Поздно пить боржоми

Сначала Бруно считал, что идея устроить их базу в баре, — ужасная. Особенно в рабочем баре. Особенно как прикрытие для их вида деятельности. Пассионе — достаточно влиятельная банда, может себе позволить подкупить пару-тройку копов, чтобы те не задавали вопросов, но, судя по всему, Польпо (или, прости Господи, сам босс) любили поиздеваться над солдатами хорошенько. Так думал Бруно сначала. Парадокс работы в мафии заключается в том, что добрая половина всей банды не знает, как мафия, собственно, работает; кто бы что ни говорил, а «Крёстный отец» — отнюдь не лучший пример для подражания. Словом, половина банды уверена, что мафия значит разбой, вседозволенность и кучу денег, которые можно легко растратить. К сожалению, Бруно оказался в той половине, которая обречена эту кучу денег зарабатывать. С его хилой командой — он и два эмоционально нестабильных подростка, — держать бар оказывается трудно, так что босс любезно подкидывает им пушечное мясо, а Бруно любезно заставляет их испытывать все прелести работы в сфере обслуживания. Не спасает его от того, чтобы и самому быть на передовой. Фуго Бруно запер на кухне — с взрывным нравом с гостями говорить уж точно нельзя, и звукоизоляция в кухне неплохая. Не слышно, как Фуго ругается со сковородой. Наранчу он отправил в официанты перво-наперво, но понял, что облажался, — у Наранчи не было способности к чистописанию. Так что Бруно переместил мальчишку на склад, а сам занялся и работой официанта, и работой бармена, — по крайней мере, будет больше чаевых. В их бар заходил разный народ — ничего не подозревающие туристы, местные из округи, бандиты и несчастные жёны, старики и совсем молодые ребята. В их баре полицейский мог пить на брудершафт с вором, могли проходить тайные сделки и небольшие концерты, и Бруно даже не заметил, как его неохотное стремление к поддержанию имиджа бара превратилось в искреннюю любовь. Он выучился довольно быстро принципу улыбаться и слушать. Он выучился со скрипом красиво мешать коктейли. Но что ему нравилось больше всего — постоянные гости. Бруно наблюдал за их новым постоянником уже с неделю. Его трудно было не заметить: неровно отросшие грязные волосы, которые выглядели серыми; яркий макияж, постоянно смазанный и неаккуратный; чёрное пальто в пол и разбитый нос. Он приходил каждый день, к шести вечера, и заказывал постепенно — две бутылки вина для начала, бутылка виски в продолжение, два шота текилы… дальше он ещё не заходил, на памяти Бруно, потому что обычно начинал всхлипывать и, бросив на стол мятые лиры, уходил. Он всегда садился за отдельный столик, не разговаривал ни с кем за исключением оглашения заказа и выглядел не печальным, но абсолютно отчаявшимся, одиноким, чёрствым. Бруно очень хотелось его разговорить. Кроме того, у него было смутно знакомые очертания лица, но это отходило на второй план перед невыносимой загадкой отчаяния незнакомца. В конце концов, Бруно также было ужасно скучно. Поэтому, когда стечение обстоятельств заставило весь бар наполниться группами друзей, парочками и одинокими любителями пропустить стаканчик, занявшими все свободные столы, Бруно терпеливо ожидал своего таинственного незнакомца. Он вошёл спустя час пристального наблюдения за входной дверью, и на его лице, обычно искажённом в гримасе отвращения ко всему миру (и к себе, в том числе), блеснуло мгновенное удивление, быстро сменившееся разочарованием. Бруно наблюдал со стороны, отдав бразды правления барной стойкой одному из подосланных боссом шестёрок. Незнакомец мялся. За барной стойкой оставались места, но, видимо, одна лишь мысль о том, чтобы кто-то видел его лицо близко, приводила незнакомца в ужас. Тем не менее, Бруно заметил, как дёргались его пальцы, как раздражённо он стучал по полу ногой. Благодаря работе