***
Жизнь Итана представляет из себя череду серых будних, состоящих из репетиций, работы через интернет и постоянно давящих воспоминаний. Есть ещё кое-что, что отвлекает, что даёт дышать спокойно и в тот же момент заставляет помнить. Фортепиано. Оно стоит в его комнате, постоянно мозолит глаза. На нём играл важный для него человек. И Торкио тоже решил научиться, когда тот ушёл. Он старается играть каждый день понемногу, просто по разу прогоняет все разобранные и вырученные произведения и здесь уже — классика: Бетховен, Черни, Гайдн, Григ, Шопен, какое-то переложение Вивальди. Он не стремится стать настоящим пианистом, сидящем за этим инструментом днями и ночами, совершенствующим свои навыки, ему по душе больше ударные, за барабанами он проводит больше времени, но иногда фортепиано может сказать точнее ритма. Итан пытается себя убедить обходить это кафе стороной, но его туда будто магнитом тянет, он просто не может не зайти. Он надеется не встретить там Дамиано. Его надеждам не суждено сбыться. Давид поёт, опять, но на этот раз он одет по-человечески, макияж практически незаметен и из его рта не вырываются пошлые стоны. Сейчас это просто музыка: мелодичная, грустная. Торкио прислушивается к словам. «Sarò ciò che respiri Я буду тем, чем ты дышишь, Capirò cosa hai dentro Я пойму, что внутри тебя, E sarò l'acqua da bere И буду питьевой водой, Il significato del bene Смыслом добра, Sarò anche un soldato Я буду и солдатом O la luce di sera Или светом в ночи, E in cambio non chiedo niente И я не прошу ни о чём взамен, Soltanto un sorriso Лишь об улыбке» Это кажется чувственным. Итан, конечно, нечто подобное не слушает, но искренность его подкупает и он даже не втыкает наушники. Голос Дамиано режет слух, и нет, не неприятно, наоборот, проникает внутрь, стоит в голове, проходится мурашками по телу, попадая прямо в сердце. Торкио не должен влюбляться, ему такое не нравится. Ему не нравится этот человек. Этого человека он ненавидит. Но Дамиано грустно улыбается ему со сцены, и Итан не может оторвать взгляд. Встречаются как и в прошлый раз за зданием. — Ты слушал, — говорит Дамиано, и в его глазах какая-то детская радость. — Это проникновенно было, — замечает Торкио, а потом решает вновь оттолкнуть, — а ещё сопливо и чересчур пафасно. — Я знаю, что ты такое не слушаешь, — усмехается Дамиано, — может, познакомимся по-человечески? — переводит тему он, — Хотя бы имя своё назови. Парню хочется огрызнуться, послать этого человека, сказать какую-то гадость, типа «а на хуй тебе это сдалось» или «не твоё ебаное дело», но от него навряд ли отстанут, а этот Давид может быть ещё той пиявкой. — Итан, — после этого шага на сближение Торкио не перестаёт бесить этот человек. Он просто старается больше не взорваться, а то плохо будет всем. Парень опять пытается сбежать, но перед этим Дамиано успевает исковеркать его имя, за что чуть не получает в рожу. Итан так от него устаёт, ему срочно нужно развеяться. В кафе они пересекаются ещё через несколько дней, но Торкио этого человека всеми силами избегает.***
Пора концертов выдаётся слишком напряжённая, и похрен, что они проходят в каком-то полутёмном подвале, а из слушателей у них только два преданных фаната, стоящих в разных углах помещения и кайфующих от их музыки, если это можно так назвать. Итан сидит вдалеке за барабанами, его практически не видно, он так активно долбит по ним, что кажется, те сейчас лопнут, их вокалист скримит в микрофон, а у Торкио из рук в один момент выпадают палочки, потому что, чёрт побери, он видит галлюцинацию: Дамиано, стоящего около двери и ошалело озирающегося по сторонам. Они сцепляются взглядами, и это конец. Давид реально здесь, но по его лицу видно, в каком он шоке. Итан играет ещё усерднее, благо, у него много запасных барабанных палочек под рукой. Никто не замечает его заминку. Концерт подходит к концу, и это хорошо, потому что играть в таком состоянии невозможно. — Ты должен оплатить мне поход к психотерапевту, — шутит Дамиано, когда Торкио собирается идти спокойно домой. Он ждёт его на улице, — У меня до сих пор из ушей кровь течёт. — Как ты сюда попал? Ты следишь за мной? — Итан и правда боится, потому что это попахивает сталкингом. — Я услышал твой разговор по телефону в кафе, — оправдывается Давид, и Торкио понимает, что договаривался о месте и времени концерта, когда находился рядом с этим человеком. — Это статья, — начинает возмущаться Итан, но его перебивают. — Ты не говорил, что барабанщик. И играешь ты классно! — принимается делать комплименты Дамиано, но Торкио даже не обращает на это внимание. Его очень злит это выделяющееся пятно в виде Давида в их тёмном убежище, уже нигде ему от него не спрятаться. Может, стоит смириться с тем, что они будут постоянно сталкиваться, но Итан не хочет, чтобы подобный человек присутствовал в его жизни. Они курят, это получается практически ненапряжённо. — Что я тебе такого сделал, что ты отстать от меня не можешь? — Торкио старается говорить цензурно, но в голове у него один мат и возмущения. Да какого хуя вообще этот человек за ним увязался и почему именно он? — Понравился, — отвечает Дамиано спокойно, как будто это вообще в порядке вещей. У Итана даже нет в голове ответа на подобную дичь. Не то чтобы он этого не предполагал, просто сейчас это кажется чертовски странным, ну как он может кому-то понравиться? — Не преследуй меня, я не хочу тебя видеть, — будто эти слова могут