War on Love (Royaul AU)

Ясным, ярким днём солнце стояло высоко, когда Хоррор впервые самостоятельно вышел из замка. С момента их приезда он не отходил далеко от их комнат, ходил только в баню и обратно, и всегда в компании другого человека. Одиночество было ужасающим, выворачивающим наизнанку опытом, который заставил его чувствовать себя неуверенным и потерянным, и его разбитый разум снова притормозил, в момент, как только он вышел из комнаты. Он был в ужасе от того, что куда-то шёл один. Боялся, что заблудится или забудет дорогу обратно. Боялся, что забудет, что делать, и когда кто-нибудь спросит, что он задумал, у него не будет приемлемого ответа. Если бы у него не было правильного ответа, его бы ударили, он был уверен в этом, и страх перед тем «что, если» парализовал его. Даже если Кросс не повысил на них голос, это не означало, что все были бы такими терпеливыми. Обитатели замка снова и снова доказывали, что жестокость Кросса не остановит их, и что если он сделает что-нибудь, что разозлит их? Или, что ещё хуже, что, если они выместят свой гнев на других? Хоррор оставался рядом с их комнатами, всегда с кем-то другим, тогда он был бы уверен, что ни у кого не возникнет причин причинить им вред. Он был уверен, что не поставит их в неловкое положение своей глупостью, просто так было безопаснее. И он был глупым, Темпо получал огромное удовольствие, напоминая ему о том дне снова и снова, всегда говоря ему, что он — расходный материал. Тот, кого они могли выбросить. Тот, кого они могли убить, и никому не было бы до этого дела. Он был тем, у кого была самая низкая ценность, сломленным, и по нему нельзя было скучать. Он должен был быть хорошим для других, но особенно для Даста. Он был слишком мал, чтобы справиться с разгневанным принцем или людьми в гостиной. Слишком деликатен, его разум слишком хрупок. Они не смогли бы вынести того, что приготовили бы люди Айронфоллза, и если бы кому-то пришлось это переносить на себе, то это сделал бы Хоррор. Он выдержит любое избиение. Любой голод. Какие бы пытки это королевство ни сочло подходящими, только бы защитить других. В конце концов, это было всё, на что он сейчас был годен. Он не мог создавать экто, у него не было мягких отверстий, которыми кто-то мог воспользоваться. Его рот не был влажным, и клиенты всегда съеживались, когда их члены выскакивали из ужасающей трещины в его черепе. Дрожа, он пытается отогнать воспоминания, пытается задушить их и пытается уцепиться за заверения Даста. Даст и Найтмер, и они оба казались такими уверенными. Кросс, несмотря на его устрашающую внешность, холодность его голоса, резкость выражения лица, был хорош в глубине души. Возможно, это самая важная часть любого человека, и Хоррор отчаянно цеплялся за что-то обнадеживающее. Найтмер и Даст сказали, что он безопасен, что ошейник, который окольцовывает его горло, защитит его, будет держать двор на расстоянии, и Хоррор должен чувствовать себя в безопасности в своем новом доме. Они посоветовали ему покинуть их комнаты и отправиться на прогулку, и что, если он заблудится, даже суровые охранники укажут ему правильное направление. Здесь он был в большей безопасности, и Хоррор должен получить шанс исследовать свой новый дом. Ему не обязательно было запираться в их комнатах, чтобы он мог спокойно себя чувствовать, как и не обязательно никогда не выходить на улицу. Найтмер подумал, что свежий воздух пойдет ему на пользу, и балкон не в счёт. Даст подумал, что солнечный свет ему тоже пойдет на пользу, выход из комнаты поможет ему немного размять ноги. Для них это было так легко, и Хоррор не обижается на это. Это были простые факты, ставшие образом жизни. Их умы работали, а его — нет. Тем не менее, они поощряли его, так что Хоррор пытался. За его спиной большие, тяжелые дубовые двери дворца, а над головой светит солнце. Теплый весенний воздух наполнен сладким запахом цветов, и он так сильно отличается от отвратительного запаха в гостиной, который стал привычным за последние три года. Найтмер думал, что цветы приятно пахнут, а Даст сказал, что они пахнут надеждой, но Хоррор мог чувствовать запах только цветов. Даже чистый, сладкий воздух просто напомнил ему о том, что они потеряли, и он подумал, что было бы так легко убедить Киллера и Дрима. Тем не менее, он думает о маленьком растении в чашке и о том, как Кросс подарил его ему, и, что ж… Возможно, Даст и Найтмер были правы, и ему нужно было просто немного довериться. Он переводит дыхание, пытается быть храбрым и отходит от тяжелых дверей. Свежий чистый воздух наполняет его грудь, весна действительно наступила. На улице тепло, и с каждым днем становится всё теплее, и это тепло приятно ощущается на его избитых костях со шрамами. Он медленно делает шаг от тяжелых дверей, беспокойство скручивает его желудок в узел, но он выстоял. Когда-то он был сильным, раньше он был храбрым, но его уверенность увяла и атрофировалась за три мучительных года, проведенных в гостиной. На него кричали, когда он только оправлялся от травм, избивали за то, что он растерялся, и наблюдали, как избивают и обижают монстров, которых он любил больше всего, что сделало Хоррора неуверенным и нервным. Он чувствовал, что одна ошибка будет стоить им всего, и она обрекла бы остальных на мучительное, изматывающее существование. Он пытался быть храбрым. Быть таким, каким он был раньше, но каждый болезненный шаг вдали от безопасности замка заставляет его кости трещать. В замке было безопасно, и в темноте ничто не могло причинить им вреда. Они не увидят, как он плачет, когда его собственные дурные сны одержат верх над ним. В темноте он мог притвориться, что всё, что с ним происходило, было нормальным, что с ним всё в