в баре Бруно довелось встретить множество пьяниц, и он прекрасно знал, что никакие принципы не победят зависимость того, кто не желает от неё избавиться. Когда вернувшиеся с улицы два парня толкнули таинственного незнакомца Бруно, он встрепенулся, будто очнувшись ото сна, и поморщил нос — от обоих парней несло табаком. Бруно скорее почувствовал, чем увидел, как его загадочный постоянник обречённо вздохнул и направился прямо к барной стойке. Бруно ловко вернулся на своё законное место и сразу же начал искать вино. — Castello D'Albola? — предложил Бруно, выбираясь из-под стойки и обнимая бутылку вина. Он улыбался своей самой яркой улыбкой «для гостей». — Плевать. Любое возьму, — проворчал незнакомец, усиленно глядя на поверхность стойки. Через мгновение он поднял взгляд на Бруно: — Подождите. Откуда вы… — Мы помним предпочтения наших постоянных гостей, — улыбнулся Бруно, наливая вино в бокал. Обычно таинственному незнакомцу приносили бутылки, и он пил прямиком из них, но педантичная часть Бруно всегда мечтала угостить его вином правильно. — Не то, что хочется услышать от бармена, — незнакомец усмехнулся, и его голос, простуженный и грубый, приобрёл очаровательную низкую хрипотцу. — Вас трудно не запомнить, — отметил Бруно, подвигая бокал к гостю. Тот проигнорировал очевидный флирт, и Бруно едва не закатил глаза на самого себя. Да, ему было скучно на обычной работе, — после того, как семь лет занимался ликвидацией врагов банды, любая работа покажется скучной. Это не значило, что ему надо было флиртовать с каждым вторым алкоголиком. Бруно решил отвлечься на помощь несчастному за барной стойкой, который уверенно ронял шейкер. В этой работе он также любил и созидательный аспект — от него не требовалось быть самым впечатляющим барменом в мире, но Бруно сам по себе выучился подкидывать джиггеры, как монетки, и готовить коктейли красиво. Ещё один способ разнообразить скуку — вызывать восхищение. И он бы соврал, если бы сказал, что его не радовали положительные отзывы на коктейли, которые он делал. Бруно оторвало от приготовления текилы санрайз острое ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Он небрежно долил сок в коктейль и, улыбнувшись поспешно гостье, обернулся в поисках нарушителя спокойствия. Им оказался таинственный незнакомец собственной персоной. Он смотрел на Бруно тяжёлым взглядом из-под копны немытых волос, нервно постукивая пальцем о свой опустевший бокал. Бруно тут же понял намёк. Он быстро достал уже открытое вино и наполнил бокал незнакомца наполовину, как следует. Когда гость не принял бокал, Бруно со вздохом долил почти до краёв. На лице незнакомца тенью мелькнула улыбка. — Хорошая техника, — он пробормотал едва слышно. Бруно расцвел в своей обманчивой улыбке. — Вы пробовали наши коктейли? Незнакомец, которого явно застал врасплох этот вопрос, нахмурился. — А… да, ну… однажды, — он наконец ответил, едва слышно. — Вам повторить? — Бруно очаровательно подмигнул. Жест остался проигнорированным. Снова. — Не вижу смысла. Я просто хочу надраться. Этими словами незнакомец словно поставил точку в разговоре. За вечер он не произнёс больше ни слова. *** — Бруно, когда мы уже пойдём резать мусоров? — В должностной инструкции не было пункта «резать мусоров», — бросил Бруно. — Да не было никакой инструкции, мы мафиози! — Наранча всплеснул руками, но всё же поднял ящик с лимонами и ревностно прижал его к себе. — Сейчас мы разбираем поставку, — терпеливо объяснил Бруно. — Сначала это, потом мафия. Бруно вытащил из коробки с текилой затесавшуюся бутылку виски и застонал в мучениях. Наранча понял намёк и отправился к заднему входу, обнимая лимоны. Бутылка виски была отставлена в сторону, коробки стояли перед ним, а жаркое неапольское солнце грозилось расплавить мозги Бруно до того, как