что-то изменить. Давид касается его руки, пробегает пальцами по ладони, запястью, предплечью, плечу, только на шее удается их пресечь. Торкио хватает его, чем Дамиано пользуется, резко тянет на себя и касается губ. Итан не хочет целоваться, это напоминает ему кое о чём, но чужой вкус такой сладкий, такой приятный, да и действия не резкие и грубые, не страстные, а какие-то медленные и тягучие, отчасти нежные, такого у него раньше не было, и ему горько осознавать, что практически незнакомый человек обращается с ним лучше того, кого он любил всем сердцем и кто говорил, что любит его. Торкио не в силах терпеть этого, поэтому сильно хватает Дамиано за волосы и дёргает назад. — Уходи, — Итан холоден, и такой тон должен подействовать. Он, честно, понимает, что если Давид сейчас не уберётся, сегодняшний вечер продолжится чередой ошибок. Дамиано кивает.***
В следующий раз они видятся в этом чёртовом кафе. Давид вновь на сцене, и на этот раз он орёт в микрофон и звучит это зло и агрессивно. Торкио ведёт, он не может оторваться. Это всё ещё не его жанр, но его типаж. Он вслушивается в чужой голос, и только от этого становится жарко: голова кружится, а возбуждение появляется. Давно Итан не испытывал влечения к человеку: во всём виноват прошлый опыт и трагедия, но сейчас всё будто по-новой, ему нужно забыться. На губах уже который день чувствуется вкус Дамиано и перебить его ничем не удаётся. Он такой беспомощный, он ничего не может сделать. Торкио ждёт его за зданием, чтобы вновь вместе покурить и обменяться любезностями. Но Давида нет, он уходит через основной вход, так и не сталкиваясь с ним. И Итан начинает бояться, что больше его не станут донимать этим вниманием. Парень зол на себя, в этот день он сидит за фортепиано несколько часов, стараясь выпасть из реальности, на этот раз в его видениях не Дамиано, который преследует его несколько дней, а человек, которого хочется забыть и забывать нельзя. Он помнит чужой вкрадчивый голос, такие приятные слова: «Я люблю тебя, Итан», «Ты самый лучший», «Ты только мой», «Никому тебя не отдам», он помнит страстные ночи и следы по всему телу после них, а ещё боль. Нет, в момент близости ему всегда было слишком приятно, чтобы думать о том, как долго будут заживать все эти следы, как плохо ему будет позже, а его партнёр, хоть и клялся в высоких чувствах, никогда не заботился о нём так. Итан не знает, была ли это любовь или какая-то больная привязанность, стокгольмский синдром, ведь он столько находил оправданий этому человеку, да он и сам был виноват, никогда не говорил, что не хочет так жёстко. Но этот человек являлся важной частью его жизни, и когда он его потерял, он потерял часть своего сердца. Торкио долбит по клавишам, его нога агрессивно жмёт на педаль, а перед глазами портрет Деймона. Итан вспоминает, как был с ним счастлив, и даже в эти моменты отходняка после секса чувствовались всего лишь острым контрастом, они усиляли ощущения. Люди не должны терять любимых: это не справедливо. Торкио не может терпеть, не может смириться. С тех пор проходит уже два года, а он все равно не может справиться с утратой. Слишком больно. Тяжёлая музыка помогает, фортепиано помогает, сигареты, алкоголь, всякие вредные привычки, но пустоту невозможно ничем заполнить, разве что другим человеком, но это будет нечестно по отношению к нему, по отношению к самому Итану. Торкио каждый день ходит в кафе, у него ломка, ему нужно увидеть Дамиано, взглянуть ему в глаза, понять, что тот всё ещё в нём заинтересован, что он все ещё парню нужен. Встречаются они только через неделю. И Давид в этот раз тоже посетитель, благо, ничего на него не разливает. Итан сам действует, подсаживается к нему, но сказать ничего пока что не может — не готов. Дамиано даёт ему время, не давит, просто сидит рядом и исподтишка разглядывает. А Торкио тоже смотрит. Потом кивает на выход, с сигаретами легче. — Ты не хочешь, чтобы я уходил, — констатирует Давид, и Итану прибить его хочется из-за своей такой реакции на него, а ещё хочется поцеловать, может, даже немного грубо, оставить на этом теле несколько своих отметин, возможно, Дамиано такое понравится. Торкио никогда не давали вести, а сейчас он наконец чувствует свою власть, когда хватает пальцами одежду Давида и толкает его к кирпичной стене, вжимая в неё всем телом и порывисто целуя. Он слышит выдох в свой рот и даже негромкий стон. Кажется, парню нравится, а Итан просто сходит с ума. Чужие покорность и податливость то, что заводит, но и проявляемая инициатива ничуть не смущает его. Дамиано всё ещё раздражает: чертовски сильно, но какие-то щемящие чувства внутри пересиливают. — Ненавижу тебя, — не может сдержаться Торкио, но целоваться хочется сильнее, чем сыпать оскорблениями, поэтому он вновь касается его губ. Поцелуй уже более мокрый, развязный. Язык Дамиано проникает внутрь, вылизывает нёбо, не идеально ровный ряд верхних зубов, забирается за щёку. Итан чувствует его слишком ярко и не может понять: хорошо это или плохо, но хочется ещё и ещё. Его пальцы подбираются к шее, парню просто нужно коснуться голой кожи, почувствовать пульс. Торкио сжимает и практически сразу же ослабляет хватку, но Давид кладет поверх его ладони свою и давит. Итан ощущает, как Дамиано судорожно старается вздохнуть, как целует отчаянно, тянется вперёд сильнее, и такой контроль слишком опьяняет, но чужая рука прекрасно все регулирует, так что Торкио не боится за чужую