ел холодный виноград, любуясь, как Гермиона сходит с ума от одной ягодки, которая перекатывалась внутри. Она настолько хотела его, что сходила с ума. - Охладилась? Милая, ты вся дрожишь. Так ты себе лишь вредишь. Ты же знаешь, мой маленький юный рислинг, что когда мы трясемся, то повышенная мышечная активность сжигает запасенный сахар и выделяет тепло. Тебе будет жарко, Гермиона, не дрожжи.       Его тон звучал с издевкой.       - Хватит, пожалуйста, прекрати, - прошептала девушка, которая больше не могла. Ей нужно было что-то покрупнее. Пожав плечами, Фафнир выудил виноградину… и вложил её девушке в рот. Согретая теплом её же тела, чуть более соленая, она внутри была все так же холодна. Удивительное ощущение. - Прошу. Драко, я больше не могу.       - Хорошо-хорошо, включу я кондиционер, - он сделал вид, что не понял, о чем пташка чирикала. Гермиона выругалась, снова откидывая голову на подушку. Едва не разрыдалась от разочарования. Жарко ей уже не было. Там, внутри, сохранялась прохлада. Приятная. Но раздражала пустота. Какого хрена он ещё не наполнил её собой?       Тем временем, растянувшись рядом, Драко потянулся к пиджаку.       - Знаешь, зачем мужчины носят нагрудные платки? Чтобы подать тот женщине, если она плачет. Все, что осталось у нас от джентльмена - возможность дать женщине выплакаться, вот так. Но тебе не очень повезло. Я не джентльмен, - он выдернул из нагрудного кармана платок, достал из тумбы блестящую анальную пробку и стал ту протирать, - хоть, может, и джентльмен. Видишь, беспокоюсь о твоей гигиене. А теперь, моя милая, я хочу, пока занимаюсь тобой, чтобы ты чётко и раздельно повторяла все, чем ты недовольна. Все, что выкрикивала сегодня. Всё, вплоть до “убирайся”. - Он лениво расстянулся рядом, но больше Джинджер не обманывалась, Драко пылал от ярости. Его рука опустилась между её ног. Драко не смотрел на нее. Лишь в зеркало, в котором было отлично видно все, что было нужно. Большой палец нажал на клитор, слегка массируя тот. Девушка, измученная ожиданием, тихо застонала. Уже от этого можно было кончить. - Не слышу! Ты должна уметь отстаивать свои взгляды в любых обстоятельствах. Ну. Говори. Глядя мне в глаза.       - Драко… - девушка откинула голову на подушку, приподнимая бедра под эти грубые касания. Ей не хотелось ругаться. Лишь сдаться его рукам, губам… любви в таком вот агрессивном проявлении. Хотелось, чтобы он не по-джентльменски выебал её хоть в рот, хоть в другие места. Любым из возможных проникновений. - Драко, не стоит…       - Нет, ты повторишь все, - зарычал он, загоняя свои пальцы в её тело. Два. Без особых прелюдий, ведь успел поиметь её словами, и её тело было пропитано желанием, потому боли не было, лишь удовольствие, которое он стимулировал, делая жесткие движения, - ты не услышала? Не начнешь говорить, я прекращу. И оставлю тебя связанной до утра. Буду сидеть рядом и говорить, что мог бы сделать. Ну же, пташка, днем ты была разговорчивей.       - Ты злишься и…       - Я не злюсь, Джин, я, блядь, в ебаной ярости, - наконец он повысил голос. Закричал на нее. Рука двигалась медленнее. Большой палец зато активней ласкал клитор. Гермиона распахнула глаза пошире, стараясь удержаться на грани между реальностью и тем грешным эдемом, куда он её пытался вытолкнуть. Все, что она слышала сквозь шум, это то, что Драко сердит. Точнее он был вне себя. - Я так долго, так бесконечно долго ходил по струнке, и вот как ты поступила? Знаешь кто ты после этого? Да ты просто….просто…ты….       - Ну, кто же я? - Девушка гордо вскинула голову - насколько это было возможно - и смотрело Драко прямо в глаза. Ожидая хлесткого, ранящего ответа. - кто? Скажи же, наконец.       - Социалистка, вот кто ты, - выпалил Фафнир с возмущением и Джинджер, не удержавшись, расхохоталась. Ведь Драко казался взбешенным. И это слово. Она было забавным. Мужчину это лишь распылило:        - Я верил тебе. И вот как ты отблагодарила меня, написала… что ты там написала?       Мужчина наклонился очень низко. Его глаза горели. Его губы горели. Его сердце горело. Он провел рукой от клитора до груди, оставляя влажный, липкий, полный желания след по телу Гермионы, а потом стал играть соском.       - Повтори, - стискивая грубее, рявкнул он.       - Прочь, Господи Мэр, - четко, по слогам отчеканила девушка, и у него сгорели последние предохранители. Склонившись, Фафнир провел языком по оставленному следу, двигаясь сверху вниз, а девушка шептала: “Прочь, прочь, прочь”. Это заводило. Её покорная непокорность. Возвращала в то ощущение, что он испытал на улице. Злости и дикого, безумного желания. - Ты злишься лишь на себя. Ты повел себя, как ублюдок.       - Это называется политикой, детка, - прорычал он. Пока его язык соприкасался лишь с собственным небом. Он пускал тот в ход ради спора, не более. Мучали Гермиону пальцы, которые вернулись и скользнули внутрь девушки, которая словами сопротивлялась его власти, телом же отдавалась, дрожжа и двигаясь навстречу.       - Нет, это называется ублюдок, Драко, - задыхаясь, Гермиона поняла, что он разбудил в ней не только желание, и орать хотелось сейчас не от удовольствия. Он ни черта не понимал. - Посмотри на цвет кожи, которую ты так страстно целуешь. Ты ебешься с мексиканкой…       - Грязнокровкой, - прорычал он так низко, что девушка захлебнулась. В этом слове не было оскорбления в эту секунду. Кто бы знал, что такое может звучать просто как вульгарная заигрывающая фразочка, которыми парочки обменивались в постели, - я ебусь с грязнокровкой. И в полном восторге. А ты? Тебе нравится? Вот так нравится?       Его палец опустился ниже, лаская более туго сжатые мышцы. В этот раз он ничего не анестезировал касаниями к клитору, например. Хотел дать ей полные ощущение. Настоящие. И Гермиона прикусила губу. Потому что мышцы из-за постоянных сольных тренировок уже привыкли к проникновению, но не к чужим рукам, потому сейчас она испытала стыд и восторг. Пускать его туда было интимней некуда. Болезненней. И так первобытно.       - Да. Так нравится. Но в то же время меня трясет от отвращения, ведь утром ты этими руками подписал тот контракт и… - она задохнулась. Драко прикоснулся к ней языком. Кончиком. Нарушая любые правила приличия. - С тобой не проведешь дебаты, ты жульничаешь.       Мужчина снова вернулся к винограду. Отщипнул одну ягоду, вложил в рот и продолжил спор чуть менее внятно.       - Языком я ничего не подписывал, - гаркнул Драко, перемещаясь губами чуть выше, чтобы толкнуться во влагалище. Точнее сначала он переместил виноградину внутрь, а затем стал ласкать языком. Пальцы тем временем вернулись ниже. Теперь два. Растягивая чуть сильнее. Гермиона в прямом смысле очутилась между льдом и огнем. Что Джордж Мартин понимал в песни льда и пламени? - А остальное… остальное лишь политика. Почему ты не хочешь разделять?       - А ты? Ты требуешь покорности твоим идеалам, но когда я вышла на протест…       - Ты не имела права! Не имела! - Он вскинул голову. Это было бы даже забавно, но на самом деле вызывало дрожь. Драко даже между её ног выглядел властным. Девушка чуть приподнялась, чтобы смотреть на него. Ей хотелось запустить пальцы в его шевелюру, но руки были надежно скованы. И она могла лишь смотреть. Смотреть и чувствовать, как он вводит пальцы во влагалище. Таким образом он был и там, и там. Девушка закусила губу. Его было в два раза больше. Один палец ниже, два - выше. Все внутри. Синхронные. Длинные. Глубокие.       - Ты тоже! - У нее нашлись силы не поддаться. - Я в тебя так верила…       - Значит, больше нет?       - Больше - нет! - закричала девушка. И повисла тишина. Полная той правды, которая ранила. Виноградина пульсировала внутри. Драко усмехнулся.       - Почему? - почти промурлыкал он, потираясь щетиной о внутреннюю сторону бедра. Потянулся к пробке, зная, что она будет трястись от сладковатой боли в момент, когда кто-то другой поможет её телу ту принять. - Почему, Джинджер?       - Ты предал меня. Предал мою верю в тебя. - Кончик пробки уткнулся в её мышцы, которые легко пропустили её. Понадобился легкий нажим, и та… стала как влитая. Драко удивленно рассмеялся. Девочка, видимо, активно тренировалась. Раз даже в дыхании не изменилась. - Можешь не стараться, котик. Я эту штучку надеваю на работу. Трусики - не всегда, а её - частенько. Представь, как я сижу на реке и ерзаю на ней… мне кажется, что я научилась кончать от того, как мышцы сокращались. Знаешь, что меня заводит больше всего? Что люди даже не подозревают, как мне хорошо в этот момент.       Драко задумчиво покрутил пробку. Гермиона застонала от удовольствия.       - Что ж ты на демонстрацию её не надела?       - Была уверена, что ты выебешь меня от злости сразу в машине. Зажмешь в каком-то переулке, задерешь юбку и выебешь. Но ты даже в этом контролируешь нас. В моменте, когда можно злиться. Прости, но сейчас я не в настроении ругаться. Понимаю, что у тебя это по графику, но я хочу орать только от того, как глубоко ты находишься. Для остального я не в духе.       Она звучала неподдельно взросло. Драко, оставив пробку в покое, выудил виноградину, забросив ту в рот, и перебрался поближе к девушке. Заглянул ей в лицо. Весь день он пытался взять обиду под контроль, чтобы не обидеть её, а Джинджер ждала, ведь злость была бы проявлением чувств. Уставшая от их графика, она просто хотела мгновенного безумия.       - Я хочу, чтобы ты мне верила.       - А я хочу, чтобы ты закрыл рот. Себе или мне - не важно. Посмотри, Драко, ты принес наручники, и я позволила тебе связать меня. Голую. Я разрешила тебе снимать меня на видео. Что это, если не доверие? Да, я не верю господину мэру более, но кем ты хочешь быть со мной? С кем я в постели? С политиком или моим мужчиной? Ты же хотел разделять? Так… разделяй. Разделяй, блядь, и властвуй. Надо мной. Я хочу этого. Твоей власти. Твоих приказов. Твоих грязных желаний. Ты можешь доверить их мне. Я не напишу их на плакате.       Она щурила свои синие глаза. Драко потянулся к косынке на шее девушки и развязал её. Ткань заскользила между пальцев, и затем мужчина протянул её под ошейником. Гермиона чуть вытянулась. Он чуть потянул на себя. Её символ протеста стал поводком. Джинджер не возражала, Фафнир же окончательно потерял голову. Она, кричащая “прочь”, сейчас была абсолютно покорна, и ему вдруг стало плевать, кто он: республиканец, демократ или никто. Сейчас ему было хорошо и правильно. Рядом с девушкой, которая чуть задыхалась от того, что его сильные руки затягивали ошейник потуже.       У нее не было ни капли страха. Лишь восторг. И Драко подергивал её за поводок, развлекаясь, пока расстегивал ширинку. Ухмыляясь, он мягко дернул алый поводок, заставляя её приподнять голову. Пальцы второй руки погрузились в растрепанные волосы девушки. Член скользнул между губ.       