За Солнцем

      Солнечные лучи упорно пробивались сквозь плотные шторы, постепенно освещая тёмные покои. С коридора доносился беспрерывный топот и голоса слуг, где-то отдалённо с улицы слышались крики разного характера – раздражённые, усталые, нетерпеливые, обеспокоенные, периодически перебиваясь тяжёлым грохотом и цокотом лошадей, приездом повозок. В сравнении с тишиной в огромной спальне, посторонние шумы звучали неприятно оглушающе для спокойного утра.              Глухой стук в дверь сопровождался говором нескольких лиц, которые, выждав недолгие секунды, вошли в покои, расходясь по разным сторонам. Первый прошёл к окну, раскрывая шторы и впуская тёплый свет, мгновенно достигший сонные глаза, а второй принялся подготавливать ванну к утренним процедурам.              – Просыпайтесь, Ваше Высочество, – раздалось совсем близко, словно над головой, хотя он знал, что молодой человек находился на своём обычном месте – у кровати перед комодом, наполняя привычный стакан холодной воды с лимоном. – Ваше Вы-              – Слышу, но вставать не хочу. Никакого сна в этом дворце.              – Не нужно было сидеть до рассвета в библиотеке. Возможно, тогда бы вам удалось выспаться перед долгожданным событием.              – Каким событием? – недовольное бурчание заглушилось одеялом, служившим защитой от яркого солнца.              Ответа не было слышно, казалось, целую вечность, равняясь ко времени его ожидания с момента начала военных действий. Шум с улицы теперь звучал намного отчётливее, позволяя уловить довольные возгласы, радостный смех и лязг мечей, чего не было слышно, примерно, последние пятнадцать месяцев. Он знал точно – отмечал в дневнике, пока не сбился со счёта, поэтому, противясь лучам, неохотно выглянул из-под одеяла, сталкиваясь с доброжелательной улыбкой советника, протянувшего стакан.              – Кавалерия вернулась, Ваше Высочество.                                          Минхо бежал по длинной анфиладе огромного дворца, заполненного немереным количеством слуг, находивших время на поклон с тяжёлыми коробками в руках. Атмосфера царила загруженная, суетливая, тем не менее лёгкая – долгий груз переживаний спал с плеч всех горожан, наконец возвращая в семьи сыновей и мужей, а в некоторые – обоих родителей, отсутствовавших на фронте для защиты королевства. Минхо помнил, как город провожал войска с улыбками на лицах, но с мучительными тревогами внутри, непозволительными слезами на глазах и безмолвными молитвами, клятвами – он был среди них, до последнего момента оставаясь на выходе из города и не отрывая взгляда от кавалеристов; от одной определённой личности, с уст которой никогда не сможет принять клятву – это было их единственным обещанием.              Дворцовые стены, завешанные картинами, портретами королевской семьи начиная с первого рода, вдоль которых располагались многочисленные вазы ростом с взрослого человека, растения и разного габарита статуи, тщательно вытирались; окна отмывались с обеих сторон, мебель вся выставлялась наружу и мраморный кафель вычищался до блеска десятками слуг, с головой погружённых в работу; отовсюду доносились громкие указания управляющего, проходившегося по всем комнатам со списком задач, отмечая готовность, а дворецкий и батлер выдавали необходимый инвентарь, по совместительству занимаясь своими делами.              Минхо буквально летел по дворцу, не обращая внимания на приветствия, желая лишь как можно скорее добраться до тронного зала, в котором, как он знал, король слушал отчёт об успешном завершении. За ним бежало двое личных слуг, от которых он смог ускользнуть в потоке хаоса, не удосужившись даже высушить волосы полностью – собственными глазами хотелось увидеть и убедиться, что это правда. Минхо перешёл на торопливый шаг, подходя ближе к закрытым дверям с эмблемой королевской семьи, отделанной красивой резьбой, и кивнул гвардейцам, стоящим по обе стороны.              – Ваше Высочество, подождите, – донеслось со спины и Минхо, медленно выдыхая, обернулся, смотря на уставшего от бега Сынмина. – У вас есть свои задачи на сегодня, вы не можете просто ворваться в зал и забыть обо всём.              – Это не займёт много времени. Я загляну на минутку, чтобы отблагодарить за проявленное усердие в защите нашего королевства.              – Ваша минута будет равна ста.              – Значит, они станут самой полезной сотней минут за сегодняшний день, – Минхо поправил волосы, напрочь забыв о короне, оставленной в комнате, и быстро осмотрел одеяние, вновь поднимая глаза на советника. – Как я выгляжу?              Сынмин, привыкший к ленивому по утрам принцу, не находил слов, кроме тихих вздохов. Находясь подле Минхо более шести лет, являясь приближённым лицом второго принца и зная абсолютно все его стороны, он прекрасно понимал нынешнюю спешку и желание попасть в тронный зал, где находились все высокопоставленные лица армии; где пребывал один конкретный человек, встречу с которым Его Высочество ожидал долгие и холодные месяцы, с головой погружаясь в обязанности, поэтому сейчас Сынмин не мог сделать ничего, кроме как выдохнуть в очередной раз и кивнуть с улыбкой.              – Превосходно, Ваше Высочество. Как и всегда.              – Отлично. Обещаю, я не долго, а после сразу приду в кабинет.              – Конечно, Ваше Высочество. Желаю удачи.              Минхо повернулся к двери и закрыл глаза, делая глубокий вдох и медленно выдыхая, собираясь с духом, чтобы наконец вступить внутрь и вернуть долгожданный покой, который ушёл вместе с ним. Длительные месяцы ожидания в стенах тёмного кабинета и холодных покоев сейчас казались песчинкой во вселенной – слишком незначительной и далёкой; за час его мир успел перевернуться несколько раз, не находя баланс между сном и явью, словно сливаясь воедино и растворяясь в счастливых лицах. Он хотел быть их частью. Минхо хотел как можно скорее скинуть тяжёлый камень с груди и впасть в объятья покоя, поэтому одобрительно кивнул гвардейцам, раскрывшим перед ним дверь, и шагнул в тронный зал, мгновенно погрузившийся в тишину.              – Сын мой, – десятки пар глаз разом обратились на него, после чего обладатели синхронно склонили головы, с почтением поклоняясь.              – Прошу меня простить за вторжение, Ваше Величество, я хотел бы также выразить свою благодарность.              – Конечно, проходи.              Минхо шёл не очень быстро, но и не медленно, проходя по красному ковру и становясь по левую сторону от трона королевы, которая нежно ему улыбнулась в знак приветствия. Крон-принц, стоявший по правую сторону рядом с королём, коротко кивнул, и с одобрения отца зал снова наполнился говором.              Минхо торопливо проходился взглядом по всем присутствующим, в попытках найти те самые глаза, но их не обнаружилось среди остальных. Он заметил командира второго дивизиона кавалеристов – Чанбина и командира первого отряда артиллеристов – Хёнджина, однако его не было, вызывая внутри панический страх. Минхо вновь и вновь всматривался в каждого, но ничего не менялось. Слова отца становились бесполезным шумом, лица стирались на глазах, мутнели, расплывались в безнадёжном круговороте гнетущих мыслей и голова кружилась с ними – от них, всё дальше отдаляя его от покоя. Он взглянул на Чанбина, который, почувствовав на себе тяжёлый взгляд, поднял глаза в ответ и слабо кивнул в вежливом жесте; Хёнджин, стоявший рядом, лишь неоднозначно ухмыльнулся, никак не помогая. Всё казалось страшным сном.              Минхо молился, чтобы это был именно он.              – Через неделю устроим бал в честь завершения и на протяжении трёх недель в городе будет проводиться фестиваль. Вы заслужили отдых, можете быть свободны, – спокойный голос короля заставил Минхо прийти в себя. Тронный зал постепенно начал пустеть и Чанбин с Хёнджином, которых он хотел перехватить, уже исчезли из виду.              – Отец.              – Слушаю тебя, сын мой.              – А это… это все, кто вернулся? Я не увидел несколько лиц, – Минхо не мог спросить прямо из-за страха перед ответом, но надеялся, что его поймут и так.              – Всё верно.              – Что не так, дорогой? – нежная ладонь королевы легла на щёку и её обеспокоенные глаза смотрели в душу, отчего Минхо лишь покачал головой и скривил губы в подобии слабой улыбки.              – Всё в порядке, матушка. С Вашего позволения я, пожалуй, вернусь к работе, – он вежливо поклонился и поспешил покинуть тронный зал, чтобы снова зарыться в документах и выкинуть из головы все мысли.              Вот только работа не шла ни в тот день, ни на следующий, ни даже спустя пять долгих дней, когда весь дворец стоял на ушах, готовясь к празднованию и подготавливая последние штрихи в украшении. Всё было похоже на мучительный и бесконечный кошмар.                                          

———

      

      

      

      

      Полуденное солнце казалось слишком ярким, воздух спёртым, невыносимо душным и неприятным, но Минхо всё равно сбежал в сад к пруду, чтобы Сынмин не смог поймать его с расспросами, на которые у него больше не хватало сил. Сад всегда имел свойство развеять внутренние тревоги и сбалансировать переживания, предоставляя необходимое на раздумья время – слуги, если и знали о его местонахождении, не пытались нарушить покой, ведь скрытый сад был их местом.              Минхо маленькими, неспешными шагами прогуливался вдоль аккуратно стриженных кустарников и цветочных клумб, любуясь гардениями, розами и гладиолусами, и направился к беседке, где уже находился незваный гость, которому он, отчасти, был рад.              – Пьёте среди белого дня? – поинтересовался Минхо, подходя ближе, и занял место напротив, бросив взгляд на половину пустую бутылку ликёра. Крыша беседки приятно скрывала от безжалостных лучей солнца.              – Могу себе позволить, Ваше Высочество. Какими судьбами?              – Вы спрашиваете у меня, по какой причине я пришёл в свой сад?              – Именно, Ваше Высочество. Мне казалось, вы были загружены тоннами бумаг, – сделав глоток прямо из горлышка, молодой человек повернулся и вскинул левую бровь. – Или я ошибаюсь?              Минхо с детства обучался военному делу, брал уроки борьбы, фехтования, стрельбы из разного вида оружия и зачастую пропадал на тренировочной площадке гвардии, расположенной на территории дворца – можно сказать, что он рос со многими солдатами, сейчас входящих в число армии и гордо носящих на форме герб королевства, поэтому знал сверстников – выходцев из знатных семей – на лицо. Сидящий перед ним командир был как раз тем, с кем Минхо часто проводил спарринги; тем, кто мог вывести из себя одним словом, улыбкой.              – А вы, должно быть, по-прежнему околачиваетесь у моего советника, сэр Хван. Как прискорбно, что вам не уделяют внимание.              – Зато на виду. Согласитесь, Ваше Высочество, это намного лучше, чем быть в неведении, не так ли?              Слова нанесли урон меньше, чем нахальная усмешка на беззаботном лице командира, лениво развязавшего хвост и взлохматившего длинные волосы, красиво упавшие на оголённое плечо. Расшнурованные верёвки безразмерной белой блузы не выполняли свою роль, ткань спадала всё ниже, выставляя на показ неприемлемые части тела, но Хёнджин об этом не переживал – за пределами фронта ему становилось всё равно на окружающих, и Минхо, привыкший к подобному поведению вечно выпивающего командира, также не повёл бровью, концентрируясь на словах. Длительные месяцы ожидания почти остались в прошлом – должны были – но нет, они снова настигли в новом счёте. День пятый, как Минхо отказывался верить в его отсутствие.              – Выглядите паршиво, Ваше Высочество. Не высыпаетесь? – Хёнджин сделал новый глоток, немного разлив тёмную жидкость, что несколькими каплями скатилась по тонкой шее. Иногда Минхо задумывался, как мог столь утончённый молодой человек вступить в ряды армии и занять высокий пост, но вовремя вспоминал кровожадные глаза, яро защищавшие королевство. Сэр Хван становился совершенно другим, когда дело касалось работы, оставляя позади мальчика с цветочной лавки.              – Если вам есть, что сказать, командир, говорите об этом прямо. Я не потерплю игр.              – А у вас есть то, о чём хочется узнать, мой принц?              Ни для кого во дворце не было секретом, что к Его Высочеству на «мой принц» обращался лишь один человек – редко, но открыто: присев на колено, склоняя голову в дань уважения и неотрывно держа руку на сердце. В подобные моменты королева всегда улыбалась неоднозначно, словно поддразнивая, ведь даже она не получала столь изощрённого приветствия на постоянной основе, и Минхо оставалось лишь заливаться румянцем и отводить глаза в сторону, не смея столкнуться с восхищённым взглядом. Это не было чем-то обусловленным, прописанным в законе, но никто больше не позволял себе данное обращение, поэтому услышать его в нынешних условиях, когда отсутствие скрывалось тайной завесой, было вдвое больнее.              – Хван Хёнджин, побойся тестировать моё терпение на прочность, – холодно проговорил Минхо, стиснув зубы, и сомкнул губы в тонкую линию от нарастающего раздражения, заметив которое, командир усмехнулся.              – Пока мы не оказались с вами на тренировочном корте, мне бояться нечего. Ваше Высочество, вы крайне жестоки. Знаете, как долго я ходил с глухой болью в лопатке после нашего последнего спарринга? Целую неделю. Неделя, мой принц.              – Уверен, ты с радостью использовал это время подле моего советника.              – Можно сказать и так.              – Но ответа на вопрос я так и не услышал, – надавил Минхо, в этот раз говоря тоном, не терпящим возражения, с каким обычно решал вопросы первой важности на слушаниях. Командир долго молчал, сканируя безэмоциональное выражение на идеальном лице, озарявшимся лишь при виде солнца, поэтому пожал плечами и отвернулся, залпом опустошая остатки алкоголя.              Хёнджин поднялся с места, покачиваясь, и схватив левой рукой пустую бутылку, правой потянулся к карману брюк, доставая примятый цветок нежно-розовой азалии. Осторожно держась за стол, он подошёл к Минхо и закрепил стебель в его волосах, снова расплываясь в пьяной улыбке, и вышел из беседки, махая на прощание.              – Не забудьте спросить у своего мальчика на побегушках значение. Вот вам мой ответ, – крикнул командир напоследок и пошёл прочь, еле перебирая ногами, пока окончательно не потерялся в высоких растениях сада.              Его Высочество остался сидеть один, смотря как лучи солнца ложились на поверхность пруда и слепили уставшие глаза. Вокруг было тихо и спокойно, лишь щебетание птиц нарушало уединение, но внутри шло настоящее сражение разума с сердцем, которое отказывалось верить в печальный конец. С момента возвращения армии, с того самого дня в тронном зале, Минхо не позволял мыслям захватить себя, всё свободное время уделяя работе. При дворце практически невозможно было остаться без дел, однако Сынмин уверял, что Его Высочество продвинулся далеко вперёд и мог взять заслуженный отдых, от которого постоянно отказывался из-за слабости перед простой истиной. Минхо было тяжело признать гибель, когда все во дворце радовались; не мог позволить себе скорбеть по человеку, чьё состояние и местонахождение не придавалось огласке, оставляя тонкий просвет надежды, за который он держался; в лучах которого грелся, отгоняя грусть прочь, но она всё равно возвращалась в тени ночи, захватывая в холодные объятия.              Дни становились похожи, сливались и перетекали из одного в другой, поглощая рутиной, от которой хотелось спрятаться и просто подышать. Минхо мог только надеть маску, так же, как надевал корону для отвода глаз и показа статуса, чтобы не возникало никаких вопросов, и тихо угасать в душе, провожая солнце без новых вестей. Сегодняшний день, к сожалению, не стал исключением, как и следующий.              Работа была выполнена, Сынмин сопроводил его до покоев, пожелал спокойной ночи и ушёл, а Минхо снова сел у открытой двери балкона, в сознании делая пометку – прошло шесть дней с возвращения армии без капитана.                                          