порядке, а когда он просыпался от кошмара, рыдал в кулак, заглушая всхлипы. Даже спя рядом, Найтмер и Даст никогда не узнают, когда он проснется. Его кошмары усугубились из-за их ссор, и он ненавидит то, что они, казалось, были разделены. Киллер и Дрим на одной стороне, агрессивные и плюющиеся ядом, злящиеся на всё и обвиняющие Кросса в своей ярости. Найтмер и Даст с другой стороны, отчаянно цепляющиеся за надежду, которую Кросс так мягко им предлагал, и они казались такими уверенными в том, что он был искренним. Они были так готовы защищать его, даже от своих, что Хоррор был выбит из колеи. Он чувствует себя зажатым между ними, как будто он был веревкой в какой-то долбаной игре в перетягивание каната, и обе стороны хотели, чтобы Хоррор встал на их сторону. И всё же, как он мог встать на сторону кого-либо из них, когда он так сильно любил их всех? Когда он любил их одинаково. Как он мог сделать выбор, когда единственное, что держало его вместе, была их связь? Была вечеринка, были они? Он старался не показывать ни одной из сторон, что не хочет быть посередине, и пытался успокоить их обоих. Он пытался успокоить Дрима и Киллера и просто послушать Даста и Найтмера. Он пытался заставить Даста и Найтмера понять, почему Дрим и Киллер были так напуганы. Тем не менее, несмотря на все его усилия, ни одна из сторон не шла на компромисс, ни одна из сторон не хотела видеть другую такой, какая она есть, и они вцепились друг другу в глотки. Хоррор почувствовал себя неудачником, как будто он не смог удержать их всех вместе, и, как и во всем, что он пробовал в своей жизни, он подвёл их всех. Он подвёл самых важных людей в своей жизни, ему было намного легче, чем любому из них, и он всё равно их подвёл. В конце концов, им причиняли боль снова и снова, и что случилось с Хоррором? Его использовали как мебель? Немного поколотили? Заставили убирать за собой? Ему было легко по сравнению с остальными, на него не нападали, как на них. С его телом не играли, с его душой не трахались, и его не пытали, как их. Хоррору было легко, и он ненавидел то, что не мог взвалить на себя часть этого бремени. Он ненавидит то, что подвел их, и подводил их всех снова. Над головой ярко светит солнце, согревающее его кости, и от этого света он чувствует себя незащищенным. Как будто он был на виду, и все его неудачи были выставлены напоказ, и он в очередной раз подвел своих возлюбленных. Что он подвел их всех, не став тем, кем они хотели его видеть. Он не смог уберечь их, он не смог спасти их, и теперь он не мог остановить их от сражения друг с другом. Хоррор вздыхает, его череп опускается, и он опускает плечи, спускаясь с толстых каменных ступеней замка, он пытается собраться с духом. Он мог это сделать, он мог, и, не обращая внимания на дрожь в костях, он выходит из замка и направляется в сад, о котором ему рассказал Найтмер. Он мог это сделать. Он мог. Он мог. ~ Вместо того, чтобы пытаться найти новый сад, он пошёл по знакомой тропинке, по которой на днях они ходили вместе с Кроссом и Дастом. В тот день, когда Найтмер сцепился с Киллером и Дримом, их маленькая группа раскололась ещё больше. Раскол между ними постепенно превращался в пропасть, и тянуться друг к другу становилось всё труднее и труднее. Их ссора произвела волновой эффект, и они всё ещё едва разговаривали друг с другом, и Хоррор не знал, как это исправить или хотя бы начать помогать другим исцеляться. Было странно и ужасно видеть, как они вот так дерутся, и Хоррор просто не знал, как лучше им помочь. Он не знал, как облегчить ситуацию, и был в растерянности. Внезапно для себя он обнаружил, что сидит на краю пруда на территории замка. Это был тот самый пруд, к которому Кросс водил их раньше и радушно предложил им обоим порыбачить, если они захотят. Хоррор не видел смысла ловить рыбу из переполненного озера. Казалось, что это место было обманом, и место было лишь похоже на настоящее озеро, рядом с которым богатые люди притворяясь, что они знают, как выжить в реальном мире. Тем не менее, озеро было красивым, вода была чистой и прохладной и приятно контрастировала с теплым солнцем над головой. Там был большой причал, который уходил в воду, чтобы тем, кто ловит рыбу, было проще добраться до более глубоких участков воды и иметь больше шансов вытащить более крупную рыбу. Кроме того, это было лучшее место, чтобы окунуть ноги в прохладную воду и полюбоваться на спокойное озеро. Он закатал свои широкие штаны и опустил ноги в воду, эта прохлада почти успокаивала его. Ощущение было приятное и расслабляющее, и Хоррор делает всё возможное, чтобы сохранить ясность ума. Он не хочет позволять своему разуму блуждать и думать о прошлом и о вещах, которые причиняли ему боль. Он пытается не думать о том, что те, кого он любил больше всего на свете, ломались под давлением и разваливались на части, что они вцепились друг другу в глотки. Он просто пытается насладиться прохладной водой и запахом свежего воздуха. До него донёсся аромат ближайших цветов, и он очень старался прояснить голову. Это борьба, и он постоянно в ней живёт. Хоррор всегда чувствовал, что ему нужно быть настороже, как самому слабому из них, его разум был намного более хрупким, и он знал, что другие воспользуются этим. Они причиняли боль другим, и постоянная необходимость быть бдительным была тем, что так сильно истощало его. Он измотан, он часто ощущал себя так, и даже короткая прогулка к озеру заставила его почувствовать усталость. Его гордые плечи опускаются, когда он смотрит в воду, его отражение покрыто грязной рябью, и он хмурится, глядя на него. Его единственный глаз скользит по огромной дыре, уродливому шраму, который разрушил их жизни, и он тяжело вздыхает. Если бы