жизнь, но он все равно отпускает раньше, чем сам парень собирается это сделать. Итан поглаживает шею, замечая следы, и ему становится противно от себя, он не может причинять такую боль, не должен так поступать с человеком, но в глазах Давида расслабленность, он доверяет, от этого ещё страшнее. Торкио поддаётся секундному порыву. Он наклоняется, касаясь губами кожи с красными следами от его собственных пальцев, и осторожно целует. Кадык Давида дёргается, он сглатывает несколько раз подряд, а Итан не понимает, что с ним вообще такое. Он отстраняется, а Дамиано смотрит на него заинтересованно. Он влип, сегодня точно не избежать ошибок. Здесь ходят люди, сближаться в туалете — слишком банально и неудобно, в свою квартиру Торкио ни за что этого человека не поведёт, и он не знает выход, а Давид уже тянет его на стоянку к машине. Задние стёкла затонированы, так что не должно быть особо видно, но Итан не хочет трахаться здесь. Мало место, затекающие конечности, сложности с позой — слишком много аргументов против, а ещё парень не понимает, почему его мысли так быстро переключились на секс. Он всё же садится на заднее сиденье. В машине пахнет цветами, и Торкио втягивает аромат полной грудью. Это приятно, может, даже слишком. Дамиано отодвигает переднее кресло, чуть наклоняет заднее и устраивается на его коленях. Итан вновь целует, а ещё ему хочется вести и выбрать позицию не глаза в глаза. Смотреть на этого человека — выше его сил. Парень не знает, куда все зайдёт и был ли готов Давид к этой встречи. Тот не теряя времени расстёгивает его ширинку и сжимает член. С этого момента Торкио понимает, что не способен контролировать свой организм. Его тело откликается на каждое прикосновение этих пальцев. — Развернись, — приказывает Итан, не думая, что его послушаются, но Дамиано тут же беспрекословно это выполняет. Он максимально раздвигает ноги и становится коленями по обе стороны от бёдер Итана, спиной к нему, а сам облокачивается на спинку переднего сидения. Пока он встаёт так, Торкио придерживает его, чтобы он не упал. Он хватается за ягодицы, сжимая их, и понимает, что всё не так просто и ещё нужно как-то снять чужую одежду и приподняться на нужный уровень, но ему нравится каждая минута, проведённая в такой близости, у него, похоже, поехала крыша. Джинсы слишком сильно обтягивают чужую задницу, и Итан опускает ладонь с более сильным нажатием, Давид дёргается, но с места не сдвигается, лишь сильнее прогибается в пояснице. Он не против, и Торкио ударяет ещё раз, надеясь, что потом его не замучает совесть, но Дамиано специально подставляется, и стонет. Его стоны прекраснее чем пение, но Итан никогда себе в этом не признается. Руки тянутся к ремню, он мучается несколько секунд с застёжкой и стягивает джинсы, сразу вместе с бельем, они лишь чуть оголяют слегка красноватые ягодицы. Торкио оглаживает их и чувствует нетерпеливые толчки навстречу. Итан раздвигает половинки в стороны, глядя на гладкую промежность, ему нравится чужая аккуратность и красота, но он был бы не против и естественности. Парень лишь надеется, что сейчас он не встанет в ступор, у него впервые так много контроля и ответственности. Он не хочет причинять какой-то дискомфорт, ему нужна смазка, но Дамиано сам заводит за спину руку и принимается входить в себя пальцами, он достаточно растянут и, кажется, смазан, возможно игрался недавно с какой-то игрушкой или кувыркался с кем-то, о чём Итану совершенно думать не хочется. Давид сгибает свои пальцы и стонет, он вставляет уже три, разводит их, оглаживает стенки, и Торкио хочется взять всё в свои руки, что он и делает, отстраняя чужую ладонь и проникая своими пальцами внутрь. Дамиано пиздец какой горячий и в прямом и в переносном смысле. Итан не торопится, сейчас нужно прочувствовать все и запомнить каждую секунду. — Пожалуйста, — звучит просьба от Давида, и Торкио уже на грани, чтобы сорваться и играть по чужим правилам, он всё ещё толкается, и видит, как чужие ноги начинают дрожать, кажется, он задевает простату. Итан вынимает пальцы, ладонями вновь раздвигая ягодицы и приподнимается, направляя член внутрь. Это чертовски неудобно, но ощущения того стоят. Входит на всю длину, как можно более плавно, и замирает. Дамиано нужно привыкнуть, ему самому тоже, раньше у него такого не было. Торкио вздыхает, пытаясь не стонать, не на такой близости находятся их отношения с Дамиано, чтобы он так открывался. Да и отношений вообще никаких нет, это просто перепихон ради снятия напряжения, ради физической разрядки. А Давид не стесняется, стонет, наверное, вне машины это тоже прекрасно слышно. Ноги у Итана затекают, и он толкается резко, рвано, совершенно неожиданно. Дамиано ещё сильнее раздвигает колени, опускаясь, а Торкио пытается вскидывать бёдра вверх. Это нельзя назвать грубым сексом, позиция не позволяет, но он достаточно жёсткий и безэмоциональный, Итан хотел не этого, Давида же всё устраивает, он поднимается и опускается на члене сам, виляет бёдрами, ёрзает взад-вперёд стараясь найти точный угол. Торкио ладони помещает на его поясницу, пальцы сами на автомате чуть поглаживают её. Парень наблюдает за чужими действиями и с ужасом осознаёт, что ему этого мало. Он резко тянет Дамиано на себя, прижимая его к своей груди. Двигаться в таком положении становится ещё тяжелее, зато член идеально упирается прямо в простату, и Давид кричит, закатывает от удовольствия глаза, откидывает голову на плечо