———

      

      

      

      У Минхо не было никакого желания праздновать, однако его присутствие являлось обязательным, поэтому вторую половину дня он оказался захваченным камердинером, портным и слугами, подготавливаясь к балу. Он был в состоянии привести себя в порядок и одеться самостоятельно, но по указу родителей весь процесс контролировался тщательно, чтобы наряд королевской семьи совпадал вплоть до украшений, передаваемых из поколения в поколение.              Минхо не любил официальные выходы из-за плотных одеяний, которые мешали дышать полной грудью и прибавляли дополнительные градусы к температуре тела, но сегодня он терпеливо надевал белую шёлковую рубашку с воротником жабо, заколотым янтарной брошью, и того же кипенного цвета идеально выглаженные брюки со стрелкой; строгий, приталенный жилет и бархатный фрак тёмно-синего цвета, на плечах которого имелись погоны, а рукава и ворот украшены золотой вышивкой в тон пуговицам по обеим сторонам спереди. Над волосами колдовали меньше, останавливаясь на самой простой укладке и пробором отросшей чёлки.              – Может, уберём длину, Ваше Высочество? – предложил камердинер, смотря на принца в отражении зеркала.              – Оставьте, она не мешает.              Отполированная корона лежала на красной подушке на комоде, ожидая своего часа, который был близок. Из открытых окон доносились голоса гостей и слабая музыка, бесконечный цокот лошадей, означавший новое прибытие, и смех – очень много смеха. Минхо стоял у зеркала, поправляя манжеты и осматривая тяжёлое обмундирование, в котором ему придётся пробыть, как минимум, три часа, пока не подвернётся удачный момент для побега, и заранее устало вздохнул. Настроение не располагало к празднованию.              Закончив все приготовления, пробежавшись по Его Высочеству финальным взглядом, помощники покинули покои, желая хорошего вечера и оставляя Минхо в громкой тишине. Он сел в кресло у окна и смотрел на яркие огни города, казавшиеся далёкими звёздами в ночи. Всё королевство веселилось. Ему должно было быть радостно, однако многочисленные «но», всплывавшие в голове, всячески этому противостояли.              Минхо редко выпадал из реальности, глубоко уходя в себя, поэтому когда на плечо легла чужая ладонь, он дёрнулся в испуге и машинально потянулся к поясу, где обычно находились ножны, которых не оказалось – не при дворе.              – Это всего лишь я, – поспешил успокоить Сынмин, поднимая обе ладони. – Я постучал, примерно, десять раз перед тем, как войти.              – Должно быть, не услышал.              Сынмин, если и не поверил, тактично промолчал, вместо этого протягивая пару белых перчаток, которые Минхо принял с очередным обречённым вздохом и поспешил надеть. Советник проинформировал, что скоро выход королевской семьи и Его Высочество уже ожидают, поэтому Минхо поднялся с места и направился к комоду за короной. На глаза бросился примятый цветок азалии, полученный от командира.              – Что он означает? – Сынмин плавно перевёл взгляд на бутон, меняясь в лице.              – Сдержанность, преданность. Трактовать можно разными способами, но суть неизменна: будьте сдержаннее, не спешите и оставайтесь верны своим суждениям. Кто вам его подарил?              – Один несчастный алкоголик, – было последним, что сказал Минхо перед выходом. Ночь обещала быть мучительно долгой.                                                 Позолоченные узоры тянулись по всей высоте стен бального зала прямо к стеклянному куполу, дарившему ощущение танца под открытым звёздным небом; кругообразное помещение казалось намного больше при полной заполненности за счёт зеркал в пол, прикреплённых к стенам специально для этого события, чтобы создать иллюзию нескончаемого зала. Вдоль стен стояли и колонны, служившие опорой для второго этажа, откуда можно было выйти на балкончик, а между ними с обеих сторон, чуть поодаль от входа, располагались столы.              Шикарный бал с великолепным буфетом и морем разливного шампанского, с хором и знаменитым королевским оркестром, устроенным на широком балконе первого этажа, откуда королевская семья, сидящая на противоположной от входа стороне, могла за ними наблюдать; десятки красивых леди в изумительных платьях и джентльмены в утончённых фраках кружили в танце, наслаждаясь ночью, смеялись, знакомились и приятно проводили время. Минхо сидел на красном диване, прокручивая в руках почти пустой фужер и смотрел на высокий потолок, откуда свисали массивные хрустальные люстры, освещавшие всё помещение вместе с канделябрами, закреплёнными на стенах. Он заметил Сынмина у одной из колонн и рядом с ним кружил хорошенько выпивший командир Хван, наплевавший на этикет и появившийся на праздновании в одной лишь широкой рубашке. Периодически глаза натыкались на Чанбина и впервые с возвращения армии, Его Высочество увидел аналитика – Феликса, поклонившегося ему со всем почтением. И шло, вроде, всё хорошо, для кого-то это была лучшая ночь, но Минхо продолжал увядать изнутри.              – Ты не станцуешь? – королева протянула к сыну руку, которую он поспешил вобрать в свою и улыбнулся.              – Только если Её Величество удостоит меня такой чести, – смех матушки был подобен глотку свежего воздуха среди духоты, от которой хотелось сбежать, а ведь шёл только третий час, и Минхо даже не был пьян.              – Ты же знаешь, дорогой, ещё один танец я не осилю.              – В таком случае, у меня не остаётся иного выбора, кроме как отлучиться и проветрить голову. С Вашего позволения, – он кивнул и поспешил выйти из зала, обходя всех гостей и приветствуя тех многих, кто хотел перехватить его.              За пределами бального зала было спокойнее, лучше, и Минхо боролся с внутренним желанием сбежать окончательно, но расстраивать родителей не хотел, поэтому просто вышел на задний двор и присел на ближайшую скамью. Прохладный ветер освежал и остужал кипящую от мыслей голову, позволяя забыть о праздновании и отодвинуть тревоги подальше, что казалось невыполнимо – они были тяжелы и бесконечны. Музыка оркестра доходила до него тихо, но играла как напоминание, что забыться полностью не удастся, поэтому спустя недолгие десять минут, Минхо неохотно поднялся и направился обратно внутрь, перед этим проходя через уборную комнату. В отражении зеркала на него смотрел уставший принц.              Быстро умывшись, Минхо вышел из уборной и медленным шагом, намеренно растягивая время, двинулся к бальному залу. Дворцовые коридоры оказались необычайно пусты, отчего он легко услышал чужие шаги за спиной, на которые моментально обернулся и застыл, не находя слов.              – Хан Джисон?              – Ваше Высочество?              – Что ты здесь делаешь?              – Охраняю вас. Неужели вы успели найти замену, за время моего отсутствия? – молодой человек погрустнел в лице и выпятил нижнюю губу совсем по-детски, что никак ни шло под его военное обмундирование.              – Нет, что ты здесь делаешь? Тебя не было на общем сборе.              – У нас оставалась последняя миссия, из-за которой мы прибыли с задержкой от остальных всего несколько часов назад.              Минхо смотрел на улыбчивое лицо командира и не мог правильно распределить мысли, закружившиеся в сильном вихре. Джисон продолжал улыбаться, как ни в чём ни бывало, даже не догадываясь, что Его Высочество успел мысленно попрощаться с ним за прошедшую неделю. Он выполнял роль личной охраны, когда не было необходимости вести армию на фронт, и только эта мысль проскользнула, в глазах Минхо снова загорелся потухший огонёк.              У нас. Мы.              Он сломя голову бежал вперёд, стаскивая с головы корону, что начала спадать, и не мог перестать надеяться. Хан Джисон заступал на пост охраны лишь по приказу. От капитана. Если командир находился сейчас здесь – значит…              – Ваше Высочество, корона, – Джисон осторожно остановил Минхо за локоть, кивая на ладонь. – Вам стоит надеть её обратно.              – Да… Да, точно.              В бальном зале по-прежнему было невыносимо ярко, душно, громко и многолюдно. Пары кружили в красивом танце, Хёнджин всё ещё надоедал Сынмину, король с королевой на другом конце зала наблюдали за гостями с довольными улыбками, а Минхо торопливо пробирался сквозь танцующих, продолжая глазами выискивать его – впервые он сильно возненавидел огромное помещение и позволил раздражённости отразиться на лице: брови нахмурились, глаза выражали озлобленность, губы плотно сжались в тонкую линию, но всё исчезло за считанные секунды. Минхо мог поклясться – мир для него остановился, стоило увидеть ещё одного отсутствовавшего на собрании – Ян Чонина – помощник генерального штаба, ответственный за пересылку важных документов, который ярко улыбался рядом с Чанбином, стоявшим лицом к нескольким другим военным. И, ох, эту спину Минхо узнает из тысячи.              Чёрный вельветовый фрак плотно сидел на широких плечах и всегда идеально уложенные тёмные волосы по привычному имели несколько кудрявых прядок сзади. С подачи генерала и с понимающей улыбки Чанбина, направленной ровно в глаза принца, молодой человек медленно обернулся и в этот миг Минхо окончательно затаил дыхание. Сердце подскочило к горлу и тарабанило так сильно, что закладывало уши и оркестр больше не справлялся со своей задачей; в теперь уже ярко-горящих глазах, что долгое время хранили надежду и не позволяли бурной фантазии подбрасывать печальные кадры, застыли накатившие слёзы радости, облегчения, отражая блеск люстр, и уголки губ, впервые за последнюю неделю, дрогнули, поднимаясь к верху.              Минхо зашагал навстречу медленно, продолжая протискиваться через гостей, которые, словно почувствовав атмосферу, начали сами расходиться и открывать путь. Он не сводил глаз с человека, шедшего на него с искренней улыбкой, такой яркой, красивой и живой, а ещё безумно тёплой, способной составить конкуренцию солнечным лучам; не переставал считать про себя в поисках спокойствия, но сердце предательски ускоряло темп, ладони в перчатках потели, ноги теряли всю силу, отказываясь двигаться дальше, и Минхо, при всём огромном желании дойти, просто остановился посреди зала, чтобы наблюдать за приближением человека, которому отдал когда-то сердце.              – Ваши волосы сильно отросли, – прозвучал лёгкий смех, ставший последней каплей в самообладании. – Выйдем?              Минхо не доверял собственному голосу, отчего лишь слабо кивнул и позволил тёплой ладони вобрать свою и утянуть дальше. Они проходили через весь зал, ловя взгляды гостей и он мог поклясться, что где-то там, среди остальных заинтересованных, был и снисходительный от матери, но все мысли блекли на фоне обжигающего прикосновения, на котором Минхо делал акцент, опуская глаза на руки: сплетённые пальцы, его ладонь немного меньше капитана и кардинальная разница в температуре – несмотря на волнение, отбрасывая наличие перчаток, его руки по прежнему оказались холоднее.              Покидая бальный зал, Минхо заметил, как Хёнджин поднял в его сторону бокал и залпом опустошил содержимое, расплываясь в пьяной, до безобразия нахальной ухмылке, за которую он мысленно пообещал отомстить командиру, ведь многое встало на свои места – цветок был посланием, призывом к ожиданию. Небольшая терраса встретила освежающим ветерком, приятно охлаждавшим горящие щёки, а еле уловимая музыка оркестра разбивала неловкость, не позволяя долгому молчанию растерзать взволнованную душу. Минхо видел лишь его: как медленно капитан опустился на левое колено, приложил правую ладонь на сердце и опустил голову – как всегда.              – Я вернулся, – сдержанное дыхание выскользнуло с уст громким выдохом, когда молодой человек поднял глаза вверх и аккуратно взяв чужую ладонь, снял перчатку, оставляя поцелуй на тыльной стороне. – Мой принц.              – Благодарю за службу, капитан Бан Кристофер Чан. Вы проделали великую работу, – Минхо старался говорить чётко и непричастно, как положено королевскому наследнику, однако в душе хотел лишь одного – отбросить всю формальность. – Поднимитесь, сэр.              Чан встал с колена, не отпуская ладони, и взглянул в слезящиеся глаза. Почти два года разлуки стёрлись из памяти и затмилась вся горечь, печаль от потери солдат, стоило лишь увидеть родное и до боли значимое лицо, сохранявшее не верящее, ожидающее выражение на грани слёз. Он медленно развёл левую руку в сторону и мягко улыбнулся, кивая.              – Я скучал по вам, Ваше Высочество, – Минхо влетел в объятья в ту же секунду.              Одной рукой сжимая холодную ладонь, второй – Чан крепко прижал к груди принца, уткнувшегося ему в шею, что еле слышно всхлипывал, подрагивая. Он гладил по спине, успокаивая и шептал на ухо нежно о том, как постоянно думал и желал вернуться; как каждый день на закате молил о спокойном сне для Его Высочества и на рассвете просил о мирном небе; говорил, какой силой наделял подаренный платок с вышивкой, не позволявший опустить руки. Минхо слушал внимательно, с каждым словом понемногу отпуская тревоги, с каждым хлопком по спине забываясь в любимом тембре голоса и тепле, которого ему до безумия не хватало. Он обнимал лишь сильнее, словно пытаясь слиться воедино, нагнать упущенное время, сохранить и выжечь на себе прикосновение; крепче сжимал ладонь, чтобы окончательно осознать и принять реальность, отогнать прочь мысли о гибели, преследовавшие мучительно долгие месяцы; чтобы снова почувствовать себя живым. Минхо просто хотел остаться в этом мгновении, в этих самых объятиях и стереть из памяти разлуку.              – Слёзы вам не к лицу, мой принц, – проговорил капитан, немного отстраняясь и заглядывая под длинную чёлку, прикрывшую необычайные глаза. – Позволите мне их стереть?              Минхо в очередной раз кивнул и поднял голову, завороженно смотря на бескрайний космос с мириадами звёзд в глазах напротив – такие глубокие, яркие, понимающие, до сумасшествия обожаемые, что порой становилось смешно и больно одновременно от того, как сильно его сердце билось в присутствии Чана и замирало от одной улыбки, прямо как сейчас. Он чувствовал себя безумно влюблённым или безумным влюблённым – Минхо до сих пор не мог понять, но точно знал, что счастлив испытывать все эмоции, возникавшие от их времяпровождения.              Чан снял перчатки и нежными, горячими подушечками пальцев коснулся холодных щёк, аккуратно вытирая слёзы, не переставая смотреть ласково. С губ не сходила улыбка, в глазах загорались новые звёзды, а в душе заново расцветали спрятанные чувства. Минхо льнул ближе, поэтому Чан положил ладонь на щёку, позволяя вобрать в себя желанное тепло, насытиться им, а сам продолжал смотреть, как принц закрыл глаза и склонил голову в бок, накрывая родную ладонь своей.              Время остановилось, как и мир, погружая их в собственный пузырь волшебства.              – Я думал, никогда больше не увижу вас, – прошептал Минхо, не отпуская тёплую руку. – Это было т… терпимо.              Он не мог сказать «тяжело» – не имел право, ведь пока город сидел за высокими и безопасными стенами королевства, имея под рукой свежую еду, вокруг – тепло и удобство, а над головой тихое небо, армия боролась за это самое тихо, не имея возможности даже на полноценный сон. Минхо бы не посмел поставить свои чувства на ступень выше, ведь то, через что пришлось пройти капитану, не могло идти ни в какое сравнение.              – Я разделял эту же мысль, но верил в лучшее, – указательный палец невесомо прошёлся по нижней губе, заставляя Его Высочество открыть глаза. – Я обязан был вернуться, помните?              – Не понимаю, о чём вы.              – Однажды вы приказали мне всегда возвращаться к вам, даже если не будет хватать конечностей.              Минхо сначала удивился, а после не громко рассмеялся, припоминая события давно минувших лет. То, что Чан запомнил его самые абсурдные слова, имело особый шарм.              – Мне было девять, капитан. Вы не можете воспринимать слова ребёнка настолько серьёзно.              – Это были не просто слова ребёнка. Это приказ моего принца тогда, им он остался и сейчас.              – Вы невозможны.              – Тем не менее вы продолжаете улыбаться. Это я считаю своей главной победой, – Чан осторожно прикоснулся большим пальцем к глазам, стирая с ресниц остатки влаги. – Вы не устали? Я могу сопроводить вас до покоев.              – Хотите избавиться от меня без танца? Как грубо, – мелодичный смех капитана пробирался в сознание и окутывал изнутри, плотно оседая в памяти. Минхо привык запоминать мельчайшие детали в непредсказуемом мире, где солнце может перестать согревать в любую секунду.              – Позволите мне украсть ваш первый танец, мой принц? – Чан надел перчатки и вытянул правую руку, ожидая ответа. Сомнений, что Его Высочество ещё не танцевал, у него не было.              – Я вам его дарю.                            Минхо подарил далеко не один танец и не два. Они кружили в центре зала, окружённые другими, уже в пятом танце. Хёнджин, удостоившийся танца с Сынмином, не постеснялся подобраться ближе и сделать ленивое замечание.              – Ваше Высочество, нарушаете этикет. Нельзя танцевать с одним партнёром больше четырёх раз.              – Рад знать, что вас настолько обделили вниманием, что вы считали мои танцы, сэр Хван.              Чан тихо посмеивался и добродушно улыбался, прижимая принца ближе за талию, и вёл его за собой, позволяя наступать на ноги при случайном столкновении с гостями. Зал в одночасье стал слишком маленьким, тесным, да и воздух внутри по-прежнему стоял спёртый, накалённый, смешанный разными ароматами духов и спиртного, еды, однако Минхо дышал свободно, не чувствуя напряжения и раздражения. Он держал капитана за руку и придерживался за плечо, ощущал горячую ладонь на талии, и не мог перестать улыбаться. С каждым кругом в танце его голова кружилась от счастья, от близости, от опаляющего дыхания на шее и лёгких смешков над ухом; с каждым шагом вперёд и плавным разворотом, Минхо закрывал глаза и растворялся в атмосфере, в вальсе, в нежных коротких поцелуях, скрытых от чужих глаз, в ласковых «я безумно скучал по тебе». Ночь больше не казалась длинной и скучной, а наоборот, и её хотелось продлить как можно дольше, чтобы танцевать до тех пор, пока ноги не перестанут держать. Так Минхо и сделал.              В покои он пришёл без сил, падая на кровать и мгновенно пропадая во сне.                                                 

