***
Гомес выделил себе еще пару минут для того, чтобы завершить последние приготовления. Все прекрасно знали, что это лишь предлог, но никто не смел бы сказать слова против. Вещь щелкнул указательным пальцем по лодыжке Пагсли, и тот, подхватив планшет с прописанными заданиями, поплелся на десятый этаж, чтобы узнать, как водяные справились с засором. Придаток бодрым галопом помчал проверять фейерверки, тайно надеясь встретить по пути Энид и под сочувственное «совсем подушечек не бережешь» получить сеанс релакс-массажа фаланг и болтовни обо всем и ни о чем. Уэнсдей в компании двух швейцаров-фейри отправилась принимать и проверять доставку двух гробов из эбенового дерева с инкрустацией из драгоценных камней, в которых всегда путешествовали члены итальянского клана вампиров Морроне — стародавних друзей Фестера, с которыми они в свое время путешествовали по отдаленным уголкам планеты и искали проклятые реликвии. Гомес остановился на балконе, с которого открывался вид на кованые ворота с витиеватой буквой А по самому центру, и перевел взгляд на бескрайнее небо цвета индиго. Традиционные минуты монолога к любимой супруге. — Вот и пришла та ночь, когда моя жизнь приобрела еще один мрачный, но столь глубокий смысл. Наша девочка совсем взрослая, Тиш, представляешь? Помню, когда-то мы с ней договорились, что на 118 я отпущу ее посмотреть на самые темные и загадочные места этого мира. Тогда я опрометчиво дал согласие, наивно полагая, что времени еще много и я смогу убедить скорпиончика, что ей это не нужно. Но вот я стою сейчас на пороге своего обещания, и понимаю, что совершенно не готов его исполнить. Мистер Аддамс отчаянно замотал головой, потерев переносицу пальцами. Он словно доказывал что-то своей обожаемой Мортише, но на самом деле просто пытался найти силы донести эту мысль, плотоядным сорняком опутавшую замершее сердце, так, чтобы Уэнсдей хотя бы пару секунд уделила на этот разговор. — Она ведь такая хрупкая, наша Уэнс. Да, я знаю, что ты скажешь — она с закрытыми глазами может препарировать ядовитую жабу и филигранно справляется с разминированием уже без чьего-либо присмотра, но… но… люди ранят ее, потому что им не по силам понять, насколько мышка уникальна и самобытна. Быть может, времена у нормисов и изменились, инквизиции и казни ушли в прошлое, но они по-прежнему уничтожают все, что непонятно или пугает, но уже иными способами. Я так боюсь потерять нашу орхидейку, Тиш, так боюсь. К главному входу тем временем подъехала карета с запряженными в нее крылатыми жеребцами, и фейри кинулись встречать гостей из клана горгон. Гомес промокнул глаза черным шелковым платком и тут же завопил, перегнувшись через перила: — Лошадей нельзя долго держать здесь — их уже ждут на конюшнях с кормом и местом для отдыха! Поторопитесь! Куда ты тянешь, остолоп, тебя же сейчас лягне… Оу. Изящное копытце с золотой подковой взлетело в воздух, а мгновение спустя Джонсон описал по воздуху идеальную дугу, приземлившись у коротко остриженных вазонов росянок круглолистных. — Простите, умоляю! — из кареты выбежала изящная статная блондинка с повязанным на голову небесно-голубым (у хозяина замка аж тошнота подступила от разъедающего цвета) платком. — О, нестрашно, Елена, Джонсон всю жизнь мечтал научиться летать. Быть может, если бы не суматоха с отправленным в нокаут швейцаром, мистер Аддамс и заметил бы странное шевеление у северной части лесной чащобы. Быть может, но… Он вновь вернулся к роли дотошного хозяина и усилием воли заставил себя войти в нужную колею.***
