Я ждала тебя вечность

      В сказках и мультфильмах образ пустыни часто романтизируют. Кажется, что бескрайний песок застилает собой множество тайн, которые покоятся где-то в глубине золотисто-жёлтого шлейфа. Но на деле же…  Пустыня — это беспощадное яркое солнце, лучи которого раздражают кожу даже зимой. Песчаная насыпь, уходящая за горизонт, не хранит в себе ничего, кроме проблесков тлеющей надежды, а сухой воздух отравляет лёгкие изнутри. Только красные горы, больше напоминающие ряд неровных зубов, дразняще манят местных жителей, намекая, что где-то там, далеко отсюда, есть шанс на спасение. Жизнь в пустыне — это не восточная сказка, наполненная зарытыми сокровищами и лампой джина. Это самый настоящий Ад на земле.       Небольшой сельский городок, именуемый Стрейнджервилем, явно не создан для хорошей жизни. Расположившись на юго-западе США, он занимает гораздо больше территории, чем может использовать. На маленькие одноэтажные домики, абсолютно идентичные в планировке, с высоты холма, словно насмехаясь, смотрят более крупные сооружения. Зажиточные слои нашего богом забытого места всегда вызывали множество вопросов. Если у них так много денег, то почему они ещё не уехали? Почему продолжают загнивать в месте, о котором забыло даже время?       В мире существует множество вопросов без точных ответов, и всего несколько загадок, тайну которых мы знать не хотим. Если богатые люди продолжают обитать в Стрейнджервиле, значит у них достаточно причин оставаться здесь. В этом городе определённо есть и виновные и виноватые, так что возможно где-то на вершине холма кому-то известна вся правда о произошедшей трагедии. Может кому-то она даже выгодна. Ведь к сожалению, климатические условия являются далеко не главной проблемой нашей обители. Но обо всём нужно говорить по порядку.       Весна всегда волнительна и прекрасна. После долгой морозной зимы малейшее потепление уже может служить счастливым предзнаменованием. Именно с первым весенним лучом жизнь начинается с чистого листа. Красиво, правда? Как жаль, что подобного перерождения не удостоены жители нашего захолустья. Повторюсь, Стрейнджервиль — Ад на земле, в котором господствуют жара и предсмертные муки. О смене времён года или же дней недели сообщает только календарь. До появления интернета, по слухам, велись жесточайшие споры о том, какой сегодня день. Хотя так ли это важно? Здесь любой день похож на предыдущий.       Тонкая женская рука прислонилась ко лбу, стараясь хоть немного отгородиться от палящего солнца. Печёт. Скоро лето, а значит, будет ещё хуже. Взгляд зацепился за огромное по меркам других зданий современное сооружение. Лаборатория находилась всего в двадцати милях от города, и если бы не бесчисленное множество военных, проживающих в окрестности, то бесспорно весь бюджет Стрейнджервиля уходил бы на содержание белой махины, ведь хорошо отделанные бетонные стены совсем не походили на ветхие панельные домики жителей. Переехав сюда, я поначалу с усмешкой подмечала, что это место подозрительно напоминает Зону 51, но сейчас мне уже не смешно.       — Мисс Морроу, — грубый и по-военному отточенный мужской голос произнёс моё имя, чем мгновенно вывел из раздумий.       — Добрый день, мистер Дэнсли, — я попыталась выдавить некое подобие улыбки, но губы сковало от напряжения.       Только представьте, вы находитесь на военной базе, совмещённой с лабораторией, в центре пустыни. Уже звучит опасно, согласны? А если вникать в подробности, то… Хотя ладно, не будем забегать далеко вперёд. Дэнсли Ладон — подполковник каких-то там войск, имеющий тысячу и одну награду. На данный момент звание и чин делали Ладона самым влиятельным человеком из всех, с кем мне приходилось здесь работать. Мой страх перед высоким и всегда собранным мужчиной с чёрными волосами, которые на висках уже начали седеть, вполне оправдан. Его безжизненно тёмные глаза хранили множество грязных тайн из прошлого, а непроницательное выражение лица никогда не показывало каких-либо эмоций. Я боялась Дэнсли, ведь знала наверняка, что «устранить» меня проще простого. Уверена, подполковник сделал бы это даже глазом не моргнув.       — Прошу за мной, — несмотря на очевидное слово «просьба», реплика мужчины была приказом.       Не дожидаясь ответа, широкая спина, облачённая в тёмно-синюю тёплую ткань, развернулась, и Ладон бодро зашагал по направлению в лабораторию. Военные и правда чем-то напоминают роботов. Я изнывала от жары в тонкой блузке, а подполковник как ни в чём не бывало разгуливал в плотном пиджаке, надетом на белую рубашку. Хотя может его как-то охлаждали ордена, что всегда были отчетливо видны на горделиво-оттопыренной груди.       — Сегодня для вас работы немного, — Дэнсли попытался проявить дружелюбие, однако повелительный тон никуда не делся. Впрочем, мне было достаточно даже нотки учтивости, ведь чем больше военный при исполнении молчит, тем хуже твои дела. — Двое солдат пострадали на ночном дежурстве, оба находятся под капельницами. Ещё один жалуется на боль в ноге, вы приехали первой, так что диагноз пока не установлен, но, предположительно, перелом. У нас также новобранец, которого нужно обследовать.       — Что случилось с пострадавшими? — только после того, как подполковник закончил свою речь, хирург, которого я в течение долгих лет обучения взращивала в себе, решился задать интересующий вопрос.        — Военная тайна.       Коротко и ясно. Чего я ещё ожидала? Военная база явно не то место, где легко распространяются информацией. Гриф секретности значительно усложнял мою работу, ведь трудно лечить людей, которые непонятно как заболели, непонятно где и непонятно чем. Однако моя свобода ограничивалась не только скупостью сведений.       Дэнсли задержался возле главного входа в здание, старательно прикладывая карточку сотрудника к электронной панели. Не будучи военнослужащей, я не обладала абсолютно никакими полномочиями: меня встречали и провожали от одного намеченного пункта до другого, ведь свободно разгуливать по базе было категорически запрещено. Поначалу меня это смущало и пугало, чуть позднее, когда во время операции солдаты внимательно следили за мной возле двери, их постоянное присутствие стало раздражать, однако сейчас я смирилась со своими птичьими правами. От меня они хотели того же, что Ладон требовал от них — безукоризненного и молчаливого выполнения своих обязательств.       — Прошу, — когда железные двери открылись, подполковник отступил на шаг, пропуская меня вперед.       — Спасибо, — последовала сухая благодарность. Может рано или поздно вежливость принесёт свои плоды. Кто знает.       Перед глазами тут же образовалась знакомая картина: огромный холл, предполагающий большое скопление людей. Белые стены должны были эмитировать уют, однако бетонный пол и отсутствие какого-либо декора не позволяли расслабиться. Впрочем, как и местный контингент. Военные в строгой экипировке сопровождали учёных. Ещё с самого начала я знала, что медиков здесь немного, поэтому придерживалась собственной теории, гласящей: люди в белых халатах — приверженцы продвижения науки. Я встречала учёных только в главном зале, поэтому не знала, где именно находится их отдел. Субординация и правда соблюдалась на высшем уровне, ведь нас всех держали по отдельности: врачей, учёных, управляющий персонал.       Дэнсли догнал меня на повороте, перестраиваясь вперед. С одной стороны, мужчина указывал путь, но с другой, ограничивал. Траектория была предельно понятна и не терпела никаких отклонений: последняя железная дверь справа, узкий серый коридор без какой-либо отделки, ещё одна железная дверь, снова коридор, очередная дверь… Порой я ловила себя на мысли, что самостоятельно выбраться из лаборатории невозможно, но тут же отгоняла звон тревожности. Условия работы и без того стрессовые.         Ещё не время углубляться в детали моей работы. Для начала скажу так: приходилось нарушать не только клятву Гиппократа, но ещё и закон. Если бы не государственный иммунитет, то мои дела были бы совсем плохи. Не могу сказать, что в данных условиях жилось на порядок лучше, ведь каждый раз покидая базу, хотелось забыть всё, что в ней происходило. Однако я не уверена, что смогу когда-нибудь забыть своего последнего сегодняшнего пациента.         — Я буду ждать вас здесь, — заявил рядовой солдат, прислоняя свой пропуск к двери. В голосе военного, чье имя я так и не удосужилась запомнить, мелькали нотки заносчивости.         С новобранцами особо не церемонились, предпочитая придерживаться спартанских условий, но это всё касалось меня лишь косвенно. Медицинская проверка бедолаг, которые ещё не осознают, во что вляпались, проходила вполне приемлемо. Маленькое белое помещение хоть и не очень походило на кабинет врача в приличной больнице, однако всё же значительно отличалось по уровню комфорта от некоторых особых комнат, в которых я проводила особые операции.         Ступив за порог помещения, я краем глаза заметила мужскую фигуру, сидящую на кушетке. Камуфляжные широкие штаны первым делом попались на глаза, однако заострять внимание на их владельце я не стала. Предпочитаю сначала знакомиться с документами, а потом уже с людьми.         — Здравствуйте, меня зовут Кэтрин Зои Морроу, — заученная реплика за долгие месяцы работы отлетала от зубов. Разговаривать с кем-то не смотря на собеседника довольно невежливо, но коричневая папка, лежащая на столе, была сейчас куда важнее. — Я пришла, чтобы провести обследование.         Кончики пальцев почувствовали шершавую бумажную обложку, а взгляд забегал по листу, ища за что следует зацепиться. Метр восемьдесят… Семьдесят и два… А… Врожденных заболеваний нет… Известных аллергический реакций тоже…         — Леон Скотт Кеннеди, правильно? — вопрос слетел с губ с некой задержкой. Всё же анализировать одно и говорить совершенно о другом довольно сложно.         — Так точно, — бойко, но при этом безэмоционально отозвался мужчина.         Мои брови непроизвольно насупились. Его голос… Бархатистый и с небольшой хрипотцой звучал настолько чарующе, что невзначай отвлёк от привычной процедуры. Я впервые оторвала взгляд от листа и посмотрела на новобранца.         Передние пряди светлых волос небрежно свисали со лба, словно их обладатель вот-вот пришел с улицы, где дул свежий ветер. Прическу Кеннеди явно нельзя было назвать типичной для местного контингента, но от этого хотелось лишь больше к ней прикоснуться: уложить торчащие пряди к основной массе густых волос. Голубые глаза изучающе смотрели прямо на меня, словно оценивая. Это не был похабный мужской взгляд, скорее нечто из разряда: «Нужно разведать обстановку». А лицо… Иногда оно способно рассказать о нас больше, чем мы того хотим. Острые черты с высокими скулами безусловно были красивы, вот только в них чувствовалось какое-то напряжение. О том же говорила и складка на переносице.       — Что-то не так? — с долей опаски поинтересовался мужчина, и его глаза чуть сощурились.       — Нет-нет, — вот чёрт, кажется я засмотрелась. Губы сами расплылись в виноватой улыбке. — Извините, просто ваше лицо показалось мне знакомым.       Когда пялишься на человека — последнее дело признаваться в том, что ты пялишься. На сердце мгновенно стало легче. Хорошая отмазка.       — В каком смысле? — непонимающе уточнил Леон. Собеседник насторожился ещё сильнее, отчего складки кожи образовались и на лбу.       — Ни в каком, — беседа явно пошла не в то русло, поэтому я поспешила закрыть данную тему на мирной ноте. — Говорю же, просто показалось.       — Понятно.       Я была знакома с Кеннеди от силы пять минут, но уже могла быть уверена в двух вещах. Во-первых, он безумно красив, а во-вторых, пациент явно не любит бросать слова на ветер. Ладно, неважно. Сейчас я не девушка, а врач.       — У вас уже брали кровь на анализ Тон-2?       — Нет, — забираю слова назад, сейчас я не врач, а та, кто им притворяется. Повернув ручку крана, я тщательно вымыла ладони с антибактериальным мылом. Стоило шуму воды прекратиться, как молодой человек продолжил, — Что это за анализ?       — У Стрейнджервиля особый климат, из-за которого образовались некоторые вирусные заболевания. Тон-2 помогает узнать о наличии антител к ним, — от зубов отлетал давно заученный текст с той долей эмоциональной окраски, которая была необходима для доверия.       — А если их нет?       — Сделают прививку, — мило улыбнувшись, я подошла вплотную к кушетке, возле которой располагался стол со всем необходимым.       Все мои движения были механическими, ведь разум в этот момент сосредотачивался на кое-чём другом. Я не смотрела на новобранца, но отчётливо чувствовала его взгляд на мне. Долгий. Исследующий. Я точно знала, что за каждым лишним вдохом наблюдает он. Неловко и очень смущающе. За пару лет жизни в этом чёртовом селе я явно отвыкла от внимания настолько красивых людей.       — Вы же не боитесь крови или уколов? — надев резиновые перчатки, я постаралась немного разрядить обстановку. Мозг разрывался между паникой и желанием вернуть утерянный контроль, отчего возникла необходимость хоть как-то отвлечь себя.       — Нет, — саркастично усмехнулся Кеннеди, и его широкие губы обнажили ряд белых зубов. Интересно, что именно в вопросе показалось ему забавным? — Не люблю, но не боюсь.       — Отлично, — достав ватный диск из упаковки, я намочила его спиртом,— Положите руку на стол.       Соблюдая все нормы гигиены, я послушно вскрыла перед лицом пациента упаковку с простерилизованной иглой. Несмотря на довольно спорные условия работы, санитарные требования здесь соблюдались. По крайней мере на тех действиях, что в последствии будут отражены в отчете. Выпустив воздух из шприца и надежно зафиксировав его в правой руке, я собиралась продезинфицировать дальнейшее место укола, как вдруг…       — Ого, — несдержанно воскликнул собственный голос, а взгляд зацепился за руку Кеннеди.       