Быть соулмейтами-это...

Он мог с уверенностью сказать, что даже к друзьям испытывал больше любови, чем к семье. Это было гадко и неправильно по общепринятым меркам, но было чистой правдой, которую он просто не произносил вслух, зная, какие будут последствия. Разрушенные отношения были хуже, чем их хрупкий мир, но временами у него появлялись мысли просто оборвать все связи и исчезнуть с радаров. И каждый член их семьи отлично понимает, что в их кругу не все в порядке, но никто до сих пор не поднимал эту тему, как таковую. Так что он тоже продолжал поддерживать видимость примерной традиционной японской семьи. Цукишима не всегда был черствым, как сейчас. Причина, по которой ложь старшего брата имела для него такое большое значение заключалась не столько в самом факте, что самый близкий ему по духу человек так его разочаровал, сколько из-за последствий, с которыми позже столкнулась вся семья. Акитеру с детства был пай мальчиком. Он был гордостью для родителей, отличным примером для младшего, учился на одни пятерки и был чуть ли не звездой в средней школе, настолько тот был популярным и общительным. А значит, родители хотели того же и от второго сына. Но они были разными. Кей с детства привык говорить все, что на уме и делать то, что считает правильным по своим меркам, даже если кто-то с ним не согласен или порицает за это. В детстве это считалось нормой. Но с возрастом стало ясно, что парень не станет столь же услужливым, тактичным и доброжелательным, как Акитеру, и все вокруг начали указывать ему на это. Сравнивать своих детей-это глупость, которая может привести к тому, что у старших и младших просто не сложатся отношения из-за вечной иллюзии соперничества, но к счастью, доброты старшего из сыновей Цукишима хватило и на своего брата. Единственным, кто не говорил ему меняться в угоду другим был и всегда будет именно он. Они проводили вместе очень много времени, веселясь, так что ни о какой вражде на фоне обиды по итогу не возникло, и более того, со временем он стал единственным, рядом с кем он становился собой. В школе он был высокомерным умником, к которому не лезли из-за его способности дать достойный отпор не опускаясь до уровня животных, при всех взрослых, включая родителей, тот надевал маску спокойного, но лишь уверенного парня, а не зазнайки с уверенностью в своем превосходстве. Цукишима не любил притворятся, да и не получалось это у него, особенно когда к нему бесцеремонно лезли, и в такие вот моменты он не сдерживал себя и холодно ставил любопытных на их место. Он не притворялся, а сдерживался. Для него это разные понятия. И лишь с Акитеру тут мог как уколоть, так и поворчать, не боясь, что кто-то его за это осудит. Но после проступка брата все изменилось. Быть обманутым-крайне неприятно. Но больше всего его задело не то, что он даже в запасе не оказался, уж с этим он как-нибудь да смирился бы. Кей осуждал брата за то, что побоялся рассказать об этом ему. Он был тем, кому он был готов доверить все свои секреты и переживания, но когда дело дошло до обратного, тот предпочел соврать. Предпочел смотреть в его глаза, полные искреннего восторга и сквозь обиду о несовершенных мечтах лгать, чтобы не упасть в грязь, не показать, насколько старший брат опустился. Кей возненавидел эти условности, потому что на протяжении года причинял Акитеру боль своими словами, ничего не замечая. Его бесило, что в конце-концов и брат начал видеть в нем младшего, которого можно загонять под рамки стереотипов. Что он непременно должен идти по стопам старшего. Семья они, или нет..., почему он не доверился ему? Он хотел сказать об этом Акитеру в лицо. Чтобы тот понял, что может больше не делать подобных глупостей и просто быть собой, как он ему всегда и твердил. Почему он не следовал собственным убеждениям? Хотел, но...