Грибочки

— Вон ту книжку возьми непременно! — по-хозяйски распоряжался филин, прохаживаясь по насесту. — И вон ту, она Гингемина любимая была! Почитаешь, изучишь, глядишь — и из тебя толк выйдет! Урфин слушал вполуха, то и дело вскидывая голову: ему все чудился перестук каблуков по желтым кирпичам. А ну как вернётся чужеземная фея за законной добычей, как застанет его тут… И зверя своего натравит. В воображении Урфина неведомый зверь представал кем-то вроде саблезубого тигра из лесов к северо-востоку от Когиды, только маленьким. И непременно ядовитым — иначе как бы маленький зверь мог охранять фею? Отгоняя видение стекающего по белоснежным клыкам-саблям зеленоватого яда, Урфин усилием воли заставлял себя прекратить нервно жевать, — дурацкая старая привычка! — принимался энергичнее раскидывать груды добра, скопившегося в пещере, и почти не глядя закидывать в мешок все хоть сколько-нибудь ценное. Других-то наследников у Гингемы небось и нету. Так что́ оно тут, в пещере, гнить будет, когда ещё может принести пользу? Ценного оказалось уж больно много, зараз и не унесешь. Так что на первый раз Урфин решил ограничиться книжками. Гингема над ними тряслась как над сокровищем, это он помнил хорошо. Значит, может там оказаться что-нибудь полезное и ему. А горшки всякие, кувшины… этого добра у него и самого, в общем, хватает, и никуда оно до следующего его прихода не денется. Взвалив мешок с книгами на плечо, он аж крякнул: такими тяжеленными те оказались. По отдельности-то вроде каждая лёгкая, а вместе — как кирпичи тащишь на хребтине. Тоже колдовство, что ли? А, вон ещё ценность осталась — так и сидит на насесте. — Эй, — позвал Урфин. — Гуам… Гуамоколатокинт! Пошли отсюда. И кивнул себе на плечо — Гингема так частенько носила сов. Филин картинно расправил крылья и бесшумно спланировал вниз. Урфину стоило немалых усилий не издать ни звука, когда когтищи вредной — и тяжеленной как тот мешок — птицы вцепились в его плечо. «Тачку надо было взять», — мелькнуло у него в голове. До дома было не так уж и далеко, но с увесистой ношей он еле дотащился, попутно распугивая всех встречных злобным сопением и пыхтением. Пнул сапогом дверь, ввалился внутрь и сбросил мешок прямо на кровать. Плевать, что грязный, — покрывало тоже не особо чистое, если честно. Гуамоко понятливо слетел с его плеча сам и устроился на подоконнике. — И где же у тебя тут мыши и птенчики? — насмешливо поинтересовался он, крутя головой во все стороны — совы на это мастера. — Сам мне ловить будешь или кота заведёшь? — Тебе лишь бы пожрать, — скривился Урфин, но всё-таки в кладовую полез — обещал же кормить. — На, полкролика есть, на той неделе коптил. Устроит? Филин поймал на лету брошенный кусок и принялся деловито расклевывать, не забыв проворчать, что копчёная крольчатина и жёсткая, и невкусная, не то что обещанные птенчики. Урфин хмыкнул, глядя, с какой скоростью исчезает «невкусная» крольчатина, и повернулся к добыче. Недолго думая, он вывалил всё из мешка на кровать: отберёт самое интересное, остальное обратно сложит. Разложил красиво по покрывалу, заодно пересчитал — двенадцать штук, одной до главного чародейного числа не хватает… — Самую главную колдовскую книгу забыл, — въедливо напомнил Гуамоко из-за спины. От кролика уже, видно, остались только воспоминания. — А ещё в волшебники метишь… Урфин с досадой распрямился. Наглая птица была права: знакомой толстой книги с бронзовыми застёжками и с портретом на обложке он не нашел. Вообще про нее забыл, если честно. Но увидел бы — вспомнил бы! — Ну и где она была? — буркнул он. — Подсказал бы, что ли. — А сам не знаешь? — насмешливо ухнул филин. — В брюхе у крокодила, что под потолком висит. Самое надёжное место! Урфин аж присвистнул. Да, туда влезть ему и в голову не пришло. — Раз надёжное, то за несколько дней ничего ей не сделается, — решил он. — Потом стремянку принесу из дому и достану. Давай, что ли, остальное разберём. Что застыл чучелом, помогай! — Сопрут, — мрачно предсказал филин. — Людишки… И перелетел с подоконника на спинку кровати. — Да кто туда сунется, — отмахнулся Урфин. — Людишки Гингему так боялись, что ещё нескоро полезут. И кому сдалось искать волшебную книгу, да ещё внутри крокодила? — Кому-то, может, и сдалось бы, — загадочно ответил филин, — это тебе с нее проку нет, без капли колдовского дара. Урфин махнул рукой — ну его, только тень на плетень наводит, цену себе набивать пытается в глазах нового хозяина, — и уселся на табуретку перед кроватью. Под ложечкой чувствовалась приятная дрожь: сейчас, сейчас