…
Шел снег. Было так красиво! Крупные хлопья кружились на фоне света фонарей. Улица уже потеряла очертания тротуара, повсюду нарастали сугробы и белые шапки. Погода была безветренной, тихой. Вальтер стоял у окна и курил. Теперь его держали в американском штабе, на этот раз под конвоем, прямо за его дверью стояли пара афроамериканцев с автоматами, которые впускали только людей из особого списка. Он официально получил статус обвиняемого. Несмотря на все это, Бернадот имел к нему свободный вход, вот только Севилью тут оставить не позволили. В углу стояла рождественская елка. Очень картинная, она переливалась дорогими игрушками, которые привез для него граф. Но теперь Вальтер был совсем один. В прошлом году у русских было весело, девушки украшали комнаты, они все вместе делали гирлянды из бумаги, вырезали и клеили на окна снежинки. Он нежно улыбнулся, вспомнив как Анна Николавна учила его и молодого секретаря из НКВД лепить пельмени. Женщина терпеливо показывала, как сворачивать тесто и делать «ушко». На улице он заметил какое-то движение. Это был молодой парень с собакой который отстегнул поводок от ошейника своего ротвейлера, и худой, но веселый пес, тут же нырнул в свежий сугроб. Вальтер с умилением наблюдал за ними, если бы ему разрешили, он бы тоже с удовольствием повалялся в снегу, поиграл с собакой. Он устал быть в одиночестве. У графа была череда рождественских приемов, и он никак не мог вырваться. Вальтер написал Ирэн, но все еще не получил ответа. Он написал и своим сестрам, которые в детстве так его любили и баловали. Они тоже молчали. Раздевшись и забравшись под одеяло, он устроился на подушке поудобнее, что бы было видно, как падает снег. Этот вид придавал уюта всему вокруг. Спустя пару дней он бессмысленно слонялся по своей комнате из угла в угол. Все вокруг были заняты. Ужасно заняты! Даже комендант, который раньше хотя бы оставался поболтать на полчаса, сейчас сопровождал человека, доставляющего из кухни, проверял, что все в порядке, справлялся о здоровье, и тут же спешил куда-то. Шелленберга бросили. Каждый день ему доставляли подарки и открытки к Рождеству, от всех официальных служб, одна даже пришла из русского военного штаба в Польше. Но все это были символы ответственности секретарей, которым когда-то дали списки для поздравлений и люди просто делали всю работу. Подарки от графа и его супруги были красиво упакованы, Вальтер сложил их под елку. Все происходящее навевало ему воспоминания о том, как одна из его сестер украшала свой кукольный домик, она собирала все красивые и блестящие вещи, бисер, кусочки стекла и все это клеила на своих кукол. Только теперь вместо куклы был он сам. Он сел на кровать и уставился в пол перед собой: «Может быть? Пусть Рейнс побудет со мной? Пусть делает что хочет» - он был уже готов на все, только бы не оставаться в этой терзающей тоске и одиночестве. Рейнс недавно его напугал. Уже под утро Вальтер сквозь сон ощутил, что его трогают, он вздрогнул и вскочил. Полковник сделал вид, что хотел поправить на нем ночную рубашку, но он же почувствовал, как наглая мужская рука держала его за бедро! Теперь, когда грусть и жалость к себе переполняли его сознание, Вальтер был готов думать о том, что тот ничего дурного не хотел. «Едва ли он позволит себе что-то лишнее, ведь они дружны с графом. Он хороший человек» - подумав так он устало поднялся, как будто все еще колеблясь о принятом решении, подошел к дверям и постучал. Высокий чернокожий солдат тут же отпер и внимательно его оглядел. - Мне нужно встретиться с полковником Рейнсом, передайте ему. - Передадим – сухо отозвался военный и тут же снова запер его. Вальтер, шатаясь пошел обратно к кровати, взял со стола книгу и, навалившись животом на подушку, стал читать. Прошло не более получаса, как к нему постучали. - Господин, Шелленберг! Вы хотели видеть меня? – полковник тер руки, по его лицу было понятно, что он только что с улицы. - Да – Вальтер отозвался очень тихо, поднялся с кровати и приблизившись, печально посмотрел в глаза Рейнсу: Не звонил ли граф? Он все так же занят? - Ох, милое дитя! Боюсь, что граф пока не сможет вас порадовать лично. - Вот как – он вздохнул и слегка повернул голову и стал смотреть в окно. Рейнс незаметно облизнул губы и взял его руку: - Не печальтесь, Вальтер! Я понимаю, что вам тяжело целыми днями сидеть тут одному. Впрочем, если это обстоятельство вас слишком тяготит – он медленно приближался к нему, будто пытаясь заворожить, и скоро от его шепота стало теплеть в висках: Я мог бы побыть тут с вами. Он не противился этим липким объятиям, полковник мешкал, явно желая прикоснуться губами к беззащитной шее, но, очевидно, опасаясь последствий. Наглые ладони устроились на изящной талии, чуть стиснув ее, и потянули навстречу поцелую. - Мммм! – Вальтер замычал и зажмурился, когда язык мужчины ткнулся в его сжатые зубки. - Ну же, дорогой! Ведь вы нуждаетесь в ласке. Я буду очень нежен с вами – Рейнс нетерпеливо шарил по худому, напрягшемуся телу, прижимая его к себе. Вальтеру хотелось его оттолкнуть. Крикнуть: «Не смей касаться меня!». Но тогда он снова останется один. Брошенный в этой комнате, никому не нужный. - Все хорошо, не нужно бояться! – Рейнс возбужденно успокаивал его полушепотом: Не нужно бояться, мой хороший! – при этом он волок обмякшего Шелленберга к кровати. Опрокинув мальчика на спину, он с наслаждением и удивлением посмотрел на него, скалясь от радости, что у него удалось его заполучить. Будто бы не мог в это поверить. Вальтер жалобно скулил, глядя на него, стараясь взглядом сказать: «Не надо!». Рейнс даже если и догадался о безмолвных мольбах изящного немца, отнюдь не собирался внимать им. Он дорвался до нежного тела, о котором мечтал, отвлекаться на жалость сейчас не было времени. Придавленный чужим мужчиной Вальтер морщился и отворачивался, этот одеколон, натуженное пыхтение, похоть – все его раздражало. С другой стороны, это искреннее восхищение со стороны полковника льстило ему, тот вел себя как пещерный человек, как туземец, впервые увидевший белого человека. С голодным огнем в глазах, причмокивая и облизываясь, Рейнс раздевал его, старательно оглаживая и целуя каждый участок тела. И тут раздался стук в дверь. Полковник выругался, еле усмирив тяжелое дыхание, он крикнул: - Кто?! Из-за двери раздался голос коменданта: - Ужин, господин! Вы позволите? - Одну минуту! Он стал похож на бродячую собаку, осунувшись и подрагивая, Рейнс с жалким видом, слез с полураздетого уже немца и стал поправлять свою одежду. - Войдите! – он едва скрывал негодование. Вальтер смотрел на него с пренебрежением, и когда щелкнул замок на двери, он лишь укрылся одеялом. - Вам нездоровиться? – участливо поинтересовался у него комендант. - Немного. - Мне позвать доктора? - Не нужно! – резко ответил Рейнс: У господина лишь немного упало давление, он выпьет кофе и ему станет лучше. Чувствуя неловкость, он поспешил уйти. Комендант проводил начальника недоуменным взглядом, затем с доброй улыбкой вернулся к Шелленбергу: - Подать вам кофе? - О, нет! Я вам очень благодарен, сейчас я встану. - Как пожелаете! Он снова остался один. Пару минут он лежал, глядя в одну точку, и вдруг ощутил, как ему противно. Выбравшись из кровати, наспех застегивая рубашку, он пошел в ванную комнату и как следует прополоскал рот. «О чем я думал?!» - казалось, что мерзкий вкус американца еще у него на губах: «Оох! Что со мной? Как я позволил этому мерзавцу меня трогать? А если узнает граф?!» - Вальтер с тревогой посмотрел на свое отражение: «Он будет мной разочарован» - но тут же сделал глубокий вдох и отвернулся: «Будто я им не разочарован!». Что бы окончательно избавиться от следов Рейнса в своем рту, он пошел к столу и выпил кофе. «Разве можно просто так меня бросать? Он даже не звонит, будто я для него никто!». Теперь секса с чужим мужчиной хотелось уже из мести, но еще больше из желания секса. Он устал без восхищения собой, полковник в этом плане подходил, но он такой неловкий и неизящный. Он жалкий. А вот Кальтенбруннер … «Приди в себя уже!» - одернул Шелленберг сам себя: «Ты сам ведешь себя как животное! Возьми себя в руки!». Ну да, этому горю можно помочь руками. Вальтер хитро улыбнулся и принялся за ужин. Усмирив свою плоть в ласкающей воде, Вальтер лег в кровать. Снега за окном не было, Луна была еще не полной, но светила ярко, даже с выключенным светом в комнате было светло. Сияние