О пользе здорового сна

Здоровый сон является крайне недооцененным подспорьем в деле не-убивания людей — и именно им Цзинь Яо по долгу службы приходилось пренебрегать чаще всего. Вероятно, это было той самой причиной, по которой все в его жизни рано или поздно скатывалось по женскому лону. По предписанию лекарей обычный человек может не спать четыре дня — после чего его мозг умрет от перегрузки. Культиваторы могли обходиться без сна дольше, но всего на два-три дня — циркуляция ци позволяет существенно повысить физическую выносливость, но выматывает мозг не меньше, чем напряженная мыслительная работа. Последние несколько недель в Лань Лине выдались весьма напряженными — только недавно прошло собрание союза бессмертных, прямо во время которого рухнула одна из пограничных башен. Само собой, собрание затянулось — глава Яо распалялся о том, что уважаемый Верховный заклинатель слишком юн и невежественен, раз допустил такое, испуганный юный глава ордена Не носился, стремясь выплакаться в каждую юбку, а сам Верховный заклинатель вертелся ужом, чтобы сохранить лицо и минимизировать ущерб (а также удержаться от того, чтобы подсыпать главе Яо яд обратного пищеварения и подножкой скинуть главу Не в пруд — прямо в лапы прорвавшихся на территорию ордена гулей). Спустя недели две беспорядок поутих и глава богатейшего ордена Лань Лин Цинь, влиятельнейший Верховный заклинатель, почитаемый всеми Лянфан Цзюнь уже собирался предаться недоступному для себя наслаждению — сну — но ему нелюбезно помешала причина обрушения пограничной башни. Итак, Цзинь Гуаньяо не спал уже десять дней. Цзинь Яо сидел, не очень изящно подперев голову кулаком — взгляд его был печален и устремлен куда-то вдаль. Вода с потолка мерно капала на ушамао — убор было жаль, но влага помогала остудить голову. Подошвы изящных сапог омывала небольшая лужа — те части смутьянов, что можно было унести, слуги уже унесли, оставшееся придется отжимать с пола и отскребать со стен. Такую картину застал неожиданно явившийся в Лань Лин Цзинь Лань Сичэнь. — А-Яо! — разрушения заклинатель завидел еще на подлете, но вблизи они поражали намного сильнее — охваченный беспокойством Лань Сичэнь первым делом бросился проверить состояние названного брата. При виде последнего, в Цзинь Яо словно зажглось второе золотое ядро: — Второй брат! — он поднялся с места, посылая тому полную светлых чувств улыбку, — какому случаю я обязан твоим приходом? Скорее присаживайся, я велю принести чай! Лань Сичэнь застыл на пороге, не в силах сдвинуться с места от открывшегося вида. Пол заливали лужи крови, она же лилась с пробитого потолка, дорогая мебель валялась изрубленными кусками — но больше всего поражал вид самого А-Яо. Не выпустивший из руки окровавленный Хэйшен, почему-то в черном, а не в золотом, с кругами под глазами, какие бывали у переборщивших с сурьмой дев в цветочных домах, он походил на мстительного духа. Лучезарная улыбка довершала жуткое впечатление, а обычно любезное поведение сбивало с толку. — А-Яо, на Лан Лин… напали мертвецы? — не смело предположил Лань Сичень, опускаясь за стол на единственную сухую подушку. — О, нет, — Цзинь Яо помахал рукой в утешающем жесте, — несколько лет назад я, по приказу отца, избавлялся от одного клана, но так вышло, что в суматохе солдаты упустили нескольких детей. Классический случай с местью недобитого клана. Волноваться не о чем — все смутьяны уже были устранены. Лань Сичень, уже готовившийся вежливо посмеяться, застыл, подавившись воздухом. Сильные культиваторы, конечно, могли заставить свой мозг работать дольше положенного, но загвоздка состояла в том, насколько качественной будет эта работа. — А-Яо, вы с отцом… устранили какой-то клан? — Дела минувших дней, — легко согласился Цзинь Яо, — проект по строительству смотровых башен вызвал много пересудов, были упрямцы, что препятствовали особо активно. — …Что ж, — в голове сбитого с толку Лань Сиченя метался осиный рой мыслей, но воспоминания о многолетней дружбе заставляли цепляться за устойчивую картину мира, — это был действительно ценный проект… а ты, вероятно, не мог сильно