* * *
— Ты! — Глядите-ка, кто тут у нас, — проговаривает Неа с ухмылкой, — подопытный кролик Чёрного ордена. — 14-ый, — яростно улыбается в ответ Канда, приставив к его шее меч. — Помойная крыса Ноев, приятно наконец познакомиться лично. — А мне вот не очень. Может уберёшь эту штуку? Острые предметы детям не игрушка, — он пытается отодвинуть Муген от себя, но Канда прижимает его сильнее, отчего на ладони Неа проступает кровь. — Не волнуйся, я прекрасно с ним управляюсь. А теперь, — улыбка спадает с его лица и воздух вмиг наполняется жаждой убийства, — верни Аллена. — О, значит с другими ты всё же называешь его по имени. Ему будет приятно узнать, — Неа беззаботно улыбается, отчего Канда только больше злится и сильнее прижимает меч к его шее. — Так не терпится меня убить? Ну давай, рискни. Заодно узнаем, что становится с теми, кто теряет родственную душу. Муген едва заметно дёргается. — А тебе, я смотрю, так не терпится отправиться на тот свет. — Думаешь, что сможешь убить меня? Не смеши! Вспомни, что случилось в прошлый раз. Вспомни, что ты натворил. Ты лишь поможешь мне пробудиться, а от того, кого ты хочешь спасти, не останется ничего, — говорит Неа и встаёт, отталкивая его. Улыбка исчезает, словно её никогда и не было, и он смотрит на Канду. Пристально. С чистейшей яростью, электризующей воздух. И почему именно он? — Лучше не путайся под ногами. Ты всё равно ничем не поможешь. Неа собирается использовать ковчег, но Канда хватает его за руку. — А вот это не тебе решать. Ты ни черта о нас не знаешь. Эй, грёбанный стручок, вылезай сейчас же. Как ты можешь позволять этому Нойскому отбросу командовать твоим телом? — рявкает он, сотрясая Неа, и смотрит в его янтарные глаза. Неа усмехается, но в ту же секунду его пробивает дрожь. Дыхание учащается и постоянно прерывается, а голову разрывает невыносимая боль, но всё же он продолжает усмехаться. — Я не знаю? Я? И это говорит тот, кому не доверяет его родственная душа! Ты хоть раз пробовал узнать, что он там видит в моих воспоминаниях? Ты знаешь хоть что-нибудь? Сказав это, он исчезает. Янтарный цвет сменяется на серый, а усмешка на гнев. Он ударяется лбом о лоб Канды и кричит: — МЕНЯ ЗОВУТ АЛЛЕН! После чего теряет сознание и обмякает в его руках. — Чёрт, — бросает Канда, оглядываясь по сторонам, с раздражением замечая множество неустанно следящих глаз, — я тебе это припомню. Он взваливает Аллена себе на плечи и торопливо покидает город, затем долго идёт по витиеватым тропам, оставив позади главную дорогу, пока окончательно не выбивается из сил. Всё-таки с каждым днём сила печати слабеет всё больше, отчего к нему начинают возвращаться давно забытые ощущения. Нет, вернее будет сказать, ощущения из прошлой жизни. Он смотрит на свою дрожащую от переутомления руку и сжимает её в кулак. Ещё слишком рано. После Канда переводит взгляд на Аллена, лежащего совсем рядом. Его лоб покраснел и покрылся испариной, но выглядит он, на удивление, хорошо. Настолько, что даже хочется дать ему щелбан. Канда тянется рукой к его лицу, но вместо этого лишь убирает прядь волос, а затем и вовсе протирает его от пота. И хмурится, хмурится, хмурится. Столь сильно, что кажется ещё немного и его брови сойдутся вместе. — Что же ты там видишь? — закончив, безмолвно спрашивает он и облокачивается о дерево, продолжая наблюдать. Если бы он только мог залезть в его упёртую голову… Прямо как тогда, в североамериканском подразделении, сделал сам Аллен. Может, тогда бы он смог лучше понимать его? — Тц, — Канда