только он был сильнее, быстрее, как-то лучше. Возможно, он смог бы отбиться от Дайна, если бы его не отвлекло то, что он считал дружелюбным лицом во время падения их королевства. Если бы он только был более проворным, он мог бы одержать верх. Если бы он только был сильнее, он мог бы вытащить их всех. Вместо этого он был здесь, самый медленный и глупый из группы, и ему некого было винить, кроме самого себя. Он был сломленным, тем, кто дал сбой, когда не смог призвать свое экто, и не мог разделить бремя с другими, когда его тело отказало из-за потери магии. В глубине души ему больно от всего, что он потерял, но другие потеряли больше, и с его стороны было бы эгоистично хотеть большего, чем он уже имел, не тогда, когда другие потеряли гораздо больше и так сильно страдали. Услышав хихиканье пары проходящих мимо герцогинь, он снова опускает голову, когда замечает, что они смотрят на него, и его охватывает жгучий, но знакомый стыд. Это обжигает его душу изнутри, заставляя чувствовать себя горячим и липким, смущённый румянец окрашивает его лицо. Его магия работает неправильно, Хоррор знает, так что, вероятно, она рваная и уродливая. Так было всегда. Он знал, что это была глупая идея. Он не был одним из любимых членов гарема, его нельзя было видеть при дворе или на вечеринках. Он должен был быть спрятан в их комнатах, чтобы его никогда не видели и не слышали. Хоррор был чудовищем, и его взяли с собой только из-за их группы, и глупо было думать иначе. Он уже не был тем монстром, которым был когда-то. Он больше не был храбрым и благородным рыцарем, защитником королевства. Просто сломленным рабом, которому повезло, потому что он был привязан к тем, кто был совершенен и красив. Они были всем, а Хоррор — ничем. Звук шагов с причала отвлекает его внимание от прохладных вод и его страданий, Хоррор оборачивается и обнаруживает, что к нему направляется принц. Страх наполняет его душу, когда он задается вопросом, должен ли он вообще быть здесь, или принц будет смущён его присутствием, не желая, чтобы его видели. Он может только надеяться, что принц выместит свой гнев на нём, а не на других, и, возможно, Хоррор сможет убедить его не бить его так сильно. Пока… И всё же, как и обещали ему Даст и Найтмер, принц не выглядел сердитым. Конечно, он выглядел холодным и внушительным, как и всегда за пределами их комнат, но не сердитым. Просто его обычное выражение холодного безразличия, с которым он смотрел на весь мир. Он вежливо кивает, приближаясь, его приветствие теплее, чем Хоррор ожидал, когда он произносит имя Хоррора за пределами их комнат: “Хоррор”. — Его грубый голос звучит низко и мягко, и это производит эффект, на который надеется принц. Хоррор расслабляется, когда понимает, что не попал в беду, и медленно выпускает воздух, а он ведь и не заметил, как задержал дыхание. Воздух мягко проскальзывает сквозь его зубы, и создаётся ощущение, что кто-то выбил весь воздух из лёгких. “Мой принц”. — Он повернулся обратно так же тихо, как и Кросс, осторожно расстегнул застежки, удерживающие его плащ на плечах, и аккуратно свернул его, прежде чем положить на палубу. Его ботинки и носки последовали за ним и приземлились на плащ, а после Кросс закатал штаны. “Как самочувствие этим утром?” — Спросил он, как всегда вежливо, сидя рядом с Хоррором, палуба мягко покачивалась из стороны в сторону, когда Кросс опустился рядом со скелетом. Он опускает ноги в воду, рябь искажает отражение Хоррора, как в доме кривых зеркал, и на мгновение, если Хоррор просто прищурит свой единственный здоровый глаз, он сможет увидеть монстра, которым когда-то был. Когда он был здоровым и могущественным, а не сломанной оболочкой, в которую превратился. Рябь на воде разглаживается, когда Кросс устраивается рядом с ним, и зверь снова смотрит на него, плечи опускаются. Он был уродлив, он знал это, и он ненавидел, когда его видели с принцем. Принц был большим, сильным и совершенным, и все обрывки воспоминаний обо всех словах, которые Темпо рассказывал Хоррору, появлялись и исчезали, как пыль на ветру. Этого было достаточно, чтобы заставить его пожалеть о себе прошлом, но чувство ускользнуло у него из рук прежде, чем он смог полностью разобраться в воспоминаниях. Это оставляет Хоррора с ощущениями, будто он глупый и уродливый, и недостаточно хороший, чтобы находиться рядом с королевским наследником. Он был недостаточно хорош, чтобы стать частью его гарема, и всё это заставляло Хоррора чувствовать себя плохо по отношению к самому себе. Но он никогда бы в этом не признался. “Я в порядке, милорд”. — Мягко сказал он, его голова всё ещё была опущена и печальна, и он был абсолютно покорным, как нравилось Темпо. Кросс напевает, глядя на воду, наблюдая за двумя юными герцогинями, которые медленно обходят озеро, наблюдая за ними. “Ты неважно выглядишь”. — Говорит Кросс, и Хоррор вздрагивает. Его рука немедленно касается трещины в черепе и ужасных шрамов, которые оставили его в таком состоянии, и извинения вертятся у него на языке, когда Кросс произносит, — “ты выглядишь грустным, Хоррор. Ты выглядишь очень грустным”. Это... Заставляет его задуматься. Грустно? Ему было грустно? Он догадался об этом, но из-за чего ему вообще было грустить? По сравнению с другими ему это далось так легко. Ему не должно быть грустно. “Всё в порядке?” — Внезапно спрашивает принц. — “Все твои потребности удовлетворены? Тебе нужно ещё что-нибудь, Хоррор?” Другие постоянно спрашивают его об этом. Всегда проверяют, есть ли у него всё необходимое для выживания, и в гостиной, проверяли его психическое состояние, но есть что-то в том, что принц задает ему именно этот вопрос, который просто сильно... Поражает. От этого у него сжимается грудь, а