влиять на решения своего отца… но как так получилось, что всего несколько человек смогли так навредить прославленному клану? — Сутра, блокирующая ток ци, — спокойно отозвался Цзинь Яо. Лань Сичень побледнел на несколько тонов. — Такого не может быть. Эта сутра находится под запретом и спрятана в тайной библиотеке Гусу, куда есть доступ только у меня и дяди. Как она могла оказаться в руках остатков небольшого клана? — От меня. На некоторое время в комнате воцарилась гробовая тишина. — От тебя? — севшим голосом переспросил Лань Сичэнь. — Да, второй брат, — Цзинь Яо с сожалением потупил глаза — в сочетании с маленькой, виноватой улыбкой, это должно было производить эффект нежного очарования, — я спрятал сутры недостаточно хорошо, и эти негодяи выкрали их во время подготовки к Собранию. — А-Яо, — голос Лань Сичэня звучал до странности хрипло, — а как эти сутры оказались у тебя? — Ах, — Цзинь Яо хихикнул в кулак, — я скопировал их из запретной секции библиотеки, когда посылал тебя за чаем. Помнишь, за тем, с женьшенем и гибискусом? Слившийся цветом со своим белоснежным одеянием Лань Сичэнь стал заваливаться на бок. В это время служанка с небольшими бубенчиками в косах наконец-то принесла чай. Боязливо поглядывая на верховного заклинателя, она обогнула его по широкой дуге и, расставив пиалы с чаем подрагивающей рукой, торопливо ускользнула за порог. Цзинь Яо проводил ее взглядом, полным глубочайшего разочарования во всем человеческом роде. Он узнал эту служанку — и небожители, разве такой реакции он заслужил? Разве не он две палочки благовоний назад, с заблокированным ядром, мчался по коридорам, героически рубя неприятеля? Разве не он спас эту девушку, разрубив голову напавшего на нее мужчины, как арбуз? Разве после такого она не должна была возжелать стать наложницей в его гареме? Впрочем, гарема-то у Цзинь Яо нет. И жены, почитай, нет. И сына нет… Порченные шлюхи, конечно, были неплохой идеей, но с годами Цзинь Яо начал понимать, что продешевил — надо было на десерт ублажить батюшку старым конюхом со срамной болезнью. — А-Яо — голос Лань Сиченя напоминал хрип трехдневного гуля. — Ох, — Цзинь Яо прикрыл рот рукавом, — я сказал это вслух? Вода с потолка продолжала капать на ханьфу Цзинь Яо, понемногу открывая золотой цвет. Значит, все-таки не черное. Взяв себя в руки, Лань Сичэнь выпрямился и сделал из пиалы большой глоток. — А Яо, прежде чем начать… разговор, — слово было выделено особой интонацией, — я хотел бы сказать, что приму тебя любым. Тот А-Яо, которого я знаю, слишком дорог мне, чтобы я мог отказаться от тебя из-за каких-то черт, которые ты мог скрывать. Цзинь Яо, мило подперев подбородок сложенными руками, слушал с самым вдохновленным видом. — Я разделил с тобой тяжелейшие годы моей юности и буду всегда хранить в сердце твой юный образ — тогда именно ты своими поступками открыл мне, насколько может быть широка человеческая душа… В выражении живого интереса на лице А-Яо проступила эмоция рассеянного непонимания. Его юный образ? Это он про того жизнерадостного идиота, что на утреннем ветру и золотой заре явился блудному батюшке в день рождения его законного сына и перечитал носом все ступени в Лань Лине? — …Я был действительно счастлив, когда наше братство дополнил старший брат. То влияние, что я оказал на тебя, он также оказал на меня… Проникновенная речь была прервана судорожным кашлем Цзинь Яо — чай попал не в то горло. Спустя заминку, Лань Сичэнь продолжил: — …И я понимаю, что его утрата могла очень подкосить тебя. Настолько, что ты мог бы решиться на поступки, которые раннее были тебе не свойственны. Я даже размышлял, не возродить ли наше братство, пригласив кого-то третьего… Пробив стол, Хэйшен с лязгом вонзился в пол. Цзинь Яо продолжал улыбаться, но теперь улыбка напоминала гримасу человека, у которого свело зубы. Изящная ладонь мертвой хваткой сжимала окровавленную рукоять меча. Лань Сичэнь сидел мраморной статуей, так и не закрыв рта — оставшаяся половина фразы застряла в горле. — Прошу прощения, второй брат, — муха. — Муха? — эхом повторил Лань Сичэнь. — Муха. — не меняя