раздражённо цыкает себе под нос, борясь с очередным желанием отвесить Аллену затрещину, и, держа руку на рукояти меча, закрывает глаза. Веки подрагивают от яркого света огня, а в горле образуется неприятная сухость. Аллен поднимается и оглядывается по сторонам. Они в лесу? Что произошло? Последнее, что он помнит, это взволнованное лицо Канды. Настолько непривычное, что хочется то ли смеяться, то ли сомневаться в реальности происходящего. Аллен сонно качает головой, вторя своим мыслям, и невольно вздрагивает, когда Канда подаёт голос: — Проснулся, наконец. Кажется, он и сам только недавно встал. Его голос звучит на редкость хрипловато. Он бросает в руки Аллена флягу и садится рядом, присматривая за костром. — Сколько… — начинает Аллен и тут же получает ответ. — День. Он опускает взгляд на флягу, на которой так важно красуется серебряный герб Чёрного ордена, и проводит по нему большим пальцем, словно стараясь увековечить его в тактильной памяти, и лишь спустя какое-то время решается выпить. Он пьёт так жадно, большими глотками, выливая в рот всё до последней капли, будто пролежал без сознания целую неделю, но, поймав себя на этом, резко прекращает и начинает кашлять, пока Канда не стучит ему по спине. И лишь тогда Аллен замечает его хмурый взгляд. Совсем не такой, какой бывает обычно. Не раздражённый, нет. Он больше напоминает тот самый взгляд, с которым Канда смотрел на Алму в североамериканском отделе. «Неужели…?» — мелькает в голове у Аллена, но он не решается продолжить мысль, сжимая в руке флягу. — Что произошло? — Всего лишь мило побеседовали с этим отбросом, 14-ым, на глазах у всего города, — скрипя зубами проговаривает Канда, невольно потягиваясь к мечу, но тут же старается умерить свой пыл. Аллен ждёт, что он расскажет подробности, но вместо этого, чуть погодя, Канда задаёт вопрос: — Что ты там видишь? По спине пробегают мурашки, заставляющие Аллена, выпрямится и недоверчиво посмотреть на него. «Дежавю?» — думает он и начинает смеяться. — Что с тобой? Неужели наконец стало интересно? — спрашивает с улыбкой, которая становится шире, когда Канда начинает злиться. — Значит, в тот раз тебе было мало, — говорит он, оскалясь, но тут же усмехается и добавляет: — Это равноценный обмен, стручок. Я — тебе, ты — мне, так что рассказывай, если не хочешь снова оказаться в отключке, но уже до самого конца пути. Аллен отпускает смешок и переводит взгляд на огонь. Кажется, он хочет что-то сказать, но быстро забывает, что именно, продолжая наблюдать за извивающимися струйками пламени, так напоминающими колоски пшеницы в лучах закатного солнца. В голове роится множество чужих мыслей, заполняющих сознание, не оставляя для него самого и капли места, но Аллен старательно прогоняет их прочь. — Ничего такого. Просто чужая жизнь чужими глазами, — проговаривает он, поджимая колени к груди и обхватывая их руками. — Я видел Ману… Молодого. Наверное, таким он себя видел, когда мы путешествовали… — к горлу подступает слёзный ком и Аллен замолкает, уткнувшись в колени. Так странно произносить это вслух. Гораздо страннее, чем рассказывать собственную историю, но отчего-то кажется, что нет для него более лучшего слушателя, чем Канда. Аллен поднимает на него взгляд и видит, как тот молчаливо наблюдает за огнём, спокойно ожидая, когда он продолжит. «Ну вот опять, — он хмурится и вспоминает Алму, сжимая самого себя в объятиях. — Неправильно всё это». Но всё равно продолжает: — И видел себя? Не знаю. Неа зовёт его Алленом. У него