Петин Питер

С Хазиным оказалось приятно общаться. Нет, конечно, первым впечатлением было: «Пиздец, такой мелкий и такой шумный, башка уже болит, дальше будет хуже». Петю в Питер, вообще-то, сослали. Из Москвы выгнали ссаными вениками, а он ничего – ворвался в громовский участок, будто всегда тут работал, сразу же полетел знакомиться с начальством, не удостоив никого из убойного даже взглядом. Игорь тогда взбеленился заранее, потому что Прокопенко до того успел намекнуть, что, возможно, работать им нужно будет вместе, а Гром не собирался менять надёжного Дубина на какого-то прощелыгу из Москвы. Ещё и с припорошенным чем-то нехорошим прошлым. Поэтому, когда этот шнырь, у которого натурально шило в заднице забыли, подвалил к Грому с абсолютно ебнутым оскалом и нахальным «Будем дружить, товарищ майор?», Игорь мелко задрожал от с трудом сдерживаемого бешенства. А потом Хазин ещё и подмигнул Дубину. Ситуацию спасла Зайцева, которая, почувствовав запах жареных громовых джинсов, вкатила между ними и стала знакомиться. Со стороны, вообще, они даже выглядели достаточно гармонично – оба острые на язык и ехидные донельзя, и тогда Гром попытался послушать разум. Если он уживается с Ксюхой, почему бы не попытаться с Хазиным? Так и пошло. Гром и Петя оказались на удивление эффективным дуэтом, повысив раскрываемость на три процента. Да, Игорь немного расстроился, что Димка теперь работал с Ксюшей, но они прошли этот этап и вполне эффективно сотрудничали и ещё более эффективно дружили. Да, Прокопенко теперь терял вдвое больше волос, усов и нервных клеток, когда вызывал к себе с воплями не только Игоря, но и Хазина. Ставки в отделе тоже выросли вдвое, куш Гром и Петя честно делили пополам. Особенно забавно было наблюдать за тем, как Петр, ровный и изящный, как шахматный король, рассекал собой пространство, идя, вообще-то, на ковёр к полковнику. Но выходил оттуда всегда так, словно только что прибрал к рукам половину земного шара, не меньше. Гром со своими ужимками только подчёркивал царственность этой особы на радость всему участку. И со временем… Игорь понял, что что-то не так. Ведь с Петей оказалось приятно общаться. Они списывались в телеге почти каждый день, несмотря на то, что немногим реже мозолили глаза друг другу в участке. Говорили о фильмах, музыке, комиксах даже – подумать только, Хазин, отринув неприязнь, почитал пару выпусков из любимых арок Игоря. В ответ Гром посмотрел пару серий «Нарко», даже втянулся, потому что Петя, скотина такая, очень хорошо умел продать любой продукт массовой культуры. Они ходили обедать на работе, ходили ужинать после работы, встречались на выходных, гуляли, и Игорь рассказывал Пете о своём Питере как о самом добром и любимом друге. Игорь открывал для Хазина все потайные места, все интересные полуподвальные музейчики; самые вкусные забегаловки, которые с виду казались просто ларьками; необычные парки и скульптуры, в общем, всё-всё-всё, что знал и любил сам. Не во все места, правда, им удавалось сходить в силу различных обстоятельств, но Гром, окрылённый своими планами, как-то игнорировал этот факт. Зря. К исходу года их общения, Гром чётко осознал масштаб проблемы. Он влюбился. В заносчивого, вертлявого, вредного, иногда подлого, хитрого, изворотливого, но вместе с тем яркого, ослепляющего, харизматичного до ужаса, красивого до одурения и просто весёлого, открытого и умеющего радоваться мелочам Петю. Искреннего, жмурящегося на солнце, чихающего от перца, крутящегося в забрызганном белом пальто, шагающего по парапету набережной с раскинутыми руками и засыпающего с полупустой распитой на двоих бутылкой водки. Уютного, домашнего и тёплого-тёплого. Он был рад, что любит Петю, и не грустил, что тот не знает о его чувствах. Это ведь он пока не знает. Грома стали всё чаще подъёбывать за его сияющее хлебало и цветущий вид, за неуёмную энергию и энтузиазм перпетуум мобиле. Петя тоже присоединялся к троллингу, но делал это значительно мягче других, улыбался искренне, касался руки Игоря, мол, расслабься и не воспринимай всерьёз. Эти