Итана. Ему нравится, но в мыслях проскакивает, что он не первый и не последний и этот человек получает столько же удовольствия с другими. Губы тянутся к чужой шее, Торкио не может с собой совладать, поэтому в ход идут и зубы, он делает несильный укус, а следом и засос, переходит на плечо, просто целует, на лопатке вновь оставляет метку. Это неправильно, наверное, разрешение ему никто не давал, но и не запрещал. Дамиано реагирует положительно, но Итан знает, что все эти следы «любви» потом могут ощущаться не совсем приятно. Торкио утыкается лбом в его спину и замирает, чувствуя движения Давида. Он восхитительный. И парень вновь начинает вспоминать того, кого раньше любил, ко всем остальным эмоциям добавляется ещё чувство вины. Ему просто плохо, хочется заглушить эту боль, как жалко, что он не знает, что секс тут не поможет. Дамиано тянется к своему члену, принимаясь доводить себя до разрядки рукой, а Итан кончает внутрь, всё это происходит как-то неосознанно, и расслабление в тело не приходит. Давид сжимается, слезает с него, натягивая на себя одежду и опускается рядом. У Итана на лице видны все эмоции, и парень изучающе сверлит его взглядом и наконец открывает рот. — Я был настолько ужасным? — не понимает он, кажется по его высокой самооценке может быть нанесён сильный удар. Торкио мотает головой. — Ты ужасный, — соглашается он скорее больше в шутку, — Но здесь дело не в тебе. После оргазма язык слишком развязан, и Итан боится, что сейчас может рассказать что-то слишком личное. — Ты не по мальчикам? — уточняет Давид, как будто сейчас самое время для подобного вопроса. — Нет, — Торкио правда старается не говорить, но ему очень сильно нужно это сделать. — У меня печальное прошлое. Дамиано сразу же становится серьёзным и чистой рукой берёт его ладонь, переплетая пальцы. — К сожалению, в этом вопросе я могу тебя понять, — и после этих слов Давид становится ещё ближе, он утыкается лбом в его плечо, а Итан позволяет и ждёт, может, парень захочет выговориться, но Дамиано замирает, а потом переводит тему, — С тобой хорошо, — произносит он, а Торкио разрывается между ответами «мне с тобой тоже» и «странно, ведь я тебя ненавижу». — И откуда ты только на мою голову взялся, — находится парень, и Давид усмехается. Такие мгновения идеальны своей неидеальностью. И Итан никогда не признается, что ему все это слишком сильно нравится и что Дамиано, кажется, засел ему в самое сердце.***
Они не контактируют несколько дней, но в этот раз Торкио уверен, что Давид к нему вернётся, просто что-то между ними уже выстроилось и рушить это будет варварством. Итан гуглит чужую группу, нет, ни за что он не собирается слушать их песни, ему просто интересно, чего в этом плохого? Но один раз взглянуть же можно? И он включает, сидит около получаса, впитывая в себя этот голос. Боже, за что ему это наказание? Он не в силах оторваться. «Non l'hai mai visto chi ha ballato coi fottuti diavoli Разве ты никогда не видел того, кто танцевал с грёбаными чертями?» Дамиано кричит, выпаливает всё с таким напором, что приукрасить это бы немного экстрим вокалом и будет жанр Итана. Торкио не хочет привыкать к такой музыке, потому что Давид в его глазах развязный экстравагантный глэм-рокер, не его это всё. Но сам Дамиано, кажется, уже его и исправлять что-то поздно. На следующий день хочется прослушать ещё раз. Он заскакивает в кафе после репетиции и расслабляется под этот чарующий голос. Но спокойно посидеть не получается, его хватают сзади за плечи и целуют в щеку. Итан уже готовится въебать кому бы то ни было, стоящему за спиной, но нос ловит знакомый запах и на его глаза показывается Давид. Крайне обнаглевший, но чертовски красивый, как и обычно. Торкио с максимальной скоростью вытаскивает наушники и убирает чужую музыку, если Дамиано узнает, что он слушает, то почувствует себя победителем. — Ещё раз сделаешь так и домой будешь добираться не на своих двоих, — грубит Итан, его всё это чертовски напрягает. — Ты хочешь меня понести на руках, как это мило, — отшучивается парень, и почему-то это уже не злит, наоборот, Торкио нравится, чёрт побери, этот человек со всеми его чертами характера, хотя судить он пока не может. Они встречались всего несколько раз, правда в один из них уже трахались. — Пригласишь меня на свой следующий концерт? — Нет, — отрезает Итан, а то потом заставят его ещё сеансы психотерапии оплачивать, нет уж, он не хочет, чтобы Давид так глубоко лез в его жизнь. — Ладно, как знаешь, но на мои ты всегда можешь приходить, мы скоро с группой поменяем сцену, будем в клубе выступать. — делится Дамиано. Итан кривится. — Больно надо, — не его это музыка, и слушать такую он не собирается, хотя десять часов повтора нескольких песен «Måneskin» даже название какое-то убогое, романтичное, лунный свет, блять, говорят об обратном. — Может, выйдем покурим? — предлагает Давид, он знает, что это парня расслабит и он чуть изменится. — Нет уж, мне прошлого раза хватило, — Итан боится, что сейчас они всё это повторят. Он чувствует, как под столом Дамиано касается его коленки. Это бесит, ему нужно личное пространство. Он опускает ладонь, чтобы отстранить чужую, но попадает в ловушку. Они сидят, смотрят друг на друга и просто держатся за руки, а Давид поглаживает его кожу своими пальцами, пуская по всему телу мурашки, как будто в каких-то дешёвых бульварных романах. Торкио не какой-то романтик-ебантик, хотя в последнем он уже не уверен. Ну