те же волосы, что были у меня когда-то, те же глаза, но выглядит он старше, ведёт себя по-другому, это не… Сердце вновь пропускает удар и тело сотрясает дрожь, он начинает проваливаться в чужие воспоминания, обрывки которых мелькают перед глазами, точно осенние листья при листопаде, но Канда тут же хватает его за руку, отчего Аллен в замешательстве смотрит на него. — Что ты делаешь? — В прошлый раз что-то такое сработало, — невозмутимо отвечает Канда. — Тебе же нужна связь с реальностью? Ну так вот она, — он поднимает их крепко переплетённые руки к его глазам. — А теперь не дай этому ублюдку использовать твоё тело. Дрожащими глазами Аллен смотрит на их руки и в невольном смущении ослабляет хватку, словно собираясь сбежать. — Придурок! — тут же скалится Канда, крепче сжимая ускользающую руку. — Я не дам тебе сбежать, чёртов стручок, и не надейся! — Я Аллен! — Вот именно, — рявкает Канда и Аллен вздрагивает, после чего удивлённо смотрит на него. Он начинает что-то невнятно бормотать себе под нос одними губами. — Нет, я не… я не… я не… — Аллен! — он поднимает взгляд и видит Роад, спешащую к нему с объятиями с радостной улыбкой. Но что она тут делает? Он оглядывается по сторонам и видит перед собой лишь горы книг да одинокий письменный стол. Где это он? — Аллен! — вновь зовёт его Роад, и он смотрит на неё, но отчего-то она обнимает кого-то другого. Кого? Почему она зовёт этого человека его именем? Почему? Он вновь осматривается и замечает чьё-то отражение в полупустом стакане. «Это не я», — думает он, сжимая руки в кулак. — Неа, — тот человек зовёт его, и звуки его голоса священным трепетом отдаются в душе, заполняя каждый её сантиметр своим эхом. На лице непроизвольно появляется улыбка и он смотрит на него со столь безмятежным счастьем, что дышать становиться трудно. И даже Роад — подмечает он, ловя её случайный взгляд, — выглядит столь умиротворённо и радостно, будто совсем не знает, что их ждёт. «Кто… Я…»* * *
—Ублюдок! — сквозь зубы проговаривает Канда, крепкой хваткой держа Неа за ворот рубашки и смотря в его насмешливые глаза. — Кажется, мы стали видеться чаще, — говорит он с улыбкой и тут же получает кулаком по лицу. — Да уж, и что только этот мальчишка в тебе нашёл? — Неа сплюнул кровь наземь и вытер лицо рукавом. — Аллен бы такого не потерпел. — Того Аллена, которого ты знал больше нет, так что ты потерял своё право рассуждать о нём так, будто что-то знаешь. — Ты так уверен? А если он всё вспомнит? Канда усмехается: — Думаешь, этот надоедливый, упёртый баран так легко отступится от своего Я? — Он прищуривает взгляд. — Даже всё вспомнив, он не остановится. Он прольёт реки слёз по вашим убогим судьбам, но не свернёт со своего пути. И я ему в этом помогу. Неа выворачивает руку Канды, вырываясь из его хватки. — Не будь так самоуверен, — яростно проговаривает он. — Думаешь, всё будет так, как ты того хочешь? Не смеши меня! Ничто и никогда не будет идти согласно воле жалкого человечишки. — А может это ты здесь жалкий? — Канда обнажает меч, направляя его на Неа. — Вы все, Нои и экзорцисты, так отчаянно цепляетесь за какое-то предназначение, судьбу, сваливая на неё все свои грехи. Ничтожные трусы, — он с презрительным прищуром смотрит на него. Выжидает. Готовится. Но на секунду опускает взгляд на Муген, сжимая его покрепче: — Вот поэтому вы и не можете ничего спасти. А после вновь смотрит на Неа. — Но мы не такие. Мы сами выбираем то, кто мы есть. Сами решаем, что можем, а что нет, верно, Аллен Уолкер?! Жёлтые глаза