Уэнсдей искренне считала лишнюю эмоциональность признаком слабости и скверной воли, поэтому долгими годами вышкаливала в себе дисциплину, холодный рассудок и трезвый ум. Благодаря отцу-меценату их замок всегда был полон изгоев самых разных конфессий, и некоторые из них бывали вполне интересными личностями; однако, внимание юной Аддамс не удавалось сохранить никому. В самый ближний круг тех, кому девушка могла повернуться спиной без опаски быть проткнутой осиновым колом прямиком в сердце, входили те, кто носил с ней одну и ту же фамилию — вечно тревожный и эмоционально нестабильный Гомес; недалекий, но по-своему милый, словно большой плюшевый медведь с клыками братец Пагсли; неугомонный, дотошный, но до кончиков ногтей преданный Вещь и дядя Фестер. Существовавший где-то только в своей галактике родной брат отца — единственный, выбравший себе «призвание» путешествий по миру в погоне за самыми тщательно скрытыми тайнами и знакомством со всеми опасными местами. Сколько Уэнс себя помнила — дядя появлялся раз в год на несколько недель, и в эти дни только ему разрешено было сидеть у кровати своей мрачной протеже с косичками и рассказывать ей очередную историю о мире простых людей. Девушке прекрасно отдыхалось под описания отпетых тюрем всех Соединенных Штатов Америки (88-й год жизни племянницы Фестер посвятил изучению именно этой области жизненного уклада нормисов); под излишне детальные описания операций пациентов с тяжелейшими болезнями и пересказ всех внешних признаков пораженных органов (никто не знал, что именно после этого юная Аддамс решилась проводить собственные эксперименты, но уже над изгоями — в процессе вампирша отыскала и способы лечений похожих болезней у обитателей их скрытого и непонятыми другими мира). Мистер Аддамс с такой горячечностью вещал племяннице о бермудском треугольнике, обещая однажды взять ее с собой на борт частного самолета; о Багамских островах, не доплывая до которых тонули корабли предков нормисов, утягивая на дно и несметные богатства, в тот же миг становившиеся проклятыми. Он рассказывал о достопримечательностях городов и почти с детским восторгом вещал, как до дрожи приятно падать с самого верха Эйфелевой башни спиной вперед и наслаждаться ощущением заложенных ушей, горящими от напряжения мышцами и фантомно колотящимся сердцем, отсчитывающим последние сладкие секунды до столкновения с землей. Неизменно узнававший обо всем Гомес после долго, громко и темпераментно ссорился с Фестером, гремя всем, что попадается под руку. Брат в ответ кидал нечто в духе «ты не сможешь оберегать ее вечно», и испарялся из замка до следующей своего неожиданного появления. Однажды Уэнсдей не выдержала и сказала отцу, что ждет от него разрешения на 118-летие отправиться в путешествие. В тот вечер Гомес вспомнил все известные ему ругательства на всех языках, перебил целую гору посуды и выплакал слез на целое озеро для среднестатистической сирены. В тот вечер его дочь в очередной раз убедилась в правильности того, что эмоции — это разрушение в самом его ярком проявлении. Она не разговаривала с отцом около месяца и Гомес по итогу сдался, но с оговоркой — он не отпустит ее одну и до того момента она обязана научиться отражать по максимуму разнообразных опасностей враждебного мира за чащей леса.***
Виновница торжества уже вечность кряду выслушивала пожелания о самом мрачном и горьком будущем, пока Ларч таскал все подарки в одну большую груду в углу. Получалось у него еще медленнее, чем обычно, поэтому в дело вступил Вещь, отстучав перед этим подопечной, что любая мозоль сегодня будет на ее совести. Совесть прорвалась саркастической ремаркой: «надеюсь, что хоть одна из них будет кровавой». Хорошо, что Энид не слышала, иначе бы точно зарядила свое словесное ружье воображаемой дробью из проповедей «как правильно общаться с друзьями». Энид, к слову, была слишком занята тем, что пыталась отнять разные части тела одомашненного кем-то из прибывших гостей инфернала у своих излишне перевозбужденных братьев. Синклер весьма кстати помогал юный броуни по имени Юджин, за которым стайками летали его пчелы — крылатый отряд секьюрити, как он их величал