душа падает. Такое чувство, что его ударили в живот, и внезапно становится действительно трудно дышать. Он ненавидит то чувство, из-за которого левую глазницу внезапно начинает покалывать от слёз, в то время как правая действительно мертва и не может делать даже этого. “Хоррор?” — Он спрашивает тихо, его имя произносится приглушенным шепотом, который ломает его, и предательские слёзы начинают скатываться по его лицу. Это смущает Хоррора, и как бы он ни старался стереть слёзы с лица, они просто не перестают течь. “Прости, мой принц”. — Он что-то бормочет, пытаясь взять себя в руки, но, похоже, просто не может перестать плакать. В гостиной Темпо избил бы его за то, что он плакал. Кросс тихонько обнимает Хоррора за плечи и притягивает его ближе. Он идеального роста, чтобы Хоррор мог удобно уткнуться ему в подбородок, и это странное ощущение — пытаться казаться маленьким, когда дома он был таким большим. Все в Морской Пене были такими же миниатюрными. Высокий и гибкий Хоррор был странным монстром, а теперь, когда его считали средним или даже мелким, он сам по себе стал изюминкой. “Всё в порядке, Хоррор”. — Прошептал Кросс, прижимая его ближе, чтобы Хоррор мог спрятаться в его груди. — “Не нужно извиняться. Тебе не за что извиняться”. Слова вырываются у него изо рта, прежде чем он успевает их остановить, из-за отсутствия контроля из-за стресса от всего. Потеря дома, травма, стресс от того, что другие сражаются. Он отрывисто вспоминал время, когда мог сдерживать свои слова, когда всё не казалось слишком ужасным. Ему так много хочется сказать, так много боли внутри, что он не уверен, что ему позволено это чувствовать, не тогда, когда все прошли через гораздо худшее, но он не знает, как выплеснуть всё это наружу. Или даже если бы он должен был высказаться Кроссу, единственное, что он мог выдать, это всего лишь сокрушительное: “Но я... Уродлив”. Это и близко не сравнится с той потерей, которую он испытал. Это и близко не сравнится с болью, и у него нет слов, чтобы объяснить, как Темпо, салон, отец близнецов и Дайн подорвали его чувство собственного достоинства. Дайн, который был его другом. Вся эта боль проявляется как «но я уродлив», и Хоррор чувствует, как стыд снова заползает ему в нутро. “Хорошо”. — Внезапно сказал принц, крепко прижимая Хоррора к себе, и последний не уверен, понимает ли Кросс глубину его боли или принимает ли слова Хоррора за чистую монету, но он не уклоняется от сложных разговоров. — “Тот, кто заставил тебя поверить в это, гребаный идиот”. Хоррор вздрагивает, он не помнит, когда слышал ругательства со стороны Кросса, и нерешительно отрывает взгляд от его груди. Кросс задумчиво смотрит на озеро, его брови нахмурены в раздумье, прежде чем он кивает, как будто пришёл к какому-то решению. “Да, гребаный идиот”. — Он говорит твердо, уверенный, что прав, — “или, возможно, бредит. Возможно, и то, и другое на самом деле”. Хоррор ему не верит и вытирает глаза: “У меня... Дыра в голове”. — Печально прошептал он, и сколько раз над ним за это насмехались? Кросс незамедлительно ответил: “Шрам от упорной битвы за выживание”. Хоррор издает тихий звук и смотрит на него несчастным взглядом. Принц смотрит на него сверху вниз, и его хмурый взгляд смягчается. “Хоррор, ты знаешь, почему эти две герцогини пялятся на нас?” “Насмехаются?” — Несчастным голосом спрашивает он и морщится от того, насколько оскорбленно это звучит. Тем не менее, Кросс фыркает, качая головой: “Нет, Хоррор. Они смеются не над тобой.” — Он тихо вздыхает и понижает голос, чтобы убедиться, что его не услышат, прежде чем прошептать. — “Они пытаются понять, права ли Лаванда, и будешь ли ты тем, от кого я получу своего наследника”. Словам требуется мгновение, чтобы рассеять туман в его голове, каждое слово по отдельности он понимает, но все вместе они не имеют смысла. “Что?” — Умудряется выдавить он, глядя на принца с нескрываемым шоком, несмотря на то, что его лицо было мокрым. Кросс глубоко вздыхает и кивает: “Служанки и придворные дамы заключают пари, кто будет вынашивать моего наследника”. — Он вздыхает и качает головой. — “И Лаванда возлагает всё на тебя, уверенная, что ты понесешь моего первого ребенка”. Он ошеломленно смотрит на Кросса, слишком ошеломленный тем, что кто-то мог подумать, что он будет вынашивать ребенка принца, или скорее, что кому-то из них придется вынашивать наследника. “Я имею в виду”, — продолжает Кросс, — “я не думаю, что мы сейчас даже в праве обсуждать наследников, я уверен, что, если бы я поднял руку на кого-нибудь из вас, Киллер вырезал бы мою душу из тела в качестве приза, но двор видит вас не так, как вы видите себя. Ты сильный, надежный и умный. Ты храбрый воин.” Он снова делает паузу, как будто тщательно подбирая слова: “Никто не заслуживает того, что с вами случилось, меньше всего пострадал ты, но это не обесценило твои страдания. Ты всё ещё воин, я вижу это в тебе, даже если ты пока не видишь этого в себе.” Шок сотрясает его, в горле встает комок, и он чувствует себя глупо из-за того, что слова принца так подействовали на него. “Я даже не могу призвать экто. Как я вообще смогу кого-либо выносить?” — Чем дольше они сидели, прижавшись друг к другу, тем более расстроенно он что-то тихо бормотал. Рука Кросса на мгновение сжимается вокруг него, прежде чем расслабляется, принимая более удобное положение. “Если ты когда-нибудь будешь готов”, — наконец говорит он, — “мы сможем пройти это вместе”. — Он мягко обещает, а Хоррор просто не понимает! Такой монстр, как Кросс, не кто иной, как наследник трона Айронфоллов, не должен быть таким добрым. Не должен быть таким милым и понимающим, как он. “Ты сбиваешь меня с толку... Мой принц”. — Медленно