вздрагивают и лихорадочно бросаются из стороны в сторону, словно надеясь сбежать от серого цвета, поглощающего их. Аллен жаждет вернуться. Он хочет занять своё место, а потому Неа пробивает озноб. Он опускается наземь, пытаясь сосредоточить все свои силы на контроле, но ничего не выходит. — Чёрт, чёрт, чёрт! — с трудом выговаривает он и стучит кулаком по ближайшему дереву. — Прошлое должно оставаться в прошлом, — говорит Канда, наблюдая за ним. Последний полный ярости взгляд и вот перед ним вновь уставшее и измученное лицо Аллена. Сильно побледневшее, покрывшееся очередной испариной, с потрескавшимися губами и спутанными волосами, но его. — Тц, сколько же от тебя проблем, — цыкает Канда, бросая в него тряпку. — Сам увязался за мной, — Аллен протирает лицо и показывает ему язык, — Баканда. В раздражении он сжимает свой меч, но всё же убирает его в ножны и тушит костёр. — В состоянии идти сам? — Конечно! — возмущается Аллен, но при попытке встать подкашивается и падает обратно, после чего Канда молчаливо кладёт его руку себе на плечо. Нет времени на пререкательства. Нужно спешить, пока в это место не стянулись все, кто только может: акумы, Нои, экзорцисты и тот проклятый монстр. Канда хмурит брови, но отгоняет лишние мысли прочь, и они вместе покидают лес. Высокие, пышные деревья остаются позади, а впереди лишь тёмная ночь и неизвестная дорога. Они идут до тех пор, пока не натыкаются на повозку, неторопливо следующую куда-то, и, убедившись, что кроме кучера в ней никого нет, становятся её негласными пассажирами, удобно устроившись на мягких мешках, набитых то ли одеждой, то ли тканями. Сквозь протёртое полотно, покрывающее повозку, виднеется молчаливая луна и звёзды. Аллен смотрит на них так долго и неотрывно, что на глаза наворачиваются слёзы. Он усиленно стирает их грязным рукавом рубашки, оставляя покрасневший нос, и прерывисто вдыхает. Хочет что-то сказать, но слова комом застревают в горле и не могут подняться выше. Хочет крикнуть, но это лишь обнаружит их. Аллен поджимает губы и с трудом, тихо, едва гнущимся голосом выдаёт: — Я уже ничего не понимаю. Молчит. Сглатывает ком и продолжает: — Кто такой Аллен? Почему все в голове утверждают, что он настоящий? Если он настоящий, то кто тогда я? Жалкий набор воспоминаний под маской «Маны», который должен исчезнуть, потому что настоящий Аллен так пообещал Неа? Но ведь это же не так. Не так, верно? Он хмурится и сильнее утирает свои слёзы, пока Канда не отталкивает его руку, накрывая его глаза своей. — Думаешь, стирание лица в кровь поможет тебе в самоопределении, придурок? — говорит он и от раздражения невольно сжимает его голову. — Ай-ай-ай! Сам придурок! Ты что творишь? — Аллен возмущается чуть громче нужного, отчего получает в ответ грозное шиканье. — Не смей шикать на меня! Ты сам виноват! — какое-то время он безуспешно пытается убрать руку Канды с лица, но для него ослабевшего тот держит слишком крепко, после чего всё-таки успокаивается и расслабляется. — Самоопределение, — повторяет он его слова с усмешкой. — Да как мы можем определить то, кто мы есть, если вся наша жизнь лишь набор случайно связанных случайностей, который все почему-то кличут судьбой? Вот я… Если я вобрал в себя что-то от всех троих, то где тогда настоящий я? Есть ли во мне хоть что-то от меня самого? Что вообще определяет меня как меня? Канда с силой вжимает голову Аллена в мешок, отчего тот не выдерживает и вновь начинает вырываться. — Слишком много вопросов для такого придурка, как