красиво проникало сквозь тонкий тюль, это выглядело пленительно и даже волшебно. Немного кусала мысль о глупой слабости перед полковником. Вальтер виновато поджал губки: «Больше этого не будет» - обещал он сам себе: «Нет! Нет! Больше я не допущу такого! Не стоит растрачивать себя, особенно на такого болвана». Рейнс широкими шагами мерял комнату. Он был в ярости: «Почему я не прогнал их? Ведь эта нежная газель была уже у меня в руках! Прямо тут!» - он оглядел скрюченные от злости пальцы: «Еще немного и я бы им овладел! Оххх!» - он схватился за голову. Вдруг по его спине пополз вязкий холодок: «А если он скажет графу?! Чеерт!» - он охнул, схватился руками за лицо: «Бернадот меня уничтожит!». Паника почти поглотила его, но полковник смог собраться: «Нет, нет! Мальчик хочет близости, он ведь не отказывался, подпускал меня. Он ничего не станет говорить». Рейнс лихорадочно сжал кулаки: «Сейчас нужно смириться, утром я вернусь к нему. Да, так я и сделаю». Будильник сработал, а за окном еще была кромешная тьма. Луну заволокло тучами, и полковнику спросонья пришлось на ощупь искать выключатель в ванной. Он инстинктивно зажмурился от ударившего в лицо света: «Проклятье!». Холодная вода отогнала последнюю надежду вернуться в уютную постель, полковник стал одеваться, при этом размышляя о Шелленберге: «Сейчас он будет совсем сонным и не захочет меня принять, с другой стороны, пусть мальчик спит, я буду нежно к нему пристраиваться», и все же он решил вначале раздать задания, чтобы больше никто его не побеспокоил. Спустя час Рейнс приказал солдат открыть ему дверь. Замок, как ему показалось, щелкал слишком громко. «Это ангельское создание!» - он с удовольствием увидел, что мальчик не проснулся. Лежа на животе, обняв подушку, чуть раскинув стройные ножки, Шелленберг спал совершенно безмятежно. Другой не осмелился бы нарушить такого чудного сна, но Рейнс был тут именно для этого. Он торопливо, но осторожно разделся до трусов и стал подбираться к ничего не подозревающей жертве. Вот он совсем рядом. Подрагивающими от нетерпения пальцами полковник потянул шелковую рубашку наверх, и от вида, что ему открылся, ему пришлось закусить пальцы второй руки, чтобы не завыть от радости. Ладонь легла на прохладную, упругую ягодицу и сжала ее. Вальтер вскрикнул и обернулся, его глаза в одно мгновение стали больше вдвое: - Вы что тут делаете?! – он дернулся и хотел сбежать. - О, не волнуйтесь! – полковник его удержал: Вчера нам помешали, но сейчас этого не случиться! - Вот тут вы правы, господин – еще не проснувшимся, хриплым голосом процедил Вальтер: Этого не случиться! Сейчас же отпустите меня! - Вчера вы меня не отвергали. - Ну, это уже в прошлом. А теперь одевайтесь и уходите! Тепло приятной кожи жгло Рейнсу ладони, он крепко сжимал бедра и талию Шелленберга. Сейчас для него и речи быть не могло о том, чтобы выпустить свой трофей на волю. Недовольный тон капризного немца вызвал у полковника гнев: - Вы решили посмеяться надо мной, Шелленберг? Сегодня да, завтра нет? Вы не путайте меня с графом, который прыгает перед вами на задних лапках. Для вас это все какая-то игра? – голос Рейнса становился все более глубоким и страшным: Вы забыли о последствиях, которые вы получили после насмешки над Филби? Вальтер испуганно засопел: - Я и не думал над вами смеяться, но я вам ничего не обещал. - Не обещали? Вы лежали подо мной и ничему не противились, как еще это нужно понимать?! - Позже я обдумал все и понял, что это судьба уберегла меня от страшной ошибки. - Что?! – Рейнс сильнее прижал его к себе, отчего мальчик заскулил: Я не приму позора отказа, ясно? Не позволю с собой играть. Советую вам быть покладистым, иначе мне придется быть с вами жестоким – он заглянул в замершее от страха личико Вальтера: А я совсем не хочу этого. Будьте паинькой, мой дорогой, для нас обоих это будет полезно. - Вы что же? – Шелленберг уже почти рыдал: Изнасилуете меня? - Никогда! – Рейнс запустил руки ему под рубашку: Я не желаю брать вас силой, ведь вам будет больно. Поэтому, вы должны успокоиться и принять меня. - Сегодня же граф об этом узнает! Вы заплатите за это! - Не вынуждайте меня подсыпать вам яд в завтрак, дорогой. Хорошо? Вальтер протяжно завыл от безысходности. Полковник стянул с брыкающегося немца ночную сорочку и подгадав момент улегся на него, придавив широко разведенные бедра, давая все меньше шансов сопротивляться. «Что мне делать?! Я не хочу!!! Что делать?» - Вальтер, скуля, спрашивал сам себя, понимая, что сейчас случиться страшное. - Дай ему в рыло!!! – голос Лихачева раздался будто наяву у него над ухом, что он повернул голову. «Показалось?» - его дыхание учащалось от беспорядочных поцелуев, щипков и тисканья по всему телу. - Давай! Бей! Дай ему в рыло!!! – чекист в подсознании не унимался. Именно в этот момент, Рейнс приподнялся, чтобы разглядеть его в сокровенных местах. Вальтер сжал кулак, но еще колебался. - Вспомни свою историю с диваном! Бей прямо сейчас, блиать! - НА! Рука тут же заныла от резкого столкновения с плотным предметом. Голову Рейнса отбросило назад, он квакнул и схватился за лицо. Когда полковник оторвал ладонь от носа, у него по лицу уже была размазана кровь. Он вытаращил глаза, челюсть его отвисла, все лицо выражало глупое недоумение. Шелленберг снова сжал кулак и подражая повадкам Лихачева, прорычал: - Я тебя сейчас изуродую, только тронь меня снова. В глазах американца промелькнул страх, и он дернулся назад. Вальтер тут же соскочил с постели и схватил тяжелый флакон одеколона из толстого стекла: - Убирайся, не то я тебе голову проломлю. Кровь капала полковнику на грудь, но он, не глядя на это, натянул рубашку, брюки, схватил в охапку пиджак и на полусогнутых ногах уполз к двери. Увидевшие его в таком состоянии солдаты, громко стали что-то спрашивать, но он отмахнулся от них и убежал. Адреналин кипел в его голове, Вальтер глубоко и резко дышал, пламя, вспыхнувшее в его глазах, горело дьявольским огнем. - Я это сделал! Я дал ему отпор! – радость его переполняла: О, какое волшебное чувство! Он смешно взвизгивал, как ребенок, прыгая по комнате. Бернадот потребовал от своих секретарей отменить все приемы за день до Рождества, он более не желал ждать, ему необходимо было повидать своего милого Вальтера. Ранним утром вылетев во Франкфурт, он бережно держал в руках тщательно упакованный большой пакет, очень боясь, что того коснется суровый декабрьский мороз. Прибыв в американский штаб, граф встретился с Рейнсом, заметив заживающую ссадину на его лице, Фольке участливо осведомился о ее происхождении, от чего полковник вдруг растерялся и пробормотал: - Машину занесло, ваша Светлость, ударился об руль. Граф заметил, что при этом полковник задрожал и отвел взгляд, но не придал этому значения. Он развернул пакет, и все присутствующие ахнули, в руках его были пурпурные розы. - Откуда?! – Рейнс ошарашенно разглядывал тугие матовые бутоны. - Сейчас в Голландии строят теплицы, цветы выращивают там – беспечно ответил ему Фольке: Вы найдете для меня вазу? - Безусловно! - Проводите меня пока к Вальтеру. - Д-дааа – полковник немного ссутулился: Конечно. - Наверное, мой ангел еще спит. Как думаете? – граф нежно улыбался. - Полагаю, что так и есть – он все сильнее стискивал зубы, опасаясь, что сейчас начнется скандал. При взгляде на спящего мальчика у Фольке вырвался тихий стон умиления, он осторожно наклонился к нему и погладил пальцами по обнаженному плечу. Обычно Вальтер чуть размыкал ресницы и прелестно улыбался, немного тянулся, нежась в полудреме, но сейчас он вдруг всем телом дернулся, распахнул глаза и бросился в сторону, будто у него выстрелили над ухом. Граф сам испугался случившегося. Розы тут же были брошены на тумбу, а Бернадот принялся успокаивать перепуганного ребенка: - Бог мой! Вальтер! Что с вами? Что случилось?! Сердце Шелленберга колотилось так, что было слышно всем. Он недолго сидел будто парализованный и таращился на графа, пока не узнал его: - О! Милорд! Это вы! Простите, я так испугался, я думал, что … - тут он запнулся, потому что Рейнс стоял неподалеку. - Что? Что думали? – Фольке обернулся к полковнику, потому что Вальтер тревожно поглядывал в его сторону: Что с ним произошло? - Вероятно, милому Вальтеру приснился кошмар – бормотал Рейнс. Бернадот сразу улыбнулся, почувствовав облегчение, но, когда вернулся к Шелленбергу, чтобы его утешить, увидел с какой злостью тот