выражения лица, Цзинь Яо попытался вытащить меч. Однако, тот вошел в пол слишком глубоко — несколько раз дернув рукоять на себя со всей имеющейся силой он так и не смог вытащить меч. Поняв, что не достигнет успеха, Цзинь Яо вежливо сложил руки и перевел взгляд на Лань Сичэня, всем своим видом показывая, что готов к продолжению разговора. Хэйшен так и остался торчать в столе. Помедлив, Лань Сичэнь взялся за рукоять и, вытащив меч, аккуратно положил его на пол рядом. — Прости, А-Яо. — внезапно выдохнул тот. — За что? — Я знал, с каким трепетом ты относишься к нашему братству и брату Минцзюэ. В конце концов, это именно он первым принял тебя в свою армию, позволив начать свой путь туда, где ты сейчас. Я даже не могу предположить, сколько сожалений у тебя может быть связано с его уходом. — Второй брат, пожалуйста, не нужно ни за что извиняться! –А-Яо торопливо перегнулся через стол, чтобы заключить ладони Лань Сичэня в свои. — На самом деле… — собравшись с духом, он взглянул в глаза напротив, — на самом деле это именно ты здесь должен винить меня. — Тебя? За что? — не понял Лань Сичэнь. — Второй брат помнит тот инцидент, когда я убил главу ордена Вэнь? — дождавшись кивка, Цзинь Яо продолжил, — а то, что произошло, когда явился ты? Расстегнув наруч разом подобравшегося Лань Сичэня, Цзинь Яо обнажил неширокий шрам на запястье. — Я должен был предвидеть, что старший брат сорвется, — тонкие губы коснулись белой кожи, вызвав у Лань Сичэня мурашки, — и устранить его раньше. — А? — звук невыразительного удивления был единственным, что смог вымолвить в очередной раз застывший от шока Лань Сичэнь. — В конце концов, — Цзинь Яо выпустил руку, отсев обратно на свое место, покачал в ладонях пиалу чая, — я знал его звериный характер. Этот лесной кабан порывался разыгрывать из себя великого героя-уравнителя, в душе не чая о том, что такое стратегия. В самом деле, какой еще идиот мог возжелать умереть за несколько бесполезных пешек, при этом являясь генералом целой армии таких же? — Прости, А-Яо — тот перевел взгляд на собеседника — Лань Сичэня окружала неожиданно мрачная аура, взгляд был как никогда пронзителен, черты лица заострились, — но в этом вопросе я на стороне брата Минцзюэ. — Пожертвовал бы самой значимой фигурой ради нескольких мелких, сгубив всю партию? — не уловив подвоха, Цзинь Яо вопросительно склонил голову на бок. — Нет, — угрожающая аура вокруг Лань Сичэня стремительно сгущалась — встав из-за стола, он медленно, с металлическим шелестом вынул Шоюэ из ножен, — не стал бы делить людей на более и менее полезные фигуры. Цзинь Яо хихикнул в рукав: -А второй брат, оказывается, романтик. — Цзинь Гуаньяо! — крик Лань Сичэня заставил того уставиться на собеседника, удивленно хлопнув ресницами. — Ты понимаешь, что натворил?! Понимаешь свое положение?! Понимаешь, как будешь расплачиваться за то, что совершил? Что со всем этим буду делать я?! Чем я теперь могу тебе помочь?! Лань Сичэнь был подобен буре — аура гнева и отчаяния в воплощенной физической форме. Сгустившийся воздух потрескивал грозовыми раскатами, листья уцелевших фолиантов колыхались от перепада давления. Шоюэ дрожал в мертвом захвате — то ли от решимости, то ли от страха владельца. Под яростной, рубленной складкой бровей блестели от не сдержанной влаги глаза. — А, на самом деле можешь. — так и не проникшийся атмосферой Цзинь Яо лучезарно улыбнулся. — Могу? — в выражении гнева и отчаяния проступило непонимание. — Ага, — Цзинь Яо радостно кивнул, и, скользнув Лань Сичэню за спину, с неожиданным проворством крутанув того за пояс, стянул верхний слой ханьфу, оборвав рукав о меч. — Одолжи мне свои верхние одеяния, чтобы я мог завернуться в них, как в одеяло и чувствовать твой запах во сне! И, стремительно выполнив изложенное, моментально уснул, даже не потрудившись перебраться на кровать. Лань Сичэнь был оставлен стоять посреди комнаты с мечом в руке и выражением беспомощной, немой ярости на лице, пока человек, которого он, по чести, должен был убить, спал, завернувшись в его ханьфу и улыбался самой милой, невинной и лучезарной улыбкой на свете.