ты, — говорит он, хмуря брови, игнорируя его попытки. — Зачем ты всё усложняешь? Ты это ты. Ни больше — ни меньше. — Легко тебе говорить, — прикладывая все силы, напряжённо отвечает Аллен, чувствуя как понемногу рука Канды поддаётся. — Ты не видел самого себя чужими глазами, не ощущал чужие чувства так, что они казались тебе твоими собственными, не перенимал повадки приёмного отца, который, возможно, никогда и не видел в тебе тебя. — Может, и нет, но я видел тебя. Не ты ли каждый раз, как законченный придурок, кричал, что ты Аллен Уолкер, экзорцист Чёрного ордена? — Я… — начинает он, но Канда его прерывает. Он убирает руку с его глаз и хватает за щёки. — Заткнись и слушай, чёртов стручок. Я говорю это в первый и последний раз. Как ты не позволил мне предать себя, так и я тебе не позволю. Неважно, что было раньше. Неважно, кем там был тот Аллен из воспоминаний того ублюдка. Неважны даже его чёртовы воспоминания. Если сейчас ты зовёшь себя Алленом Уолкером, значит ты он и есть. Тупой, упрямый, раздражающе назойливый Аллен Уолкер, который печётся о других больше, чем о самом себе. Настолько, что даже готов уступить своё место жалким призракам прошлого. — Канда хмурит брови и спрашивает: — Усёк, кто ты? Аллен смотрит в его тёмно-синие глаза, удивлённо моргая, после чего начинает неудержимо смеяться, отчего Канда только сильнее хмурится и сжимает его щёки, но он продолжает. — Ты, — проговаривает Канда сквозь зубы, готовясь обнажить меч, когда повозка резко останавливается. Он падает на Аллена, не успев подставить руку, и крепко зажимает ему рот, пока кучер испуганно спрашивает ночную мглу: «Кто здесь?!» — Ещё один звук и я придушу тебя, — шепчет он так близко, что по телу Аллена невольно пробегают мурашки, и тот кусает его за руку. — Может хватит мне угрожать, придурок? — таким же шёпотом отвечает Аллен. — Как видишь, не хватит, раз ты всё продолжаешь… — начинает Канда, но осекается, когда повозка трогается с места так же резко, отчего он ещё сильнее заваливается на Аллена. — А ну слезь с меня! — он пытается его оттолкнуть, но вместо этого с силой проезжается рукой по его лицу и на секунду застывает с каменными эмоциями. — Чёртов… — Я Аллен! — Нет, забираю свои слова обратно. Ты всего лишь чёртов стручок, — произносит Канда и между ними завязывается потасовка. Столь увлекающая, что они совсем не замечают, как повозка под страхом кучера ускоряет ход и движется всё быстрее и быстрее. Они скатываются с мешков на голые доски, а после падают на холодную землю и лишь тогда останавливаются, в недоумении наблюдая, как она скрывается в ночной темноте. — Это всё твоя вина, — говорит Канда, заправляя Муген за пояс. — Моя? Это ты драку начал! — возмущается Аллен и вздыхая плюхается на спину. Он смотрит на тёмное небо, освещённое лишь звёздами и маленькой луной, как вдруг начинает смеяться. Столь заливисто и звонко, прогоняя ночную тишину, что и Канда невольно улыбается вслед за ним. Он протягивает к небу руку и сжимает её в кулак: «Я Аллен Уолкер». Аллен зевает, переступая ворота очередного города, и осматривается по сторонам. Маленькие улочки забиты народом, который отчего-то суетится, развешивая пёстрые плакаты и раздавая листовки всем случайно прибывшим путникам. Аллен украдкой смотрит на одну из них в руках прохожего и читает про себя: «Фестиваль Родственных душ! Завтра с самого утра и до полуночи. Приходите, чтобы найти своё счастье!» Он разглядывает кривые фигурки молодой пары, будто нарисованные детской рукой, и добродушно