смотрит на американца. - Не думаю, что тот кошмар мне приснился, господин! Я более чем уверен, что вы абсолютно наяву тогда на меня улеглись! Полковник на автомате рванул к выходу, едва успевая выскочить за дверь, он услышал, как сзади загремел отброшенный в сторону стул, и рычание графа, который тотчас бросился за ним. Солдаты окрикнули взбесившихся мужчин. Фольке смогли остановить только щелкнувшие затворы автоматов, он сжимал кулаки и скалился на трусливо отступающего от него Рейнса: - Вы негодяй! Как вы посмели?! Я доверял вам! - Давайте все тут успокоимся! – полковник примирительно поднял ладони, быстро бросая взгляд то на графа, то на солдат, вскинувших оружие: Все под контролем! Нам тут не нужно стрельбы и скандалов. - Сейчас же объяснитесь! Я этого так не оставлю! – Бернадот понизил тон. - Извольте, ваша Светлость! – Рейнс выпрямился и посмотрел на него с вызовом: Я нахожусь в Германии уже больше двух лет, без семьи и жены. И все это время я исправно выполнял все ваши требования, и был добр к Вальтеру. - Никто вас в этом не упрекает! – граф терял терпение: Вы приставали к моему мальчику! - Я, господин, лишь проявил нежность к Шелленбергу, возможно, она была неуместной, или излишней. Однако! Он соблаговолил к моим действиям и даже бровью не повел. Он принял мои ласки, а через пару часов стал меня обвинять! – в голосе полковника появилась нервная дрожь: Вы лучше меня знаете как мальчик умеет манипулировать другими. Кажется, что-то подобное он уже проделывал с тем англичанином? Возможно, от скуки он провоцирует скандалы, я не знаю! Гнев Бернадота потихоньку остывал, конечно, он отлично был знаком с виртуозным талантом Вальтера играть различные роли. Теперь он чувствовал неловкость за эту эмоциональную сцену перед всеми. Он вернулся в комнату и захлопнул дверь. Голова отказывалась нормально соображать, изнутри его разбирало негодование. Не хотелось верить в то, что полковник так циничен, что осмелился нагло приставать к его сокровищу. Конечно, Вальтер мог кокетничать, или даже флиртовать: «Черт побери! Ничего не понимаю!» - граф резко вздернул подбородок и подошел к притихшему в углу Шелленбергу: - Дитя мое! Сейчас же мне скажите, неужели вы позволили полковнику трогать себя? И никак не сопротивлялись? Неужели это правда?! Малыш пристыженно опустил ресницы и еле слышно ответил: - Ну, вероятно, что по большей части это правда, но … В следующую секунду он отлетел к стене. Не понимая, что произошло, он почувствовал, что зубы больно оцарапали щечку изнутри, жжение от пощечины проявилось не сразу. Вальтер прижал ладонь к горящей щеке, с отчаянием посмотрел на строго глядящего на него графа, и ушел в ванну, не проронив ни звука. Там он включил воду, что бы не было слышно его плача. Но слез не было. Ничего, не злости, ни размышлений, только тяжелая усталость во всем теле. Он опустился на пол подогнув под себя ноги и забился под раковину. Фольке сидел за столом облокотившись, лбом упираясь в кулаки. Он только что ударил Вальтера. Свое маленькое сокровище, которое он так берег и обожал. Он вдавливал ногти в мякоть правой ладони, чтобы забыть ощущение от хлесткого шлепка. «Что же я сделал? Как я мог?!» внезапно перед глазами встала недавняя сцена, когда мальчика подкинуло от одного прикосновения, граф выпрямился и страдальчески охнул: «Какой же я идиот? Ведь он перепугал бедного Вальтера до такого состояния, а я ему поверил!». Он тут же бросился к ванной: - Дорогой! Ответьте! – подергал ручку двери: Откройте, я умоляю! Вальтер! – изнутри доносился только звук, льющийся воды: Вальтер! – теперь он занервничал: «Там точно была опасная бритва!» - Фольке только успел подумать об этом и изо всех сил рванул дверь. Крючок не выдержал. - Вальтер! – он с ужасом обнаружил бедного мальчика прячущегося от него: Нет! Простите меня! Не нужно бояться! Прошу вас! – вытащив не сильно сопротивляющегося немца из-под раковины, он, к своему удивлению, обнаружил полное равнодушие на его лице: Милый! Поговорите со мной. - О чем? Хотите меня спрашивать и бить? Бейте так, к чему разговоры? Фольке на секунду расстался с даром речи и бессмысленно хватал воздух ртом, не в силах проронить ни слова. - Пожалуйста – он еле шептал: Не поступайте так со мной! Я не смогу оправдаться за сделанное, но я искренне прошу прощения! Умоляю! Вальтер шумно выдохнул и стал выворачиваться из объятий графа: - Мне нужно одеться. Позвольте. Тут Фольке увидел, что у него совершенно стеклянный взгляд, а лицо замершее, стало ясно, что мальчик все еще в шоке, но закрылся от него. Он не дал ему отойти, а только сильнее обхватил руками: - Вальтер посмотрите на меня! Эй, ну же! – когда они наконец встретились взглядом, он нежно сказал: Вы должны поплакать, милый мой! Шелленберг упрямо сжал губки: - Я не стану. Я не ребенок, чтобы постоянно плакать. Граф просто обнял его и прижался лицом к любимым каштановым волосам: - Хорошо, хорошо. Бедное дитя! Вы тут остались совсем один. Это я виноват, давно следовало вас навестить, тогда бы вам не было нужды в чужих объятиях. Он тихонько улыбался оттого, что слышал, как мальчик тихонько плачет на его плече, но не желал его в этом уличать. «Он не ребенок» - Фольке гладил подрагивающую спинку: «Он не будет плакать. Какое же чудесное создание!». Через некоторое время Вальтер снова захотел освободиться, на этот раз граф отпустил его. Умывшись, все еще судорожно дыша, Шелленберг взглянул на него со своей милой хитрецой в больших, серых глазах: - Нельзя мне было разрешать этому болвану распускать руки, но я смог защитить себя. - Каким же образом? - Видели у него синяк на переносице? – лисье свечение в его глазах разгоралось все сильнее: Это я его ударил! - Что?! – Фольке удивленно поднял брови. - М-да! Я дал ему в рыло! – Вальтер довольно кривил губки. - Откуда у вас этот жаргон? И еще – кто вас выучил драться? - Ну вы же сами мне сказали, что общение с русскими будет для меня полезно. Так и есть! Явно гордясь собой, он выпорхнул из ванны, обескураженный Бернадот последовал за ним: - Лихачев с вами пообщался, верно? - Это так! Ох, что это?!! – только сейчас он увидел цветы: Как это возможно?! – Вальтер повернулся и показал ладонью на окно, намекая что на улице разгар зимы. - Вы достойны невозможного, мой друг! Фольке теперь с облегчением выдохнул, про себя он был страшно рад тому, что у мальчика такой легкий характер и вот перед ним снова его обожаемый Вальтер, по-детски радуется цветам. «Дитя! Чудесное дитя!» - граф закусил нижнюю губу, и с готовностью пригнулся, когда это дитя подбежало, чтобы его поцеловать.…
Наступило странное время, недели текли монотонно, все больше нарастала меланхолия Вальтера. Вокруг него стали происходить пугающие события. После большого трибунал американская сторона инициировала отдельные процессы. Суды над Брандтом и Олендорфом явили на свет подробности ужасных преступлений. Шло «дело врачей» - пытки, бесчеловечные эксперименты, умерщвления психически больных – все это смаковали журналисты, печатая статьи с особым смаком и ужасающими фотографиями. Прокуроры произносили слова «смертная казнь» едва ли не чаще чем, «обед». В газетах писали о том, что каждого нациста следует уничтожить. Нагнеталась общая истерия, и теперь даже немцы требовали того, чтобы их народ очистили от скверны нацизма. Из-за бедственного положения населения после войны, люди соглашались на любую работу, даже на новую охоту на ведьм. Теперь любого можно было обвинить в симпатиях к нацистской партии и Гитлеру, забрать в тюрьму и допрашивать там. Тирания сменяла тиранию. Шелленберг осторожно выглядывал в окно из-за шторы, трогательно сжимая ручками край подоконника, будто там на улице, бродящие в апрельской грязи люди могут узнать его. Страшно было оттого, что американцы стали внушать немцам то, что все их проблемы, голод и нищета возникли из-за нацистов. Не то, чтобы это не было правдой, но раньше эти же люди с воодушевлением вскидывали правую руку и восторженно приветствовали своего фюрера. Даже его старший брат написал гневное письмо о том, что Вальтер навлек беду на все семейство Шелленбергов, что теперь их всех приписывают к его преступлениям. Сестры писали мягко, как и в прежние времена, справлялись о его здоровье и уговаривали быть терпеливым. А вот Ирэн не писала ничего. «Неужели все кончено?» - Вальтер с тоской выглядывал на улицу сквозь запертые рамы. У него щемило в груди от обиды. «Зачем