Она не сопротивлялась. Но и ничего не делала. Приняла и замерла, отчего Драко задвигал бедрами и рукой, по сути, трахая её в рот. Достаточно грубо. И обоим было абсолютно потрясающее, ведь они верили. Она верила, что он не причинит вред, он верил, что принят. Настолько, что хотелось больше никогда не подвести её. Никогда. Никогда. Никогда. Ни в этой жизни, ни в сотне тех, которые будут. Никогда.       - Я… я не буду сотрудничать с банановыми инвесторами, - прошептал он сквозь собственные стоны. Скользя членом в горло девушки. Насаживая её на себя. Ослабляя поводок, а она двигалась сама, все в том же ритме. Чуть задыхаясь. - Я…       Девушка ласкала его языком. Стискивала губами. Пускала достаточно глубоко. А потом откинулась на подушки, жадно втягивая воздух. Драко ошалело смотрел на нее. Ни одна женщина не делала с ним такого. Не минет, нет, положа руку на сердце и другие места, почти все сосали лучше. Просто то, как ему отдавалась Гермиона… в этом была магия. Он ощущал все до мурашек.       - Будешь. Ты просил не манипулировать в постели, и я делаю это не ради политики. Я позволяю тебе себя выебать не ради политики, - она почти кричала. Глаза её потемнели от гнева. - Здесь. Нет. Места. Лозунгам. Только тебе и мне. Я была глупа, когда думала, что имею право спорить. Не имею. Твоя политика - твоя. Моя вера - моя. И ты будешь сотрудничать с теми, кто выгоден. Я буду протестовать, если это меня разочаровывает. Честность. Я хочу ебаной честности. Так многого у тебя прошу? Просто будь честен. Как был тогда, когда сказал, что хочешь ребенка от…       - Мне плевать на Асторию, - он впервые сказал это, безумно улыбаясь и прикладывая пальцы к её пухлым губам. - Плевать. Ты не видишь. Мне важна только ты. В политике или нет. В постели, в театре, на прогулке, во время выступлений. Всегда. Понимаешь? Любви вне политики не бывает, если ты спишь с республиканцем. Ничего не бывает вне политики.       - А мы будем. И справимся, и…       Договорить Драко не дал. Выдернув ленту, он приложил её к губам Гермионы и стал с невозмутимым видом завязывать ту, приказав приподнять голову.       - Ты слишком разболталась. Пора закрыть твой очаровательный рот.       - Так умирает демократия! - рассмеялась Джинджер и дальше могла только мычать. Мужчина выдохнул. Наклонился к уху девушки.       - Я не хочу ребенка от Астории. Я лучше откажусь от детей, чем от тебя. - Он так это сказал, что Гермиона сразу поверила. Он выглядел безумным. Да и говорил безумные вещи. Но обоим было хорошо в этом сумасшествии.       Драко переместился к ногам девушки, все так же сидя на коленях. Снова покрутил пробку, а затем передумал проникать в нее. Хмыкнув, он ощутил прилив другого желания, но ему нужно было подстегнуть себя, потому Фафнир достал из игрушек своей пташки тот их желтый вибратор, который она любила. Целуя её в колено, он погрузил тот в нее, и девушка болезненно поморщилась. Но это было секундное. Пока Драко не включил её, и вибрация не ударила по стенкам влагалища.       Рука мужчины исчезла. Гермиона беспомощно замычала, ощущая, как игрушка ускользает. Драко пришлось затолкнуть ту обратно.       - Будь хорошей девочкой, удерживай его внутри без рук, с помощью мышц. Тренируйся, это полезно для здоровья.       Она хотела спросить: “А ты?”, ведь не особо понимала, какова участь Драко, если она была с обеих сторон - если так можно было выразиться - немного занята.       - Я буду смотреть, - просто сказал мужчина, наконец раздеваясь полностью и возвращаясь в постель. Снова толкнул игрушку глубже и стал на колени. Его рука в перчатке обхватила собственный член и задвигалась. Его Честь удовлетворенно задышал, не отпуская девушку, которая стонала от удовольствия, пачкая простыни. Девушку, которая смотрела на него во все глаза. Она думала, что мужчины заводят любовниц как раз затем, чтобы не дрочить, а он… он делал это с удовольствием. Без капли смущения. Дрочил, жадно любуясь, как она пытается мышцами удержать вибратор в себе, отчего удовольствие становилось только мощнее.       - Ваша Честь, - прохрипела она почти четко, не в силах оторваться от его руки в перчатке. Вены были вздуты. Он был напряжен. Весь. Так, что были видны кубики пресса. И капля пота, стекающая от виска. Видимо, все его силы уходили на то, чтобы не кончить.       Она хотела его. Хотела его таким. Хотела безумно и пыталась показать это всеми доступными ей способами. Потому что чем больше она смотрела, как Драко дрочит, тем больше её трясло. Собрав усилия, Гермиона перевернулась на живот и чуть приподняла ягодицы. Непонятно, как игрушка удержалась в ней и подравнивала Фафнира торчащим хвостиком, который тревожно моргал красным.       Мужчина остановился.       И с размаху шлепнул её по ягодицам, обжигая кожу. Девушка застонала. Драко помог ей переместиться так, чтобы Гермиона видела их отражение в зеркале. Покорную себя и его. Сзади. Мужчина отстегнул карабины. Ненадолго. Лишь чтобы поставить её на коленки, а затем смог соединить все четыре браслета.       Зрелище было таким, что у обоих крышу унесло. Особенно у Гермионы, которая ни разу не видела, как он её трахал сзади. Ей нравилось. Нравилось видеть его более массивную фигуру.       Убрав пробку, Драку удерживал большой палец на влагалище, не позволяя вибратору покинуть её тело. Гермиона расслабилась. Теперь, когда он ей помогал, стало легче. Она могла отдаться удовольствию. Но через секунду её тело напряглось снова. От удовольствия принимать его. В этот раз анал был не таким. От вибратора внутри было только лучше.       - Мммм, - невнятно простонала она, закрывая глаза. Он таки сделал это. Заполнил её везде. И второй рукой удерживал её голову так, чтобы она ту не опускала.       - Смотри на себя. Я хочу, чтобы ты видела, как я это делаю. Видела, как я трахаю тебя сзади и как ты от этого корчишься. Никакого двойного проникновения, да, детка?       Она замотала головой, как бы говоря: “Не смей прерывать”, и мужчина и не додумался. Двигаясь в ней, Драко наслаждался всем - зрелищем, стонами, жарой, но особенно - как Гермиона сжимала его. Туго и сильно. Не позволяя особо продержаться. Ни ему, ни… себе. Но он старался, старался не кончить практически сразу, и они мучали друг друга ещё минут пятнадцать, пока мужчина не сорвался.       И не кончил, издав низкий рык, потому что ему инстинктивно нравилось кончать в это тело. В этом и была прелесть анала. Можно было все. Без последствий.       Несколько минут они лежали в полной тишине. Абсолютно. Даже звук города не долетал до них. Лежали и наслаждались. Затем Драко отстегнул карабины, и Гермиона прильнула к нему, но отдышавшись, девушка ушла в душ. Вернулась посвежевшая, а мужчина все лежал.       Потому что ему было некуда спешить. Ему правда было нужно находиться лишь здесь. Он ебал приличия с этого дня. Больше он не планировал спать в Грейси. Жить, есть, работать, фотографировать, играть со Скорпиусом - да, но ночи он планировал провести вместе с ней, своей Гермионой. Потому что любил её. И чем грубее был секс, тем глубже было их доверие.       