———

      

      

      

      

      Дни ничем не отличались друг от друга: всё та же рутина с утра и горы документации до обеда, постоянные напоминания Сынмина о том, что Его Высочество может передохнуть, обед с семьёй, наполненный разговорами короля с крон-принцем и иногда расспросы от королевы в сторону второго принца, от которых он умело уклонялся и покидал стол при первой возможности. Можно было сказать, что ничего особо и не поменялось, однако изменения имелись и их наблюдали все.              Дворец стал оживлённее, у слуг прибавилось работы и отовсюду звучали постоянные разговоры. По коридорам довольно часто проходили командиры, на площадке количество солдат увеличилось в десятки раз, в конюшни требовались дополнительные работники, как и на кухне не хватало рук. По словам слуг в городе музыканты играли круглыми сутками, а число танцующих на главной площади могло сравниться с королевским балом; говорили, что горожане собирались вместе за очень длинным столом и несли из дома шедевры кулинарии, делились рецептами, не скупились на комплименты и смех лился рекой, как и алкоголь. Фестиваль в городе дарил людям счастье, и Минхо хотелось бы окунуться в эту атмосферу хоть на коротких полчаса, чтобы понять и разделить радость народа.              Он особо сильно почувствовал изменения, когда проснулся на следующее утро после бала, раздавленный сомнениями о том, приснился ли ему прекрасно-мучительный сон или же всё происходило наяву, и выбежав из спальни заметил у стены напротив Джисона, который с того самого дня не покидал его. Джисона, который сейчас сидел в его кабинете и читал.              – О чём задумались, Ваше Высочество? – поинтересовался он, откладывая книгу, предварительно загнув край страницы. – Не хотел беспокоить вас, но вы смотрите на меня уже достаточно долго.              – До сих пор не могу поверить, что вы вернулись.              – Ожидание было томительным, не так ли?              – Не сравнится с тем, через что проходили вы, командир Хан.              – Когда Его Высочество обращается ко мне настолько официально – появляется неловкость, – посмеялся Джисон. – Это наша работа, вам не стоит переживать об этом. Все мы знали, что даже в мирное время настанут дни, когда придётся идти на сражение. В конце концов, нас никто не заставлял.              Минхо знал это. Его отец – нынешний король – всегда придерживался позиции добровольного вступления в ряды солдатов. Ни из одной семьи насильно не забрали мужчину, никогда на его памяти не было конфликтов дворца с горожанами на почве необходимости службы, именно поэтому Минхо гордился родителями и королевством. В отличие от других, они старались слушать просьбы жителей.              – И никто не отменял финансовую сторону службы. Думаю, через лет пять буду в состоянии обзавестись семьёй.              – Это будет чудесно.              – Знаете, Ваше Высочество, я ведь никогда не думал, что смогу не только жить в достатке, но и служить при дворце, – голос Джисона резко приобрёл серьёзные ноты, но звучал он всё так же спокойно. – Не знаю, говорил ли вам об этом капитан, но я обычный простолюдин без родителей, которого поймали за мелким воровством.              Говорил. Возможно, не в полных деталях, но Чан упоминал об очень потенциальном мальчишке, встреченным в городе лет тринадцать назад. Сейчас Минхо едва вспомнит, что именно оговаривалось, тем не менее в памяти отложились слова: «хочу обучить его фехтованию».              – Вам было двадцать, когда меня приставили в качестве личной охраны.              – Восемнадцатилетний, тихий, нелюдимый солдат. Я помню, – Минхо по-доброму улыбнулся, вызывая в Джисоне лёгкое смущение. – Тогда мне казалось, что я не смогу тебя разговорить, кто же знал, что на это придётся потратить несколько лет.              – В свою защиту спешу сообщить: о вас ходило много слухов в наших кругах, да и я был не единственным кандидатом на эту роль, – Джисон неловко почесал затылок, замолкая, словно обдумывая, имел ли право говорить дальше. – Когда до нас дошла весть о нападении на Его Высочество, капитан потерял сон, желая закончить разведку как можно скорее. По возвращении он собрал проверенных солдат и заставил нас сражаться между собой на протяжении трёх дней. Мечи, к слову были настоящие.              Этого Минхо не знал, даже не подозревал. Чан не заикался об экзамене, однако упоминал Джисона, как того самого мальчишку, которого он взял под своё крыло и которым безумно гордился. Ему доводилось слушать редкие рассказы об успехах юноши, пополнившего ряды солдат.              – Хёнджин первым предложил свою кандидатуру.              – И как же хорошо, что её не рассмотрели, – Джисон расплылся в широкой улыбке, от которой Минхо невольно рассмеялся. – Это была бы головная боль.              – Капитан сказал то же самое, а ещё добавил, что не хочет в последующем слышать ваши недовольства и упрёки, что ему хватает поводов для беспокойства, поэтому отказал. Только, прошу, не говорите ему об этом. Я не хочу бегать до заката.              – Подумаю об этом, – Минхо не сдержал улыбки от расстроенного и жалобного вида парнишки, отчего согласно кивнул. Он бы в любом случае не стал ничего говорить, хотелось немного подразнить.              – Мне всегда было интересно узнать, насколько правдивы слухи о вас. Действительно ли вы холодны и жестоки, непреклонны, самолюбивы, эгоистичны, поэтому одним вечером подошёл к капитану с просьбой назначить меня, – на лице заиграла неловкость, смешанная со стеснением. – Моему удивлению не было предела, когда капитан согласился, но более сильным потрясением стало открытие вашей личности. Вы оказались до смешного просты.              – Чтобы бегать до заката не всегда нужен капитан, Хан Джисон.              – Но это правда, – вторил младший, озаряя кабинет своей ярчайшей улыбкой и заливистым смехом. – Вы всегда первым шли на контакт, интересовались моим днём, отправляли домой раньше положенного и не относились, как к нижестоящему. Думаю, тогда я понял, почему капитан так сильно дорожит вами и готов следовать беспрекословно. Спасибо, что позволили охранять вас.              Джисон поднялся с кресла и встал в самом центре кабинета, медленно присев на колено и склоняя голову. Минхо поспешил недовольно и несерьёзно ругаться, приказывая солдату отставить, однако тот не спешил подчиняться, считая своим долгом заявить об уважении. Принц знал откуда берёт начало данная черта характера.                                          Дни проходили спокойно, как и ночи. Сынмин был рад видеть, что Его Высочество больше не сидел в библиотеке до рассвета, не закрывался в кабинете, пропуская приёмы пищи; теперь принца часто можно было встретить в коридорах дворца или в саду на прогулке. Не одного, конечно же.              Чана Минхо встретил в далёком детстве. Сын герцога довольно часто посещал дворец вместе с отцом и гулял по территории, пока решались важные вопросы, поэтому не редко натыкался на отлынивающего от занятий принца. В отличии от примерного крон-принца, Минхо был непоседливым, громким, озорным, любящим больше играть, нежели учиться, и всегда, когда Чан появлялся во дворце, сбегал с уроков, чтобы провести вместе время, но сын герцога, будучи старше на четыре года, периодически шёл против и отводил за руку на занятия, составляя компанию за учёбой. Иногда Чан помогал с домашним заданием и обучал чему-то новому. К примеру, именно он впервые позволил принцу взять в руки кинжал и показал несколько способов удара, которые тот сразу принялся оттачивать на дереве, а ещё рассказывал о желании служить в королевской армии.              – Значит, ты всегда будешь защищать меня.              – Я хочу защищать всех в королевстве.              – Но разве не легче будет защищать одного человека? У мамы с отцом есть своя охрана.              – Но почему же это должны быть именно вы?              – Ведь я твой принц.              Взрослый Минхо сейчас посмеётся над тем, какими беззаботными и громкими словами бросался, но Чан не опровергал ни одно из них, наоборот – каждое вскользь сказанное слово, серьёзное или же для смеха ради, старший запоминал, а многие озвученные желания исполнял. И это было ценнее всех неозвученных чувств, которые они разделяли.                            Минхо сидел в беседке у пруда – в том самом саду, где они привыкли проводить время, наслаждаясь солнечным днём за чашечкой зелёного чая. Слуги засервировали стол на двоих, наполнив его бутербродами, фруктами и свежей выпечкой с десертами, и покинули Его Высочество, скрываясь меж высоких растений, но не далеко, чтобы можно было услышать звон колокольчика. Он увлёкся чтением, поэтому пропустил мимо ушей шелест позади и слегка вздрогнул от неожиданности, когда перед глазами всплыла фигура.              – Не пугайтесь, Ваше Высочество, это всего лишь я. Извиняюсь за задержку.              – Не стоит. Ожидание было недолгим.              Минхо отложил книгу на стол и аккуратно придвинул чашку, наливая горячий напиток, а после осторожно поставил её перед Чаном, благодарно улыбнувшимся в ответ. Они в приятной тишине пили чай и наблюдали за тихой гладью воды, на которой блестело полуденное солнце. Щебетание птиц селило в душе покой, гонимый ветром аромат одеколона дарил ощущение безопасности, как и нежный взгляд, плавно перешедший на принца.              – Как проходят ваши дни? Несколько раз видел советника Кима, он неустанно благодарил меня.              – За что?              – Это я хотел узнать у вас, – Чан улыбнулся, отпивая небольшой глоток и любуясь озадаченным, но неизменно милым выражением. – Вы хорошо спите?              – Сейчас – да. Мне больше интересен ваш сон, капитан. Вы работаете, даже когда король разрешил всем отдыхать. Полагаю, это можно расценивать, как неподчинение приказу.              – Боюсь, что не смогу нормально спать, пока не закончу с остаточными формальностями. Их ещё много.              – Но вы всё равно приняли моё приглашение на чаепитие.              – Вы всегда будете приоритетом, мой принц.              В этом Минхо не сомневался. Никогда. Сколько он находился рядом с Чаном, тот всегда говорил, что будет приходить, даже если после придётся провести несколько бессонных ночей за работой. Зачастую Минхо был инициатором всех встреч, но те редкие моменты, когда капитан приходил в его кабинет и утягивал за собой на короткие прогулки или обед, были бесценны. Прямо как сейчас.              