ласково и до ужаса тошнотворно. Гомес, занявший место у дверей парадного выхода, был готов в любой момент выступить на перехват отряда мохнатых сталкеров мертвечины, но основным его делом все же оставалась слежка за идеальным следованием сценария праздника. Внезапно по его спине прошелся мороз, обжегший своей ледяной поступью едва бьющееся черное сердце. Ощущение дежавю кольнуло слишком болезненно, и он, встав вполоборота к крутящимся дверям, глубоко вдохнул, впуская в себя вихрь ароматов и звуков, витающих вокруг. И вроде все было стабильно, спокойно, если бы не одно «но» — едва слышный стук трепещущего, словно птичка колибри, сердца. Если бы не едва касающийся ноздрей запах человеческой крови… И ровно тут же, подтверждая худший кошмар мистера Аддамса в самом плохом смысле, в холл зашел высокий парень, нервно сжимающий лямки рюкзака на плечах. Его рот приоткрылся вследствие созерцания всей той колоритной картины, что предстала его взору. Этот заблудший суицидник — явно человек, тут ошибиться почти нереально. Решивший сыграть на опережение Гомес схватил парнишку за плечо и чуть ли не силой вытолкал его на крыльцо. Слава коллекции проклятого оружия Фестера — на улице не оказалось больше никого, хоть Аддамс и решил поначалу, что его ждет целая орда поджигателей со всеми видами оружия в руках. Хотя расслабляться тоже не стоит. Вдруг они все просто сидят в лесу, а сами послали на разведку этого ягненка с большими зелеными и отвратительно грустными глазами? — Что ты здесь делаешь, а, человек? — приблизившись максимально близко к парню, прошипел Гомес. — Стоп-стоп-стоп, спокойно, — приподняв ладони в примирительном жесте, новоприбывший склонил голову набок, заглянув при этом в темноту глаз Аддамса, и после протянул нахально (правда, его сердце колотилось просто неистово). — Здравствуйте, меня зовут Ксавье Торп, и я заблудился. Ага, как же. Очень глупая отговорка ввиду того, что ему каким-то образом удалось пройти десятки миль темной и совсем одичавшей от времени чащобы, пробраться сквозь леденящее кровь кладбище и вдовесок еще и выйти живым от блудниц-сирен, даже не ВЫМОКНУВ до нитки. — А у вас тут что, тематическая вечеринка с антуражем монстров? Крууууто. Очень вдохновляющая тема, заставляющая окружающих применить свою фантазию и найти больше творческих решений. Когда мы с друзьями только собирались сюда, местные отговаривали, уверяя, что на той стороне нас ждут самые жуткие кошмары, но вы… вполне милые. — МЫ, ПРОСТИ, КАКИЕ??? Хорошо, что этого не слышал циклоп Фрэнк, вся терапия по контролю поведения точно пошла бы прямиком в ад. — Ладно-ладно, все, простите. Мы не с того начали! Может, попробуем снова? Парень нахмурился и прикрыл глаза. Глубоко вдохнул и выдохнул, а потом вновь распахнул свои пронзительные зеленые и очаровательно улыбнулся (но чисто по его мнению): — Меня зовут Ксавье Торп. Я заблудился. Вы не могли бы пустить меня переночевать? Едва мужчина открыл рот для гневной отповеди, в следующий момент случилось то, от чего Гомес Аддамс точно получил бы обширный инфаркт, будь он человеком — за его спиной раздался ровный спокойный голос с едва ощутимыми нотками интереса: — Отец, кто это? Ксавье во все глаза уставился на девушку, появившуюся перед ним под почти черным небом того места, где он едва не пропал (но благополучно об этом не знал, считая Гомеса очаровательным актером, филигранно вжившимся в роль мистического хозяина). Что-то внутри парня так загудело требовательно, что Торп невольно вздрогнул. Что это за чертовщина? Он что, никогда раньше девчонок симпатичных не видел? Определенно, видел, но… Но ни одна из них не выдержала бы конкуренции с явившимся явно по его душу темным ангелом во плоти. Гомес комично переводил глаза с дочери на латентного смертника, попутно взмахивая головой, изо всех сил пытался улыбнуться, маскируя этим