улыбается, как вдруг слышит знакомое ворчание и смотрит вперёд. Какому-то мужчине не посчастливилось вручить листовку Канде. Не глядя, он разрывает её и отдаёт ему обратно, но тот, судя по всему, не намерен отступать. — Ну что же вы так, молодой человек! — восклицает мужчина и подсовывает ему новую. — Сходите-сходите. Авось и таким хмурым быть перестанете. Аллен еле сдерживает смех, наблюдая за ними. — Проваливай, — говорит Канда и, толкая его плечом, собирается идти дальше, но мужчина хватает его за руку. — Да что вам стоит! Это же такое чудесное событие. Уверяю вас, вам понравится. Десять лет назад на таком же фестивале я встретил свою жену и с тех пор ни разу не пожалел о том, что пошёл! Хотя, как и вы, долго упирался. Кажется, ещё немного и его терпение лопнет. Канда резко поворачивается к Аллену, отчего тот невольно вздрагивает, и с грозным видом направляется в его сторону. Аллен пятится назад, но спотыкается о пожилую женщину с листовками. — Простите, пожалуйста! Я сейчас…! — взволнованно тараторит он, помогая старушке подняться и собирая упавшие листовки, как его настигает Канда. Схватив за воротник, он тащит Аллена к тому мужчине, несмотря на все сопротивления. — Какого чёрта, Канда?! — Вот, моя родственная душа, — говорит он, тыкая Алленом в мужчину, — так что иди-ка ты куда подальше со своим фестивалем. Аллен тут же вспыхивает и на его лице появляется смесь из растерянности, неверия и неясной радости, отчего он начинает напоминать загримированного артиста, нежели молодого парня. Но вот он краем глаза замечает реакцию мужчины и приходит в себя. — Извините! — Аллен отвешивает быстрый поклон и спешит за Кандой, прокручивая в голове его слова. «Неужели…» — думает он, но не может собрать все мысли воедино и лишь продолжает, сам того не замечая, улыбаться. Пробегая мимо стеклянных витрин, Аллен невольно останавливается, заметив промелькнувшее отражение Неа. Это видение не продлилось и секунды, однако он всё же успевает разглядеть и хмурый опущенный взгляд, и движение губ, задавающих немой вопрос. Сердце вновь пропускает удар. Дышать становится трудно. Аллен опирается плечом о каменную стену и медленно спускается вниз, на корточки. Перед глазами, словно бабочки, порхают чужие воспоминания, наливаясь цветами на солнечном свете. Они так хотят вырваться наружу, но Аллен отгоняет их прочь и вместо них пускает свои: о встрече с Маной, о встрече с Кроссом, о первых миссии и споре с Кандой, об этом чувстве близости с первого взгляда, которое пришлось запрятать глубоко в сердце, казалось бы, навсегда. Он сжимает дрожащую руку в кулак и тихо проговаривает: — Не сейчас, не сегодня, никогда, Неа. И постепенно дрожь спадает, дыхание выравнивается и он может встать, не боясь упасть. Чувство ликования растекается по телу, наполняя его невероятной лёгкостью и Аллен наконец нагоняет Канду, который остановился посреди дороги, сложив руки на груди. — Где ты прохлаждаешься? — спрашивает он, хмуря брови. Аллен игнорирует его вопрос, задавая свой: — Неа что-нибудь тебе говорил? О том, что именно он хочет сделать? Канда цыкает и кладёт руку на рукоять своего меча. — Стал бы он о таком трепаться. Раздражающий ублюдок. Конечно, не стал бы, но может быть… Может быть, в порыве чувств он мог случайно проговориться? Аллен прижимает руку к груди, чувствуя как где-то в глубине его собственного тела бушует чужое отчаяние. Столь трагичное и всеобъемлющее, что становится страшно тоскливо. «Он снова попытается его убить, но что дальше? — думает