***

Цзинь Яо мог по пальцам одной руки перечислить, сколько раз в жизни пробуждение ото сна приносило ему такое удовольствие — руки и ноги полны сил, в голове абсолютная, незамутненная ясность, золотое ядро гонит по жилам накопленную энергию — по ощущениям, он словно перепрыгнул несколько ступеней культивации. Сладко потянувшись, Цзинь Яо выпутался из одеяла (одеяла?) запах которого был приятен и как будто смутно знаком, после чего распахнул глаза новому дню. И обомлел. Посреди его покрытой засохшей кровью опочивальни, совершенно неизящно облокотившись об расколотый на две части стол — из обломков торчал воткнутый в пол Шоюэ — сидел в одном нижнем ханьфу очень помятый и мрачный, простоволосый Лань Сичэнь. Прямо из кувшинного горла он жестом деревенских пропойц заливал в себя самое крепкое (насколько Цзинь Яо мог судить по запаху) вино во всем Лань Лине. Рядом с ним валялось еще несколько кувшинов и вперемешку с ними — традиционная гуань Гусу. — Второй брат! — Цзинь Яо моментально сорвался с места и бросился к Лань Сичэню. В голове носилась беспорядочная канитель самых разных вопросов. Почему комната в таком виде?! Почему Лань Сичэнь тут?! Почему при своей непереносимости алкоголя выпил столько, сколько в своей жизни не хлестал старший брат?! И почему, ради всего святого, он — Цзинь Гуаньяо — спал на полу, завернувшись в его верхнее ханьфу?! Отвлекшийся от кувшина Лань Сичэнь глянул на Цзинь Яо так, что тот застыл на месте, не найдя в себе сил приблизиться. — Вот ты и проснулся, А-Яо. — голос Лань Сичэня был хрипл и странно спокоен — не в пример устрашающему виду. — В-второй брат, — Цзинь Яо осторожно обратился, — оставь этот кувшин, пожалуйста. Разве у тебя нет непереносимости к алкоголю? — Дело в том, — издав звук, похожий на кряхтение (!!!) Лань Сичэнь, опершись об стол, поднялся с пола, — что на днях у меня произошло небольшое искажение ци, — и прежде, чем Цзинь Яо успел ужаснуться, закончил, — теперь мой организм в принципе не восприимчив к алкоголю и я не могу напиться. Даже если захочу. — В-второй брат? — Лань Сичэнь надвигался на Цзинь Яо мрачным изваянием. — А еще на днях я узнал одну… Хотя нет, не одну — их было достаточно… Так вот, я узнал страшную тайну. Которую знать никогда бы не хотел. О тебе. Мысли Цзинь Яо заметались с новой силой. Что из того, что он скрывает, мог узнать второй брат? Цзинь Яо тщательно скрывает свои секреты — ни один из них не мог всплыть наружу, если бы он сам того не захотел. Возможно, ответ кроется в тех отсутствующих воспоминаниях, что раскрывают, каким образом Цзинь Яо оказался в настоящем положении? Но что это за воспоминания?! Как ему узнать это, когда на него надвигается этот странный, злой, явно не собирающийся давать время на раздумья второй брат?! — Но как я уже сказал, — неожиданно, Лань Сичэнь прижал Цзинь Яо к стенке и сгреб его ладонь в свою, — твои проступки это и мои проступки тоже. Я сам позволил тебе стать тем, кем ты стал. Прежде чем Цзинь Яо успел понять смысл его речи, свободной рукой Лань Сичэнь сдернул со лба клановую ленту. Не в силах вымолвить из себя слова, Цзинь Яо тупо смотрел, как он туго повязывает один конец вокруг его запястья, другой — вокруг своего. — И я приму тебя — закончил Лань Сичэнь, — сколько бы грязи в тебе не открылось. — В-второй брат… А-Хуань… — Цзинь Яо чувствовал себя прекрасной девой из глупых сказок. Он прекрасно знал о смысле клановой ленты Гусу — и то, что ее в реальности, не в фантазиях, вот так взял и вручил ему его А-Хуань, вмиг сделало его настолько счастливым, что недавние странности забылись, как мимолетный сон. Между тем, Лань Сичэнь обнял Цзинь Яо — тот, конечно, поспособствовал, незамедлительно нырнув в его объятия — и продолжил: — И ответственность, что висит на тебе, мы разделим на двоих. У меня как раз есть подходящий дом… дома для нас. Надеюсь ты любишь горечавки, А-Яо. Смутные подозрения, задвинутые в дальний угол сознания, заставили Цзинь Яо поднять вопросительный взгляд на спутника на пути совершенствования — тот был исполнен мрачной, обреченной решимостью, совершенно не соответствовавшей радостному случаю. — А?