ей ждать? Возможно, меня приговорят. И чего тогда она дождется? Моего задушенного трупа?» - непонятно чего было больше в вихре разрывающим его изнутри, страха или смирения: «Пусть уж лучше она меня совсем забудет. Тело мое сожгут и разбросают, где ни будь в лесу, как остальных». Он нехотя отошел от окна и остановился в раздумьях посреди комнаты: «Это лучше, чем бесконечная пытка неизвестностью». В его душе скопилась усталость, и она потихоньку, по капле, тянула трещины в его здоровье, это было похоже на лучи от удара по стеклу машины, которые все увеличиваются с угрожающим пощелкиванием. Вальтер начал сдавать, боли в боку вернулись, уголки его рта стремились вниз, вслед за очевидными изменениями кожи. Только граф по-прежнему смотрел на него с восторгом, целовал и говорил о том, как перевезет его в Швецию и там, у него будут лошади, и такса как в детстве. Представляя себе маленькую, криволапую, веселую собачку, Вальтер улыбался, с ней бы он не чувствовал себя таких одиноким: «Я непременно выберу рыжего щеночка! И буду брать его в кровать». Когда он был маленьким, отец запрещал баловать собаку и тащить ее под одеяло, конечно же, несмотря ни на что, такса обычно ночевала в детских объятиях. Так метался маятник его мыслей и настроения, от собственной казни до выбора собаки после освобождения. И не удивительно, ведь его психика за все эти годы изрядно пострадала. За окном раздались крики, Вальтер тут же поспешил к окну. На тротуаре лежала перевернутая тележка с чьим-то скарбом, рядом с ней женщина размахивала руками в сторону удирающих мальчишек. Сейчас повсюду на улицах были дети, беспризорные, голодные. Они сбивались в стайки и шныряли туда-сюда, то выпрашивая что то, то подворовывая. Одни были сиротами, родители других были слишком заняты тем, чтобы как-то прокормить семью и найти ночлег. Школы и приюты были разбиты. Вальтер проводил взглядом парней, которые, видимо что-то стянули у несчастной, потому что она громко причитала, поднимая свою тележку на колеса, и тяжко вздохнул. Его собственные дети были где-то далеко. В дверь постучали, вошел комендант: - Добрый день, господин! Как ваше здоровье сегодня? - Со мной все хорошо! – Вальтер с надеждой смотрел на него: Ну как? Вы поинтересовались? Можно мне выйти? - Сегодня я вас выпущу только на полчаса в сад. Вам необходим свежий воздух, однако, я беспокоюсь, что вы можете простудиться. Шелленберг радостно всплеснул руками: - Наконец то! Я так устал в четырех стенах. Тут даже окно не открывается. - Это ради вашей безопасности, господин. Итак, одевайтесь потеплей, я пришлю к вам офицера, который станет вас сопровождать. - О! Спасибо! Я сейчас же соберусь! На улице было уже тепло. Впервые в жизни Вальтер пропустил целый спектр изменения погоды. Вчера его щечки щипал мороз, а сегодня ласковое солнышко прикасалось к коже. Снега не было совсем. Он хотел расстегнуть пальто, но офицер, следовавший за ним, запретил это делать: - Воздух еще недостаточно прогрет, вы заболеете. На ветках появились крохотные листочки. Они были удивительного цвета, очень чистые, блестящие. Дорожная пыль еще не коснулась молодой зелени, и она была такой прелестной, будто в девственном лесу. Вальтера сейчас восхищало все вокруг, и легкий ветерок, перебиравший прошлогоднюю листву, и мокрые воробьи, дерущиеся из-за крошек у забора. Кстати, что там за забором? Он медленно подошел к чугунному ограждению, забитому деревянными щитами. Оттуда доносились голоса, шум, стук какого-то инструмента, девичий смех. Шелленберг покосился на своего надсмотрщика, тот спокойно курил, вглядываясь в небо. Любопытство разбирало Вальтера, он аккуратно встал на бетонное основание забора и выглянул наружу. Увиденное его поразило, в первую очередь в глаза бросались здания, они стояли будто бы покрытые молочной дымкой, но скоро становилось ясно, что каменные дома так светлы из-за того, что в них нет окон, стен и крыш, одни полуразрушенные фасады. Вокруг развалин копошились люди, некоторые сидели на своих пожитках рядом с кострами, другие разбирали завалы, отбивали остатки цемента с кирпичей и складывали их в кучки. Вальтер хорошо видел группу девушек, которые что-то готовили в огромном котле, они смеялись, было слышно, как одна брюнетка в шерстяной юбке говорит своим подружкам, что договорилась сменять свое пальто на туфли. На молодых лицах девушек таилась усталость, они вроде бы искренне улыбались, щебетали, но глаза их были застывшими. Повсюду царствовала нищета. Оказывается, старинный город Германии похож на лагерь беженцев. Вальтер этого не знал, его окна выходили на центральную улицу, которую отремонтировали еще в прошлом году, теперь он большими глазами смотрел на этих несчастных обездоленных людей. Он хотел к ним. Так чувствуют лесные птицы, которых поймали и посадили в клетку, они сыты, никаких больше забот, ни морозов, ни кошек, но каждая птица своими глазками бусинками смотрит за окно и жаждет улететь туда. Пусть голод, пусть ястребы вокруг, все это стоит свободы. Вальтер хотел туда, за забор, к развалинам и к людям, которые говорят на его языке, которые чувствуют как он, побежденные, но все еще живые. Офицер окрикнул его и подошел ближе: - Что там? – он тоже приподнялся и посмотрел за забор: О! Печальный пейзаж. Наша авиация хорошо тут поработала. Вальтер обиженно склонил голову и отвернулся. - Ваши руководители были настоящими мерзавцами, они не пожалели этих людей, швырнули их всех в горнило войны, а сами застрелились. Жалкие трусы! – офицер причмокнул и скривился. - Где эти люди живут? – Шелленберг говорил очень тихо, хотя подсознательно знал ответ, ему хотелось уязвить американца за надменность. - Тут и живут – тот смотрел на обездоленных немцев без всякого сострадания: Куда им деваться? Будут отстраивать дома снова. - Все это ужасно! – прошептал Вальтер и всхлипнул. - Все, все! – офицер вдруг спохватился и потянул его с забора: Не вздумайте плакать! Зря я позволил вам туда смотреть. - Почему? - Вам нельзя расстраиваться. У вас слабое здоровье. - Те люди живут на улице, а вы переживаете, что я расстраиваюсь? - Я за тех людей не отвечаю, дорогой мой – он дружески похлопал его по плечу: Если хотите еще побыть на улице, то лучше присядьте на скамейку. Прошу! - Если не возражаете, я лучше похожу по дорожкам. - Пожалуйста! Минут пятнадцать Вальтер бродил по саду погрузившись в себя, мозг его не знал за что зацепиться, мыслей было одновременно много и мало, они наваливались на сознание и скоро он устал. Печально глядя в сторону забора, он вздохнул и спросил офицера: - Может быть, я мог быть там полезен? Разбирать завалы, например? Я столько дней сижу без дела. - Я сильно сомневаюсь, что граф Бернадот позволит вам таскать кирпичи, господин Шелленберг – он аккуратно взял своего подопечного под локоть и повел в здание: И потом, поверьте мне, как только те люди узнают, что вы из СС, да еще и генерал, едва ли они вам обрадуются. Вернувшись в свою комнату, Вальтер присел на край свой большой кровати и коснулся белоснежных простыней. Его угнетало теперь то, что сам он находиться в комфорте, в своей привычной жизни буржуа, а те несчастные люди сегодня будут ночевать под открытым небом. «Что, если пойдет дождь?» - он сразу взглянул в окно, небо было ясным и приветливым: «Похоже, что сегодня будет сухо» - эта мысль немного приободрила его. Если бы он сам оказался на улице, то забился бы в какую ни будь разрушенную квартиру или подвал. Вальтер снял пиджак и стал обдумывать то, что бы он стал делать в этих обстоятельствах. Внезапно он осознал, что если Ирэн развелась с ним, то ему негде жить. «Ничего подобного!» - он продолжил раздеваться: «Я буду жить у графа, конечно же. Тут не о чем переживать». Но мысль его не отпускала. «Продам свои драгоценности и куплю небольшую квартирку» - он окончательно уверился в том, что ему не придется бродяжничать. Кому бы он смог продать свои бриллиантовые броши и кольца в нищей стране? Этот вопрос его не волновал. Вальтер надел шелковую пижаму и забрался в кровать, захватив книжку. Он решил отделаться от этих утомляющих, печальных раздумий. Чудесный любовный роман о сеньоре, ожидающей возвращения своего возлюбленного моряка, увлек его.…