Чан аккуратно положил себе на тарелку кусочек вишнёвого пирога и поставил её перед Минхо, забирая с его стороны пустую. Он не был любителем сладкого, но знал как сильно сладости нравились принцу, поэтому взял за привычку привозить разное из других королевств, когда появлялась возможность. Это не было чем-то обязательным, но капитан никогда не изменял себе, а Минхо всегда ждал.              – Хан Джисон на днях говорил, что хочет семью.              – Его желание понятно. Я буду безмерно рад, если в ближайшем будущем у него получится.              – А вы? – Минхо неуверенно поднял глаза и сразу опустил их на чашку. – Вы не хотите семью?              Сам по себе вопрос казался безобидным, наверное, для других он таковым и являлся, но в глубине души принц знал, что для Чана вопрос был равносилен тяжкому выбору: защитить короля или королеву, где требовалось холодное раздумье. Данная тема последний раз всплывала пять лет назад, когда старший получил звание капитана, а вместе с ним и предложение о женитьбе от маркиза, чьего имени Минхо не запомнил. Между ними не было никаких обусловленностей, обязательств, не существовало никаких «мы» – всего лишь две разные личности, два разных, но очень похожих мира – второй принц и сын герцога, которые привыкли к компании друг друга за долгие годы дружбы; принц и капитан, которые разговаривают до рассвета, выезжают в город и иногда делят холодную кровать, засыпая в горячих объятьях; всего лишь показатель хороших и крепких взаимоотношений для других, но чуть больше, чем просто дружба для них самих.              Минхо отдал своё сердце, как Чан поклялся отдать жизнь при необходимости – легко, уверенно и без сожалений, точно зная, что это взаимно, но в их мире не было места эгоистичным желаниям, необдуманным поступкам и громким словам, последствия которых могут стать непоправимыми. Однажды Чан всё же станет для кого-то заботливым и любящим мужем, а Минхо перестанет носить титул завидного жениха и примет предложение о политическом браке, уедет в другое королевство, где сменит короля, а пока этого не произошло, они наслаждались каждой минутой, игнорируя знать и имея поддержку королевы, которая желала для любимого сына простого людского счастья. Тем не менее Минхо не мог бездумно отбросить переживания, ведь изо дня в день число разговоров о будущем росло и имели они концовку далёкую от «долго и счастливо».              – Вам ли не знать, что наши желания не имеют веса. Если бы я мог, то непременно отставил должность и уехал подальше, – спокойно ответил Чан, встав с места, и обойдя стол, присел на колено перед Минхо, разворачивая его к себе. – Если бы это было мне по силам, если у моего желания имелась бы цена – я заплатил её, отдал всё, чтобы забрать вас с собой.              – Я могу назвать вам её.              – Нет, мой принц, я не позволю вам этого сделать. Я не хочу видеть ваши слёзы.              – Вы всегда делаете это, капитан, – неоднозначно улыбнулся Минхо, потянувшись к щеке старшего. – Заранее просчитываете ходы и предугадываете исход.              – Это входит в мои обязанности.              – Получается, вы знали, что я слабо паду перед вами, поэтому всегда были милы?              Чан осторожно коснулся холодной ладони и поднёс её к губам, нежно целуя пальцы поочерёдно и неотрывно смотря в глаза напротив. Взгляд принца кардинально изменился с годами: имевшиеся ранее непосредственность и озорство, сменились серьёзностью и вдумчивостью, а постоянная вера в светлое, хорошее, безмятежное, постепенно стёрлась реальностью, которая беспощадно рушила все привычки и огромные надежды. Чан наблюдал рост принца, видел, как становилась и обреталась сильная личность, способная проявить не только милосердие, но и жестокость; он с каждым разом всё сильнее убеждался в желании оставаться рядом и защищать, быть не просто охраной, но и верным другом, которому Его Высочество сможет доверять, рассказать и перед которым не побоится снять маску, являясь в своём естественном облике – робкий, нежный, скромный и мечтательный. Минхо всегда любил говорить о будущем, как о чём-то волшебном, прекрасном и постоянном, где горожанам не придётся беспокоиться о завтрашнем дне, а дети не будут знать голода и печали; ему нравилось делиться планами, в которых радость и беззаботность жителей стояли на первом месте, именно это Чан полюбил. Минхо понятия не имел, что Чан во всём шёл на шаг впереди.              – Я знал, что когда-нибудь вы дойдёте до меня, – капитан взял обе ладони принца и положил их себе на плечи, а сам приобнял за талию почти невесомо. – И отвечая на ваш вопрос: если семья будет состоять из меня и одного строптивого, временами вредного и милого человека, то я не против. Однако единственный подходящий под описание человек недоступен, поэтому – нет, не хочу. Меня вполне устраивает нынешнее положение вещей.              – Жить в вечной борьбе?              – Возвращаться туда, где ждут.              Минхо смотрел пристально, стараясь заглянуть в самую душу и увидеть намёк на лукавство, отлично осознавая, что капитан не станет врать. Не ему. Поэтому в груди тепло охватывало обильнее, согревая лучше солнца и кружа голову сильнее любого алкоголя, и эта эйфория прекрасного дурманила, затмевая переживания своей лёгкостью, словно сильнодействующий опиум, от которого сознание приходило в удивительный баланс, покой, а тело расслаблялось. Его Высочество неторопливо и нежно гладил щёку капитана, ласково улыбаясь и полностью игнорируя покрасневшие кончики ушей, сдававшие его смущение. Скрытые от чужих глаз в далёком саду, погружённые в собственную идиллию, они медленно тянулись друг к другу, сокращая расстояние с каждым тихим выдохом. Минхо отчётливо слышал своё сердцебиение и казалось, громкий стук доходил и до Чана, положившего ладонь ему на шею. Секунды были схожи минутам, а те отражали в себе месяцы ожидания, желания близости и горечь разлуки, поэтому данный момент казался иллюзией, обманчивым сном, чем-то не реальным, особенно для Минхо, плавно прикрывшего веки в предвкушении. Мир для него отныне не существовал.              – Капита-а-ан! О, и Ваше Высочество! А мне.. и-ик, как раз нужен был собутыльник, – раздался довольный крик сбоку, на который Минхо раздражённо обернулся. – Один – хорошо, а два – ещё лучше. Осталось… только дойти.              Командир Хван как обычно еле передвигал ногами, шатаясь из стороны в сторону и держа в руках бутылку рома. Его безразмерная шёлковая рубашка неприлично оголяла молочное плечо, на котором виднелись относительно свежие, но затянувшиеся раны. Он радостно припрыгнул, подходя ближе к беседке и занял свободное место капитана, не спешившего подниматься с колен.              – Как здравие? – поинтересовался командир, бесцеремонно выливая содержимое чашки на траву и заменяя его алкоголем. – Капитан, выпьем! Его Высочеству не предлагаю… и-ик, в вашем присутствии.              – Какая это по счёту бутылка, Хёнджин? – спокойно спросил Чан, поднявшись на ноги, и принял протянутую чашку, ставя её обратно на стол.              – Первая, – уверенно проговорил тот, лукаво улыбаясь и делая длинные глотки из горлышка. – С конца после трёх. Я вам помешал?              – Нет, командир Хван. Вы никогда не мешаете, – отрезал Минхо, приподнимая уголки губ в подобии улыбки.              – Это… прискорбно. Везде царит любовь, а я… мне остаётся только пить. Даже в этом я одинок.              – Возможно, вам стоит пересмотреть своё отношение к алкоголю.              – Вы хотите отобрать мои единственные отношения, Ваше Высочество? Это очень жестоко с вашей стороны. Алкоголь делает мою жизнь свободнее.              Хёнджин поднял бутылку вверх и бросив громкое «за вас», принялся опустошать ром одним глотком. Минхо никогда не наблюдал за ним столь сильного пристрастия в первые годы после вступления в армию, однако Чан знал, что таким способом командир заглушал боль от потери сослуживцев, которым не смог помочь. У каждого солдата имелись свои способы искупления чувства вины, и Хёнджин выбрал забвение.              – А вы красиво смотритесь вместе. Что раньше, что сейчас, – усмехнулся командир, лениво взлохмачивая распущенные волосы. – Ваше Высочество, а вы знали, что капитан снял со службы четверых, очернявших ваше имя?              – Командир Хван, жду вас на площадке с восходом солнца, – строго, но по-прежнему спокойно произнёс Чан, сохраняя на лице нейтральное выражение. – Это приказ.              – Ну не-е-ет, капитан, за что вы.. и-к, так со мной? Я же всего лишь сказал правду. У голубей не должно быть секретов. Голубей? Голубят?              – Голубков, сэр Не-алкоголик, – советник Ким появился неожиданно, вежливо кивая и становясь за Хёнджином, который моментально обернулся на голос и расплылся в дурацкой лыбе, раскрывая руки.              – Сынмин-и! Ты пришёл за мной?              – Много чести, не считаете? – Сынмин быстро поправил рубашку командира, закрыв плечо, и принялся поднимать с места. – Извиняюсь за своё вмешательство и за это недоразумение. С вашего позволения мы пойдём.              – Благодарю, Сынмин.              – Присмотрите за ним, пожалуйста, советник Ким.              – А этого, капитан Бан, я вам не обещаю.              Пьяные и громкие бурчания Хёнджина были слышны на приличном расстоянии, вынуждая Чана устало покачать головой. Они смотрели вслед уходящим, пока те окончательно не скрылись из виду, а после вновь взглянули друг на друга. Лицо Минхо озарила довольная улыбка.              – Как много я о вас не знаю, капитан. Снять со службы – это весомо.              – То было необходимой мерой. Я бы не стал лишать звания без-              – Я верю, Чан. Знаю. Вам не стоит отчитываться передо мной, – капитан кивнул, зачёсывая назад отросшую чёлку принца. – Предлагаю прогуляться. Не думаю, что вы захотите пить чай, смешанный с алкоголем.              – Не смею отказываться.              Они не спешно проходились по саду, говоря обо всём и ни о чём одновременно, моментами вспоминая прошлое и на короткий шаг ступая в неизвестное будущее, покрытое мраком. Минхо много и заливисто смеялся, отрываясь на лошади по бескрайнему полю за пределами дворца в сторону озера, а Чан внимал каждому слову, любуясь наикрасивейшем обликом принца, запоминая мельчайшую эмоцию на лице и запечатывая в памяти янтарный отблеск в глазах, провожавших закат. Возможно, солнце уходило в сон, но его – светило круглыми сутками, и было оно ярче настоящего.                                          