пока что они не сосутся и на том спасибо. Итан не выдерживает и сбегает, наушники отвлекают его от того что происходит вокруг и он не слышит и не видит, как за ним идёт Дамиано, прямо до квартиры, и записывает адрес. Поведение это настоящего маньяка, но, к сожалению, а может и к счастью сейчас Торкио этого не замечает. Зато через несколько дней его пугает оглушительная трель звонка. У Итана этот день выходной и он сидит в домашней расслабленной одежде, играет на фортепиано и определённо никого не ждёт. Парень настороженно подходит к двери, думает, что, может, послышалось, но звонок повторяется и он открывает. Кажется, у Торкио вполне вероятен сердечный приступ потому что, возможно, это уже за ним смерть пришла. На пороге стоит человек с корпспе́йнтом на лице и в прикиде металлиста. Итан привык видеть подобный грим у своих друзей и сам его не раз на выступления делал, но, чёрт всех их на хуй этих блэк-металистов побери, завалиться в таком прикиде посреди бела дня — это немного перебор. Причём, Торкио понимает, что это не кто-то из его группы. Всё встаёт на свои места, когда он слышит игривое: — Привет. Итан в ступоре, он даже не знает, как на это отреагировать, и не понимает, что его пугает больше: то, что Дамиано нашёл его место жительства, или то, что он в таком прикиде. — Что ты тут делаешь? — вопрос банален до невозможности, но объяснение правда сейчас было бы кстати. — Соскучился. — спокойно тянет Давид. Итан в ахуе. Ладно, если бы они находились в отношениях, такое оправдание могло бы сработать, но они практически незнакомые люди. Торкио хочется выгнать Дамиано взашей, только вот он не может не оценить потраченных, чтобы его удивить, усилий. До парня так же доходит, что Давид мог за ним проследить и поэтому теперь знает его адрес. У него в голове миллионы ругательств и угроз, но он сейчас не в том настроении, чтобы их озвучивать. Он задыхается от одиночества, и кто-то ненадолго рядом ему просто необходим, и он даже не задумывается, что его квартира — его убежище, слишком личное место, чтобы показывать его таким размалёванным наглым рокерам. — Если хочешь остаться, смой это с лица, — Итану не то что это не нравится, но подобных странных фетишей у него нет, и на Давиде этот макияж больше раздражает, чем пугает. Да Торкио этого и не боится вовсе, привык уже. Он указывает Дамиано на дверь ванной, и тот проходит внутрь его квартиры, внимательно осматриваясь. Итан возвращается к фортепиано. Ему хочется доиграть произведение, ненавидит он просто, когда его отрывают и под звуки воды Давиду всё равно не должно быть слышно. Хорошо, что он не на лунной сонате остановился, а то Дамиано начал бы проводить параллели. Торкио играет Вивальди «Времена года», переложение для фортепиано, здесь можно и злость всю выдолбить в идущие друг за другом ровные восьмые, и разогнаться на шестнадцатых, и немного повыпендриваться на тридцать вторых. Итан так увлечён музыкой, что не замечает вышедшего Дамиано, а тот стоит в дверях и слушает. Ему нравится столько противоречий в этом человеке и такая его разнообразность. Торкио доигрывает и оборачивается, натыкаясь на изучающий взгляд. Давид выглядит по-другому, и Итан понимает, что это первый раз, когда тот перед ним без макияжа. Красивый — проносится в голове, а ещё Дамиано выглядит совсем подростком, таким молодым и даже невинным, но парень знает, что это совершенно не так. Торкио замечает какую-то зажатость, кажется, ему не одному приходится выйти из зоны комфорта. — Ты играешь? — удивляется Давид. — Да, — Итану не хочется рассказывать больше, потому что упоминать имя Деймона при новом любовнике, или как ещё можно назвать Дамиано, будет кощунством. — У тебя прекрасно получается, — он подходит ближе, — Сыграешь что-то ещё? — просит он, и Торкио с грохотом захлопывает крышку. Нет. Он не согласен. Давид лишь улыбается и подходит ближе, на нём всё чёрное, и наконец-то у Итана не рябит в глазах от обилия цвета. Торкио понимает, зачем пришёл этот человек, он окидывает комнату взглядом, пытаясь найти вещь, которая не напоминала бы ему о Деймоне, но таких здесь нет. Парень в замешательстве, и Дамиано это видит. — Я просто хотел узнать тебя поближе, мы можем поговорить… — предлагает он, резкость движений Итана и его быстрое поднятие с места говорит, что он против. Торкио толкает Дамиано на банкетку, на которой только что сидел сам, и Давид подчиняется. Парень наклоняется, впиявливается в его губы своими, сжимает плечи. Этот человек что-то разжигает у него внутри, страсть, наверное, но этот пожар способна затопить просыпающаяся в сердце нежность. Итан сам становится на колени, хоть хочется поставить на колени Дамиано, схватить за волосы, направить его движения, забрать контроль, заставить задыхаться. Как там Давид поёт в собственной песне: «Я хочу трахать тебя, пока ты не закричишь и не заплачешь». Эти слова Торкио ненавидит, а ещё больше ненавидит, что его больной мозг этого хочет. Естественно, это принесёт удовольствие только по обоюдному согласию, но забота ограждает от него подобные мысли каменной стеной. Возможно, в сам момент подобной власти он почувствует эйфорию, но потом будет только вина и сожаления, никакого удовольствия, намного больше эйфории он получит от проявленной инициативы самого Дамиано. Он не желает рядом с собой слышать крики и слёзы, ему уже этого было достаточно, только он кричал, и плакал, и убеждал себя, что ему всё нравится, что любимый