касания прошибали Грома током. Молнией били и ничего смешного в этом каламбуре Игорь не видел. Хазина становилось всё больше, он стал лезть в личное пространство Грома – ложился на его плечо в такси, садился на его стол, демонстрируя крепкие бедра, хватал под руку на улице и заглядывал в глаза пытливо, когда они обсуждали дело, идя в столовку или кафе на обед. Садился за столик рядом, а не напротив, а, когда нужно было что-то сказать, чтобы никто не услышал, или, наоборот, перекричать шум толпы, Хазин как нарочно губами своими по уху Грома елозил, согревая дыханием. В Питере стояла весна, март своё уже отморозил, а апрель достаточно раскочегарился, чтобы полезли на ветках зелёные листочки. Солнце весело светило в стекла домов, роняло золотые блики на асфальт, грело уже не на шутку – Игорь под кожанку теперь мог надевать футболку, а не свитер. А значит, им с Петей предстояло столько мест обойти! Игорь уже решился. Будь что будет – скажет, непременно скажет, ведь должно всё это что-то значить! Все взгляды эти, касания, шепотки… Даже если нет – Гром просто больше не мог держать весну в собственном сердце. Хотелось поделиться, хотелось согреть. Гром тормознул у участка, собираясь покурить. У Пети был выходной, так что ждать его смысла не было. Игорь улыбнулся от мысли, что Петя сейчас наверняка сонный в постели валяется, запутавшись в простынях и сопя в подушку, как кот. В телефоне дзынькнуло уведомление, Гром лениво достал аппарат и открыл инстаграм. Петя и милая девушка-блондинка в Измайловском саду возле Петербургского ангела. Она, смотрящая в камеру, и он, щемяще-влюблённо смотрящий на неё. Игорь с трудом сглотнул. Они ведь на этой неделе собирались пойти туда с Хазиным, когда у обоих будут выходные. Игорь сам предложил и едва улыбку удерживал, когда Петя восхищённо смотрел фотографии и читал историю памятника. Гром опустил взгляд на подпись. «Ангел вернул мне мою жизнь». Отметка на фото гласила, что девушку звали Нина, и Гром вспомнил. Петя рассказывал об их сложных отношениях, о том, как семья не принимала его избранницу, как они расстались друзьями, когда Петя переехал в Петербург. Гром опустился на ступеньки. В ушах гулко шумела кровь, а в груди вхолостую колотилось сердце. Какой же он идиот. Не в силах побороть болезненное любопытство, Игорь зашёл в истории и посмотрел их все – романтичные, весенне-петербургские кадры, как из свадебного журнала. Переплетённые пальцы рук на фоне ограды набережной, два стаканчика кофе, открытка с прорезью в виде сердечка и надписью «Я люблю Петербург», а в самом сердечке – подмигивающий Петя. Снимала явно Нина, и Гром не мог винить её в этих чудесных фото, потому что так красиво запечатлеть человека мог только тот, кто сильно его любит. Игорь поставил пару лайков. Всё-таки он не мудак, а хороший друг и надёжный напарник. «Игорь, спасиб, что рассказал про сад, Нинка в восторге представляешь, утром приехала сделала сюрприз она сюда в ветакадемию перевелась» Видимо, от эмоций Петька даже знаки препинания игнорировал – так торопился своим счастьем поделиться. Гром сжал зубы, чтобы не жгло так позорно глаза. Руки дрожали, он даже ответить не смог, только поставил пару эмоджиков-больших пальцев. Всё-таки он не мудак, он рад за Петю. Рад, что его Петербург нравится его любимой девушке. Рад, что у них всё будет хорошо. А у него просто много работы. Он попозже обязательно ответит, честно-честно. Гром заставил себя улыбнуться и убрать телефон, выбросил бычок и пошёл в участок, как обычно, ссутулившись и сунув руки глубоко в карманы. Он скинул Пете список мест, куда хотел сходить с ним. Каждое для Игоря значило очень много, но не с кем было больше ими делиться. Зато теперь дорогие его сердцу места станут дорогими ещё для кого-то. Вернее, не для кого-то, а для крепкой и красивой пары, Пети и Нины, которые прошли вместе через испытание расставанием и расстоянием и встретились вновь. И Игорь будет рад тому, что теперь они в надёжных руках Петербурга, который защитит их и укроет от бед. А Гром… Ему и так хорошо.