произносит он и чувствует, как Кросс смотрит на него сверху вниз, так, что его щека касается черепа. — “Почему ты так добр к нам?” Кросс хмыкает, в последнее время он часто так делал, прежде чем спокойно произнести: “Что ж, мое отвращение к работорговцам в целом довольно хорошо известно, особенно к Темпо, но забота о наших гаремах — это единственное удовольствие, которое нам действительно предоставляют в Айронфоллз”. — Тихо сказал ему Кросс. — “Это укоренилось в нас с тех пор, как мы смогли понять, что гаремы были важной частью двора, чтобы успокаивать разгневанных львиц, обеспечивать наследников, присутствовать при дворе. Говорят, что гарем моей прабабушки был силой, с которой нельзя было шутить. Сильные и умные, они вынюхали не одного предателя короны и защищали её, как никто другой. Их боялись даже королевские стражники.” “Но, как и во всем, происходит обмен. Гаремы созданы для того, чтобы смягчать и успокаивать их”, — он делает паузу, морщась, прежде чем продолжить немного сдавленным голосом, — “хозяев, а взамен наш долг любить их и заботиться о них. Вернуть эту мягкость тем, кто у нас действительно есть. Да, мы можем быть добрыми и любящими к нашим людям, и мы стараемся быть такими, но мы — нация воинов. Величайшая за многие поколения, и даже после того, как болезнь искалечила нашу землю и унесла жизни многих семей, мы выстояли”. “Каждый гражданин должен служить в армии как минимум с 17 до 20 лет и быть готовым сражаться за свое королевство в любой момент. Нет ни одного фермера, пекаря или даже цветовода, который не умел бы обращаться с оружием. Мужчина или женщина, не имеет значения. Если мы отправляемся на войну, призыв любого — не редкость.” — Он вздыхает. — “И они сделали бы это добровольно. Мы защищаем людей, но, когда дело доходит до войны, мы заставляем фермеров покинуть свои земли и засыпать землю солью. Мы отравляли запасы воды и убивали животных, чтобы они не попали в руки наших врагов. Мы стараемся быть добрыми к нашим людям, но доброта может зайти слишком далеко”. “Мой долг стоит в первую очередь перед моей семьей, затем перед моим гаремом, и только потом перед моим народом, и я могу проявлять истинную мягкость только к своему гарему. Так что вся доброта, которая у меня есть, предназначена для вас пятерых”. “Даже для кого-то вроде меня?” — Вслух удивляется Хоррор, вытирая слёзы с лица, но они, кажется, просто продолжают литься. “Особенно для кого-то вроде тебя”. — Кросс настаивал. — “Ты идеальный символ силы Айронфоллза. Тебе нечего бояться здесь, Хоррор. Как только ты почувствуешь себя увереннее и присоединишься ко мне при дворе, люди полюбят тебя”. “Что, если люди будут смеяться?” — Пробормотал он, и возненавидел себя то, что это самая стабильная его речь за весь день. “Тогда мы весело проведем время, вырвав им языки”. — Кросс настаивал. — “Конечно, Найтмер присоединится к нам”. — Он делает паузу и раздумывает, прежде чем добавить. — “И Даст”. — Его голос стал тише, когда он подумал. — “И Киллер”. — Качая головой, он усмехается Хоррору. — “В любом случае, я уверен, это будет опыт сближения”. Хоррор фыркает от смеха, он ничего не может с собой поделать. Звук грубый и уродливый, но от него принц ярко светится, его улыбка становится более искренней. Хоррору это нравится. “Но я не тот воин, которым был когда-то. Я больше не могу сражаться”. — Сказал Хоррор, и Кросс снова внимательно осмотрел его. “Хоррор, может, попробуем кое-что?” — Осторожно спрашивает он, выражение его лица кажется задумчивым. Хоррор кивает, и принц поворачивается так, что они оказываются лицом друг к другу, и с ухмылкой Кросс вытирает лицо манжетой рукава. “Я хочу, чтобы ты реагировал совершенно естественно. Как и следовало бы, не задумывайся ни о чём”. “Хорошо”. — тихо сказал Хоррор, сбитый с толку, но знал, что Найтмер и Даст сказали, что Хоррор может доверять ему, и Хоррор доверял. Кросс кивает, садится, пристально, не мигая, смотрит на него, и Хоррор чувствует себя немного неуютно. Взгляд напряженный, как у одного из его старых учителей, и Хоррор не может не испытывать к нему страха. Тем не менее, навыки, более старые, чем те, которые Темпо навязал ему, всплывают откуда-то из глубины души. Старый рефлекс и мышечная память поселяются в его костях, и на краткий миг Хоррор вспоминает, каково это — быть в состоянии повышенной готовности. Что, если бы он почувствовал, что готов к чему-то, к действию, и его дыхание замедляется. Блеск в его глазах обостряется, и он пытается смотреть в ответ с той же свирепостью. Ему остается только надеяться, что он такой же устрашающий, как принц. Удар, который ему наносят становится неожиданным, атаки всегда случаются в неподходящий момент, но Хоррор реагирует так же резко. Он даже не осознает, что его рука двинулась навстречу Кроссу в воздухе, он не осознаёт, что отразил довольно легкий удар, он не осознаёт тот факт, что он ловко схватил принца за локоть и вывернул его. Его пальцы хватаются за рукав рубашки и, кряхтя от усилия, Хоррор сталкивает Кросса в озеро, холодная вода брызгает ему на грудь и ноги. Ледяная вода возвращает его в реальность, шокируя Хоррора и позволяя ему понять, что он только что сделал. Страх и стыд создают ужасный коктейль в его душе, и его рот открывается в шоке от того, что он только что сделал. То, что он сделал так бездумно не могло пройти бесследно, он не успел отреагировать, когда Кросс вынырнул на поверхность с хриплым смехом. Хоррор застыл в полнейшем ужасе, уверенный, что принц будет в ярости из-за того, что он прикоснулся к нему в такой агрессивной манере и просто не принял удар, когда он был нанесен. Он не совсем ударил принца, но отразил удар, а затем столкнул его в озеро, что должно было