Рукава чёрной футболки облегали накаченный бицепс. Крепкие мускулы ребристо растягивали бледную кожу, имитируя бугры, а вены отчётливо выделялись на предплечьях и запястьях. Впервые вижу нечто подобное на живом человеке.       — Что такое?       — Вы в превосходной атлетической форме, — очевидный комплимент был произнесён не девушкой, а врачом, который обследовал ни один десяток новобранцев.       Очень часто на этой самой кушетке передо мной сидели молодые парни, больше подходящие к слову «мальчики». Неопытность, любопытство и растерянность прослеживались на лицах. В Леоне всего этого не было. Впрочем, как и другой характерной для вот-вот поступивших черты. Юноши, только начинающие свою военную карьеру, редко отличались превосходным телосложением: в основном новобранцы обладали худым подтянутым телом, ещё не истощённым тяжким физическим трудом. Однако фигура Кеннеди чётко давала понять, что за его спиной стоят долгие годы усердных тренировок или даже чего-то большего. Такой формы невозможно добиться, посещая спортзал пару раз в неделю. В фитнес-клубе нужно, как минимум, жить, а как максимум… Не знаю даже что.       — Эм… Спасибо? — если раньше Кеннеди был просто напряжённым, то сейчас мужчина казался растерянно-напряжённым. Страшно даже представить, насколько дикий у меня был взгляд, раз даже такой внешне непробиваемый человек смутился.       — Нет, вы меня не поняли, — я с вызовом посмотрела в голубые недоумевающие глаза. — Вы действительно в превосходной атлетической форме.       — Да, спасибо, — собеседник взял себя в руки, поэтому его холодный равнодушный голос без особой радости поблагодарил меня. Он и правда не понял, чему я так удивилась, но повёл себя весьма адекватно. — Люблю спорт.       Исчерпывающе. Мне предстояло взять кровь у военного, однако чувство стыда укололо сейчас именно меня. И зачем я это сказала? Захотелось мгновенно извиниться за несдержанность, но признание ошибки лишь укрепило бы неправильность собственного поведения. Спасибо хоть за то, что мне не нужно делать Кеннеди укол в зад. Неизвестно, что тогда бы выдал мой поехавший разум.       Отложив все чувства в дальний ящик, я сосредоточилась исключительно на деле. В сборе крови нет ничего сверх страшного, однако Леон отреагировал слишком спокойно. Я бы даже сказала пугающе спокойно. Ни один нерв мужчины непроизвольно не дрогнул, когда игла проткнула кожу, отчего у меня невольно зародилась мысль, что Кеннеди так часто сталкивался с подобными процедурами, что теперь даже его организм не придавал им абсолютно никакого значения. Размеренно дыша, он не смотрел на шприц и не исследовал взглядом кабинет. Всё его внимание было сосредоточено исключительно на моём бейдже на груди. Он не пытался себя отвлечь, а скорее о чём-то думал.       — Разве хирурги не должны заниматься чем-то более важным? — ни с того ни с сего прозвучал вопрос, вызывая тень горькой усмешки на моих губах.       — Должны, но в Стрейнджервиле врачей немного, — я уклончиво покачала головой, переливая плазму из шприца в специальный тюбик. — Приходится выполнять самую разную работу.       — Например?       Как бы я не любила поболтать, всё же наш новый сотрудник казался излишне подозрительным. Это было даже не любопытство, а сбор информации.       — Например, брать кровь на анализ, — мило улыбнувшись, я заметила, что уголки губ собеседника тоже приподнялись. Однако наши глаза говорили совершенно о другом, мы словно обменялись взглядами, глядящими: «Не скажешь?»; «Нет, не скажу».       — А если у меня заболит живот, мне тоже идти к вам? — не унимался Леон. Очевидно мой ответ не слишком устроил мужчину, поэтому он решил раздобыть сведения другим путём. Через имитацию флирта.       — Не знаю, — пришлось поджать губы, чтобы ненароком не проболтаться. Этот мерзавец слишком хорош. На время я замолчала, так как требовалось подписать образец, однако Кеннеди терпеливо ждал, когда женский голос вновь нарушит тишину. — Встретить меня дважды довольно большая удача.       — Почему? В Стрейнджервиле долго не живут?       Поскольку врачей здесь немного, новобранец предположил самую безумную теорию из всевозможных. Обычно людей пугает мысль о смерти, однако саркастичная интонация, с которой был произнесен вопрос, намекала на заинтересованность Леона в ней. Что-то явно тут нечисто.       — В Стрейнджервиле даже мёртвое не умирает.