не смог. Видя, как он был убит своим позором. Видя, как некогда идеальный во всем пример для подражания, будто срисованный с обложки, вдруг погружается в отчаяние, он побоялся что-либо делать. Он просто стоял и смотрел, как тот сотрясается от рыданий в своей комнате, разругавшись с родителями из-за траты драгоценного времени на какую-то группу поддержки и обмане собственной семьи. Он не знал, что делать, а потому спросил у взрослых, посчитав это здравой идеей. И зря послушался, как потом оказалось. Кей не трогал брата до тех пор, пока он сам не возьмет себя в руки и не решится наконец вновь встать на ноги, ведь так ему посоветовал отец, посчитав, что Акитеру справится. Но парень перестал даже смотреть младшему в глаза. И как бы Кей не пытался с ним поговорить, всегда натыкался на те же самые отговорки. "Давай чуть позже поговорим", "Я немного занят, давай потом", "У меня сегодня гора домашки, извини". И теперь единственный мост, который связывал его хрупкие отношения с родителями вдруг рухнул, ведь младшему всегда было сложно выслушивать их упреки и наставления, прекрасно понимая, что те не видят его личность, а лишь требуют стандартных качеств для их ребенка. Они даже не пытались друг друга понять. И за то время, что Акитеру пробыл в своей недолгой хандре, даже не поделились друг с другом ни одной не-дежурной фразой. И ему стало все понятно. В их семье был лишь один человек, способный объединить всю семью, и с его временной отставкой все пошло мягко говоря на спад. Со временем брат пришел в норму. Снова стал прежним: искрометно шутил, вертелся возле матери, помогая ей сотворить очередной до скрежета зубов сладкий десерт к чаю, обсуждал с отцом свое дальнейшее будущее и взялся за усиленную подготовку к выпускным экзаменам, до которых было еще ой как далеко. Семейная идиллия вновь вернулась в их дом. За исключением того, что больше в этом фарсе Кей не участвовал. Теперь он ходил с вечно бесстрастной миной, точно так же, как и брат, налег на учебу и погрузился в мир музыки, книг и истории, пытаясь занять себя хоть чем-то и не думать о том, что он в собственной семье лишний. Он не знал, о чем разговаривать со всеми ними теперь, и на этот раз сам отвернулся от Акитеру, который через некоторое время вспомнил о необходимости приобщить мелкого к семье. Он не был обязан это делать. И Кей больше этого не хотел, осознав, что везде и всюду будет одиночкой. Возможно, поэтому он никогда не пытался просить кого-то о помощи, когда в чем-то нуждался, предпочитая решать проблемы в одиночку. Потому что всегда был одинок для человека, вокруг которого всегда было полно людей. Это стало привычкой, от которой он не смог избавиться даже с появлением тех, для кого он стал не безразличен. Однако, почему-то, когда они с Ямагучи шли после очередного выступления басиста из клуба за очередной пластинкой, он едва не закричал "караул!", услышав знакомый голос за спиной, осознав, что за этим последует. –Кей! –соулмейты обернулись, глядя на стремительно приближающегося парня в помятой рубашке, который едва не попадает под колеса, перебегая улицу, заставляя Цукки сердито насупиться. –Акитеру. –Тадаши удивленно распахивает глаза, глядя на сосредоточенного на собеседнике блондина. В голове тут же забилась тревога, когда он узнал только что произнесенное имя. Брат его родственной души стоял напротив них, периодически с интересом поглядывая на художника. –Что-то не так? Старший из Цукишим тут же протестующе вертит головой из стороны в сторону. –Я, судя по всему забыл ключи от дома в офисе, так что не смог попасть домой и уже думал ехать за ними. Но, слава Мерлину, мы пересеклись. Тадаши тут же ухватился за малоизвестное выражение, понимая, что как минимум они со старшим могли бы поладить хотя бы на основе любви к Гарри Поттеру. –Мог бы просто написать, чтобы узнать, далеко ли