привести к последствиям. Тем не менее, когда Кросс вылезает из озера, причал наклоняется, пока он поднимает свое большое тело из воды, и он смеется. Смех громкий, и выражение его лица озаряется весельем и гордостью, и он удовлетворенно кивает Хоррору, как будто он гордится тем, что тот сделал. “Действительно, драться ты умеешь”. — Его ухмылка выглядит невыносимо довольной, и он пордоложает сиять, глядя на Хоррора. — “Я, конечно, уменьшил свою скорость, поскольку ты всё ещё оправляешься от ран, но ты отреагировал, как и подобает любому воину. Ты почувствовал угрозу и отреагировал соответствующим образом.” Хоррор всё ещё в шоке, уставившись на Кросса широко раскрытыми, ошеломленными глазами, даже когда принц встряхивается, убирая лишнюю воду со своего тела. “Но я…” — Он замолкает, не зная, что сказать по этому поводу, он может только уставиться на принца. “Ты по-прежнему воин, Хоррор, причем отличный”. — Он лучезарно улыбается ему, несмотря на холодную воду, обжигающую его тело. — “Только представь, на что ты будешь способен через шесть месяцев, при правильном питании, сне и восстановлении”. “Я уже никогда не буду прежним”. — Он настаивал. Он был сломлен, и принцу нужно было это понять. Кивая, Кросс смягчает выражение лица, и глубоко вздыхает: “Ты не станешь”. — Он мягко соглашается. — “Больше я не смогу быть таким же, каким был до получения УР. Или Эррор, или Эпик. То, что ты другой, не делает тебя слабее сейчас.” Кросс снова делает паузу, прежде чем неуверенно добавить: “Если ты когда-нибудь захочешь потренироваться или провести спарринг, особенно когда почувствуешь себя лучше, я был бы рад оказать тебе услугу. Мы можем начать с чего-нибудь простого, чтобы восстановить тебя, если хочешь.” Глядя на него, Хоррор думает, что теперь до него дошло. Он думает, что понимает, почему принц так легко подчинил себе Даста и Найтмера. Это было непоколебимое доброе понимание, свирепая решимость, и Хоррор уверен, что однажды принц станет хорошим королем. Он пытается обдумать это, пытается по-настоящему подумать о принце, когда хихиканье пары герцогинь отвлекает его, и неуверенное смущение снова покалывает, и Хоррор наклоняет голову, чтобы спрятаться за массивной фигурой Кросса. Возможно, однажды он будет готов предстать перед двором, просто… Не сегодня. Только время, нежная любовь и забота могли бы исправить некоторые повреждения, нанесенные ему, как телу, так и разуму, и Хоррор просто не был готов встретиться лицом к лицу со слишком большим количеством людей одновременно. “Мне не нравится бывать на публике”, — тихо признался он, пытаясь снова казаться маленьким, и всё же Кросс не обиделся. Принц с хмыканьем протягивает руку Хоррору ладонью вверх, чтобы показать, что у него нет оружия, нет дурных намерений, и он мягко спрашивает: “Хоррор, ты пойдешь со мной? Я хотел бы тебе кое-что показать.” Он колеблется, глядя на протянутую руку, огрубевшую за годы тренировок и войны, полную шрамов и мозолей, прежде чем молча взяться за руку Кросса. Принц загорается от восторга и тихо уводит Хоррора обратно в замок. ~ Они быстро зашли в комнату принца, чтобы переодеться в сухую одежду, прежде чем он повел Хоррора по длинным и извилистым коридорам замка в новое место. Вместо того, чтобы телепортировать их туда, куда они хотели попасть, Кросс пошёл пешком, тихо ведя Хоррора за руку. Они останавливались и проговаривали заново пройденный маршрут чтобы Хоррор знал, как добраться до того места. От главной лестницы, до парадных дверей, затем налево к боковому входу. Повернуть направо у третьей двери, затем налево у шестой. Это было извилистое и запутанное путешествие, и Хоррор чувствовал, что его ведут внутрь, а не наружу или вниз. Замок был огромным, больше, чем даже дом близнецов в Морской Пене, и дом для многих слуг и членов двора, но чем глубже они спускались, тем меньше людей они видели. Они шли, пока не оказались в самом сердце замка, остановившись у двери с замысловатой резьбой. Она была старой и выветренной, но дорогое дерево по-прежнему было крепким, а цветы, вырезанные на ней, по-прежнему были прекрасны. Сусальное золото выглядело так, как будто начало тускнеть от небрежного ухода и износа, и Кросс достал из своего инвентаря старый тяжелый ключ, чтобы войти внутрь. “Я прикажу вырезать тебе ключ”, — говорит он приглушенным голосом, и у Хоррора возникает ощущение, что что бы ни находилось за этой дверью, оно особенное. Это секретное место, священное место, где никто не смел говорить громко, опасаясь нарушить здешнюю энергию. Дверь отпирается плавно, кто-то, должно быть, всё ещё заботился о запирающем механизме. Ослепительный солнечный свет обжигает рабочий глаз Хоррора, когда они выходят из темных коридоров в яркий открытый двор, и в воздухе витает сладкий запах цветов. Кросс держит его за руку, пока его глаза привыкают к внезапному свету, и когда Хоррор вновь может видеть, он не может сдержать хриплого вздоха, который вырывается у него при виде того, где они находятся. В центре холодного, внушительного замка растет дикий сад. Он неухоженный, весь заросший, со всевозможными дикими цветами. Извилистые дорожки, проходящие через сад, заросли экзотическими растениями и деревьями, а птицы, поселившиеся здесь, пронзительно закричали на них, возмущенные тем, что их потревожили. Розы, лилии и другие цветы, которых Хоррор никогда не видел, свободно, повсюду вокруг них, смело тянутся к солнцу, питаемые нежным ручейком, протекающим под стеной замка. Вода чистая, пресная, и Хоррор чувствует, насколько она вкусная, даже просто глядя на неё. В центре огромного сада стоит заброшенный высохший трехъярусный фонтан, магия, которая когда-то поддерживала его работу, давно исчезла и