он окунется в мудрость древних колдунов, найдет что-то, чему сможет обучиться сам, и прослывет среди Жевунов настоящим могучим чародеем! Слава, почет, восхищение — он в одном шаге от этого всего… Первой он открыл самую большую и тяжёлую книгу, в толстом чешуйчатом переплете. И ничегошеньки не понял. Буквы-то были вроде знакомые, понятные, но многие слова, в которые они складывались, Урфину раньше слышать не доводилось. — Мене, мене, текел, упарсин, — вслух прочитал он очередное незнакомое заклинание, наугад выхваченное из середины книги, и затаил дыхание. Ничего не произошло. — Это не волшебная книга, — снисходительно ухнул филин. — Выдыхай… хозяин. — Чего? — опешил Урфин. — Не волшебная? А на кой она мне тогда? Ты ещё скажи, что тут вообще нет волшебных книг! — Могу и не говорить, — ехидно отозвался тот. Урфин захлопнул бесполезный томище, схватил другую книгу. Потом третью, четвертую… Подозрения перерастали в уверенность: в книгах то просили рассказать о чьем-то опытном муже, то призывали какую-то богиню спеть о чьем-то гневе, а то вообще писали о хитром обманщике Лисе, каких только грехов не совершившем… Вот эту последнюю Урфин отложил в сторону. Лисье королевство недалеко, а книга-то, похоже, из тех времён, когда лисы ещё не отделились в собственное государство. Если они эту историю скрывают — за книгу можно будет как следует поторговаться с лисьим королем; ходят слухи, есть у него какие-то волшебные вещички… Осталась последняя книга — та самая, которую Гуамоколатокинт отрекомендовал как «Гингемину любимую». Потрёпанная кожаная обложка послушно открылась, Урфин всмотрелся в заляпанную бурыми пятнами страницу. — Взять полфунта кореньев, — не веря своим глазам, вслух прочел он, — поставить на огонь для бульона, тем временем вымыть и очистить полфунта добрых мухоморов… Ты! — взревел он, замахиваясь дурацкой книжкой. — Гуамоко! Ты издеваться надо мной вздумал? Какая ещё Гингемина любимая? Это же поварская книга!!! — Конечно, — невозмутимо ответил филин. — А ты думал, колдуны и ведьмы только мышей и пиявок едят? На такой диете быстро ноги протянешь. — Лягушек ещё, — фыркнул Урфин. Книга удобно лежала в руке, и кидаться уже расхотелось. Но для виду он ее всё-таки не спешил опускать. — Лягушек — да-а, про лягушек там тоже есть. Гингема от них только лапки и готовила, объедение. И ещё улиток в соусе… — Филин мечтательно прикрыл нижние веки, но спохватился, снова напустил на себя важный вид и поспешно добавил: — Болотном. Ты книгу-то опусти и послушай умного меня. Что самое важное для волшебника? Расширение сознания. Это как? Это ты и здесь, и там, все видишь, все слышишь, все знаешь… а для этого что нужно? Грибочки! Гриб — друг колдуна! Урфину вспомнились висевшие под потолком колдуньиной пещеры низки грибов и связки трав. Но только мухоморов он среди них не припоминал. — Правду говоришь? — подозрительно переспросил он. — Или опять мозги мне пудришь? — А ты проверь и убедись, — с видом оскорбленной невинности ответствовал филин. — Проверю, — с угрозой пообещал тот. — Вот только сварю и ка-а-к проверю… «На тебе проверю» явственно повисло в воздухе. Дальше Гуамоко, оправдывая похвальбу о собственном уме, предпочел не нарываться. — Грибо-о-чки, — жалобно тянул голос откуда-то из тумана. — Грибо-о-чки… Это же его ручной медведь! Урфин беспомощно огляделся: все вокруг тонуло в густом молочном тумане, он даже собственных рук не видел. А откуда-то издали все так же неслось жалобное и жуткое, пробирающее своей несуразностью до самых костей: — Грибо-о-чки… — Эй! — заорал Урфин, не рискуя двигаться с места: мало ли что там, в этом тумане. — Эге-гей! Топотун! Ко мне, я тут! В тумане что-то зашелестело, зашумело, заохало. Нечто невидимое мазнуло по лицу. Урфин отшатнулся, и вовремя: прямо на него из тумана выплыло бледно-серое лицо мертвой Гингемы с закатившимися глазами и заунывно протянуло все то же: — Грибо-о-чки… Едва переводя дыхание, Урфин сел в постели и утер холодный пот. Приснится же такое… Примостившийся на спинке кровати Гуамоко всхрапнул и отчётливо пробормотал во сне уже знакомое: «Грибочки…». Забытая на табуретке книжка, которую Урфин листал перед сном, издевательски шуршала страницами на предутреннем сквозняке. Урфин решительно поднялся, взял с табуретки проклятую книжку и закинул в разожженную с вечера печку. Наблюдая, как огонь охватывает страницы, он успокоенно выдохнул. Нет уж. Никаких грибочков для расширения сознания! Лучше уж он попробует по старинке — мышами, пиявками да лягушками. Можно даже в болотном соусе.