———

      

      

      

      

      Заседание проходило до невозможного скучно для Минхо, постоянно отвлекавшегося на капитана, сидевшего на другом конце стола. Он пропускал большую часть речей, выпадая из реальности, и вникал снова, когда крон-принц слабо подпинывал по лодыжке. Обговаривалось военное положение соседнего королевства и их запрос о помощи альянсу. Многие советники были против, ведь своя армия только успела вернуться, однако нашлись и те, кто выступал за подмогу. Минхо их мнения не разделял.              После долгих и утомительных часов беспрерывных споров, так и не придя ни к какому согласию, король объявил слушание закрытым и распустил многих, останавливая лишь генералов. Минхо покинул кабинет вместе с крон-принцем позже всех, устало выдыхая.              – Брат, скажи, какова вероятность, что наша армия в скором времени вновь отправится на фронт? – поинтересовался он, медленно шагая по длинному коридору.              – Переживаешь, что любовь в лице капитана снова покинет? Жестокое предательство, а ведь я тоже буду в их числе, – драматично вздохнул Минхёк и рассмеялся, заметив обиду на лице второго принца. – Очень мизерная. Их ситуация контролируема и численность армии позволяет одержать победу собственными силами.              – Это радует.              – Не волнуйся, Минхо. Всё должно обойтись.              Минхо искренне верил в слова брата, знавшего о военном положении намного больше его, потому что зачастую именно он возглавлял армию и всегда возвращался с минимальными потерями. Если крон-принц сказал, что ему не придётся снова коротать бессонные ночи в ожидании – так оно и будет.                     Они спускались на первый этаж, когда на глаза попались две фигуры. Минхо резко изменился в лице, что не укрылось от брата.              – Герцог! Не найдётся ли у вас минутка? Мне есть о чём с вами поговорить, – Минхёк ещё раз кивнул обоим стоящим и изогнул бровь, ожидая ответ.              – Конечно, Ваше Высочество.              – Отлично, пройдёмте в мой кабинет, – крон-принц подмигнул Минхо и зашагал в глубь дворца, оставляя брата наедине с Чаном, не отрывавшем от него взгляда.              – Уверен, отец даже не понял, что его обвели вокруг пальца, – тихо рассмеялся капитан, заводя руки за спину. – Его Высочество Минхёк умеет расположить к себе и завоевать доверие.              – На то он и крон-принц. Составите компанию?              – С превеликим удовольствием.              Слуги склоняли головы, когда они проходили мимо, и снова возвращались к уборке, в коридорах дворца было оживлённее обычного, поэтому им пришлось выйти во внутренний сад, останавливаясь на террасе.              – Через неделю начнётся сезон дождей, – заметил Чан, смотря на безупречно чистое небо. – Урожай должен быть плодотворным.              – Надеемся на это.              – Но я не об этом хотел поговорить, – Минхо заинтересованно повернул голову влево, с ожиданием всматриваясь в глаза капитана. – Будете ли вы свободны к концу недели?              – Это можно организовать, смотря для чего вы интересуетесь.              – Не окажете честь, посетить со мной фестиваль? Он скоро закончится и мне бы не хотелось его пропустить.              Его Высочество застыл от неожиданности предложения, привыкший быть инициатором. Он часто хлопал пушистыми ресницами, смотря на капитана со смесью растерянности и удивления, чем вызвал лёгкий смешок.              – Я собирался пригласить вас сам. Опередили в моём же желании.              – В таком случае, встретимся в полдень у главных ворот?              – Буду рад.              И весь остаток недели Минхо не мог выкинуть из головы грядущий выход в город, плохо концентрируясь на работе. Советник Ким бросал понимающие и добродушные взгляды в сторону принца, а когда ему поступали вопросы о надобности новых одеяний, тепло улыбался вместе с Джисоном, который озвучил одну простую истину: «Ваше Высочество, в глазах капитана вы будете выглядеть лучше всех, даже в сорочке».              В этом сомнений не было.                                                               Город жил совсем другой жизнью – занятой, бурной и шумной. По сей день можно было заметить новые кареты и экипажи, поднимавшие пыль на подъезде, наведывались с соседних городков и сёл, чтобы насладиться празднованием. На крылечках пивных народу безмерно, внутри немногим меньше – кто потягивал с горла, кто просил поставить сразу бочку, и загруженные наплывом юноши бегали туда-сюда, разнося заказы, пока девицы плясали на сцене под аккомпанемент весёлых мелодий. Почти каждый дом открыл перед входом маленький магазинчик, выставляя на продажу свежую выпечку, рукоделия, а у кого-то на крыльце образовалась целая чайная лавка, имевшая популярность. Дети рисовали разноцветными мелками на дорогах и раздавали прохожим цветы, сорванные на поляне неподалёку; девчушки плели друг другу косы, редкими прядками вплетая в них стебли красивейших цветов, а мальчишки с хохотом их подёргивали, дразнясь и убегая, кто-то помогал плести венки. У фонтана играл скрипач, вливая душу, а на другом конце улицы сидели гитаристы, не позволяя музыке в городе пропасть, ведь танцевали уже сейчас.              Экипаж принца остался за городом, охрана скрылась с глаз, сливаясь в потоке горожан, оставляя молодых людей наедине. Минхо был одет просто: чёрные брюки и молочного цвета свободная рубашка, даже волосы больше походили на волнистый беспорядок, нежели подобие укладки; Чан ему соответствовал, только рубашка отличалась чёрным цветом и имелся сюртук. Шагая бок о бок, они неспешно вошли в город. Кто-то сразу обратил внимание, кому-то пришлось толкать стоящих рядом и кивать, а некоторые глазели на ножны капитана, державшего на них одну руку. Отовсюду доносились вопли и восторженные крики, зазывания сыграть, купить, отведать, и Минхо хотелось испробовать всё и сразу.              – Кто шарик найдёт – тот домой богатым уйдёт! – весело напевал мужчина, расположившийся прямо на брусчатке у круглого стола и умело крутил три стакана, развлекая зевак. Шарик найти не смогли. – Не отчаивайтесь, господин. Попытайте удачу вновь, авось повезёт!              Минхо смотрел заворожено, не позволяя улыбке исчезнуть с лица. Он аккуратно похлопал Чана по плечу и указал в сторону увлечённой толпы, следившей за нечестной игрой.              – Как думаете, сможете найти шарик?              – Если он незаметно не спрячется в рукаве, его найдёт любой, – Его Высочество рассмеялся и согласно кивнул. – Откуда хотите начать?              – Хочу увидеть всё.              – Как пожелаете, мой принц.                     Глаза Минхо разбегались и горели от обилия красок на прилавках и радости на лицах горожан. В последний раз он выбирался в город не по рабочим делам года, эдак, четыре назад и несколько месяцев в запасе. Тогда не было празднований, поэтому ему не довелось застать столицу во всей её красе, отчего сейчас он испытывал неподдельный и непередаваемый восторг, смешанный настоящим удивлением от масштаба фестиваля. Ему нравилось видеть бегающую наперегонки детвору с шарами в одной руке и булочкой в другой, которые довольно перекрикивали друг друга, ведя счёт; нравилось лицезреть юношей, помогающих девушкам перетаскивать тяжелые ящики в магазин, после чего замечать румянец на их лицах от благодарного поцелуя в щёку; или любоваться пожилыми людьми, спокойно прогуливавшимися по улицам города под ручку, одевшись в лучшие одеяния и создавая приятные воспоминания. Минхо нравилось видеть счастье и беззаботность горожан, от которых улыбка на его губах становилась только шире.              Чан рассказывал истории из прошлого, когда ему доводилось бывать на подобных фестивалях не только в их столице, но и в других городах, королевствах. Он показывал Его Высочеству лавочки с самыми вкусными сладостями, скупая всё, на что падёт глаз; помогал выбрать подарки для семьи и советника, безмолвно любуясь горящими от восторга глазами, и проводил по всем магазинчикам, где можно было найти необычные украшения.              – Это нечестно, сэр Чан, у вас явное преимущество передо мной, – притворно обижался принц, отходя от очередного прилавка с булочками. – Вы обязаны брать меня с собой в каждый поход в город.              – Разве не интереснее получать новые впечатления, нежели пересытиться ими?              – Возможно, так и есть, но вы лишаете меня радости проводить с вами больше времени, – Минхо совсем по-детски высунул язык и побежал прочь к фонтану, оставляя капитана заливисто смеяться позади.              В центре города гуляющих оказалось больше. Солнце медленно пряталось, окрашивая небо в нежно-розовый, где-то в жгучий оранжевый, и этот яркий оттенок становился насыщеннее в глазах принца, наблюдавшего за представлением на небольшой сцене. Прыгавшие через длинную верёвку девчушки в длинных юбках, довольно быстро окружили Минхо, осыпая вопросами, на которые он терпеливо и радостно отвечал, иногда пряча смущённую улыбку за ладошкой. Чан нежно наблюдал за ним, пока сам не оказался захвачен мальчишками, просившими показать меч и научить драться. В какой-то момент их раскидало по разным сторонам фонтана, был слышен лишь смех, да музыка, разыгравшаяся после оконченного спектакля. Горожане сплочённо выбежали танцевать, кружась и прыгая; кто-то успевал петь на ходу и сочинять стихи, кто-то уже не был в силах устоять на ногах и устало отсел на прогретую солнцем брусчатку, ликующе принимая пиво.              