забылась. Место красиво настолько, что Хоррор не может выразить словами, и он даже улыбается, когда замечает в одном из дальних углов кусок мягкой резины, сквозь который теперь растут цветы, когда-то это была тренировочная площадка. “Моя мать”, — мягко сказал Кросс, оглядывая сад с такой нежностью в глазах, которая обычно не ассоциировалась с ним, — “была гордой воительницей. Она была продана моему отцу в качестве первой участницы его гарема и рожала ему детей в обмен на помощь нашей армии в битве, которую вело её королевство. Он купил Лаванду, когда моя мать осталась одна в доме и ждала ребенка и больше не могла сопровождать моего отца на войне. Они часто приходили сюда до и после моего рождения. Ухаживали за садом и медитировали. Моя мать тренировалась, чтобы поддерживать себя в боевой форме, и она научила Лаванду основам самообороны. Итак, если бы нас когда-нибудь захватили, она не была бы совершенно беспомощной”. — Голос Кросса мягкий, осторожный и немного грустный, пока он смотрит на дикую природу вокруг них. “Это сад твоей матери”. — Прошептал Хоррор, понизив голос, в честь женщины, которая когда-то жила. Кросс кивает, голос кажется странно хриплым: “Да. Так и есть. И теперь я хочу, чтобы он был твой.” — Хоррор вздрагивает и неуверенно смотрит на Кросса, пока тот продолжает. — “Я пытался поддерживать его в порядке, когда был моложе. Я был едва подростком, но хотел, чтобы в этом месте было хорошо, как при ней. С возрастом становилось всё труднее, и когда меня отправили на войну, здесь никого не осталось. Мой отец и Лаванда перестали приходить сюда после её смерти, это было слишком болезненно для них, но я думаю, она бы хотела, чтобы кто-то продолжал ухаживать за этим местом”. “Мой принц”. — Мягко сказал Хоррор, ошеломленный подарком. Конечно, Кросс предложил сад в качестве убежища, когда они только приехали, но то, что сейчас ему предложили сад сейчас, было совсем другим делом. Это был слишком большой подарок, слишком огромный для такого монстра, как он. — “Это слишком любезно, мой принц, но я не могу принять это предложение. Этот сад принадлежал твоей матери, я не могу принять этот подарок”. Кросс долгое время молчит, и Хоррор опасается, что он сделал что-то не так. Каким-то образом обидел Кросса или допустил социальную оплошность, которую лучше знают только те, кто родился в Айронфоллз. Кросс тихо отвечает: “Да, это был ее сад. Но холодная реальность такова, что она мертва и никогда не вернется”. — Хоррор вздрагивает от его слов, немного шокированный их холодностью. — “Было бы откровенно стыдно не позволить кому-то провести здесь время и не продолжить с того места, на котором она остановилась”. Он смотрит на Кросса и знает, что монстрам определенного уровня сложнее плакать. Некоторые вообще не могут плакать, уровень насилия слишком сильно выжег их эмоции, чтобы позволить им чувствовать нечто подобное. Тем не менее, Кросс выглядит так, как он хочет, выражение его лица немного натянутое, немного приданое, и от этой обиды душа Хоррора переворачивается. “Я не большой любитель ухаживать за садами, Хоррор, но я думаю, что ты мог бы здесь творить великие вещи”. — Сказал он мягко и, возможно, немного с надеждой. Хоррор снова оглядывает сад и думает о своем маленьком растении в чайной чашке в их комнатах и о том, как маленькое растение расцвело под его тщательным уходом. “Я думаю, ты бы ей понравился”, — мягко сказал Кросс. — “Все вы. Она увидела бы тот же огонь, что и я, и подумала бы, что я сделал правильный выбор”. “Даже по отношению к Киллеру и Дриму?” — Спрашивает Хоррор, прежде чем успевает остановить себя, и часть меланхолии исчезает с лица Кросса. “Судя по тому, что Лаванда рассказывала мне о ней, она была бы только рада, если бы они понесли наследников”. — Сказал он с полуулыбкой, которая успокаивает Хоррора. Он фыркает, оглядывает дикий сад и понимает, что не хочет его приручать. Не просто помочь ему стать здоровее. Сильнее и просто выглядеть лучше, каким он мог бы быть. Он был бы рад снова запустить фонтан и почистить тренировочные маты. Он крепко сжимает руку Кросса, его собственная улыбка становится более искренней, когда он оглядывает сад и видит его потенциал. Видит, каким он мог бы быть. Возможно, Кросс видел их такими. Красивыми и совершенными, и полными потенциала. “Спасибо тебе, мой принц”. — Шепчет он. — “Это самый продуманный подарок. Я почту память твоей матери”. Кросс нежно сжимает его руку в ответ и мягко улыбается. “Я знаю, ты приведешь его в порядок, Хоррор. Ты будешь творить здесь великие вещи, и я не могу дождаться, когда увижу, как ты всё обустроишь”. Его уверенность вызывает у Хоррора прилив удовольствия, который успокаивает его ослабленную душу, и, возможно, у Хоррора действительно могло быть что-то, что принадлежало только ему. Что-то приятное. Доверие распутывает тугой узел недоверия и тревоги, которые клубком сжималист в его душе, и он внезапно понимает, почему Найтмер и Даст были так уверены в принце. Всё это обрело смысл, как только он перестал видеть в Кроссе принца-демона Айронфоллов и начал видеть в нем Кросса, их защитника. Чувствуя себя немного легче, немного мягче, Хоррор крепче сжимает руку Кросса в ответ и впервые за долгое время получает что-то, что принадлежало только ему. То, что было только для него, и это заставляет его душу встрепенуться. У него была надежда, как он с удивлением осознает, что это может быть опасно, но перед чем-то он не смог устоять. Не тогда, когда ему обещали тепло и безопасность, не тогда, когда ему предлагали столп укрытия и поддержки. На этот раз Хоррор не думает, что глотает яд, которым завсегдатаи салона любили кормить их обещаниями свободы и спасения. На этот раз Кросс