я. –Акитеру, забирая злополучные ключи, вновь кидает взгляд на Ямагучи, приветливо кивая, видимо, не узнав новое лицо рядом с братом, и художник тушуется. –Не хотел отвлекать. Ты говорил, что будешь занят сегодня. Кей не великий слепой, и потому кидает взгляд на соулмейта, который лишь сумел выдавит из себя непринужденную улыбку, прежде чем блондин их представил. –Моего брата тебе не нужно представлять, верно? –Тадаши кивает. –Брат, это-Ямагучи Тадаши. Мой соулмейт. Старший в удивлении впадает в ступор, глядя на зеленоволосого широко распахнутыми глазами. Он не скрывает того факта, что почти что демонстративно разглядывает парня, и Тадаши становится не по себе. Потому что он предпочел бы встретиться с семьей своего соулмейта не в кожанных штанах, которые слишком сильно обтягиваю его и без того худые ноги, черной изорванной местами футболке, кожанке и кучей пирсинга, который он привык носить на все свои выступления. Он бы выбрал что-то более повседневное по типу джинс и вязаного свитера, чтобы не отпугнуть его семью своей эпатажностью. Но он не собирается оправдываться за то, что самовыражается, ни в коем случае. –Приятно с вами познакомиться, Цукишима-сан. –всеми силами тянет уголки губ вверх Тадаши. Плевать, что ему будто вывалили на голову ведро помоев одним удивленным взглядом, он привык к вещам и похуже. –Взаимно. –все же отмер тот и подал руку для рукопожатия. –И как давно вы уже знакомы? –Где-то...полтора месяца? –якобы неуверенно тянет Тадаши, который буквально обвел день встречи красной ручкой. Он заметил, как напрягся его соулмейт при появлении брата, и в подобных ситуациях плохо понимал, как стоит себя вести: так же, как и всегда: со всей душой; или сдерживаясь? –И почему я узнаю об этом только сейчас, а, братишка? –фальшиво-беззаботно спрашивает Акитеру, и Ямагучи становится не по себе. Ему не нравился тон этого человека, даже если Цукки оставался внешне спокоен, будто в странной интонации не было ничего сверхъестественного. Но в этом и была проблема. Ямагучи достаточно хорошо изучил свою родственную душу, чтобы понять: Кей снова становился безэмоциональной оболочкой себя рядом с родным братом. Это говорило о многом, об их отношениях в частности. –Ты и не спрашивал. –после ответа наступила пауза, которую не решался нарушить никто: ни сдерживающий себя, чтобы не нагрубить старший Цукишима; ни ждущий хоть какой-то реакции брата Кея; ни удивленный подобными отношениями между родственниками Тадаши. –Что ж, надеюсь, мы еще успеем как следует познакомиться, Ямагучи-кун. –наконец произносит Акитеру, старательно улыбаясь ему. –А...да, я тоже. Более темный блондин уходит, и его сгорбленная спина вкупе с помятым костюмом напоминает ему тех немногих угнетенных своей жизнью людей, которых он встречал. А парень с не такими сверкающими, а какими-то тусклыми по сравнению с блондинистым младшим братом, выглядел слишком несчастным, из последних сил пытаясь придать своему лицо беззаботный вид. –Может быть, я лезу не в свое дело...но у вас с ним не все в порядке, да? –Кей кидает на художника непроницаемый взгляд, от которого у парня по телу бегут мурашки, и он тут же жалеет о том, что вообще задал этот вопрос. –Да, Ямагучи. Это тебя не касается. –он не может не чувствовать себя гадко, глядя на безразличие человека, которого привык видеть совсем другим. Он мог быть саркастичным, ироничным, вредным, но равнодушие всегда причиняло больше всего боли, когда дело касается любимых людей. –Извини. Больше за этот вечер он не услышал ничего, кроме сухого прощания, когда они разошлись на станции, куда Кей всегда провожал парня после концертов и разворачивался в сторону собственного дома. На душе остался не просто камень, а целый булыжник. * Он закрывает за собой дверь, поворачивает ключ в замке и скидывает с ног кроссовки. Пальто оказывается