Тот забор теперь манил его каждый день во время коротких прогулок. Стоило офицеру замешкаться, как любопытное личико Шелленберга появлялось между чугунными прутьями. И скоро его заметили с той стороны. - Эй! Ты чего это подглядываешь, янки? – молодая растрепанная девица у костра прищурившись, встала во весь рост и недовольно уперла в бока кулаки. Ее подруги притихли и обернулись. Вальтер неловко спрятал носик, но потом снова выглянул: - Я немец. - Так чего ты там сидишь? Работаешь на оккупантов? - Я арестован … Ах! Он вздрогнул оттого, что чьи-то сильные ладони вдруг сдавили ему ребра и в одно мгновение подняли и сняли с забора. На бетонный фундамент вспрыгнул американец и зарычал на девицу: - Как ты сказала? Оккупанты?! Кто ты такая? Сейчас же назови свою фамилию! Сидевшие вокруг нее подружки тут же повскакивали и бросились врассыпную. Девушка замерла и стала беспомощно оглядываться в поисках поддержки. Вокруг было много людей, но все они тут же сделались безразличными. Офицер выжидающе сверлил ее злобным, уничижительным взглядом: - Ну! – топоропил он несчастную. - Не нужно! Оставьте ее! – Вальтер настойчиво подергал его за рукав. - Ишь какая! – американец немного смягчился, но все же стал сварливо ее отчитывать: Когда нацисты грабили чужие страны, ты их оккупантами не считала? Даже когда на твою страну работали тысячи рабов до смерти. Когда жгли детей в печах! Убирайся мерзавка, что бы больше я тебе тут не видел! Бедняжка схватилась рукой за лицо и громко всхлипывая убежала. Он спрыгнул с забора и наткнулся на укоризненный взгляд Вальтера: - Что вы так осуждающе меня разглядываете? Может быть, тоже считаете нас оккупантами? - Ну что вы! – Шелленберг тут же отвел глаза. - Он на нее накричал. Совершенно ни за что! Она же его не видела. Вальтер дул губки и жаловался графу пока тот нежно ласкал его шею сзади. Фольке слушал его в пол уха, стремясь поскорее добраться до нежного тела он, как назло, путался в сорочке и до проблем оскорбленной девицы ему было мало дела. Наконец в ладонях оказались горячие тонкие ребра, пальцы ощупывали четкие границы грудной клетки и аккуратные бороздки, под которыми чувствовалось гулкое сердцебиение. Граф сильнее прижался животом к изгибу поясницы подбираясь бедрами к чувственным ягодицам и довольно замурлыкал. Вальтер заскулил и подался вперед, чувствуя давление, Бернадот слегка налег на него, успокаивая и целуя плечи. Пару минут они лежали без движения, пока тело мальчика не перестало противиться и выталкивать из себя чужую плоть. Вальтер расслабился и согласно приподнял крестец. Граф протолкнул руку ему под бок и протянул ладонь к горячему ротику, чтобы вовремя зажать его и сохранить секрет их свиданий от солдат за дверью. За молчание Шелленберга нужно было платить искусанными в кровь пальцами, но это придавало остроты их тайне. Стало жарко. Фольке подхватил худенькое бедро и высоко поднял его, изящная ножка взметнулась вверх. В таком положении Вальтер ощущал особо приятные касания где-то внутри, они молнией отскакивали к животику, диафрагме и заставляли его сильнее выгибаться навстречу желанным импульсам. Крупная ладонь вовремя мягко сжала ему ротик, потому что он стал терять контроль над собой. Томные жаркие крики тонули в переплетении линий судьбы. Фольке нанес последние сокрушающие удары и уткнулся носом во влажную шейку, обдавая ее тяжелым дыханием. Немного отдышавшись, он улыбнулся, когда молодое тело, придя в себя после блаженства, все же изгнало его из себя. В коленях еще отдавалась приятная дрожь, когда он ушел в ванну. Вальтер стянул с себя взмокшую сорочку и оперся на руки глядя на подстеленное под него полотенце, которое уже успело впитать следы их обоих. Голова еще была пустой, даже кружилась немного. Он поддался приятной слабости, подломил локти и бухнулся спиной в подушки. Бернадот вернулся из душа и, едва накинув на плечи, брошенный час назад на пол, сорванный с красивых плеч любовника, халатик, взялся за сигарету: - Так что с той девушкой? – голос его еще был с придыханием, он носом выдохнул дым и с нежностью посмотрел на развалившегося в постели Вальтера. Тот повернул голову, вопросительно глядя на него и молча протянул руку, требуя никотина, который бы помог ему сосредоточиться. - Там на лицах толпы бездомных – задумчиво произнес Шелленберг тихонько выпуская дым изо рта. - Это правда, милый. Ведь города разбиты. - И как же теперь? Они так и будут жить? - Наша организация помогает детям и молодым женщинам. В конце концов, они станут будущим этой страны. И их еще можно научить правильно думать. - Правильно думать? – Вальтер недоуменно сдвинул брови. - Именно! – Фольке снова поднес сигарету к его губам: Будущие поколения должны быть воспитаны без нацизма и без всех этих бредовых идей. Струйки дыма поднимались, наверх кружась в своем безмолвном танце. В серых глазах Шелленберга поселилась печаль, он облизнул губы и чуть срывающимся голосом произнес: - Похоже, что Ирэн думает так же. Бернадот сразу встревожился: - Когда вы встречались? - В том то и дело, дорогой, что мы не встречались – он делал паузы между словами, по ним было понятно, как тяжело ему говорить это: После того свидания на яхте она не желает со мной иметь дела. - Вероятно, ей сегодня тоже не просто – граф как мог старался сделать наивное лицо: К тому же у нее столько детей. Трое своих и еще приемные. Полагаю, у Ирэн много дел. Не нужно расстраиваться! - Но ведь! – Вальтер вроде бы улыбнулся, но ему было так грустно, что улыбка превратилась в оскал: Она же может просто написать мне! Я отправил ей столько писем. Что я сделал? Почему она не хочет меня больше знать?! Выступили слезы, и он запрокинул голову, что бы они не начали течь по лицу, потом обтер глаза и спешно убежал в ванну. Едва за ним захлопнулась дверь, Фольке злобно стукнул кулаком по столу. «Почти два года прошло, а он продолжает по ней скучать» - он снял с себя халатик, но, прежде чем повесить его на стул, поднес к лицу и втянул запах любимого: «Что ж, девочка ответственно исполняет условия договора, только вот» - он подобрал с пола исподнее: «Это ни черта не помогает!». Он приобрел хороший домик для Ирэн в Швейцарии, условием для комфортного и спокойно переживания для нее и пятерых детей было отсутствие контактов с Вальтером. Фольке в своем фонде видел сотни таких историй, когда женщина с детьми теряет мужа, и просто не знает где он. Дом ее разбит, она мотается с детьми по стране и ночлежкам и в итоге примиряется с обстоятельствами. Мальчик примиряться не хотел. «Когда его выпустят, он непременно станет искать ее» - он нервов граф снова закурил: «Почему я решил, что он ее забудет?». Он пытался стряхнуть пепел о край пепельницы, но сломал сигарету, раздраженно затушив окурок, граф сложил руки и стал ждать, чертыхаясь про себя. Когда Вальтер вышел, он тут же сделал благодушный вид и подозвал его поближе что бы прикоснуться губами к впалому подрагивающему животику: - Ох, мое дитя! – отпускать приятно пахнущего юношу от себя не хотелось, и он прижался к нему щекой: Поистине, более всего я желаю, что бы остаться с вами, что бы вы были рядом со мной. Но, увы! – он нехотя отпрянул и заглянул в его глаза: Мне придется сейчас вас покинуть. - Мне тоже не терпится стать свободным, мой дорогой! Ах, как же мне хочется отделаться от охраны, пойти куда я сам захочу! - Скоро это сбудется, милый! Нужно лишь немного терпения. Граф поднялся, собираясь уйти, но Вальтер прильнул к нему: - Думаете, сколько еще меня будут тут держать? - Трудно сказать, нужно дождаться суда. - Если меня приговорят к смерти? – мальчик испуганно заглянул в его глаза. - Даже не думайте об этих вещах, вас это не коснётся. Фольке сильнее его обнял, затем осторожно отстранился: - Пора! – он с сожалением приклонил голову, потом ласково поцеловал его в лоб: Я вернусь очень скоро. Когда он ушел, Вальтер голышом прошелся по комнате, растерянно присел на кровать, потом потянулся, собрал испачканные вещи в корзину для белья и только тогда надел свой халатик. Из темноты будуара, чуть подсвеченного свечами, на рубашку старинной карты Таро легла круглая, серая лапка. - Севиль! Прекрати! Эстель с тюрбаном на голове, в просторном домашнем платье раскладывала карты на любимом антикварном столике. Со стороны ее можно было спутать с красивой цыганкой. Пара подсвечников добавляли ее образу колдовского ареала. - Ну что там? – она перевернула выбранную кошкой карту и удивленно подняла брови: Отшельник? Тебе следовало быть черной кошкой, дорогая! Она рассмеялась, глядя на недоумевающую британку. В ее раскладе эта карта явно указывала на Вальтера. - Оооо! Бедняжка