Аллен, сминая рубашку в кулак. — Разве что-то изменится? Разве это тот конец, которого ты хочешь?» «Неа… Он сражался за Ману…» — крутятся в голове слова Роад, сказанные будто в далёком прошлом, но обращаясь к непрошенным воспоминаниям можно сказать, что и сам Мана сражался за него. Аллен протяжно вздыхает, продолжая идти, и хмурит брови, глядя вперёд, где полуденное солнце склоняется к горизонту. — Какие же вы дураки, — тихо проговаривает он. Такие же дураки, как и он сам. Как Канда, как Лави, как Кроули и Линали, как все люди в этом мире. Так страшащиеся судьбы, но сдающиеся ей на милость каждый раз. Ведь «судьба» — лишь громкое имя для непримиримых людских желаний. Аллен закрывает глаза и когда открывает их вновь, видит перед собой поле золотой пшеницы, так напоминающее пожар в лучах жёлто-оранжевого солнца. Ветер пролетает мимо, разнося шелест колосьев далеко-далеко и в конечном итоге донося его до старого ветвистого древа. — В этот раз вы гостеприимнее, — с улыбкой отмечает Аллен, глядя на Неа, и подходит к нему. — Такой же несносный, как свой учитель, — хмурит брови Неа. Аллен смеётся, но после тут же делает каменное лицо и с пустым взглядом говорит: — Пожалуйста, не говорите так. Я всеми силами стараюсь не походить на него. В воздухе повисает молчание и лишь шёпот ветра не даёт тишине родиться. Аллен вновь осматривает поле, проводя взглядом от самого его начала, скрытого за далёким горизонтом, до необъятного конца, который, кажется, простирается даже за особняком, топя его в своём золоте. — Здесь, всё же, очень красиво, — с благоговением произносит он, а после неловко улыбается, почёсывая щёку, — хотя когда я попал сюда в первый раз, эта красота была на редкость удущающа. — Ты уже был здесь когда-то, — Неа так же осматривает поле, но быстро возвращает взгляд на Аллена. — В реальном мире. Он смотрит на него с немым вопросом, который не в силах озвучить так, глядя ему в глаза, но тот качает головой. — Простите. Даже под влиянием ваших воспоминаний, я… Неа опускает взгляд и протяжно вздыхает, после чего хмурится и смотрит на закат. — Что ж, может, это и к лучшему. Он вновь поворачивается к Аллену и спрашивает: — Зачем ты пришёл? В его голосе звучит резкость и колкость, и с взъерошенными от ветра волосами он так напоминает ощетинившегося кота, что Аллен невольно теряется. И этого человека так ненавидят и опасаются Нои? Он смотрит на него. Внимательно и долго. Изучая каждую деталь. И вспоминает Ману. Что с тем же лицом, что с разными — они так непохожи, что кажется в другой жизни едва ли могли бы подружиться, но тем не менее они продолжают столь самозабвенно цепляться друг за друга. — Я хочу найти другой выход, — глядя на свою руку, отвечает Аллен, а после сжимает её в кулак и вновь смотрит на Неа. — Если сознание и память Маны ещё живы, я хочу спасти их. Спасти без вреда для него и уничтожить волю Тысячелетнего графа. Взгляд Неа вздрагивает и он усмехается. — Смотрю, у дураков мысли сходятся. Не неси чушь! Ни мне, ни тебе, ни кому бы то ни было ещё такое не по силам. Ветер вокруг становится сильнее, поднимая в воздух облако пыли и множество пожелтевших листьев. Они носятся туда-сюда, словно зацикленная киноплёнка. Оранжевое небо меркнет, под наплывающими тучами. — Судьба… — начинает было Неа, но Аллен прерывает его. — Хватит спихивать всё на неё. Что тогда, что сейчас вы так боитесь рискнуть и попытаться, даже боитесь взять на себя ответственность за собственный выбор! Неа хватает его за ворот