небрежно брошено на крючок в прихожей, хотя стоило бы повесить его на вешалку в шкаф, но сегодня ему этого не хочется из чистого желания делать все назло кому-то, даже самому себе. Брат находится на кухне-единственном месте во всем доме, где сейчас горит свет, попивая что-то, что все еще испускает пар из кружки, и когда он поднимает глаза на вернувшегося после прогулки парня, в них явно читается обида. –Полтора месяца. Неужели не нашлось ни одного вечера, ни одной минуты, чтобы рассказать мне? –Не пришлось к слову. –парень подошел к шкафу для посуды, выуживая оттуда свою чашку. Нестерпимо хотелось выпить кофе. –Это важное событие в жизни каждого, Кей. Я всегда думал, что мы узнаем чуть ли не первыми о твоем соулмейте. Если не я, то хотя бы родители. –Все относятся к этому с таким придыханием. Для меня не имеет значения, что от нас хочет общество, я не собираюсь делать из этого предложение руки и сердца в одночасье. –"Не имеет значения, что ты там думал."-читают оба между строк. –То есть, если бы не это совпадения, ты бы и дальше молчал? Кей наигранно призадумался на секунду, в душе даже не чувствуя раздражения от допроса. Хотел ответов? Вот тебе правда. –Вероятно. Ямагучи тоже с Мияги, он предложил мне познакомиться с его мамой на каникулах, и, предполагаю, что поедем туда мы если не вдвоем, то даже с тобой. Если ты не задержишься на работе, как в прошлом году, конечно. –усмехнулся младший. Готовиться к праздникам всегда было трудно, когда чувствовал себя лишним и обязанным хлопотать вокруг почти что незнакомцев. Когда внимание распределено, все еще не так страшно, но в том году ему пришлось выполнять роль ребенка семьи Цукишима в одиночку. Ему было почти плевать на случившееся, но для Акитеру собственное отсутствие было едва ли не трагедией. Какое лицемерие. –Так что вы бы могли пересечься в поезде, если бы повезло. –А с нашими родителями ты его знакомить не собираешься, судя по всему? –Хм...посмотрим, как получится. Старший сделал глубокий вдох, но попытка сделать это незаметно с треском провалилась, подпитывая нездоровое желание Кея вывести парня из себя. Но именно на этом моменте младший Цукишима себя и остановил, глядя на пытающегося не показать своего раздражения брата. Слишком много эмоций. Слишком мелочно для взрослого, здравомыслящего человека. Хрупкий мир все еще был миром. –напомнил тот себе. –Я...узнаю у него. –он проигнорировал вспыхнувший взгляд брата. –Возможно, он даже ждет этого. –тихо добавил Кей сам себе, и вдруг вспомнил о том, что Ямагучи до дрожи чувствителен ко всему. Ко всем жестам, действиям и особенно к словам. Черт. –Ямагучи показался мне очень...необычным. Но хорошим. –не удержался от комментария Акитеру, очевидно, пытаясь завязать нормальную для родственников беседу. –Он не всегда так одевается. Ямагучи слишком многогранный для того, чтобы подгонять его под стереотипы, так что не думай, что раз сегодня он гот, то не придет завтра во всем белом в универ. –Кого-то такого я и представлял себе в качестве твоего соулмейта. –по-доброму усмехнулся парень. –Тебе, зануде, нужен кто-то, кто будет вытаскивать тебя на свет божий хотя бы раз в неделю. –Я не настолько плох. –произносит Кей на последок и покидает кухню под разочарованный взгляд брата. На сегодня с него хватит. Он любил монотонную работу в такие моменты, потому что она помогала ему успокоиться. Что-то, что ты делаешь ежедневно, добавляет ощущения стабильности, позволяя считать, что все идет своим чередом. Кей принимает душ, переодевается в простую белую футболку и черные спортивные штаны, сушит волосы, чистит зубы и возвращается в комнату, чтобы до часу ночи просидеть за домашкой. Раньше он не посещал еженедельные выступления, но теперь несколько часов, которые он до этого тратил на учебу, были бесцеремонно сдвинуты, не имея ни выбора, ни