крылья

      дверь со звуком захлопывают на замок, вжимая тело микки в дверцу шкафа, на что тот отзывается глухим шипением. затылок неприятно бьётся о твердую поверхность, как и предплечье крыла. плотников, словно кот льнёт к щеке, оставляя своими губами смазанный поцелуй на коже. глаза прикрывает со вздохом, носом ворочась у чужого виска и электризуя мелкие, еще не отросшие и выбивающиеся из укладки волоски.       первый поцелуй за вечер выходит скомканным, напоминающим больше детский чмок. губы снова к другим жмутся, в этот раз уже растягивая долю наслаждения и после оставаясь пьяным привкусом какого-то алкоголя.       у кости привычка целовать медленно, тягуче, опаляя горячим, а иногда и холодным дыханием кожу рядом. костя любит затянуть микки в длительный поцелуй, прикусить его нижнюю губу клыками и, отстраняясь, мазнуть по ней напоследок языком. слизать с них остаток выпитого алкоголя и смешать его уже со своим оставшимся привкусом ментоловых сиг.       микки в этом противоположен косте: он целует напористо, настырно и жадно прихватывая по очереди верхнюю и нижнюю, а после нагло залезая языком и, в отличии от плотникова, опаляя жаром изнутри.       плотников ладонью по ребрам виднеющимся из-под водолазки скользит, кончиками пальцев пробегается по совсем выступающим косточкам. отстраняется от губ, дыхание восстанавливая и с немым вопросом, откуда такая худоба и сколько еще выпирающих костей скрывается под тканью в зрачки расширенные заглядывая.       в расширенные зрачки. в расширенные. блять. интересно, это он уже принять успел или это так возбуждение повлияло? — тебе не похуй сейчас? — огрызается, замечая как тот прерывается и подушечки пальцев еще раз по телу пробегаются. — интересно стало, когда еще сбросить успел, — медленно ладонь к лопаткам поднимает, так и оставляя там, — а главное как.. — наркота, — хмыкает, уголок губ поднимая в своей манере, — достаточно удовлетворил любопытство?       словесный ответ заменяет вновь прижимающимся губами к коже, кончиком носа подбородок вверх подталкивая и сразу целуя у кадыка. гладит осторожно лопатки и у самого стыка крыльев мягкое оперение перебирает.       знает ведь, что если сожмёт пушистые перышки, то куда больше удовольствия принесет, получая в награду несдержанный стон.       но и в каком бы состояние не был, продолжает в памяти держать яркую табличку с напоминанием, что если пережмет или вовсе вырвет по неосторожности, то с заслуженно сломанной перегородкой носа уйдет. и это еще минимум, что он за вырванное перо получит. как максимум – потеряет навсегда столь долго выстраивающийся между ними доверительный контакт, позволяющий касаться скрытых за перьями эрогенных зон. и в целом любую возможность без зазрения совести лапать любимое тело, где захочется, что позволяется не многим.       совсем мелкие перышки между пальцами вертятся, щекоча чувствительную кожу ладоней. микки мычит сладко, перед каждым новым звуком делая глубокий вздох диафрагмой, из-за чего вздымается не грудь, а ребра. крылья почти неощутимо подрагивают, пока рука их обладателя в предплечья вцепляется, ногтями с потрескавшимся маникюром царапая кофту.       вторая рука за талию придерживает, а колено между ног просачивается, дабы в случае чего были шансы удержать на себе ослабевшее тело. от разлохмачивания пушка и ласкового перебирания перьев в самых чувствительных местах, дразня и распаляя микки еще больше, ни на секунду не отрывается. влажными поцелуями скользит от кадыка до пульсирующей венки на шее и коротко облизывает её.       от плотникова ведёт. ведёт от его терпкого и одновременно такого нежного, но в любом случае приятного, родного запаха. ведёт от рук, в данный момент непрерывно оглаживающих и согревающих его тело. ведёт от горячих губ на еще холодной после уличного ветра коже. ведёт от каждого движения, которое, казалось бы, уже почти отточенное, происходящее на автоматизме, знающее, как микке будет приятнее, но все равно остающееся таким непредсказуемым. особенно для уже затуманенного разума после всех выпитых коктейлей, в которых смешались разные виды алкоголя и порошок.       кровь внутри будто превращается уже в разогретый металл. растекается по каждому уголку тела и сознания, оставляя после себя болезненные, но приятные ожоги, и заканчивает свой мучительный путь только прилив к паху.       