не скоро увидит удачу – Женщина покачал головой и обратилась к кошке: И тебя тоже! Что? – она провела ладонью по круглой, мягкой голове: Скучаешь по маленькому ангелочку? Раздался легкий стук в дверь, это приехал Фольке, он осторожно заглянул внутрь и получив разрешение войти, протиснулся в дверь. - Как вы дорогая? – обхватив ее плечи и поцеловав манящую оголенную шею, он посмотрел на карты и заинтересовано спросил: Что это означает? - Вальтер пользуется женскими духами? – Эстель подозрительно на него покосилась. - Наверное, я не очень в этом разбираюсь. Графиня успокоилась, услышав его спокойный тон и показала на столик: - Как раз его расклад! Я вижу, что он там надолго застрял? - Карты не врут, милая. До сих пор не назначили даты первого слушанья. Бедняжка уже совсем измотан. Кроме того, ему позволили высовываться за забор – он возмущенно взмахнул ладонью: Конечно он увидел весь этот кошмар вокруг и расстроился. Я приказал заколотить там все. - Прааавильно – наигранно безразлично потянула Эстель: Можно было бы еще и окна ему заколотить. Кроме того, не нужно обходиться полумерами, ведь человечество изобрело шоры. Фольке озадаченно наклонил голову: - Почему вы так иронично об этом говорите? Графиня поправила рукав платья и стала внимательно смотреть в глаза мужа: - Неужели вы правда рассчитываете оградить его от всего? Это очень наивно, если не сказать хуже! Он не ребенок, вы совершенно зря считаете его глупым. - Ничего подобного – он смутился: Я вовсе не считаю его глупым. Я лишь хочу, что бы ему не добавлялось стресса. Он, итак, постоянно думает об Ирэн и переживает, никак не может забыть ее. - А почему бы ему о ней забывать? Она его жена. Что она пишет? У нее какие-то проблемы? Бернадот сболтнул о Ирэн позабыв, что Эстель не посвящена в его коварные планы, он мысленно обругал себя идиотом и поспешил отговориться: - Ничего серьезного! Кажется, ее вызывали в полицию, но я всего не знаю. Проницательная графиня недоверчиво усмехнулась: - Как это? Его жену вызывают в полицию, а Вальтер ничего вам не говорит? Так позвоните ей и узнайте обо всем, возможно ее проблемы легко решить, и мальчик перестанет тревожится. - Завтра я так и сделаю, дорогая. Ни тон его голоса, ни движения лица не выдавали смятения и обмана, но Эстель что-то кольнуло, внутри нее появилось сомнение. Она с улыбкой подставила щеку для поцелуя, когда супруг отправился в свой кабинет, но как только дверь закрылась, задумалась. Вечером, уже готовясь ко сну, графиня снимала украшения, сидя у туалетного столика, пытаясь отстегнуть упрямую сережку, она повернула голову, и тут ее взгляд упал на телефон. Чуть подумав, она подошла к аппарату, пару секунд помешкала, и все же сняла трубку. После недолгого ожидания раздался немного детский голосок Шелленберга: - Алло! Госпожа, это вы? - Да, дорогой! Я очень рада тебя слышать, Вальтер! Как ты себя чувствуешь? - У меня все хорошо, я надеюсь, что ваше здоровье тоже в порядке? - О! Спасибо! Я здорова. – она не знала, как спросить, поэтому ее голос зазвучал неуверенно: Я услышала, что у Ирэн какие-то проблемы, ты не расскажешь подробнее? Возможно, я смогу помочь ей. В трубке раздалось встревоженное сопение, и, кажется, даже легкий стон. Графиня прислушивалась: - Вальтер? Милый, ответь мне. - Что с Ирэн?! Что случилось? Он был явно испуган, Эстель смущенно прикусила нижнюю губу и постаравшись звучать беспечно и весело, стала говорить: - Только не надо волноваться, дорогой, ведь я могла и перепутать! Наверное, я что-то не то услышала! Прошу, не бери в голову. Уверенна, что все в порядке. - Она совсем со мной не общается! Уже почти два года – пожаловался Шелленберг шмыгнув носом: Я даже не знаю где она сейчас и где дети. Я не понимаю за что она поступает со мной так жестоко. Женщина сдавила трубку в руке и возмущенно раскрыла глаза, но не подала вида: - Не грусти, мой ангел, я на днях тебя навещу. - Хорошо! Спасибо вам! - Ну что ты! Не стоит. Спокойной ночи тебе! Она опустила трубку на рычаги и со злостью сжала свои пальцы. Скоро из ванны вернулся граф, он уютно расположился в кресле и немного подвигал спиной очевидно планируя расслабиться. Эстель терпеливо ждала пока муж поднимет на нее взгляд. Он сразу разглядел раздражение на ее лице: - Что-то случилось? Она сдержанно кивнула: - Да, вы ведь сами сказали, что у Ирэн проблемы. - Перестаньте дорогая! Я уверен, что там ничего серьезно. - А вот я не уверенна – графиня сверкнула глазами: Женщина больше года не общается с мужем. Мне все же кажется, что у нее колоссальные проблемы! На лице Фольке тут же отобразилось почти физическое страдание: - Вы звонили Вальтеру? Только не это! Эстель медленно кивала, не сводя с него глаз: — Именно это я и сделала! И что же я услышала? Что он даже не знает где его семья! Что происходит, Фольке? Что вы сделали?! - Поймите меня! – он вскочил со своего приятного места и протянул руки к жене: Ирэн сейчас никак ему не поможет! Она могла бы уже найти себе нового мужчину! Какой прок в их общении? - Или я вас слышу скверно, или вы спросили о том, зачем жене общаться с мужем?! – Эстель не могла подобрать слов: Вы … Признайтесь! Какую роль в этом сыграли лично вы? Бернадот вернулся в кресло с обреченным видом: - Я купил ей дом. Сказал жить своей жизнью. Перевожу ей средства, ни она ни дети ни в чем не нуждаются. В спальне повисла тишина. Эстель растерянно катала пальцем сережку по трюмо, заговорила она ровно без эмоций, но чувствовалось, что это спокойствие напускное: - Наш с вами фонд столько лет заботиться о людях, о воссоединении семей, а вы так безмятежно рушите жизнь любимого человека. Как же так? - Все не так, моя дорогая! – он в замешательстве обтер ладонью лицо: Я не хочу его потерять! Боюсь, что он оставит меня и больше мы не встретимся. - Я еще меньше хочу, что бы Вальтер вас оставил, но я даже не допускаю столь эгоистичных мыслей, как оторвать его от детей! Это неправильно! - Вы ведь сами говорили, что он для вас как сокровище – граф с виноватым видом пытался оправдаться. - Это так! Мне хватило вашей Мари! Этой «душечки» - она скривилась, как будто увидела что-то отвратительное: Этих охотниц на чужих мужей немерено! А бедная Берти? Когда любовница ее мужа скончалась от чахотки, он привел своего бастарда в дом! С милым Вальтером такого не случиться! – графиная стала благодушно улыбаться: Мальчик не принесет в подоле. Ко всему прочему, он мил, воспитан. Он генерал, в конце концов! И тем не менее! – она снова строго посмотрела на мужа: Семья – священный союз! Разрушать его – грех! С этими словами она встала, подошла к телефону, сняла трубку и протянула ее графу: - Вы сейчас же все исправите! Выбора у него не было. Фольке нехотя приблизился к жене, еще раз быстро взглянул в ее глаза и кивнул.…
Карандаш штрих за штрихом выводил на бумаге кошачий глаз, Вальтер то и дело сверялся с фотографией в журнале, терпеливо срисовывая оттуда британскую кошку. Он благоразумно старался занимать себя хоть чем ни будь, чтобы не оставаться один на один со своими мыслями и не доводить себя до паранойи. Прогулки, рисование, романы – все это вошло для него в определенную систему и приносило ему удовольствие. Начало мая было щедро полито дождями, ночами гремели грозы навевая романтические чувства. Шелленберг кутался в одеяло глядя как в окна хлещут плотные струи с волнением размышляя о том, все ли смогли укрыться от этого безжалостного ливня? Он хорошо помнил, что такое ледяная вода. Сейчас его занимал только рисунок, Вальтер так и так поворачивал голову, чтобы получше приноровиться к карандашу. В дверь постучали, по протоколу, вначале в комнату заглянул солдат, немного осмотрелся, потом вошел комендант: - Я принес для вас почту. Что это у вас? – он заглянул в альбом: Кошечку рисуете? Вальтер взял со стола конверты и заметил, что комендант чего-то ждет, бегло посмотрев адреса отправителей, он понял какое письмо интересует американца. Оно было из Москвы. На конверте было изображение водружения Знамени Победы над Рейхстагом. Вместо адреса был штамп с аббревиатурой – НКВД. «Лихачев это сделал намеренно!» - Шелленберг улыбнулся: «Он явно хотел поиграть у УСС на нервах». Внутри была открытка с изображением парада на Красной площади, Рокоссовский весь увешанный орденами, на вздыбленном белом коне под копытами которого нацистские флаги со свастикой. В руке у маршала оголенная сабля, взгляд устремлен вперед, а за спиной красные знамена. Гвардейская лента вилась через угол, на ней была надпись «С днем Победы!» Вальтеру сразу захотелось нарисовать такую интересную картинку, но комендант все еще стоял неподалеку, настороженно прожигая открытку глазами, будто бы она могла взорваться. Послание он решил прочесть вслух: - Привет тебе товарищ! Поздравляю с днем Великой Победы! Советский солдат смог освободить тебя от нацизма, желаю теперь освободиться тебе и от капитализма, потому что, кто из них хуже, сразу и не выбрать – Вальтер стал пригибаться к столу пытаясь подавить смех и продолжал: Поскольку, любишь ты кошек и разные искусства, то спешу сообщить, что в Ленинград со всего Союза свезли до тысячи кошек, некоторые из них поселились теперь в Эрмитаже и сохраняют фонды от мышей. Так что, когда союзники закончат тебя таскать по судам, советую побывать в городе на Неве, ведь он за годы войны стал символом несгибаемой воли и нечеловеческой силы советского народа. Будь здоров! Полковник М.