замешательство, но реагировать стоило быстрее, ибо сейчас его смертельная ловушечка уже могла бы запустить дротик со снотворным и утащить незнакомца знакомиться поближе. Куда-нибудь на дыбу века эдак 16-го. — Это… эм… понимаешь, мое темное затменьице, я совсем забыл включить в гостевой список Ксавье Торпа — представителя одного из древних кланов медиумов. Подобравшись ближе к парню, мистер Аддамс залихвацки похлопал его по спине так, что едва не вышиб дух. М-да, какие-то люди слабоватые нынче пошли. — Перестань так пялиться на нее, — зашипел вампир юнцу на ухо, не прекращая улыбаться чаду своей самой ласково-приторной улыбочкой. — Как интересно, отец, медиумов я еще не изучала, — произнесла Уэнс монотонно-ровно и сделала шаг вперед, вступив в схватку взглядов с новоприбывшим. Бездонная тьма напротив буйства зелени, яркой вспышки жизни и молодости — настоящая борьба, и вот у юной вампирши бежит противный липкий холодок вдоль позвоночника, а мысли путаются, словно потерявший обоняние оборотень посреди полнолуния. И у Торпа в сознании всплывают слова ушедшей в самом его детстве матери: «звезды видны только в темноте». Он, кажется, начинает постигать ее философию. Ксавье затягивает в бесконечные глубины обсидиана глаз девушки, словно сотканной из самой ночи. Ее слегка приоткрытые в неподдельном интересе бордовые губы, нахмуренные брови и сложенные на груди руки перечеркивают в сознании парня все идеалы красоты, властвовавшие там до. Россыпь веснушек на бледном, почти что мраморном лице, робко напоминает о существовании солнца в ее жизни и что она — явно самое реальное и самое вдохновляющее, что Ксавье когда-либо встречал. Уэнс пристально наблюдает за светло-русыми волосами медиума и делает неосознанный шаг вперед, почти уже на последнем мгновении одергивая свой порыв протянуть ладонь и заправить их за ухо. Проклятые предки, что за наваждение? — Слюни подотри, человечишка, — стальная хватка Гомеса на локте Торпа возвращает в реальность. Хлестко и резко. — Хей, я ведь только познакомиться хотел! — Да-да, провожу Вас в номер, мистер Торп, познакомитесь со всеми позже, совсем ведь устали с дороги — бледный вон какой. Все наши портье нынче на выходном, так что почту за честь услужить гостю и проводить вас! Мужчина почти дотащил парня ко входу, как на него из крутящихся дверей в облаке розового тюля, гордо именуемого платьем, вылетела Энид. И ладно бы только это — остановившись, она втянула носом воздух, словно старалась что-то распознать. — Не самое лучшее место для прочистки обоняния! — аккуратно обхватив носик девушки пальцами, мистер Аддамс ласково засюсюкал, — Уэнсди, мышечка, проводи подругу на наше родовое кладбище — Ларч недавно высадил там волчий пустырник и лунную лаванду. Уверен, мисс Синклер сей букет придется по душе! КСАВЬЕ ТОРП, НЕ ОТСТАВАЙ! Обычно Энид невозможно было застать врасплох по части ведения диалогов. Даже с глубокоуважаемым мистером Аддамсом она чувствовала себя отлично (предварительно выяснив у Вещи, что кровь оборотней Гомес закончил пить задолго до появления на свет своей старшей дочери), но внезапное появление в их круге нового лица начисто лишило волчицу дара речи. Проводив хозяина отеля с их новым постояльцем, Синклер повернулась к подруге и восторженно выдала: — А он симпатяжка, скажи? — Энид, — холодно обратилась к ней Уэнсдей. Отчего-то вампирша и сама не поняла, откуда взялись эти чувства — очень сильно захотелось запереть блондинку где-то подальше и не кормить любимыми пончиками, а лучше отобрать все розовые вещи. Потому что какого дьявола она так смотрела на… стоп! — Ммм… Ой, Уэнни! Тебе что, понравился ЭТОТ парень? Пожалуйста, прости меня, я ведь ничего постыдного не имела в виду и ты прекрасно знаешь, что я влюблена в другого! Волчица очень точно считала не до конца сформированную угрозу в свою сторону, но