человек знает, как для него лучше. Не знал. А исправлять ошибки уже поздно, главное — не совершать новых. Давид вызывает противоречивые чувства, грубый секс с ним получится восхитительным, но почему-то Итану нужно сейчас проявить немного нежности, а может и много. Его руки расправляются с ширинкой. Он приспускает бельё, вынимая член. Опыта у Итана достаточно, он знает, что делать, как довести до разрядки одним языком и губами, насколько можно сжать зубы, чтобы усилить ощущения, но не принести боли. Раньше управляли им, теперь, кажется, он может управлять, цепляться за бёдра Давида, вылизывать его ствол, спускаться к мошонке, не обделяя её вниманием. Торкио поднимает глаза и видит поплывший взгляд Дамиано. Тот наслаждается и спокойно это показывает. — Да, Итан, так хорошо… пожалуйста…ещё… — эти просьбы должны раздражать, но парень не обращает внимания, для него главное голос. Его осеняет. — Спой что-нибудь, — требует Торкио. Вроде это называется акустикофилией, но ему абсолютно похуй, главное, что хорошо им обоим. «I wanna hold you in my arms tonight Я хочу держать тебя в объятиях сегодня ночью. For your love I'll do whatever you want Ради твоей любви я сделаю всё, что бы ты ни захотел. I'll do whatever you want, for your love Я сделаю всё, что бы ты ни захотел, ради твоей любви» Дамиано напевает песню, прерываясь на вздохи и стоны. То ли Итана пугает слово любовь, то ли отторжение к этой песни сказывается, но он жестом заставляет его прекратить. — Пожалуйста, что-то другое, — тихо просит он. Давид не спорит, быстро перестраивается. «Di cos'è fare l'artista te ne hanno mai parlato? Тебе никогда не рассказывали о том, что значит быть артистом? Di tutto quello che ho perso, che ho sacrificato Обо всём, что я потерял, чем я пожертвовал? Di non avere voce, restare senza fiato О том, как теряешь голос, остаешься без дыхания? Di avere mille persone che aspettano un tuo sbaglio О тысяче человек, пребывающих в ожидании твоей ошибки? Sapere che ogni passo falso verrà condannato О понимании, что каждый неверный шаг будет осуждён? Mi chiedo spesso se son stato solo fortunato Я часто задаюсь вопросом, неужели мне просто повезло E non mi passa il moto della mia rabbia И напор моей ярости не ослабнет?» Эта песня надрывная, но сейчас, когда Дамиано пропевает её задыхаясь, она не кажется таковой. Итана сводит с ума чужой обрывающийся голос, стоны на гласных и рваные вздохи, ещё приятнее осознавать, что это его язык и губы делают с Дамиано всё это. Торкио прислушивается к словам, в которых сквозит искренность, ему не одному тяжело, он это понимает, пусть они представители разных жанров и вкусы у них не совпадают, но путь у них похожий, если не одинаковый. И Итан этого человека за его упорство уважает, естественно, говорить в слух об этом он не собирается. Он обхватывает член губами, насаживается до основания, Торкио привык, научился справляться с рвотным рефлексом, задерживать дыхание на нужное время. Чужие руки касаются его волос, и парень с ужасом представляет, что сейчас все будет повторяться как в его прошлом, его сильно схватят, оттянут пряди до боли, заставят вжаться носом в лобок, вскинут несколько раз бёдра, чтобы проникнуть как можно глубже и испытать настоящий кайф. Но Давид лишь слегка тянет его назад, отстраняя. Дамиано кусает губы и сдвигает ноги, наклоняется к чужому лицу, благо растяжка у него хорошая, и целует. Этого хочется больше и ему, и Итану, только тот опять же не станет говорить о своих желаниях. Торкио отстраняется вновь, решая сделать вторую попытку. Собственное возбуждение заметно оттопыривает штаны. Он должен найти то, что нравится Давиду. И это получается далеко не сразу. Парень проводит языком по уздечке, чуть давит губами на крайнюю плоть и сам стонет, тихо, не хочет, чтобы его услышали, но чтобы почувствовали нужно. Итан берёт глубже и повторяет. Дамиано даже дёргается, это действует идеально и Торкио двигается ещё несколько раз, попутно работая языком, и сглатывает, вновь позволяя себе застонать. Ему видно, как Давид вцепляется в собственные колени, перед этим задержав руку над головой Итана. Ну хоть в кой-то веки решает не переходить личные границы. Торкио свои ладони тоже держит при себе, хоть и хочется сжать Дамиано, просто крепко обнять, или хотя бы прикоснуться к его коже. От этого парень себя останавливает. Если позволит, то привязанность к этому человеку станет ещё больше. Итан всё ещё сопротивляется, но сердце, похоже, уже всё само решило. Дамиано изливается без предупреждения, он зажмуривает глаза, полностью расслабляется, а Итан от одного такого вида испытывает эстетический оргазм или как эта хрень называется, когда всё внутри сжимается и переворачивается. Он опускает руку на собственный пах, слегка надавливает и позорно кончает в штаны. Торкио даже и не замечает, что так сильно возбудился. Парень выдыхает и сидит ещё несколько минут, стараясь прийти в себя, его волосы начинают поглаживать и перебирать, и одна часть Итана хочет скинуть чужие руки, а другая наоборот под них ластится, потому что это чертовски приятно. У Давида всё ещё веки прикрыты, а ресницы подрагивают, и это произведение искусства какое-то. Торкио поднимается, нужно умыться и выкинуть из головы этого грёбаного рокера. Дамиано идёт за ним, прижимается сзади, касается губами плеча, через ткань футболки. Момент чересчур интимный и чувственный, пора бы уже его испортить. — Уйдёшь? — то