Танцуя с пожилой женщиной, Чан краешком глаз заметил Минхо, по-прежнему кружившего с детьми в смешном танце, больше напоминавшем игру в салочки. Капитан не успевал запоминать лица перед собой, настолько быстро менялись его партнёрши, однако всем он улыбался одинаково вежливо, не отказывая в партии, и плавно волна танцующих несла его прямо к принцу, пока последняя бабуля с хохотом не подтолкнула его вперёд.              – Мы хоть и далеки от вас, но имеем отличный слух и зоркий глаз, – донеслось вслед, но Чан слышал лишь звонкий смех Минхо, которого детвора завела прямиком в его объятья. – Ах, юнцы.              Принц не растерялся и уверенно обвил шею капитана, до мизерного сокращая расстояние между ними. Музыканты играли весёлый и энергичный мотив, вокруг них толпа отплясывала, изо всех сил припрыгивая и кружась, а они, словно застряв где-то между мирами, просто смотрели друг на друга.              – Не стойте столбом, сэр Чан. Давайте веселиться.              Минхо взял старшего за тёплую ладонь и потянул в самую гущу, начиная медленно подстраиваться под темп радостно танцующих горожан. На нём не было короны и привычного обмундирования, стёрлась и грань громкого титула – сейчас он походил на обычного жителя столицы, праздновавшего возвращение армии; в данную минуту Минхо был рад слиться воедино с горожанами, которые радостно улыбались ему и кружили вместе с ним под руку, периодически меняясь партнёрами. Не было необходимости переживать о завтрашнем дне, перестала иметь значимость тяжёлая ноша наследника, когда Чан аккуратно притягивал его ближе и придерживал за талию, медленно разворачивая по кругу.              В танце практически не было продуманных шагов или замысловатых движений, как принято во дворце; здесь всё строилось на интуиции и чувстве такта. Их постоянно оттаскивали друг от друга и через время вновь подталкивали, и каждый раз Чан смеялся, полный радости и счастья. Минхо, наверное, успел станцевать с двадцатью разными людьми, без стеснения и страха проходясь руками сквозь чужие, встречаясь с ободряющими улыбками и восторженными комплиментами. Он вновь и вновь вспоминал, почему так сильно любит свой народ, от которого исходит доброта и радость; которые вселяют в него веру в лучшее, прекрасное, и которые заражают счастьем. В городе царила дружба, единство, ощущение жизни и любви, кардинально отличавшееся от дворца, и это ему нравилось. Минхо хотел быть частью подобного веселья, где забывались все проблемы, как можно чаще.              Он не заметил, когда и как снова оказался в руках Чана, встретившего его своей очаровательной улыбкой с удивительно притягательными ямочками, но был только рад вновь кружить с ним в танце. Старший больше не выпускал его руку, крепко удерживая рядом, отчего в груди тепло и нежность закипали, окрашивая щёки в алый, но это Минхо списывал на беспрерывное движение. Музыка не переставала играть, как и горожане не уставали танцевать, однако они постепенно отходили к краю, давая дыханию восстановиться. Минхо хотел было предложить где-нибудь осесть, но резко обернулся, почувствовав лёгкое касание к ноге. На него снизу вверх смотрела маленькая девочка, пряча руки за спиной.              – Внимательно слушаю вас, юная леди, – улыбнулся принц, немного наклоняясь. Девчушка смущённо опустила глаза и нервно покачивалась на носочках, прежде чем вытянула ручки вперёд – на крошечных ладошках лежал венок из жёлтых одуванчиков.              – Это не сравнится с вашей короной, но может, вам он понравится? – проговорил тоненький голосок, вновь опуская взгляд. Минхо удивлённо посмотрел на рядом стоящего Чана, что одарил его ласковой улыбкой и кивнул.              – Вы правы, юная леди, не сравнится, ведь корона теряет всё обаяние на фоне этой бесценной красоты, – Минхо присел на колени, опускаясь на один уровень с девочкой, застывшей от неожиданности, и посмотрел на неё самым тёплым взглядом. – Поможете мне её надеть?              Девчушка залилась румянцем и кивнула, поднимая венок к голове принца, который предварительно склонил её для удобства. Она смотрела на него восторженными глазами, не в силах сдержать радость, отразившуюся в широкой улыбке, от лицезрения которой Минхо в очередной раз влюбился в каждого жителя своего королевства. Было тяжело не попасть под чары, витавшие в воздухе.                                   Стемнело довольно быстро, и по всему городу один за другим загорались огни, за которыми Минхо периодически наблюдал из окна спальни. Фестивальная иллюминация завораживала и открывала город с совершенно другой стороны: над каждой палаткой горели жёлтые лампочки, а на прилавок выставлены разные игрушки и множество самых что ни на есть удивительных вещиц, украшений, свечей; на первый взгляд толпа поредела и остались только запоздалые гуляки, но если хорошенько приглядеться и вслушаться в шум, то можно заметить, как карет у входа становилось больше и народ прибывал новой волной. Улочки города заполнялись вновь и вновь, утягивая в общем направлении – совсем не в том, куда хотелось бы идти, но противиться напору тяжелее всего, поэтому оставалось лишь плыть по течению. В сравнении с днём, когда вокруг кружили детишки с цветами в руках, сейчас прохожих заманивали девицы в открытых платьях, не переставая зазывать в таверну отведать вкуснейшего вина, пива или испробовать лососину свежего соления.              Минхо постоянно откидывало дальше, поэтому потеряв принца ровно два раза, на третий Чан взял того за руку и переплёл пальцы. Его Высочество светился, смотря на капитана влюблёнными глазами и прижимаясь ближе без всякого стеснения. В ночном городе даже музыка играла иначе, словно меняя ритм и задавая раскрепощённый настрой, позволявший кавалерам открыто заявлять о любви, а их пассиям свободно заигрывать. Ярмарка казалась чем-то новым для Минхо, который редко покидал стены дворца, отчего он постоянно осматривал магазинчики и подходил к палаткам, чтобы разглядеть все прелести обычной жизни, узнать, чем увлекается его народ. Так он заметил свою охрану – Джисона, которого девицы вытянули из тёмного переулка и повели в сторону красной палатки.              – Сюда, красавчик, не стесняйся!              – Давай, хороший мой, мы тебе погадаем!              – Судьбу предскажем.              Минхо с Чаном наблюдали за растерянным командиром с неприкрытым весельем, медленно ступая следом. Даже Чанбин, который также скрывался в тени, не сдержал порыва заинтересованности и вышел в свет, подходя ближе. Джисона посадили перед гадалкой, со знанием дела доставшей карты и закурившей сигару.              Женщина взглянула на молчаливого командира и начала мешать колоду, не отрывая от него взгляда, а затем достала три карты и раскрыла их.              – Надо же, ты разбогатеешь. Карты говорят, ты найдёшь сокровище, но будет оно не тем, что обычно люди вкладывают в привычный смысл слова «сокровище».              – Это что, не деньги? – удивлённо спросил Чанбин, вместо озадаченного Джисона.              – Скорее всего – нет. Более того, карты говорят, что тебе придётся очень постараться, чтоб суметь удержать и сохранить это самое сокровище. Если у тебя получится – будет с него прок, а если нет, то всё пройдёт, как утренний туман.              Пока Джисон продолжал сидеть и смотреть на карты, прокручивая в голове услышанные слова, Чан положил гадалке пять медных монет и пошёл прочь, утягивая за собой принца. Он знал, что командир не воспримет слова всерьёз, но было интересно наблюдать за ним.                     А город всё бурлил, да закипал, крепкий алкоголь предлагался легко и выпивался без раздумий, на главной площади факиры устраивали огненное шоу и всё это Минхо поглощал без устали, запечатывая в памяти. За целый день он ни разу не пожалел, что смог выбраться на фестиваль и был благодарен Чану за приятную компанию, ведь дни их общего времяпрепровождения можно было пересчитать по пальцам руки.              Ночь становилась холоднее, но по-прежнему оставалась громкой. Они перекусили у прилавка, немного выпили в таверне и насладились мини-концертом, а после отошли ото всей суеты в безлюдный парк, где также висели яркие гирлянды. Было почти тихо, свежо и комфортно.              – Понравилось ли вам, мой принц? – поинтересовался Чан, расстелив у дерева сюртук и позволяя Минхо сесть на него, а сам устроился рядом.              – У меня не хватит слов, чтобы передать насколько.              – Я рад.              – Спасибо, что нашли время и показали мне прелести фестиваля.              – Готов делать это при любом удобном случае, если с вашего лица не будет сходить улыбка.              Они молча наблюдали за гуляющими, крепко держась за руки, и просто наслаждались оставшимися часами уединения. Минхо не хотел возвращаться во дворец, ему нравилось, как сейчас – вдвоём, вдали ото всех, увлечённые лишь друг другом и без тягот званий, но понимал, что одного желания мало, поэтому прикрыл глаза и позволил себе окончательно утонуть в моменте.              – Замёрз? – спросил Чан немногим позже, ощутив чужую дрожь тела. Это всегда было заметно невооружённым взглядом: быстро перегревающийся капитан и легко простужающийся принц, который греется в надёжных руках. На прогулках Его Высочество никогда не отказывался от предложенной накидки, пропитанной родным запахом.              – Самую малость.              – Пошли ко мне.              Минхо с радостью пересел, устраиваясь между ног Чана и позволяя тому обнять себя со спины. Тепло окутало практически моментально, погружая в настоящий кокон их спокойного мира, наполненного безыскусственным счастьем. И рассвет они встретили так же – нежась в любимых объятиях друг друга на балконе покоев принца.                                                 