осознание сенсации в том, что Аддамс на кого-то положила глаз сияло в ее сознании ослепительным светом, начисто затмив инстинкт самосохранения и здравомыслия. И вообще, Вещь просто изойдется судорогами от радости за свою орхидейку! — Еще раз услышу подобное, и одно из пустующих мест на нашем кладбище перестанет быть таковым. — Брось, Уэнни, тебе без меня будет совсем грустно и тоскливо! — Пока я слышу в твоих словах лишь очевидные плюсы для себя. — А я слышу лишь бла-бла-бла, — фыркнула блондинка и, вопреки всем убивающим взглядам, взяла подругу под руку. Она прекрасно знала, что, захоти вампирша освободиться, уже бы давно отправила ее в нокаут. — Итак, пока часть гостей прекрасно проводит время, наворачивая круги вокруг праздничного стола, а мистер Аддамс не начал предаваться ностальгии обо всех твоих мрачных годах, предлагаю наведаться в комнаты с подарками. Уэнсдей с куда большим удовлетворением прошлась бы до фамильного склепа Аддамс, чтобы провести несколько минут наедине с мемориальной плитой Мортиши, у которой всегда покоились свежие стебли особенного, специально выведенного сорта черных роз, с оторванными бутонами. Но тащить туда Синклер сейчас значит подписать себя на ненужное сочувствие. Придется отложить традиционный визит. — Клан вампиров из Бельгии привез тебе целую тонну шоколада! — воодушевленно шептала тем временем Энид. — Надеюсь, что на этот раз там только шоколад, без всяких ужасных добавок вроде засушенных крыльев жуков, собранных специальным методом в горах Аппалачи? — Энид, нужно терпимее относиться к чужим увлечениям, разве не ты меня этому учила? Едва девушки зашли в холл, рядом с рукой Аддамс появилась уже знакомая пчелиная стая Юджина. Помешанный на безопасности дочери Гомес когда-то очень давно договорился с ней о присутствии рядом этих бдительных насекомых (о последствиях укуса которых не знал никто, кроме самого близкого к семье броуни на тот момент), и Уэнс опрометчиво дала согласие. За давностью просьбы и отсутствием действительно талантливого пчелиного укротителя, она уже было посчитала подобное пройденным этапом, но вот сейчас… Чего или кого опасался мистер Аддамс? Неужто этого щуплого медиума? Он ведь сможет уничтожить его одним внушением, сжигая сознание дотла, так в чем вопрос? Воспользовавшись моментом, в котором белокурая подруга отвлеклась на светскую беседу с Афиной Петрополус, — одной из прибывших горгон, — Уэнсдей перехватила Вещь, который тащил внушительную банку с медом, перевязанную красной ленточкой (интересно, от кого?), и, поднеся к лицу, прошептала: — Проследи за отцом и новым гостем. Он ведет себя с ним излишне подозрительно. Вещи, наверное, было, что возразить, но он предусмотрительно себя сдержал, ведь у своенравной девчонки сегодня, как никак, день рождения. Слежка так слежка, главное ведь не попасться, иначе Гомес точно лишит его возможности посещения маникюра у русалок. — Уэнсдей, тебе подарили гигантское чучело белки! — заголосила в ужасе Энид. — Как это… мило, дядя Джон! Дядя Джон был местным духом леса, и прекрасно знал обо всем, что творилось на ¾ его территории. Благодаря ему все семейство Синклер в полнолуние знало, где искать сменную одежду и в каких координатах лучше охотиться. При этом дядя Джон, конечно, не стеснялся расставлять и ловушки на людей по восточной кромке территорий, куда уже ни раз со всем удовольствием угождал Фестер, гордо оповещая, что в самом юном и нежном возрасте всегда мечтал стать испытателем орудий пыток, поэтому и не избавился от гиперэмоционального братца Гомеса. Уэнсдей искренне считала, что несмотря на непохожесть, эти Аддамсы стоят друг друга от и до. Вообще присутствие рядом Синклер облегчало существование Уэнс в социуме (хоть самой подруге она никогда в этом не признавалась и не сделает подобного никогда). Энид с большой охотой занималась