дыхание окончательно сбивается с привычного темпа и иногда вовсе сменяется на тихие стоны, что кажутся сейчас куда интимнее громких. — если ты продолжишь просто дёргать мои крылья, то я, сука, дёрну тебя — а как пиздел красиво-то, что прелюдию любишь       руки от перьев убирает, напоследок проводя пятерней по всей длине, доходя до самого кончика маховых, и в щеку влажно целует. пальцы ловкими движениями к ремню подлезают, подцепляют водолазку и выправляют ее, наконец-то оголяя пред собой рёбра и грудную клетку.       грудь вздымается неровно, а сердце норовит выпрыгнуть при любой возможности. даже почти выполняет свой план, тело изнутри разрывает и бьется наружу. плотников ноги в коленях сгибает немного, опускаясь на уровень солнечного сплетения перед глазами и сразу же мокрыми поцелуями к согревшейся коже припадает. волну мурашек небольшую пускает.       язык легонько щекочет соски, подразневающе облизывая по кругу и чуть вбирая в рот твердеющие бусинки. низ живота сладкой негой сводит, пока головка больно в шов брюк упирается, а ширинка продолжает давить на плоть. микки за загривок плотникова берет, слабо перебирая, но всё равно всё сильнее запутывая прядки между пальцами. микки голову его в вверх тянет, отдаляя от груди и заставляя, насколько возможно, ровно смотреть, поддерживая зрительный контакт. — кость... — сухие губы облизывает, сглатывая накопившуюся под языком слюну и ладонью плечо гладит. плотников мычанием отзывается, смотрит как-то азартно исподлобья, а в зрачках черти у котла с грешником пляшут. кончиком языка чужой губы касается, слизывая блестящую слюну, и в улыбке расплывается самодовольной, — не отвлекай       к грудной клетке вновь припадает, одним движением проводя языком от солнечного сплетения до пупка, напоследок звонко чмокая у самой кромки брюк. задравшаяся водолазка вниз ползёт, закрывая собой все ранее открытые участки кожи и опадает на лоб. костя остраняется, высвобождая микки из облипшей ткани и задевает краем кофты нежное оперение. микки мычит опять на грани со стоном, по руке ударяет за такую выходку. — ты, сука, сам отвлекаешься, — рычит почти. член уже до боли в ткань упирается, а поясница затекает от неудобного положения, и возбуждение начинает спадать. — замолчи, миш, — пятерня, как единственное спасение отвлечь микки от нарастающего возмущение, к которому прибавляется обращение "по имени", накрывает собой пах. ласково поглаживает, прощупывая и распаляя сильнее, спавшее возбуждение возвращает.       хочется ещё подразнить, поиздеваться над податливым телом, довести то той заветной точки, когда шипение сменится на мольбы позволить наконец почувствовать руку на члене и кончить.       только терпения правда начинает заканчивается, и, кажется, сегодня микки не настроен закапывать свою гордость. костя знает, что как только оно и вовсе пропадёт, он убежит к какой-нибудь девчонке, послав перед этим плотникова нахуй – а таким сегодня довольствоваться не хочется.       плотников наконец-то вызволяет плоть из оков одежды, и сам облегчённо выдыхает. делает пару движений на пробу и останавливается, смотря, как новая волна жара приливает к лицу микки.       у кости язык шершавый, сухой после сигарет. освежающий привкус ментола, перемешавшись с виски, теперь отдаёт горечью во рту. костя целует сейчас, как микки, сразу углубляя поцелуй и делясь этой горечью с ним. во рту до одури горячо и влажно, он самым кончиком языка по нёбу проходится.       микки уже сам бедрами в чужую руку вперед поддается, старается урвать еще каплю наслаждения, пока колечко у самого основания сжимают, не давая двигаться самостоятельно. — подожди... — до этого крепко держащую за талию руку в толстовку сует, выуживая оттуда баночку лубриканта, — подожди ты, не двигайся — это чё еще... — с одним источником света в виде незашторенного окна разглядеть вертящуюся в руке штучку сложновато, однако звук хлопающей крышки и выдавливание склизкой массы оставляют только один вариант, что именно в данный момент могут держать в руке.       пару капель появляются на ладони, с трудом надавив на тюбик одним пальцем. густая, вязкая консистенция размазывается по ладони, становясь более мягкой, пластичной. холодный гель касается теплой, наливающейся плоти и вызывает ощутимый такой контраст температур.       