Девушка тихонько прильнула к нему.       - Прости меня за митинг, я…       - Ты все правильно сказала. У тебя есть право на мнение. Ничто не дается даром. Большие деньги - большие последствия, Джин.       - Завтра мы все исправим?       - Завтра ты скажешь правду и мы найдем компромисс, хорошо? Я не могу пожертвовать кампанией, но и ты не должна жертвовать собой. Ведь я полюбил тебя за то, какая ты сама по себе.       Они дальше молчали. Потом, ощутив, что обоим хватает воздуха, переглянулись. Джинджер потянулась к браслетам, что бросила на одеяло. Но не стала их надевать на себя. Взяв два, развернулась. Её глаза лукаво блеснули.       - Теперь моя очередь? - промурлыкала она, опасно понизив тон. Драко вскинул бровь. - Я хочу быть сверху, Ваша Честь, хочу отыметь тебя.       Он улыбнулся. Она ведь уже отымела. На глазах у всего города. По правде, никогда никому не позволял этого. Гордость брала верх, но сейчас ему было плевать. Его девочка выросла. Она хотела новых ощущений. Что ж, он ведь только выиграет. Потому Драко, прижав ладонь к ладони, протянул руки.       - Вверх. Задери их вверх, - приказала девушка, забираясь на Драко и сжимая коленями его бедра. Наклонилась, целуя его. Он сделал то, что пташка попросила. Вытянул руки выше головы, и Гермиона неспешно стала те фиксировать, нарочно туго затягивая ремни. Девочка была безжалостной. А затем карабином прищелкнула его к низкой спинке постели. - Ох, господин мэр, теперь я могу попросить, что угодно?       - Возможно, - он все равно был политиком, который не умел давать опрометчивых обещаний. Джинджер неспешно стала целовать его. В висок. В нос. В небритую щеку. В нижнюю губу. В шею. В ключичную впадину. В торс. В напряженный пресс. И с каждый поцелуем ощущала, как желание Драко растет, требовательно упираясь ей в тело.       - О, Ваша Честь хочет, чтобы ему отсосали? - Она научилась говорить эти словечки и не краснеть. Драко кивнул, щуря свои глаза. Лежал довольный, как кот. Гермиона тряхнула своей шевелюрой. Казалось, искры ловчика из-за этого побежали по его телу. - Тогда заслужи.       - Проси, что хочешь.       - О, нет, я не буду просить. Ты и так все сделаешь. - Она сползла с Драко лишь на минуту. Чтобы забраться снова. Повыше. Развернувшись к зеркалу. Чтобы увидеть, как это выглядит. Как выглядит она, когда он внизу, а его голова - между её коленей. Как она выглядит, когда он её будет ублажать, потому что она этого хотела, а не он решал. - Драко, - чуть наклоняясь, чтобы упереться руками ему в грудь, прохрипела девушка, - я же сказала… сказала, что хочу быть сверху. Я и хочу. Хочу увидеть, на что ты способен. Покажи мне.       И он показал. Так, что она начала задыхаться почти сразу. Безумие поглотило их целиком. А ночь… ночь только начиналась. Закончилась же она около четырех утра. Время, отведенное Драко, прошло, а он все ещё был рядом. Потому что выбрал её. Только ее. Наплевал на мечты. Просто выбрал Джинджер.       - Хочу есть, - прочирикала птичка и дошла до холодильника. Достав банан, задумчиво стала есть его, вернувшись в постель. Драко бросил взгляд на этикетку. Chiquita. Перевел взгляд на Гермиону. Та вздохнула. - Они же твои спонсоры. Понимаешь? Я должна это уважать.       - Давай я помогу, - он забрал фрукт и стал кормить девушку сам, отламывая по кусочку. Подумал, что и Гермионе пришлось кое от чего отказаться. От того, что она впитывала с детства. От частички своей революционной идентичности. Они вместе жертвовали, чтобы продолжить. И это внушало надежду.