права голоса. И, тем не менее, несмотря на то, что ради одного конкретного человека он уже прежде нарушил свой привычный уклад жизни, он не долго думает, прежде чем сделать это еще раз. Теперь он вместо того, чтобы сразу сесть за рабочий стол, идет к окну, открывает его, впуская холодный ночной воздух в спальню, и набирает уже выученный наизусть номер. Он намеренно не заостряет внимание на том факте, что раньше не мог по памяти набрать ни один из номеров в своем телефоне. –Как необычно, что ты звонишь мне в такое время. Тем более, что мы разошлись не более получаса назад. –просто говорит Тадаши то, что на уме, и почему-то на сей раз, слыша его голос, становится спокойнее. Как будто они с братом не пытались друг друга испепелить взглядами только что. Как будто он и не чувствовал себя таким подавленным за мгновение до звонка. Как будто он не обижал Тадаши, поддавшись эмоциям. –У нас с братом не все в порядке. –по ту сторону не доносится ответа, и Кей без слов понимает его удивление вперемешку с облегчением, потому что теперь знает Тадаши, как свои пять пальцев. –Я был резок. Прости. –Я все сразу понял, Цукки, не переживай. –Кей слышит, как тот долго выдыхает, но не знает, что еще сказать, потому что не привык говорить о семье с кем-то. Но к счастью, Ямагучи не закончил. –Я рад, что ты заботишься о том, не обидел ли меня. Но мне кажется, что сейчас это не то, о чем нам стоит поговорить, верно? –Как бы я не хотел проигнорировать это, мне кажется, что тебе стоит знать мою ситуацию хотя бы в общих чертах. Потому что, судя по всему, тебе предстоит встреча с моей семьей. Официальная. –Ох, так у нас все-таки сватовство. –открыто смеется в трубку парень, после чего слышится очередной выдох. И только сейчас до Кея доходит. –Ты что, снова куришь? –...нет? –Из-за чего на этот раз? Неужели из-за меня? –ему не нравилась мысль о том, что он все же был виноват. Не тогда, когда кто-то этого не заслуживал. А Ямагучи просто попал под горячую руку. –Ну, технически-да, это касается тебя. Но не думай, что я обиделся на твой тон сегодня или что-то в этом роде, я не настолько сахарный. –Кей слышит, как Тадаши тушит сигарету. Видимо, он на громкой связи. –Я просто слишком много думаю. Так что давай ты просто расскажешь мне все, как есть, чтобы я не нафантазировал чего похуже. –У меня с семьей не близкие отношения. Собственно, вот и все. –...вот и все? Боже, даже Кагеяма покрасноречивее будет. –Кей на это закатывает глаза и тихо цыкает, что не остается без внимания. –Я все слышал! И ты знаешь, что этого недостаточно, чтобы я действительно понял всю суть проблемы. –А ты как хотел? Я не собираюсь рассказывать всю свою подноготную по телефону. Тебе же хватило смелости рассказать мне все лично, так чем я хуже. –Мне кажется, что тебе легче сделать это так, чем глядя мне в глаза. Потому что тебе не понравится все в моей реакции: от сочувствия до простого покерфейса, все будет бесить и казаться ненастоящим. –Кей просто хмыкнул. Потому что соулмейт был прав: он ненавидел открываться другим, потому что чувствовал себя неловко и незащищенным. –И я до сих пор задаюсь вопросом, почему я так просто сделал это. Мы же почти не знали друг друга. –Если ты сейчас заикнешься про магию соулмейтов, я приеду и лично стукну тебя. –Фууу, какой ты черствый, это, вообще-то, целая наука! –Ага, особенно для школьников в период полового созревания. –Так, давай не будем продолжать эту тему, пока не дошли до пестиков и тычинок случайно. Лучше дай мне развернутую версию, наконец, и я уйму свою паранойю. Кей не знал, как лучше преподнести информацию, чтобы не превратить разговор в какую-то сопливую драму, а иначе это и не назовешь ведь. Детские обиды, глупые откровения. Что может быть тупее. –Может, я буду задавать наводящие вопросы? Если что, просто скажешь зе некст. –Валяй. Лучше