приемом подарков, рапортовала Аддамс и выражала благодарность дарителю, потому что, по ее мнению, именинница достаточного восторга не высказывала. — Уэнсдей, поблагодари дядю Джона, он ведь так старался! Вампирша оглянулась и столкнулась взглядом с огромными голубыми глазами волчицы, которые налились слезами. Вопреки всему, эта блондинка до сих пор оставалась светлой наивной девочкой, которая хоть и знала о темном мире вокруг, но всегда глубоко переживала насилие и страдания. — Успокойся, Энид, Джон никогда никого не убивает — вероятнее всего, мой подарок это просто результат его нового увлечения таксидермией. Спасибо, дядя. Волчица тоскливым взглядом проводила двух консьержей, которые втащили статую на каталку и повезли в сторону лифтов. Уэнс обреченно закатила глаза — ну все, приступ рефлексии. Если не отвлечь, то будет весь остаток вечера всхлипывать и грустно вздыхать обо всех безвременно почивших изгоях и белках. Придется прибегнуть к единственному обстоятельству, которое увлечет Синклер и та сможет своим неуемным любопытством сослужить имениннице службу. — Мне нужна будет твоя помощь сегодня. — Какого рода помощь? — тут же оживилась девушка и премило улыбнулась. Забота зоозащиты покинула ее светлый разум, и все настроилось на образ подруги. — Эм… Мне нужно узнать, кто этот Ксавье Торп. Разнюхаешь?***
— Ваааау, — с паузой в секунд пять то и дело выдавал незваный гость, пока Гомес упорно тащил его в сторону номеров на пятом этаже у заброшенного крыла. Светлячки в настенных лампах то и дело мигали краткими сигналами заинтересованности, но вампир упорно игнорировал весь внешний мир, пока любезно «транспортировал» парня. Тот с приоткрытым от изумления ртом вертел головой по сторонам и неосознанно ногами перебирал в своей фантомной ходьбе, пока сердце Аддамса исходилось невероятной тревогой. Он много раз представлял себе тот черный день, когда в его отель заявится нормис, но даже в самом ужасающем сне бы не представил, что это случится в ночь рождения его скорпиончика, его смертоносной пираньюшки, его мрачной принцессы. Воистину, у судьбы — чернейшее чувство юмора. В самом плохом из возможных смыслов. Оказавшись в номере, вампир громыхнул дверью и неподвижно встал у нее, пока этот человеческий недоумок все с тем же распахнутым ртом оглядывал готический дизайн помещения и явно подмечал все детали. — Ничего себе, какой реалистичный череп, прям точь-в-точь, как нам на уроках биологии показывали, — Ксавье схватился за основание челюсти и приподнял экспонат на уровень глаз, — вау, сюда бы удобно было ставить кисточки, и… АААААА!!! Череп тем временем раздраженно заклацал визгливым мужским голосом: — Гомес, что это за неуважение! Я едва нашел тихое место, чтобы пережить мигрени! Погода вновь испортилась, и я уже готов был выть, как мисс Синклер в полнолуние или при виде любого паука! Чего уставился, парень? Положи на место, и думать забудь о том, куда вставлять кисти, иначе знаешь, где они все окажутся, знаешь? — Дорогой Франциск, мы ужасно расстроены, что потревожили твой отдых, — сложив ладони вместе, Аддамс с наилюбезнейшей улыбкой выступил вперед и аккуратно забрал из ходячих ходуном рук Ксавье останок некогда блистательного маркиза Франциска де Мюлье, бывшего ранее личным провидцем одной из распутных придворных дам Франции 17 века. Распахнув дверь, он положил череп на пол и примирительно заключил: — Хочу порекомендовать вам наш спа, где вас уже ждут для массажа всей головы под специально записанные нашим оркестром симфонии из криков жертв великой французской революции нормисов. — Ох, Гомес, и знаешь ведь, как угодить! Надеюсь, ты проведешь воспитательную беседу с этим молодым человеком на тему того, что и куда совать не рекомендуется? Громыхая нижней челюстью, обиженный маркиз отправился на релакс, а несносный человечишка уже с интересом