ли просит, то ли прилагает Итан. И Давид шепчет ему на ухо: — Останусь. Торкио нужно отвлечься, он вновь погружается в себя, практически не замечает чужое молчаливое присутствие, переодевшись, он садится за фортепиано, продолжает играть, а Дамиано внимательно слушает, странно, откуда у него столько терпения. Парень не волнуется, но всё равно ошибается, потому что руки после оргазма не подчиняются. Давид молчит, просто смотрит с восхищением, и этого достаточно, чтобы продолжать. Деймон так не умел слушать, он хотел, чтобы все только слушали его. По образу Дамиано видно, что он тоже любит внимание и прикованные взгляды, но сейчас он позволяет раскрыться Итану и он очень ему за это благодарен. Торкио вновь срывается, закрывает крышку и опускает голову, главное сейчас не разрыдаться, потому что эмоции бьют через край, да ещё и Давид этот, приближается, берёт его руку и принимается выцеловывать фаланги пальцев, будто Итан музыкальный гений какой-то и ему нужно поклоняться. Парень больно закусывает губу и молчит. Перед глазами Деймон, а в сердце уже другой человек, и от этого ощущается собственная беспомощность, он не может контролировать свои чувства. Дамиано сидит практически до самого вечера. Итан старается его игнорировать, только обед на двоих готовит и украдкой бросает взгляды. Когда Давид уходит, он пишет на бумажке свой адрес и Торкио порывается ее выкинуть, а нахрен надо, но проходит день два, три, неделя и он не может больше терпеть. Дамиано живёт не особо далеко и это хорошо, потому что идти недолго, и плохо, потому что Итан боится, что чужие визиты будут частыми, ладно, он в тайне надеется на это, потому что скучает. И уже боль после потери Деймона проходит, он влюбляется по-новой, погрязает в другом человеке, и это ему нравится. Давид будто ждал его у двери все это время: открывает сразу же, проводит в комнату, даёт осмотреться. Он открытый, дружелюбный, это всё ещё раздражает, но и нравится. У Дамиано дома коты, и это мило, а ещё мило то, что он опять без косметики. Итан обожает такой образ. — Я послушал несколько композиций твоего жанра и они… Вдохновляют, — Давид не будет признаваться, что после этого ему пришлось выпить пару таблеток от сердца и головы. Торкио не ожидает такого признания, и улыбка сама собой лезет на его губы. Хочется сказать, что он прослушал все его песни, но Итан молчит, упирается взглядом в стену. Там висят фотографии группы, отдельно Дамиано и Дамиано с какой-то девушкой, они так счастливо смотрятся вместе. — Твоя девушка? — спрашивает Торкио. Если ответ будет положительным, то он собирается уйти, потому что он не хочет строить что-то на лжи. Давид становится серьёзным, будто его подменили и кивает. — Джорджия, мы были счастливы вместе, а потом… — Дамиано прерывается, а Итан отводит взгляд, понимает, что зря спросил. — У неё диагностировали рак, и она сгорела. Для Торкио меняется абсолютно всё, не у одного него сложное прошлое и сердце не может зажить после потери любимого, не один он разбит и нуждается в заботе и поддержке. Просто Дамиано справляется другим способом и не показывает, возможно, так ещё тяжелее. «Le han detto in città c'è un castello Ей сказали, что в городе есть замок Con mura talmente potenti С крепкими стенами, Che se ci vai a vivere dentro Что если ты пойдёшь туда жить, Non potrà colpirti più niente Больше ничто не сможет тебя ранить, Non potrà colpirti più niente Больше ничто не сможет тебя ранить» Дамиано тихо пропевает эти строчки, и Итан чувствует в них всю ту боль, которую испытывает, каждый раз играя на фортепиано, вспоминая о Деймоне. Он подходит к Давиду и обнимает его. Плевать на музыкальные вкусы, на различия между ними. Они похоже. Они страдают вместе. «Oggi mi sento benedetto e non trovo niente da aggiungere Сегодня я чувствую себя благословлённым, и мне больше нечего добавить» Шепчет Итан, и Дамиано поднимает на него покрасневшие глаза. — Это из моей песни, — удивляется он. — Не могу выкинуть из головы твой голос, — вздыхает Торкио. — У меня был человек, которого я любил, он играл на фортепиано, он был таким ярким и жизнерадостным: страстным, иногда даже чересчур… Итан прерывается, замечая смену чужих эмоций. Дамиано понимает, к чему всё идёт. — И как? — он быстрее старается вникнуть в суть. — Остановка сердца, — Торкио контролирует дыхание. Это должно помочь сдержать эмоции. Давид крепче хватается за него. Они стоят минут пять или десять, не отрываясь, потому что так и правда легче, но полностью боль заглушить ничем нельзя. Всё происходящее — слишком откровенно, и если это так продолжится, то выхода им уже не найти. Дамиано отстраняется первым. Не знает, что предложить. Секс сейчас станет каким-то преступлением. — Поговорим? — спрашивает Давид. Итан качает головой, он и так сказал уже слишком много. — Хочешь, я спою что-нибудь? И на это уже Торкио соглашается. Без аккомпанемента чужой голос не становится ни чуточку хуже, и парень вновь слушает его пение, которое последние дней десять крутится у него на постоянном повторе. Это успокаивает. Вечером Итан отправляется к себе. Нужно как-то пережить всё. Он играет, Давид поёт. Нужно отпустить прошлое. Он жмёт со всей силы на клавиши, Давид срывает голос. Нужно постараться быть счастливым. Он играет для себя, Давид поёт не про Джорджию. Торкио знает, воспоминания никуда не уйдут, но он хочет сохранить только счастливые моменты и спрятать их глубоко-глубоко в сердце. А