они перетащат всё в бар. Он поднял взгляд от коробки с текилой, и увидел перед собой тёмное пятно. Бруно протёр глаза, но пятно не исчезло, а разве что начало двигаться. В следующий раз надо будет надеть шляпу перед работой под палящим солнцем. Ему потребовалось время, чтобы увидеть в пятне человеческие очертания, и потом ещё несколько секунд, чтобы соединить увиденные им черты лица с теми, которые занимали его память. — Я не на службе сейчас, — отчитался Бруно своему таинственному незнакомцу, утирая пот со лба. — Я вижу, — Бруно смотрел на него с ужасом и восхищением. Он не понимал, как можно в такую погоду шататься в чёрном плаще. — Я буду за баром этим вечером. — Знаю. Но пока, — незнакомец протянул ему что-то тёмное и мокрое. — Возьми. Бруно принял в руки тряпку и глупо уставился на неё. Прохладная влага успокаивала его даже на кончиках пальцев. Как только его сознание поняло её предназначение, Бруно тут же положил её на голову. — Боже, спасибо. — Можно просто Аббаккио, — усмехнулся незнакомец, всё так же очаровательно хрипло. — Аббаккио? — Леоне. Леоне Аббаккио, — повторил незнакомец, — Леоне, — ёжась будто от холода. — Приятно познакомиться, — Бруно натянул свою специальную улыбку для гостей. — Не улыбайся так, у меня мурашки по коже, — отмахнулся Леоне. — Ты выглядишь, как восковая фигура. — Ну, я скоро растаю в этой жаре, — Бруно сдался. Освободить своё лицо от этой улыбки было благословением. — Не смей, я ещё не попробовал твоих коктейлей. Между ними повисла странная тишина, и Бруно размял плечи. — Спасибо, — сказал он уже более искренне. — Я Бруно. Бруно Буччеллати. — Рад знать. Тишина продолжилась. — Ну, мне надо закончить с этим… — Бруно указал на коробки, а также на Наранчу, который появился из-за двери, словно любопытный щенок. — Ага. Оставь тряпку себе. Удачи. Леоне не дождался ответа, и в несколько быстрых шагов уже оказался намного дальше от Бруно, чем хотелось бы. Бруно перетащил тряпку на лицо и потянулся, ложась на землю. — Чего ты там говорил? Сначала поставка, потом мафия? — Да, Наранча, — Бруно не отрывал ткань от своего лица. — А чего это был за тип? — Наш постоянный… — Мутный он какой-то. Лицо знакомое, — Наранча звучал задумчиво. Бруно стянул уже почти высохшую тряпку с лица и поднялся на ноги. Они разбирали остатки коробок уже более активно, — Бруно почувствовал, как влажная ткань открыла в нём второе дыхание, а на Наранчу, видимо, не распространялись правила тепловых ударов. В случае с Наранчей и солнечным ударом было непонятно, кто кого ударит первым. — Я понял, откуда его знаю! — воскликнул Наранча, чуть не роняя бутылки, которым не нашлось место на складе. — Кого? — Ну, того, мутного. Бруно поджал губы и попытался скрыть своё любопытство. Наранчу не требовалось подталкивать к продолжению: — Он меня арестовал однажды! — Серьёзно? — Ага, щас расскажу… *** Что Бруно знал о своём таинственном больше-не-незнакомце: его звали Леоне Аббаккио, он точно был в полиции однажды, и он пил так, словно хотел растворить себе печень за один вечер. Бруно никогда не говорил ему прекратить. Чем больше он выпьет, тем большую выгоду получит их прикрытие, тем больше денег будет у босса, и тем вероятнее, что Пассионе скоро прикроют эту затею. Да, это было интересным опытом, но Бруно хотелось быстрее вернуться к настоящим делам. Настоящие дела никогда не кончались тем, что он едва удерживал себя от флирта с чёртовым полицейским-алкоголиком. Многие в полиции спивались — работа всегда оказывалась куда менее щадящей, благородной и радостной, чем им обещали на обучении. Многие приходили сюда — шумные места на отшибе вроде их бара были отличным убежищем для всех, кто старался не попасться знакомым на глаза. Леоне уже едва не лежал на стойке, покачивая стакан с виски. Лёд в нём давно