крышкой звонко хлопает, закрывая содержимое и возвращая в карман толстовки. под крыло, полу-обнимающее его лезет. перо разглаживает и одновременно вверх рукой ведёт. щипает легонько у лопатки, не перебарщивая. — блять, кость... — скулит, пахом вновь пытается вперед толкнуться. костя движения повторяет, не стараясь пока под один темп подстроиться, — сделай еще так.. — нравится? — замолчи и просто проведи еще раз, — шумно воздух набирает через нос, скопившуюся слюну глотая и обрывая предложение. на тихий скулёж переходит опять.       попытки двинуться вперед в сжимающийся кулак на члене заканчиваются успехом, и, пока рука остается в неподвижном состояние, дразня невесомым поглаживанием головки, микки начинает задавать свой темп.       пальцы, так ласково массирующие кожу, гладя у самой лопатки, в единственной самой остро чувствительной зоне, и резкие, грубые толчки, создают еще один контраст. блаженные, бесстыдные стоны и мычание уже не пытается глушить.       делать это попросту бестолку.       микки никогда не признает вслух, что только костя имеет талант довести его до пика даже если ограничится одними ласкающими эрогенную зону, скрытую под перьями, руками.       да микки с большим трудом самому себе не так давно признался, что костя и вправду затмевает остальных.       ни одна девушка, как бы не старалась и не изводилась перед ним, не приносила такую гамму ощущений.       плотников даже превосходит мастерки делающую минет веро, хотя сам ни разу языком его не ласкал.       микки ладонью по бедру неспешно ведёт, узоры незамысловатые и известные ему одному по пути чертит, отвлекает. пальцами на ощупь к ширинке приближается, оглаживает почти невесомо по кругу выпирающий из-под ткани член. массирующими движения уже вполне ощутимо продолжает, крылом спину полностью закрывает, от света огораживая.       пульсация в руке и шумные вздохи недалеко от уха дают понять, что орган требует к себе куда больше внимания, чем обычные поглаживания.       большой палец крайнюю плоть оттягивает, вызволяя головку. костя смазку, сочащуюся из уретры с искусственной смешивает. предэякулят вязкий растягивает между подушечками, сеточкой паутинку накладывает. улыбается, к шее прижимается и солоноватую испарину слизывает.       пальцы заново в колечко смыкаются у основания и поддаются вверх-вниз в такт чужой руке на своем члене, скрытым под одеждой. шов неприятно натирает мокрое пятно. удовольствие граничит с ноющей болью от лёгких, ласковых и жадных касаний.       нос горлышко водолазки ниже опускает, клыком яремную впадинку царапает и целует в ключицу. вырывающийся стон губы ловят, с напором и нежностью сцеловывая.       алкоголь остроту ощущений увеличивает в разы, наркотик чувствительность повышает не меньше, и последних пару, уже хаотичных, толчков хватает для того заветного пика, к которому хотелось весь вечер привести микки. по пальцам вязкая жидкость стекает, по ладони размазывается.       словно разрядом тока прошибает, когда три пальцы разом давят на головку под грубой тканью джинс. влажное, теплое семя виднеется теперь и на его штанах. снаружи почти не видно, но внутри мокро, будто облили чем-то.       пот на лбу у обоих проступает, от небольшой влаги прядки намокают. у микки — из укладки выбиваются и окончательно небрежный вид волосам придают. у кости — ко лбу прилипают, челку растрепанно-влажной делая.       тело, как и ожидалось, обмякает, держится на одной только макушке, упирающейся в дверцу, и коленке. ноги норовят разъехаться, тело мелко содрогается в послеоргазменной неге. полотенце, снятое с недалеко висящей вешалки, волну мурашек по телу пускает, заботливо удосуживаясь стереть всё до того, как что-то капнет на новые брюки.       плотникова в разнеженный, мягкий, несвойственный для микки поцелуй увлекают. чистой ладонью по щеке проводят, будто похвалу так выражают или как котёнка приласкать пытаются. и укусив за край нижний губы, отстраняются, в своей манере улыбаясь.       спина всё-таки затекла, и ноющая боль проявляется где-то в пояснице и докучает теперь не только костю. микки брезгливо отряхивается, взмокший лоб утирает тыльной стороной ладони, волосы назад зачесывает. старается, если не вернуть былую укладку, то хоть придать какой-никакой презентабельный вид волосам.       вечер еще не окончен, как и вечеринка, и сливаться с нее не в его планах.

***

— слушай, а че до крыльев-то прикасаться запрещаешь? — там отец перья рвет, — перед зеркалом ворот водолазки замявшийся расправляет, из гардероба выходит — и раны еще жгутся, — у крыльев маховые поправляет, негармонично выбивающиеся из ровного ряда — а ты че, не заметил вчера что-ли? — смеется, щербинку обнажая и брови в своей манере ломая.