теперь можно создавать новые. Дамиано ломится в его квартиру чуть ли не на следующий день, и это вновь злит, а ещё совсем немного радует. Итан напяливает маску хмурого металиста, а Давид сверкает во все стороны своим гламуром. Торкио понимает, чем всё закончится сегодня, возможно, такие отношения то, что им нужно. — У тебя есть стол? — Дамиано уже всё продумал, и Итан решает следовать по его плану. Немного странно, что сейчас они не приходят к этому в порыве страсти. Но Давид восполняет и этот пробел, набрасываясь с поцелуями, и Торкио отвечает, а сам пятится задом на кухню. Дамиано раздевается нарочито медленно, под рубашкой у него портупея, соблазнительно выделяющая грудь, вновь этот выпендрёж, но Итану нравится, теперь он даже отрицать этого не пытается. Дамиано оголяет ноги, оставаясь в белье, и оно тоже какое-то необычное, с кружевами, Торкио внимательно оценивает чужое тело взглядом и понимает, что даже в юбке этот человек смотрелся бы превосходно, и он уверен, что когда-нибудь ещё это увидит. Давид замечает, что за ним наблюдают и показушно прогибается, ложась грудью на стол. Итан пока что просто смотрит, но прикоснуться хочется неимоверно. Подобная поза подразумевает опять не самый нежный и чувственный секс, возможно, Дамиано понял по первому разу, что Торкио такое нравится. На самом деле, нет, просто тогда он ещё не был готов трахаться лицом к лицу, а сейчас парень хочет сказать об этом, но он не знает, насколько между ними это всё изменит. Он вновь пытается примерить образ того человека при их первой встрече. — Ты слишком яркий, — должно быть оскорблением, а звучит как комплимент. — Знаю, — хмыкает Давид и слегка раздвигает ноги, — Может, уже сделаешь что-то? — раззадоривает он его. И Итан делает, прикасается к ягодицам, сжимает как хотел, стягивает бельё, разминает, щипает, слегка шлёпает. Каждое его действие поощряется удовлетворённым стоном. Торкио облизывает свои пальцы и вставляет сразу два. Дамиано растянут, как и в прошлый раз, прям со смазкой. Итан представляет, как Давид делал это, думая о нём, и от этого становится так хорошо. Третий палец проверяет окончательную подготовку и внутрь входит член. Похоже, скоро парень привыкнет к этому контролю. Он идеально чувствует чужие желания, давая нужную паузу для передышки, а дальше беря бешеный темп. Дамиано хватается за края стола, а Торкио приходится наклониться и заткнуть его рот своей ладонью, чтобы не было уж слишком сильно слышно. Итан не думал, что всё придёт к этому, что он превратится в человека кайфующего от подобного: от грубых толчков в чужое тело, от сжатия пальцами до синяков бёдер Давида, от криков до сорванного голоса, от просьб двигаться ещё быстрее. Это не совсем то, что нужно. И он нагоняет удовольствие, но оно какое-то не такое. Он замедляется и долго решается на то, чтобы наконец сделать всё правильно, заглянуть в глаза своим страхам в прямом и переносном смысле. А не испугается ли этого Дамиано? Не сбежит ли он? Итан покидает его тело и просит, совсем неуверенно и осторожно. — Можешь сесть, лицом ко мне, — Торкио всё ещё удивляет чужая покорность. Давид разворачивается, и он хватает его ноги за лодыжки, устраивая их на своих плечах, а сам вновь входит в тело, под другим углом, с новыми ощущениями. Дамиано охает. Теперь не приходится затыкать его рукой, это можно сделать поцелуем, а можно на время перестать его сдерживать, себе на радость, соседям на зависть. Итан двигается медленнее, руками тело Давида не сжимает, просто поддерживает его под поясницу. Дамиано смотрит без вызова, без смешинки в глазах, он смотрит откровенно, и Торкио понимает, что все маски уже сняты. Он поглаживает его спину, перемещается поцелуями на щёки и совершает медленные глубокие толчки. — Хорошо, — выдыхает Давид, когда кончает, даже не прикоснувшись к себе, Итан продлевает ему оргазм, продолжая двигаться и изливаясь несколькими секундами позже. Сейчас ещё рано для громких любовных признаний и прочей романтической хрени по мнению Торкио. Но взгляды говорят о многом, а ещё они переплетают пальцы, держатся за руки, и это больше всяких слов. Итан просто начинает слушать чужую музыку и ходить на концерты Давида, а тот в свою очередь посещать его, пусть и делает это только после дозы таблеток от головы. Музыкальные вкусы часто бывают яблоком раздора, но они слишком многое пережили, чтобы музыка, которая спасла их жизни, стала преградой. Обязательно наступит тот день, когда Итан сможет смотреть на фортепиано без боли в сердце, а Дамиано без слёз петь «CORALINE», придет время когда Торкио проникнется глэм роком и когда Давид пригласит его к себе в группу, чтобы было как в песне: «Però mi resta la mia strada, gli sguardi, tre amici non codardi Но у меня остаётся моя дорога, взгляды публики, три друга не подлеца. E se il mondo l'ha capito adesso inizierà a guardarci И если мир это понял, теперь он начнёт смотреть на нас» Итан согласится. Согласится на всё, только чтобы видеть рядом чужую улыбку и этот свет, исходящий от Дамиано. Потому что это то, что покажет ему путь, а он в свою очередь сможет помочь Давиду не сгореть. Тяжёлая музыка останется с Торкио навсегда, но чувства будут намного важнее, и когда-нибудь обязательно прозвучат три самых важных слова. А сейчас Дамиано в его жизни как белое пятно названия группы на чёрном фоне и без него существовать Итан не может. И когда-нибудь в этих иероглифах Торкио прочитает слово «любовь».