дальше рассматривал развешенные по стенам портреты замка и его гостей. — Ну до чего же сейчас дошел косплей, — себе под нос пробормотал парень. — Дорого выходит содержать такую махину? Хотя, можете не отвечать, сам все понимаю. Один только говорящий череп… Кстати, а как им управляли, по Bluetooth? — Откуда ты знаешь, как зовут нашего посыльного коршуна? — тональность голоса мистера Аддамса стала выше, и он ощутил, как помимо воли обнажаются клыки и наливаются кровью глаза. Этот мальчишка поразительно много знает для того, кто здесь впервые. О, нет! Неужто среди них предатель? — Какого такого коршуна? — пробормотал недоуменно Торп. Отвлекшись от очередной картины и узрев, как на него ужасающе медленно надвигается низенький хозяин отеля, чуть ли не пуская глазами смертоносные молнии, парень отступил к балкону и выставил руку вперед. Кажется, в этом имерсивном театре все слишком погружены в свои роли — нужно либо принимать роль жертвы, либо попытаться влиться в сюжет и стать «гостем». — Большого такого, плотоядного. Иногда, если не покормим вовремя, он вырывается из подземелья и начинает охотиться на человечину... Ксавье на какую-то микросекунду засомневался в том, что находится на каком-то квесте, уж слишком убедительно смотрелся хозяин всей этой заварушки. На периферии сознания включилась красная табличка с подписью «беги, идиот!!!», и даже действительно хотелось стартануть из этого номера с криками, но остановил здравый смысл — там ночь глубокая, ни черта не видно, а если ему здесь захотят причинить вред, то точно догонят. — МИСТЕР АДДАМС! — прямо посреди вялого нападения хищника на жертву дверь театрально и с треском распахнулась, являя взору обоих занятых в постановке явившуюся Энид. И если Ксавье был готов выдыхать с облегчением, то Гомес явно напрягся и тут же встрепенулся: — Что такое, что-то с Мухоловочкой? Или Пагсли вновь решил испытать самодельную взрывчатку на дне озера сирен, и те решили испечь его на вертеле в качестве шашлычка? Не томи же, Энид, у меня слабое сердце! — Там... там... там развели костер прямо на кладбище и решили вызывать неупокоенных духов! А Вы же знаете, мистер Аддамс, если явятся Галла — то нам всем будет очень-очень туго! ... Заметят кого из наших, утащат, и все, и праздник насмарку! — Детка, смею тебе напомнить, что нашей Уэнсди это будет только в радость, — кажется, Гомес начал понимать, что все, что исполняет сейчас подруга дочери — сплошная ересь. На пороге обозначился Вещь, который, не теряя ни секунды, вцепился Ксавье в лодыжку. — Вещь, миленький, ну ты что творишь? — Синклер тут же переключилась на друга, который явно из самых ревностных чувств вцепился в предмет легкого интереса своей любимой волчицы. — Нельзя так себя с гостем вести, нельзя! Что о нас подумают, а? Все, отцепись. Оказавшись как-то слишком близко к Торпу, блондинка вновь начала принюхиваться, и тут-то Гомес понял, что дело плохо. Если обонятельные рецепторы девчонки так напрягаются рядом с человечишкой, значит, его кровожадная черная мышка точно заинтересуется! Пока Энид успокаивала Вещь и нашептывала, что он ее друг и ни с кем другим в этой жизни она никогда не пойдет ни на маникюр, ни на крышу гостиницы в импровизированный кинотеатр под ночным небом, ни с кем не будет готовить соленый поп-корн и никому не станет делать массаж кистей по методикам древнекитайских целителей, мистер Аддамс снова вцепился в Ксавье и со сверхъестественной скоростью уволок того прямо в свою обитель в поисках когда-то подаренного братом парфюма, блокирующего ароматы любой сущности. И хоть Гомес клялся, что будет использовать его только лишь во время вылазок в мир нормисов, ситуация сейчас патовая — нельзя позволить никому из гостей учуять человека, устроить потасовку и испортить Орхидейке праздник. Хотя его дочь и правда может оживиться от такого сценария.