уж так. –послышался долгий, нарочито громкий "хммм". Каков шут, а. –Почему тебе так некомфортно со своим братом? –о, очень точно Тадаши сформулировал вопрос для первой попытки. –Потому что он пытается склеить то, что раздроблено в крошку. Комплекс старшего брата не дает ему оставить меня в покое, а никому это нафиг не нужно. Мне-особенно. –Ужасно, ты звучишь так неблагодарно. Как будто он о тебе заботиться, а ты просто морозишь в ответ. Кей начал медленно закипать. –Ну конечно, так это и выглядело с самого моего детства. –Но? Я слышу тут какое-то "но". И что значит "то, что раздроблено"? –Наша семья. –деланно безразлично произносит Кей, но для Ямагучи это звучит словно приговор. –Родители и Акитеру вроде неплохо ладят благодаря его покладистости, но я не вписываюсь в их идеальное видение мира, судя по всему. И он активно приобщает меня к этой общине, хотя нам с родителям друг на друга наплевать, пока это не влияет на нас. –О...ох. Это же ужасно, Цукки. –Повторюсь. Мне плевать. Значит и тебе не стоит лишний раз обременять себя мыслями о моем низком положении в собственной семье. –Просто...–просто было сложно представить, что родители могут так относится к своему чаду. Что, судя по тому, что художник услышал, Кей был обделен, в отличие от старшего брата. Да, он был не подарок, но ведь не бывает идеальных людей. Ему, кто вырос в любви, пускай лишь одной матери, эта ситуация казалась чуждой. –Просто ты не рос в такой среде. Это здорово. –Наверное, глупо спрашивать, пытался ли ты что-то изменить? –Перестал после 13 лет. До этого я из кожи вон лез, переживал, неужели это со мной что-то не так. Потом просто стало все равно и взрослые решили, что я безнадежен и тоже забили на меня. –Это...очень неправильно со стороны родителей... –Что поделать, у них уже был идеальный экземпляр, на что им я? –Кей хотел вставить еще одну фразу, пропитанную самоиронией, как вдруг он услышал какой-то задушенный звук из динамика. –...Ямагучи? –Ты не заслуживаешь этого дерьма, Цукки. –дрогнувший голосом произнес Тадаши, немало удивив блондина. –Ты что, ревешь? –Конечно, я реву! –вдруг закричал парень, вынуждая Кея отвести телефон подальше от уха. –Как можно в такой ситуации не реветь? Это цинично и бессердечно. Я знаю, что судить, зная историю лишь с одной стороны неправильно, но мне не важно мнение других, потому что я знаю только одного Цукишиму так, как никто другой, и мне обидно за тебя! –Какой смысл кричать направо и налево о несправедливости? Я не несчастен, эти чувства уже в прошлом, так что не нужно...за меня так переживать. –он действительно переживает? –Теперь я не уверен, что встреча с твоей семьей потом не доведет меня до трясучки, когда я теперь знаю, как к тебе относились. –Ой, не делай из себя защитника для меня, оставь это для слабых и беззащитных. Все будет нормально, мы же не ненавидим друг друга, просто относись к ним нейтрально. От нас не требуется расфуфыриваться, потому что когда дело касается меня, у них вообще никаких ожиданий нет. Так что расслабься. –То, что ты привык к этому делает ситуацию еще хуже. Мне хочется обязательно обвинить в этом кого-нибудь и восстановить правосудие. –Не забудь молоток, чтобы закрыть дело. –Ага, скажи еще в судейской мантии к вам заявиться. –А что? Зайдешь со словами: начинаем слушанье по делу абьюза моего соулмейта. –Тадаши наконец захихикал, прогоняя мрачный осадок после тяжелого разговора, и Кей понял, что ему действительно полегчало. Была ли причина в том, что он наконец позволил себе выговориться кому-то? Или в том, что Ямагучи так переживал вместо него, который уже не способен воспринимать происходящее как проблему, которую нужно решать? Он не знал точного ответа, но после одного телефонного разговора в нем зародилась небольшая надежда, что он все же не будет одинок рядом с Тадаши.