искренен, и Хоррор верит ему. На этот раз Хоррор опирается на надежду и обещание лучшего будущего. ~ Было уже поздно, когда он вернулся в их комнаты. Кросс провел с ним весь оставшийся день, помогая приводить в порядок сад по указаниям Хоррора, и к тому времени, когда они закончили, Кросс заставил Хоррора расслабиться настолько, чтобы рассмеяться. Принцу, похоже, было необычайно приятно услышать от него заливистый смех. Он выглядел ещё более гордым тем, что именно он заставил Хоррора снова так смеяться, как будто им было наплевать на весь мир. Он пообещал, что ключ от сада будет доставлен ему не позднее чем через два дня, а до этого дня Хоррор мог спускаться сколько душе угодно, одалживая ключ Кросса. Хоррор пообещал себе, что так и сделает, и отважится спуститься в сад с Дастом завтра, пока Найтмер и Кросс будут при дворе ухаживать за цветами. Кросс даже пообещал, что пригласит кого-нибудь посмотреть на фонтан, возможно, своего друга Гено, чтобы он мог увидеть, какая магия им нужна, чтобы он снова заработал. И всё это для удовольствия Хоррора. Поражает, насколько щедрым может быть Кросс. В комнатах гарема уже стемнело, дни медленно становились длиннее, но темнело всё равно рано, и они пропустили ужин с гаремом. Кросс заказал еду в сад, и они работали при свечах, пока ещё не были готовы уходить. Когда он вернулся, в камине весело горел огонь, и все остальные посмотрели на него, как только он вошёл через боковую дверь из комнат Кросса. Хоррор хмурится, когда видит их всех, и чувствует, как его душу пронзает печаль. Он немного сжимается от боли, когда видит, что комната разделена, и пропасть между ними становится глубже, и Хоррор не знает, как это исправить. Дрим и Киллер сидели в углу комнаты, свернувшись калачиком на диванчике, и вместе читали книгу, бросая откровенные взгляды на Найтмера. Найтмер и Даст сидели на большом диване напротив них, Найтмер читал свою книгу и решительно игнорировал Дрима и Киллера. Даст лежал, держа карты Таро, и кивал в такт тому, что они ему говорили. Киллер открывает рот, чтобы что-то сказать, но Даст опережает его: “Как прошло твоё свидание с принцем?” Его голос был полон веселья и понимания, и это заставило Киллера захлопнуться, резко щёлкнув зубами. Даст ухмыляется, зная, что залез к нему под его пресловутую кожу. “Это было не свидание”, — тихо сказал Хоррор, избегая зрительного контакта с обеими парами. — “Но всё равно это было приятно”. — Он делает паузу, не желая скрывать щедрый подарок, и тихо добавляет, — “принц подарил мне сад своей матери. Он сказал, что я могу приходить и уходить, когда захочу, и делать с ним всё, что захочу”. “Конечно, он это сделал”. — В голосе Киллера звучала горечь, но Хоррор не обижается. Он понимает причины, он понимает. Он всё ещё видит угрозу, он рассматривает надежду, которую предлагает Кросс, как нечто плохое, за что им не следует хвататься. Он открывает рот, чтобы сказать что-то ещё, но Найтмер аккуратно вмешивается, останавливая злобную тираду, которая, без сомнения, готовилась вырваться на свободу. “Это был щедрый подарок, возможно, завтра ты сможешь пригласить нас в сад и рассказать нам всё о своих планах на этот счёт”. Хоррор со вздохом расслабляется, и часть напряжения спадает с его плеч. Кивнув, он слегка улыбнулся Найтмеру, перенося вес вазы и цветов в руках на другую сторону, чтобы ему было немного удобнее. Цветы пришли с Хоррором из сада, красивые розы, которые нужно было убрать, и у которых некоторые стебли были повреждены. Вместо того, чтобы выбросить цветы, Кросс бережно собрал их для Хоррора и принес на кухню за вазой с водой, чтобы отдать цветы в их комнаты. Милый жест, впрочем, одна из горничных вдобавок нашла небольшой отрезок ленты, чтобы обвязать вазу, и Хоррор осторожно принёс цветы в таком виде в комнаты. “Я бы с удовольствием…"— Мягко сказал он, осторожно ставя вазу на стол между ними, игнорируя острый взгляд Киллера и полностью игнорируя Дрима. — “Мне бы этого хотелось.” Он сел рядом с Дастом, позволив ему устроиться у себя под боком и положить ноги на колени Найтмеру. Он пытается улыбнуться Киллеру, чтобы помочь унять огонь, сжигавший его душу. Это никак не может успокоить его, и он смотрит на них жестко и сердито, и Хоррор не знает, что делать, чтобы хотя бы попытаться начать Киллеру успокаиваться. “Сад... Будет прекрасен”. — Твердо говорит он им, и уверенность в его голосе заставляет Найтмера широко улыбнуться ему. “Я не сомневаюсь, что так и будет, пока ты работаешь над ним, он будет замечательным”. — Он успокаивает, такой доверчивый, такой уверенный в Хорроре. Уверенность ложится как бальзам на душу Хоррора, и знать, что Найтмер и Даст, по крайней мере, верили в него, было приятно. С усмешкой он устраивается на диване, обнимая Даста, он цепляется за хорошие чувства, которые Кросс зародил в нем, а Найтмер поощрял. Киллер и Дрим по-прежнему выглядят так, словно съели лимоны, и Хоррор не знает, как им помочь, но он уверен, что они одумаются. Кросс слишком хорош, слишком решителен, чтобы позволить им долго барахтаться, и как только они действительно поймут, что он не желает им зла, они успокоятся. В этом Хоррор был безоговорочно уверен. Устроившись рядом с Дастом, Хоррор прижимается к нему, утыкаясь носом в изгиб его шеи, и испытывает такой кайф от привязанности, которого не испытывал уже очень долгое время. Впервые за многие годы у него появилась надежда, настоящая надежда, и Хоррор не позволил бы ей так легко исчезнуть. Он готов к лучшему завтра и доверяет Кроссу, что он приведет их в этот день. Он доверяет Кроссу, будь прокляты последствия. У Хоррора есть надежда, и он цепляется за неё, вступая в свою новую жизнь с Найтмером и Дастом. ~ Плавник