Т. Лихачев. Шелленберг откинулся на спинку стула снова пробегая глазами по только что прочитанным строкам: - Как мило! - Почему НКВД сообщает вам эту информацию? По тону коменданта было понятно, что ничего милого в письме он не видит. - Какую информацию? - Про кошек. - Разве она секретная? - Мы это выясним! Скажите, вы сообщали о чем-либо русским из этого штаба? - Помилуйте! – Вальтер пожал плечами: Как бы я мог без вашего ведома отсюда что то отправить? - Может быть, вы что-то передали графу? Имейте в виду, мы об этом узнаем. - Я от вас ничего не скрываю, господин, даже письмо специально прочел вслух. - Что ж – коменданта его слова явно не успокоили, он несмело подошел к столу, взял конверт, заглянул в него. Немного помялся и после легкого поклона удалился. «Да, товарищ Михаил! Вы не могли отказать себе в удовольствии напомнить янки о себе!» - Вальтер с интересом рассматривал картинку, мечтательно улыбаясь: «Было бы чудесно побывать в Эрмитаже, увидеть их великолепную коллекцию и этих героических кошечек». Он вложил открытку в свой альбом и вернулся к рисунку: «Какое загадочное совпадение! Наверняка комендант решил, что я не просто так рисовал кошку, а потом пришло это письмо. Настоящие шпионские игры! Русские хорошо умеют приводить все в движение». Искушение было велико, жажда авантюр подтолкнула его к очевидному решению: «Нужно написать ответ!» - губки Вальтера кривились в хитрой улыбочке. Он вырвал из альбома один из своих рисунков с кошкой и достал ручки с разными чернилами: «Дорогой друг! Ваше очаровательное послание немало меня обрадовало. Я поздравляю вас с Победой! Отрадно узнать, что ваши города возвращаются к мирной жизни и в ней есть место милым животным. Я буду очень счастлив, если мне доведётся увидеть ваш легендарный Эрмитаж. С наилучшими пожеланиями. Ваш Вальтер Шелленберг». Он остался доволен, теперь нужно было дождаться обеда и сообщить коменданту, что тому предстоит отправить письмо на Лубянку. Вернувшись с прогулки, Вальтер с удивлением обнаружил в своей комнате помимо коменданта еще двух агентов. По обстановке было заметно, что тут прошел обыск. Его пригласили присесть и положили перед ним письмо от Лихачева. Высокий мужчина в военной форме, которого представили как полковника Моргана, оперся на столешницу обоими руками, немного нависая над ним, и строго спросил: - Как вы поддерживаете связь с русскими? У Вальтера внутри от восторга рванул салют, но внешне он даже бровью не повел: - По почте! - Где предыдущие послания? Он пожал плечами: — Это первое. Второй агент в строгом костюме молча бродил по всей комнате, демонстрируя азы классического допроса, как по учебнику. В теории это должно было создавать напряжение для задержанного, у которого кто-то маячит за спиной, и отвлекать. Но Вальтера это нисколько не смущало, он доверчиво и открыто смотрел на военного. Тот хмурился: - До сегодняшнего дня вы не получали сообщений от НКВД? - Как вы это себе представляете? Я могу получать только то, что мне приносят ваши люди. - С кем вы разговаривали тогда за забором? «Ого!» - изумился про себя Шелленберг: «Да они уже серьезно поработали, допросили всех». Он качнул головой: - Я ту девушку видел в первый раз в своей жизни. Я ее не знаю. Агент в гражданском передал полковнику фото и тот положил его перед ним. Это была та самая недовольная девушка, она была так же растрепана, только на этот раз за ее вьющимися волосами был ростомер: - Аника Беккер – военный постучал пальцами по столу: Ее отец был секретарем в Мюнхенском отделении СС, а сейчас он сидит в Дахау. Хотите сказать, что раньше вы о нем ничего не слышали? Вальтеру хотелось смеяться, но он чувствовал, что с ним не шутят: «Мюллеровские приемчики настолько универсальны, что их используют во всех странах? Что ж, я-то их изучил лучше других». Сделав вид, что фото его заинтересовало, он ответил: - Я много лет не был в Мюнхене и уж точно не стал бы запоминать секретарей. Полковник не сдавался: - Хотите сказать, что все что случилось, это просто череда странных совпадений? Но мы с вами лучше других знаем, что так не бывает. Лучше будьте с нами честны! - Что ж, извольте! – Вальтер сложил руки на груди и беспечно вытянул ноги под столом: Я буду с вами честен! Лихачев очень любит свою страну и не любит США, особенно после того, как его водителя застрелил человек в американской форме, вот он и действует вам на нервы, а вы в панике схватили бедную девушку, и теперь ждете каких-то данных от изолированного от мира человека. Ну как? Я ничего не забыл? Маячащий по комнате агент притих, а военный немного смутился: - Так выходит, что НКВД пытается с нами шутить? Вальтер усмехнулся, глядя на него в упор: - Пытается, мой господин – это когда они что-то делают, а у них не выходит. Но у них выходит. Так что, они просто шутят, а вы попадаетесь на их уловки. Полковник выпрямился и раздосадовано посмотрел на своего коллегу, внезапно тот заговорил: - Мы снимем копию с вашей открытки! - Пожалуйста! Да, и еще! – Вальтер засуетился: Мне нужно отправить ответ – он достал свой рисунок с письмом на нем: Вот! Можете с него тоже снять копию, но потом его нужно будет отослать. Вы не против? У коменданта вытянулось лицо, но он все же взял бумагу и испуганно оглянулся на тех двоих, агенты кивнули друг другу и все трое вышли. «Какие же болваны!» - его душил смех так, что пришлось зажать ладонью рот, чтобы не выдать своего настроения: «Ох уж этот Лихачев! Он очень забавный!». Остаток дня он пребывал в отличном настроении. Снова окунуться в прежнюю свою жизнь главы разведки было несказанно приятно. Засыпал он под строки военной новеллы о любви французского солдата и австрийки под затянутым пороховым дымом небом Аустерлица.…
Яркое Солнце слепило через закрытые веки, Вальтер проснулся, но не спешил открывать глаза, тело удобно устроилось в подушках, в памяти еще теплились крохи вчерашней веселой истории. Уголки его губ еле заметно поднялись. Сквозь мягко обволакивающую его сонную негу он услышал приглушенный голос графа. Теперь утро было просто идеальным, сейчас возлюбленный закончит с кем-то беседовать и проберётся к нему в кровать. Вальтер стал ждать ласк и поцелуев, чтобы окончательно проснуться от них. Вдруг на его голые плечи легли чьи-то руки. Это точно был не граф, потому что его голос все еще звучал где-то далеко. «Какого черта? Это Эстель? Зачем она меня трогает?» - он дернул плечом и недовольно перевернулся на другой бок, но в следующую секунду ему пришлось резко распахнуть глаза, потому что графиня заговорила с той стороны, куда он только что лег: - Эй, детка! – она ласково ему улыбнулась и провела рукой по взъерошенным волосам: Привет! Она была перед ним, за ее спиной Бернадот разговаривал с комендантом, а кто же тогда сидел рядом с ним?! Вальтер приподнялся, опершись на локоть и обернулся. Ирэн смотрела на него едва сдерживая слезы и улыбалась с какой-то горечью, виновато комкая пальцы в тонких кружевных перчатках. Он смотрел на нее и ничего не чувствовал. Потом отвернулся, лег назад и спрятал лицо в подушки. Эстель ахнула: - Что это? Фольке, он спрятался! - Может он меня не узнал? – Ирэн попыталась развернуть мужа, но тот только сильнее сжался. - Вальтер, милый, посмотрите на меня! – теперь вмешался граф. Сильные мужские руки смогли его поднять и повернуть на бок, Бернадот встревоженно разглядывал его застывшее лицо: - Что случилось? Это же Ирэн, вы не