———

      

      

      

      Минхо понял, что начался отсчёт до конца его более менее беззаботных дней, когда Чан всё чаще стал пропадать на тренировочном корте и в оружейной, а отец постоянно созывал советников для обсуждения. Крон-принц также был занят подготовкой, а королева вновь сидела за ужином с печалью на лице, и ему не оставалось ничего, кроме молчаливого принятия. Дни сменялись неделями, те – месяцами, но ничего не происходило: ажиотаж спал, армия оставалась на месте и даже спустя три месяца никто не заикнулся о походе. Джисон всегда оставался подле Его Высочества, да и капитан снова стал заглядывать на постоянной основе, а ночи и вовсе проводил с Минхо, который позволил себе вновь расслабиться. Однако интуиция подсказывала, что не следует радоваться раньше времени, но это было огромным искушением, устоять перед которым не являлось возможным.              Он сидел на кресле у балкона, поджав колени к груди под длинной сорочкой и всматриваясь в даль, когда за спиной открылась дверь ванной и тихие шаги звучали всё ближе. Запах Чана ударил в нос, заставляя его запрокинуть голову и встретиться с красотой глубоких глаз, смотревших на него упоённо.              – Я думал, ты уже спишь, – тихо проговорил капитан, поглаживая щёку принца, закрывшего глаза от прикосновения.              – Хотел дождаться тебя.              – Тогда давай ложиться сейчас.              Минхо принял протянутую руку и встал на ноги, следуя за Чаном к кровати. Он первым забрался на постель, сразу кутаясь мягким одеялом, и неотрывно следил, как сильные руки развязывали пояс халата, скидывая его на пол. Капитан не любил спать в сорочке, аргументируя тем, что сократит время на переодевание при чрезвычайной ситуации. Это имело смысл. Минхо бы в любом случае не стал жаловаться, ведь так ощущал жар тела прямым контактом.              Чан лёг рядом, сразу впуская принца в свои объятия, и поцеловав в висок, закрыл глаза. Время шло, ночь стояла тихая и тёплая, но заснуть Минхо не мог, продолжая вслушиваться в сопение рядом. Он знал, что капитан не спал, ведь ни один из них не привык ложиться рано, тем не менее продолжал лежать молча, вырисовывая на чужой груди непонятные узоры.              – Скажи, если я однажды отрекусь от короны и захочу покинуть семью, что ты будешь делать? – в глухой тишине вопрос прозвучал слишком громко и безрассудно, но Чан всё же раскрыл глаза и взглянул на принца.              – Тебе правда необходим мой ответ? Он банален и очевиден.              – Я хочу его услышать.              – Я уйду в отставку и поеду за тобой.              – А если тебе прикажут остаться? Разве посмеешь ты ослушаться королевского приказа?              – Зависит от ситуации. Бывают приказы, выполнение которых не приведёт к хорошему.              – А если приказ будет исходить от меня, но он настолько абсурден, что его лучше проигнорировать?              В этот раз Чан не торопился с ответом, тратя время на изучение Минхо, ни разу не поднявшего на него взгляд. Подобное было редкостью, но всё же случалось, и за все годы он успел понять причину столь отстранённого поведения, сопровождаемого обходными вопросами, скрывавшими переживания, поэтому Чан осторожно приподнялся, и вложив в руки все силы, поднял удивлённого Минхо, усаживая на себя.              – Что именно тебя беспокоит?              – Всё, – без тени лжи ответил принц, направляя печальные глаза на капитана. – Начиная от женитьбы и заканчивая очередной отправкой на фронт. И если первое гарантирует твою жизнь, то второе – полнейшая рулетка. Каждый день я пытаюсь себя успокаивать тем, что прошло достаточно месяцев, наша армия больше не требуется, но чем больше я твержу себе об этом, тем меньше верю. Словно затишье перед бурей, которую я не в состоянии пережить.              – Только это?              – Нет. Я не хочу, чтобы ты уезжал. Не хочу жить в постоянном страхе. Знаю, мои слова звучат до ужаса эгоистично, но я правда не хочу делить тебя с кем-то или терять, – с каждым словом Минхо становился всё тише, выпуская слёзы наружу, чего старался не допускать последние месяцы. – Даже когда ты здесь, когда я могу видеть тебя каждый день, меня не покидают мысли, что однажды ты сломаешься под напором отсутствия выхода, что я тебе попросту надоем и останусь один, а я так не могу. Не хочу. Я-              Чан нежно притянул Минхо к себе, целуя по влажной дорожке на щеках и обнял крепко, плотно прижимая к груди. Всхлипы становились громче, дрожь сильнее и сердце его разбивалось на сотни частичек от бессилия. У них не было выбора, не имелось весомого голоса перед уготовленной судьбой, тем не менее им позволяли находиться рядом эти долгие годы. Все догадывались, что за лёгкими касаниями и красноречивыми взглядами скрывалось большее; все видели, как они долго гуляли, пропадали, уходили вместе и закрывались в комнате. В конце концов, все знали, что между ними не просто дружба, но никто не пытался этого изменить. Они просто были – вместе и друг у друга.              – У меня был шанс уехать одному, я мог принять предложение о браке не один раз, мог выбрать иной путь жизни, если бы хотел, но я этого не сделал. Я выбрал тебя, как друга, выбрал службу, чтобы иметь возможность защитить свою любовь и поклялся отдать жизнь за тебя – моего принца – если это от меня потребуется. Я знал, на что шёл, и не собираюсь менять это решение. И ты думаешь, что я устану от тебя?              Минхо тяжело сглотнул. Голос Чана звучал мягко, слишком, слишком нежно, понимающе и искренне. Они редко были такими слабыми и уязвимыми, но в данную секунду именно это казалось правильным.              – У нас слишком мало времени, чтобы надоесть друг другу. Я не устану от тебя, Минхо, – Чан осторожно приподнял младшего, чтобы увидеть глаза, наполненные печалью, и аккуратно коснулся губами кончика носа. – Позволишь показать?              Минхо, потеряв веру в голос, коротко кивнул, медленно наклоняясь ниже, и робко накрыл губы старшего своими, неторопливо целуя. Сердце забилось в бешеном ритме, сильнейшие удары он слышал внутри сознания, чувствовал всем телом и не мог перестать на них концентрироваться из-за волнения, страха. Чан обнимал его нежно, лениво посасывая губы попеременно, слегка их прикусывая и зализывая, но не углубляясь. Голова кружилась от нехватки кислорода, приятных ощущений и далёкого, медленно пробуждавшегося желания, и ещё сильнее головокружение накатило, когда горячая ладонь старшего юркнула под сорочку, касаясь нежной кожи. Минхо дрогнул от прикосновения и слабо качнулся на бёдрах Чана, несильно прогибаясь в спине и ловя сдавленное шипение сквозь поцелуй.              Минхо немного отстранился, чтобы перевести дыхание, но пристальный взгляд старшего никак не помогал, наоборот – с каждой секундой внутри что-то воспламенялось, требуя большего, желая продолжения. Чан поднял руку к лицу Минхо и погладив по щеке, подхватил пальцами за подбородок, заставляя того опустить голову, а затем вновь соединил их губы. На этот раз поцелуй получился глубже и страстнее: капитан уверенно ступил языком на запретную территорию, бессовестно проходясь по внутренним стенкам, исследуя и переплетая языки так, что Минхо буквально плавился, таял, превращаясь в месиво в умелых руках, из которого можно было лепить всё, что заблагорассудится. Левая рука Чана, лежавшая на бедре принца, скользнула ниже, обхватывая ягодицу, и с губ Минхо сорвался первый стон, заглушённый поцелуем. Когда вторая рука, находившаяся под сорочкой, поднялась до плеча и немного сжала его, Его Высочество почувствовал несильный толчок, а в следующую секунду уже оказался прижат спиной к матрасу с оголённым животом и Чаном между ног.              Капитан наклонился с новым поцелуем – тягучим, ласковым, захватывающим и дурманящим, от которого Минхо почувствовал в животе заволакивающую истому и поспешил обнять за шею, прижимая ближе. Чан целовал везде: неспешно передвигаясь от мягких губ к впалым щекам и ниже по шее, заставляя чувствительное тело под ним содрогаться из-за контраста холодного поцелуя и опаляющего дыхания; он проходился по каждому дюйму на бархатной коже, припуская шёлковую ткань ниже и обнажая острые плечи, ярко-выраженные ключицы, которые покрылись десятками коротких поцелуев, вызывавших в Минхо спектр непередаваемых ощущений.              – Превосходен, – шептал Чан, приподнимаясь. – Ты великолепен, мой принц.              Он слегка сдавил бёдра и прикусил чувствительную кожу на ключице, словно давая понять всю мощь сказанных слов, осознать, и Минхо громко ахнул, прикрывая рот ладонью от смущения. Капитан, пользуясь заминкой, стал неторопливо расстёгивать пуговицы на сорочке, которая сразу раскрыла перед ним красоту родного тела. Пальцы Чана проходились по груди Его Высочества, отлично зная, что тем самым медленно сводил того с ума. Он не спешил, используя всё время ночи в своё удовольствие: любовался шрамами, полученными в юношеском возрасте, касался родинок, соединяя их между собой; гладил живот и перебирал очертания рёбер, словно вспоминая, освежая память о любимом теле, а Минхо зажмурил глаза и прикусил указательный палец, пытаясь совладать с чувствами, стараясь не выпустить постыдный всхлип.              – Как я могу устать от этого? – спросил Чан, проводя руками по талии и вновь поднимаясь к груди.              Его и без того горячие ладони не просто согревали – обжигали, словно само солнце оказалось в непосредственной близости, нависало над ним, испепеляло, но Минхо хотел этого до безумия сильно – чтобы осталось в памяти и не позволяло утонуть в страхах, чтобы в отражении зеркала виднелись следы, которые вернут веру в них, и зная это, Чан вновь опустился к ключицам, кусая и посасывая, затягивая так сильно, что сдерживаемые стоны слетали с уст принца машинально, а бронзовая кожа краснела, на утро обещая потемнеть. Полученного оказалось слишком много для Минхо, запустившего тонкие пальцы во влажные и вьющиеся волосы капитана, который не переставал отмечать своё пребывание на идеальном полотне, украшать его алыми красками, словно розы, так похожие на Его Высочество – красивые, любимые всеми, с шипами. Это действительно казалось достаточным, но для Минхо, выбравшего следовать за солнцем, было катастрофически мало.              – От этого? – низко произнёс Чан, опуская взгляд на грудь, будто предупреждая о следующем шаге, и наклонился ниже, захватывая губами сосок.              Минхо резко выгнулся, почти подпрыгивая на кровати, и раскрыл рот в немом крике, закатывая глаза. Ладони быстро вернулись поверх губ, слабо по ним похлопывая. Хотелось быть тише, как-то перетерпеть, не потеряться, но Чан не собирался этого допускать, укладывая руку на грудь так, чтобы сосок оказался ровно меж указательным и средним пальцами.              – Зачем ты сдерживаешь себя? Прими все мои чувства до единого, – не отрывая тёмных глаз, Чан осторожно убрал руки принца с губ и запрокинул их над головой, прижимая к подушке. – И запомни их раз и навсегда.              Минхо чувствовал себя загнанным в ловушку, легко пойманным, находясь в объятиях старшего, тем не менее невероятно защищённым. Словно это положение было единственным идеальным из возможных, до невозможности правильным, а ещё давал ощущение принадлежности.              Они принадлежали друг другу.                     Пальцами свободной руки Чан обхватил твёрдый сосок и зажал его, медленно выкручивая, а второй оказался захвачен в мучительно-сладкий плен горячего рта. Старший намеренно медленно водил круги языком, всем телом ощущая извивания, слыша над головой тяжёлое, рваное дыхание и почти неуловимые выдохи. Минхо чувствовал, как по спине пробежал непривычный для него жар, обрывая все возникавшие мысли и полностью опустошая голову, даруя искомое блаженство, которое хотелось продлить не на одну короткую ночь, ведь с наступлением утра всё могло исчезнуть неуловимой дымкой сожалений.              – Чан… – прошептал Минхо. Ему хотелось сказать хоть что-то просто для себя, лишь бы не сломаться в переполнявших эмоциях.              – Да, мой принц? – голос Чана звучал нежно, взгляд, направленный на него, казался ещё нежнее, до невозможного, и это сводило с ума, окрыляло, вынуждало сказать запретные слова. Те самые, озвучив которые, Минхо не сможет встретить очередное долгое ожидание без слёз.              – Ни.. ничего.              – Хочешь услышать что-то определённое?              – Я.. нет…              – Так почему же ты выглядишь печально, – Чан полностью отпустил младшего и навис прямо над ним, всматриваясь в блестящие от скопленных слёз глаза, – любовь моя?              Минхо не успел понять, пропустить через себя и ответить, ведь всё произошло быстро: Чан поднялся и потянул его на себя, стягивая сорочку и отбрасывая её в сторону, и в ту же секунду припал к искусанным, манящим губам. Поцелуй не мог никак измениться, это обычное соединение губ – как недостающие, но очень хорошо подходящие друг другу кусочки мозаики, однако именно этот Минхо ощутил совсем иначе: пропитанный всей любовью вселенной, насыщенный настоящими чувствами и подкреплённый пережитками тяжёлого прошлого, о котором не хотелось вспоминать. В этот миг значение имели только два молодых человека, нашедших счастье друг в друге.              Возбуждённый услышанными словами, Минхо перестал слепо принимать и начал отвечать, желая разделить признание. Оно было более сдержанным, робким, но искренним. Он уверенно обнял старшего за шею, вторую руку пуская по широкой спине и проходясь по гладкой коже ногтями, вырывая из капитана рычание. Это вынудило Чана вновь уложить принца на кровать.              – Сегодняшняя ночь не обо мне – она о тебе.              Нежный взгляд Чана в одночасье стал невыносимым, от которого хотелось спрятаться, потому что для Минхо становилось тяжело сохранять самообладание. Капитан всегда уделял ему особое внимание и его было много, но в моменты их уединения оно обретало иные оттенки, открывая обоих с новых сторон: обычно вежливый, расчётливый и требовательный капитан менялся до ласкового, заботливого и снисходительного, а вечно холодный и отстранённый образ принца спадал вместе с короной, стоило оказаться в плотных стенах спальни. Минхо осыпали любовью, о которой не позволено было говорить, но действия звучали громче.              – Каждая из них о тебе, – признался Чан с улыбкой и оставив лёгкий поцелуй на кончике носа, встал с кровати.              Минхо следил за неспешным передвижением, считая про себя шрамы на спине капитана, которых было безмерно много – какие-то старые, какие-то новые, ниже к пояснице получен во времена обучения, и эти мысли вновь вернули его к нежеланию такой жизни. Он бы хотел иную судьбу, где им не пришлось бы перебиваться мимолётными встречами и короткими поцелуями в саду; не приходилось бы коротать бессонные ночи в одиночестве за тысячи верст друг от друга, томясь в переживаниях, молиться за жизнь и ненавидеть разлуку. По пальцам одной руки можно было пересчитать моменты их близости, и даже их оказалось бы больше, чем они имели, однако в каждый из них Чан ставил перед собой задачу подарить каждую звезду с неба, и Минхо не оставалось ничего, кроме как принять их все, пусть в душе он хотел лишь одну. Самую крупную и яркую. Неповторимую. Ту, что сейчас вернулась к нему и нежно поглаживала по ногам.              Чан предварительно снял белье, поэтому, снова устроившись меж раздвинутых коленей, поспешил избавить от него и Минхо, смутившегося собственной наготы. Капитан приподнял одну ногу за лодыжку и начал медленно целовать, поднимаясь выше, где-то прикусывая и оставляя свой след. Чем ближе старший подбирался ко внутренней стороне бедра, тем сильнее Его Высочество кусал губы и жмурил глаза, видя за ними сплошную темноту, наполненную днём похищения, когда острый кинжал безжалостно воткнули в напряжённые мышцы. Чан всегда целовал этот шрам. Именно после того инцидента Минхо впервые услышал слова любви.              – Я никогда от тебя не устану, Минхо, – самый нежнейший поцелуй по линии пореза. – Никогда не устану от этого.              Горячая ладонь слишком неожиданно обхватила всю длину, заставив принца раскрыть глаза и простонать на выдохе. Чан довольно улыбнулся, наклоняясь ближе, и прежде, чем Минхо успел его остановить, провёл языком по возбуждению. Ему хотелось скрыться за одеялом, но капитан среагировал быстрее, перехватив из рук и скидывая на пол. Тёмные и тихие покои наполнились мелодичностью Его Высочества, у которого совершенно не получалась подавлять стоны наслаждения и прятать всхлипы за ладонями.              Чан упивался этой сладчайшей мелодией, продолжая медленно покачивать головой верх-вниз по всей длине, мучительно выпускать изо рта, дразняще водить языком по особенно чувствительным местам и снова вбирать полностью, наращивая темп. С каждым движением Минхо осыпался сильнее, теряясь в эмоциях, захвативших ощущениях, в себе. Их было слишком много и отовсюду, словно Чан покрывал всё его тело разом, лишая возможности на передышку, осознание. Он бессвязно бормотал, покачивая тазом навстречу, но быстро остужался, стоило сильной руке прижать его к постели.              – Ч-Чан, – заикался Минхо, не понимая, для чего зовёт и что именно хочет. Он надеялся, что старший успел изучить его потребности за редкие, но длинные моменты уединения.              – М-м-м, – еле слышно откликнулся старший, снова проводя языком по всей длине.              Минхо слегка приподнялся на локтях и сдавленно застонал от открывшейся картины: лицо Чана прямо за его возбуждением, волосы во вьющемся беспорядке, глаза застелены пеленой страсти и губы блестели от слюны. И он успел поймать взгляд капитана на недолгие секунды, прежде чем тот, облизнув нижнюю губу, снова не накрыл его ртом.              Голова довольно быстро откинулась обратно на подушку и стоны теперь звучали выше, громче, открыто. Чан удерживал разведённые колени на шёлковой постели – фиолетовой, как он и любил, ведь этот цвет ассоциировался у него с Минхо. Он вбирал полностью, втягивая щёки подобно вакууму, и обхватывал пальцами у самого основания так, как нравилось младшему; как он чувствовал острее всего, ведь Его Высочество действительно видел перед глазами лишь звёзды.              Ощущение горячего пропало так же неожиданно, как изначально и появилось. Минхо чувствовал, как вес Чана сместился с него и немногим позже окончательно пропал, поэтому он приоткрыл глаза и посмотрел вниз, чтобы заметить старшего между своих коленей, а в руках его знакомый флакон. Старший вылил немного масла на пальцы, и приятный запах гвоздики дошёл до принца вместе с предвкушением того, что должно произойти, заставляя голову кружиться по новой.              Вместо того, чтобы приступить сразу, Чан поднялся выше по кровати и, взглянув в плывущие глаза Минхо, довольно подмигнул, снося крышу тягучим поцелуем. Язык, казалось, стал ещё горячее, или, может, дело было в ладони, что без остановки проходилась по всей длине, пережимая у основания. Минхо готов был взорваться от переизбытка, полностью теряясь в происходящем.              Чан заново опускался ниже по груди, цепляя зубами сосок, оставляя короткие поцелуи и алые краски там, где их ещё не было; вёл носом, опаляя кожу горячим дыханием и заставляя покрываться мурашками, вынуждая тело извиваться. Намеренно целовал под рёбрами, где находилась чувствительная зона, а после вновь двигался ниже, останавливаясь поцелуем на талии и бедренной кости, на которой запечатлел болезненный поцелуй и укус. Со звонким стоном, Минхо бессознательно раздвинул ноги шире, предоставляя полный доступ. Этой возможностью Чан воспользовался умело: вылив на пальцы ещё немного масла и не позволяя Его Высочеству вновь сомкнуть колени, он ввёл внутрь один палец, срывая голос принца на полноценный крик.              – Если бы ты только видел себя сейчас, – упоённо говорил капитан, не отрывая завороженных глаз. – Божественный. Разве можно устать от тебя?              Минхо просто не понимал, что творилось с его телом, но оно податливо реагировало не только на действия, но и слова Чана, на его низкий голос и бархатный тембр. У него перехватывало дыхание от каждого малейшего изменения положения пальцев, пропуская по телу миллионы покалываний. Ноги так и норовили поджаться, ладони блуждали по поверхности кровати в попытках за что-то ухватиться, поэтому он крепко сжал простынь по обеим сторонам и ёрзал, то ли пытаясь увернуться, то ли в поисках большего.              – Вот так? – Чан вдавил палец до первой фаланги, и Минхо перешёл на беспрерывную череду повторяющихся «да» на разных тональностях. Это было слишком давно, настолько, что уже и забылось, насколько приятно.              Свободная рука вновь легла на возбуждение принца и немного сдавила его, а после начала поглаживать, пока палец второй руки проникал глубже. Тело Минхо никак не сопротивлялось, слишком расслабленное и разгорячённое, оно вбирало в себя легко и гладко, чему старший был только рад.        – Ещё один? – спросил Чан для предостережения, хоть и понимал ответ. Минхо молча кивнул.              В этот раз получилось немного тяжелее и туже, чувствовалось слабое сопротивление, но капитан, как и всегда, был терпелив. Он медленно двигал пальцами внутри и вытягивал их наружу, а затем снова входил, осторожно раздвигая, одновременно с этим двигая другой ладонью по возбуждению, и Минхо не мог больше сдерживать в себе стоны, упорно рвавшиеся наружу. Особенно громкий возглас слетел с уст, когда после недолгих манёвров присоединился третий палец. Волна чего-то неконтролируемого, огромного и неописуемого настигла его и захлестнула с головой, заставляя прогнуться дугой и оторвать взмокшую спину от кровати, стоило пальцам Чана согнуться внутри. В опьяняющем тандеме с поглаживанием, это движение туманило рассудок и сводило конечности. Всего казалось слишком много.              Капитан нажал на то же самое место вновь, и Минхо словно скрутило в тугой узел, пуская по телу мощнейшую дрожь. Ему пришлось сильно прикусить губу и бросить вызов силе воли, чтоб не достигнуть пика сиюминутно.              – Чан! Чан!              – Да, любовь?              – Пожалуйста…              – Разве тебе не нравится? – Чан нежно поцеловал согнутое колено и прошёлся по идентичному месту с самой безобразно милой улыбкой.              – Чан! – вскрикнул Минхо, мгновенно смотря на старшего и встречаясь с его любящим взглядом, от которого дыхание перехватило пуще прежнего.              Чан полностью отстранился, неторопливо поднимаясь дорожкой поцелуев по красивому и подтянутому телу, чтобы ощутить вкус покрасневших губ, зализать образовавшиеся от укусов ранки и отвлечь. Младший еле держался, но не мог сказать, что насытился сполна. Подобная близость всегда открывала для него новые возможности тела, реакции, ощущения. В какой-то степени они до сих пор оставались неопытны, постоянно следуя лишь по изведанному направлению, но ему нравился их темп – неторопливый, плавный и стабильный. В этом таилось особое очарование.              Вдоволь насытившись поцелуем, Чан приподнялся на руках и отсел к ногам, снова открывая флакончик и выливая достаточное количество себе на ладонь, чтобы пройтись ею по собственному возбуждению. Минхо следил за его движениями, тяжело и громко сглатывая, морально готовясь к тому, что в скором времени доведётся испытать. Удивительным образом два года смогли стереть из памяти последний опыт.              Чан, подхватив Минхо под колени, придвинул его ближе к себе, удобно устраиваясь между ног. На секунду между ними установился зрительный контакт: в глазах капитана – любовь и забота, у Его Высочества вдобавок к этому, ещё и отчаяние. С нежным «я буду осторожен», старший начал медленно входить ровно наполовину, сразу же опускаясь к искусанным губам для отвлечения. И снова поцелуй получился наполненный чувствами. Каждое соприкосновение губ оставляло после себя тепло и лёгкий привкус чего-то запретного для них. Чего-то очень сильно похожего на взаимную любовь.              – Ты как? – поинтересовался капитан, нависая над Минхо, лежавшего с закрытыми глазами.              – Отвык. Дай мне, пожалуйста, время, – еле слышно попросил принц, пряча лицо в изгибе родной шеи.              – Сколько тебе потребуется.              Чан чувствовал, как подрагивало тело младшего от ярких ощущений, как сильно тот сжимался вокруг него; заметил несколько слезинок, выступивших в уголках глаз, когда Минхо отстранился, которые он наклонился сцеловывать, пока тёплые ладони наводили по талии успокаивающие круги. Привыкнув к подзабытой наполненности и оттеснив волнение, Его Высочество тихонько замычал и кивнул, позволяя действовать дальше.              Чан начал осторожно входить во всю длину, и из губ в унисон вырвался стон наслаждения. Первые движения были медленными, размеренными, постепенно набирали темп, задавая стабильный ритм, но не становились грубыми – старший старался контролировать себя, чтобы не довести Минхо до потери сознания, пусть получалось это не особо хорошо. Он крепко удерживал изящное тело за талию, пока ноги младшего привычно обвились вокруг него. Каждое движение капитана, каждый его взгляд, слово и прикосновение были пропитаны нежностью. Всё, что касалось Чана, было нежным.              Чан был до пленительного нежен.              Однако движения не оставались лёгкими долго. Старший начал входить глубже, Минхо под ним рассыпался на крупицы, слишком погружённый в происходящее, хоть понимал он ровным счётом ничего, мог лишь распознать насколько хорошо ему было. Чан крепко удерживал Минхо за талию, постоянно повторяя слова о том, насколько тот красив, невероятен; что готов идти вперёд постоянно, если во дворце его будет ждать родной, любимый человек; он не уставал повторять, что Минхо ему не надоест, даже спустя столетия. Капитан медленно выходил и резко входил вновь, выбивая из Его Высочества самые сладкие стоны, расходившиеся по высоким стенам тёмных покоев. Он специально замедлялся и покушался на красные губы, желая оттянуть момент кульминации и насладиться процессом подольше, но сдерживать себя получалось очень плохо.              Разум был затуманен, в голове крутилось лишь одно «Чан» и периодически «не останавливайся». Минхо не понимал, что озвучивал все мысли, потому что трезво мыслить никак не выходило. Хотелось полностью отдаться в плен этой ночи, проживать только этот момент, лишь бы не наступал следующий день. Он искренне надеялся, что время остановило свой ход.               Рука Чана вновь легла на твёрдое возбуждение младшего, начиная водить ладонью в такт своим движениям, и Минхо больше не хотел ничего сильнее, кроме как достигнуть пика. Он покачивался навстречу, извивался и не сдерживал плаксивых стонов, позволяя себе раствориться целиком и полностью, без малейшего остатка. Движения старшего с каждой секундой становились беспорядочнее, где-то замедляясь, но по-прежнему оставались достаточно глубокими, чтобы задеть одно определённое место.              Минхо вцепился в крепкие руки капитана и выгнулся, громко выдыхая, продолжая слабо содрогаться. На животе возникло ощущение горячей влаги, но оно забылось быстро под напором интенсивных движений, и через несколько особо сильных, это ощущение повторилось. Чан тяжело дышал, вкладывая остатки сил в руки, чтобы удержаться на весу и посмотреть в любимые глаза. Его Высочество улыбнулся искренне, но устало, тем не менее приподнялся на локтях и оставил короткий поцелуй на губах.              Когда капитан мокрым полотенцем вытер с тела все следы и лёг рядом, крепко обнимая, Минхо не мог быть ещё счастливее. И это счастье продлилось в прекрасном сне, в который он провалился без лишних тревог.                                                                             Прохлада коснулась раскрытой лодыжки, вынуждая недовольно поёжиться. Минхо перевернулся с одного бока на другой и провёл рукой по постели, сквозь пелену сна улавливая неприятно знакомый шум – лязг железа, бесконечный топот, цокот копыт и много разных голосов. Первые несколько минут он счёл это сном, однако когда рука не нашла никого на кровати, резко распахнул глаза и подскочил – место Чана пустовало.              Минхо подорвался с постели и подбежал к окну, всматриваясь в даль, где виднелась отдаляющаяся армия. События ночи мгновенно перестали будоражить, сказанные слова и скрытые обещания безнадёжно рухнули, перечёркнутые развивающимся на ветру флагом королевства. Он очень быстро накинул первое, что попалось под руки, и выбежал из спальни, уносясь по длинному коридору.              – Ваше Высочество, подождите, – Джисон побежал следом, но Минхо его не слушал, стремительно двигаясь к балкону второго этажа, откуда будет виден главный вход и ворота.              Не привыкшие к утреннему бегу лёгкие жгло, ноги всё ещё оставались слабы, но это не мешало принцу бежать дальше. Он знал, что будет так, интуиция его не подводила; понимал, что верить в затишье – бессмысленно, но не мог не тешить себя этой мыслью, обманываться ею, ведь армия всё равно пребывала наготове, выжидая королевского указа. И видимо, он вышел.              Солнце только поднималось, окрашивая небо от тёмно-розового к оранжевому, дворец до сих пор оставался в полумраке. Минхо бесцеремонно отворил балконные двери и выбежал на крыльцо, осматривая двор: внизу оставались с десяток кавалеристов, большинство из них командиры дивизионов, и на длительную минуту он позволил себе выдохнуть, не найдя среди них Чана. Рано.              Торопливым шагом и при полном обмундировании, капитан вышел из дворца и направился к месту сбора, кивая солдатам, быстро взобравшимся на коней. Минхо наблюдал, как командиры начали ход, ускакивая дальше, и колючий ком подскочил к горлу.              Чан поправил ножны и погладил своего коня, хватаясь за поводья. В этот раз Его Высочеству, почему-то, было больнее.              – Ты не можешь! Не вздумай! – крикнул Минхо, обращая на себя внимание. – Вернись, это приказ!              Чан смотрел на него с грустной улыбкой, безвыходной и виноватой, а в глазах царила та же печаль, что и у принца, но изменить что-либо было не в его силах. Он отвернулся вновь и сел верхом.              – Капитан Бан Кристофер Чан, я приказываю вам немедленно возвратиться!              – Ваше Высочество, – тихо звал Джисон, оттягивая Минхо от борта, с которого он практически свисал. – Вы упадёте.              – Возвращайтесь сейчас же, это приказ! – продолжал кричать принц, осознавая, что ничего не выйдет. Ему оставалось только наблюдать, как капитан надел на лицо холодное безразличие и развернув коня, быстро сорвался с места, громким цокотом копыт нагоняя армию. – Вернись… прошу…              Минхо обессиленно рухнул на ледяную плиту, не пытаясь скрыть слабость, позволяя слезам стекать ручьём. Он провожал силуэт Чана разбитым взглядом, пока полностью не потерял из виду.              – Пойдёмте внутрь, Ваше Высочество. Вы простудитесь, – Джисон накинул на плечи принца свой укороченный фрак и подняв на ноги, повёл обратно, прокручивая в голове данное капитану обещание – он будет заботиться и оберегать Минхо в его отсутствие.                     А между тем солнце всё выше поднималось над городом, в котором звучал многочисленный цокот. Солнце, вроде, становилось ярче, но для Его Высочества оно погасло и потеряло значимость. И теперь Минхо вновь будет коротать бессонные ночи в библиотеке, выслушивая недовольства советника.              И так до следующего рассвета.