рубашки, пока ветер собирается в неудержимую бурю. — Думаешь, я не пытался? Думаешь, мы не пытались?! Ты же сам видел! Аллен цепляется за руку, так крепко сжимающую его. Жмурит глаза, собираясь с духом, пытается найти самые подходящие слова, пока в голове проносятся чужие воспоминания, чужие чувства, наполненные столь необъятной горечью и безнадёжностью, что самому хочется лишь кричать и выть. Только это ничем не поможет. Он открывает глаза и с яростью говорит: — Но ты ведь правда не пытался! Ты вцепился в одно единственное решение, хотя и сам чувствовал его абсурдность, пока тот Аллен до самого конца искал другой выход. И даже сейчас ты так боишься признать это! Аллен хмурит брови, чувствуя, как к глазам подступают слёзы и тошнотворный ком образуется в горле. — Да, я видел! Видел, как ты, в своём нелепом страхе и чёртовой слепоте, приписываешь Роад роль, которая ей никогда не принадлежала. Ты так боялся признать, что всё случившееся результат твоих собственных решений, что сделал из неё какую-то всевидящую провидицу, хотя она лишь радовалась тому, что ты нашёл себе ещё хоть кого-то, кого можешь назвать близким человеком. Аллен тяжело дышит, но всё равно продолжает больше прежнего: — К чёрту всё! К чёрту судьбу! К чёрту прошлое! К чёрту Тысячелетнего графа и Ноев! К чёрту этого проклятого Апокрифа! Я хочу спасти Ману и дорогих мне людей, так что прекращай вести себя, как законченный придурок, и не мешай мне! Если не хочешь, чтобы Я поглотил тебя! Неа смотрит в его горящие серые глаза, цыкает и отпускает, хмуря брови. — Вы с тем парнем друг друга стоите. Он садится на землю и облокачивается о дерево, прикрывая веки, которые невольно вздрагивают всякий раз, как он что-то вспоминает. Запыхавшийся Аллен, недоумённо наблюдает за ним. — И всё-таки… — говорит Неа, наконец, открывая глаза, — в тебе осталось что-то от него. — Он усмехается и какое-то время сидит, опустив взгляд, после чего смотрит на закат, который постепенно вновь проявляется из-за туч. Ветер стихает, разнося по полю спокойную мелодию, так напоминающую колыбельную. — Кросс ведь не говорил, что именно это за место, верно? — спрашивает Неа, кивая на золотые просторы. — Впрочем, ты и сам уже должен был всё понять. Место, где для нас с Маной всё началось… Чем быстрее ты до него доберёшься, тем лучше. Он встаёт, отряхивается и протягивает ко лбу Аллена руку. — Найди… Нет, вы оба, найдите способ спасти Ману и тогда ты сможешь жить спокойно, как Аллен… — Неа на секунду замолкает, но всё же продолжает, — как Аллен Уолкер. А прошлое пока останется в прошлом, так ведь говорил твой хамоватый дружок? Огненно-золотые пейзажи постепенно растворяются, а его голос отдаляется и становится всё тише, но всё же напоследок он успевает сказать: — Если встретишь того красноволосого ублюдка, передавай ему хорошенький привет. Аллен открывает глаза и хмурит брови, наблюдая своё отражение в начищенном клинке. — Какого чёрта тебе приспичило отрубиться прямо посреди улицы? — Тебе стоит придумать новый способ сказать мне «доброе утро», — Аллен отодвигает от себя лезвие и встаёт с кровати. — Эй! — рявкает Канда, но он не обращает на него никакого внимания, отчего тот раздражённо хмурится. — Чёртов стручок. — Я Аллен! — улыбка сияет на его бледноватом лице, и он покидает комнату. Канда цыкает, но следует за ним, и вместе они покидают очередную таверну, после чего и город, такой же очередной, остаётся позади. Они идут всё дальше, не останавливаясь, прямо вперёд. Туда, куда зовёт их сердце.