узнаете? - Узнаю – короткое слово было пропитано яростью. - Милый, отчего же вы от нее скрываетесь? – графиня присела к нему и приобняла. - А для чего нам говорить? Что бы она потом снова пропала, а я стал бы годами терзать себя мыслями о том, чем провинился, что мной пренебрегают?! – от злости он тяжело дышал, прожигая испуганную Ирэн взглядом: Я только смог примириться со всем! Зачем ты пришла? Хочешь развестись?! Хочешь бросить меня? Что я тебе сделал?! – он закричал и снова бросился лицом в подушки, чтобы спрятать ото всех слезы. В действительности он страшно хотел обнять жену, прижаться к ее шее и говорить как он рад ее видеть, но страх перед тем, что она пришла его окончательно бросить не давал ему этого сделать. - Я говорила, что так будет! Это ваша вина. Доигрались? – он слышал, как графиня вполголоса отчитывает кого-то. - Глупышка, я вовсе не желаю тебя бросать! О чем ты говоришь? – Ирэн прижалась к нему, шепотом обжигая ушко. Вальтер тихонько дергал лопатками, делая вид, что хочет ее сбросить: - Ты меня уже бросила! – он бухтел в подушку: Два года тебя не было! - Давай поговорим! - Нет! - Так! – вмешалась Эстель: Ирэн, милая, давай ты немного погуляешь, а его Светлость составит тебе компанию. Я пока помогу бедняжке прийти в себя, а то мы свалились на него как снег на голову. - Да, это правильно! – Ирэн смахнула слезы и взяла свой ридикюль. Вместе с графом они спустились вниз и сели в машину. - Отлично! – она ехидно резюмировала эту встречу и достала сигарету. Фольке молча кивнул, соглашаясь с ней и чиркнул зажигалкой, чтобы помочь прикурить. - Что теперь? – ей нелегко было говорить, но молчание угнетало еще больше. - Пусть ее Светлость с ним поговорит, она сможет его успокоить. - Для меня это тоже не просто! – Ирэн нервно тянула дым сигареты в себя: Вы убедили меня отступить, и я сделала как вы сказали, а теперь? Наш договор расторгнут? - Я все еще намерен исполнить все свои обязанности – произнес он твердо, потом чуть повысил тон: Но, по поводу наших соглашений вы лукавите. Я знаю, что вы пытались его разыскать в русском штабе. И он об этом тоже знает. - Откуда?! – она испуганно смутилась. - Не важно откуда я и он это знаем – граф глубоко вздохнул: А вот откуда вы тогда узнали, где его держат, вот это интересный вопрос! - Близкий друг Вальтера сидел в тюрьме с мужем моей подруги – речь ее была небрежной и рваной: Мы с ней ездили туда. Там и узнали. Фольке слушал ее и все больше хмурился, когда она закончила, он почти крикнул: - А он то откуда об этом узнал?! Ирэн вздрогнула: - Боже! Зачем так реагировать? Я понятия не имею откуда он узнал, я не участвую в этих играх разведок. - Могу ли я поинтересоваться, как зовут этого господина? - Макс – она ненадолго задумалась: Кажется, у него есть дворянский титул. - Штирлиц? – помог ей Бернадот: Макс Отто фон Штирлиц? - Оу! Вы тоже его знаете? - Пришлось – он стиснул зубы. В ласковых объятиях графини Вальтер наконец то дал волю слезам: - Ведь я смирился, привык. Зачем все это снова происходит?! А вдруг завтра она опять исчезнет? – он судорожно вытирал глаза: Как мне поверить и не думать об этом? Эстель поглаживала его по спинке: - Я понимаю, что это сложно для тебя, но нужно верить, милый. Ведь твоя жена вовсе тут не виновата. - А! – он немного заикался от нервов: А кто виноват? - Уф, дорогой – графиня немного виновато поджала губы: Фольке очень ревнив, он так боялся потерять тебя, что выдумал всю эту глупость. - Как это? – Вальтер вытаращил на нее глаза. Подбирая слова, Эстель гладила его по голове: - Это сложно! Человеческие чувства прекрасны, но одновременно они могут быть причиной странных и жестоких поступков – она тяжело вздохнула и продолжила смотреть ему в глаза: Прости его, дорогой. Граф точно не желал тебе зла. Слышал он ее хорошо, и слова по отдельности понимал, но осознать смысл сказанного не мог. Шелленберг просто сидел и хлопал ресницами, трогательно поджимая губки. Ухоженная женская ручка скользила по его волосам, задевала ушки, чуть касалась щеки. Он вздохнул и покачал головой: - Не могу ничего решить, голова не работает. - Успокойся, это абсолютно нормально сейчас. Если ты не хочешь сегодня видеть их двоих, то я скажу им приехать потом. - Нет! – его как будто что-то кольнуло: Дайте мне только пять минут! Ох! – он прижал ладонь ко лбу, словно у него была температура: Я одновременно хочу, чтобы оба они были со мной, и в то же время … так не хочется обо всем этом говорить! - Давай не будем! – Эстель взяла его личико в ладони: Попросим принести чай и просто поболтаем. Что скажешь? - Да – он сразу закивал: Это лучше всего. - Прекрасно! – графиня поднялась и пошла к двери: Я сейчас же распоряжусь обо всем. Вальтер опустил глаза, чтобы немного успокоиться и увидел свои голые ноги. Он только сейчас осознал, что обнимался с Эстель будучи полураздетым. Это сильно смутило его. Быстро схватив со стула халат, он завернулся в него, потом собрал свою одежду и на носочках убежал в ванну. Неловкость за столом была практически осязаема, вчетвером они упражнялись в этикете и лицемерии. Жены не было два года, но Шелленберг с азартом рассказывал о римском цирке и квадригах, известных колесничих, о чем недавно прочел в журнале. Эстель небрежно подпирала пальцами подбородок, с восхищением слушая его. Фольке удрученный тем, что теперь рядом с ним сидит конкурентка за сердце любимого, с вежливой улыбкой подсказывал латинские выражения. Ирэн тихонько отпивала из своей чашки, с деланным интересом кивала супругу, думая про себя о том, что им нужно серьезно поговорить. Она опасалась, что Вальтер ничего не захочет менять. Вернее, он ничего не может менять, он под арестом и ему светит суд. В газетах уже писали о таких процессах и о том, каких приговоров требуют прокуроры и общество. Ее пугало это, но сейчас она лишь улыбалась, слушая о скачках в древнем Риме. Свидания были ограниченны по времени, и скоро их поторопили. Графиня сразу засуетилась и стала тянуть мужа к выходу: - Ирэн, милая, задержись немного, мы подождем тебя в машине. Фольке недовольно сверлил жену взглядом, потому что он сам желал последним проститься с Вальтером и объясниться с ним заодно, но она показала ему глазами, что бы он не перечил ей. Когда дверь за ними закрылась, Ирэн сделала к Вальтеру пару шагов и в нерешительности замерла. Что ей делать? Он примет ее? Не отшатнётся? Ей не просто было решиться теперь прикоснуться к нему. Стеснение затянулось. Он сам к ней подошел и взял за руки: - Если сейчас ты выйдешь за дверь и не вернешься в течении недели, то … - он заволновался и по своему обыкновению стал облизываться: Больше не приходи! Она резко подалась вперед: - Я вернусь, родной! Я клянусь тебе! - Не надо клясться, просто вернись. Вальтер быстро моргал, не глядя на нее, подбородок его подрагивал. Ирэн медленно достала свои руки из его ладоней и осторожно обвила ими его талию: - Мой мальчик! – она была уже очень близко: Нежный мальчик! Он закрыл глаза и неловко ответил на поцелуй, будто бы делал это впервые в жизни. В их движениях и позах было какое-то страдание, словно это были не влюбленные разлученные на годы, а приговоренные, и вместо страсти между ними скорбь и боль. - Я люблю тебя! – эти слова вырвались из нее со стоном. - Правда? – Вальтер смотрел на нее искренне своими большими глазами. - Правда! Только теперь он доверчиво к ней прижался, и она поняла, что он смог простить. Изнутри ее жгла вина за совершенное: «Что я за дура? Как я послушала Бернадота и бросила это беззащитное создание?! Позволила делать с мальчиком гадкие вещи!» - она запрокинула голову и громко всхлипнула. Стало невыносимо терпеть, чтобы не разрыдаться, Ирэн с натянутой улыбкой и большой неохотой отстранила от себя мужа: - Прости, скоро меня отсюда выгонят. - Ты ведь придешь? Потом придешь? —он все еще пытливо заглядывал ей в глаза и спрашивал об этом. - Я непременно приду, мой дорогой! Она мягко поцеловала его напоследок и медленно пошла к двери, там снова на него посмотрела, и на ее глаза блеснули слезы. Когда она ушла, Вальтер потрогал свои губы пальцами, видимо, чтобы убедиться, что ему все это не приснилось. Какое-то время он не сходил с места, сжимал пальчики, то и дело поглядывая на дверь, будто бы Ирэн могла снова вернуться. В мысли его еще мешались сомнения и страх, но скоро он тряхнул головой, глубоко втянул воздух ртом и пошел искать свой альбом для рисования.