растаял, и напиток стал бледным и печальным. К несчастью Бруно, ещё и людей в баре было невыносимо мало. И только один за стойкой. Леоне пришёл сегодня и намеренно сел не за столик, а к нему. Они не говорили, но прекрасно понимали друг друга. Бруно готовил коктейли и разливал напитки для того незначительного количества гостей, которые сегодня зашли, а Леоне постепенно и уверенно пил — одну бутылку вина, вторую, виски… Бруно было искренне интересно, дойдёт ли он до текилы сегодня. — Тяжёлый день? — спросил он, наклоняясь к Леоне. Хороший вопрос для начала — он всегда может оценить ситуацию, зайдя издали. — Дерьмовый, — пробурчал Леоне, окончательно заваливаясь на барную стойку. Бруно убрал виски в сторону. — Отдай. Я всё ещё не в дрова. — Ты хочешь отключиться совсем? — бросил Бруно слегка раздражённо. Он не мог не беспокоиться о человеке, который сделал ему добро. — Да, — рыкнул Леоне, и на секунду начал всерьёз напоминать Бруно льва. — А теперь просто долей мне виски и отъебись. — Мне кажется, тебе уже хватит. — Мне кажется, — отчеканил Леоне. — Тебе надо делать свою работу. Бруно прикусил язык до боли и бесцеремонно вылил остатки виски в стакан. В этот миг, почему-то, состояние Леоне беспокоило его куда больше, чем заработок заведения. *** Бруно редко уходил куда-то с работы — в том была прелесть базы под прикрытием. У них были комнаты, гостиная, кабинет, скрытые от любопытных взглядов. У Бруно также была своя квартира, в которой его ничто не ждало, — ни семьи, ни животных, ни растений. Но он считал, что ради приличия можно иногда туда наведываться. Он вышел через задний ход, пряча лицо и ощущая свой станд на кончиках пальцев. Позволять себе расслабляться нельзя было нигде. Бруно завернул на свою улицу и услышал громкий душераздирающий кашель. Не естественный, как при болезни, но надломанный. Каждый кашель звучат отдельно друг от друга, как плевок. Вслед за ним последовал резкий взрыв рвоты. Источник звука был совсем близко — у фонарного столба. Бруно аккуратно приблизился, зацепившись взглядом за чёрный плащ. Какая-то часть его надеялась встретить Леоне. Какая-то его часть находила такую встречу романтичной. — Господи… — произнёс ещё более сдавленный, но знакомый низкий голос. — Леоне? — А? — Леоне обернулся, встретившись мутным взглядом с Бруно, и оскалился, будто пытаясь его отпугнуть. Бруно сделал несколько шагов ближе. — Не… не подходи. Я ещё не всё, — прохрипел Леоне, и Бруно абсолютно точно не собирался его слушать. Как только Леоне отвернулся и начал заходиться в тошнотворных конвульсиях, Бруно подошёл к нему и убрал его волосы с лица. Некоторые пряди были липкие. Леоне не смог противиться, даже если хотел бы, — его начало рвать, и Бруно смотрел на ядовито жёлтые пятна, растекающиеся по земле, как завороженный. Неужели всё это время, когда Леоне приходил к ним, он ничего не ел? Он никогда не заказывал еду у них, это уж точно… Бруно увереннее сжал его волосы. — Всё нормально, нормально, давай, — Бруно утешительно похлопал Леоне по плечу в непонятном, человеческом желании утешить страдающего. — Отвратительно… — пробормотал Леоне, не обращаясь ни к кому. Он утёр губы тыльной стороной ладони. — Я отвратителен. Бруно нервно перебирал пальцами его засаленные локоны. — Еблан, — сказал Леоне категорично, всматриваясь в лужу на земле. В ней не было никаких комков — только алкоголь и желудочный сок. Сердце Бруно сжалось. — Спасибо, — спустя несколько секунд молчания прохрипел Леоне, явно обращаясь уже не к самому себе. — Бруно. Его имя, сказанное Леоне, звучало рычаще, грубо, но с мягкостью, присущей только искренним людям. Бруно устало провёл пальцами по волосам Леоне. — Я… мне нужно… надо идти, — Леоне совершил попытку подняться, и Бруно тут же бросился ему на помощь. Общими усилиями у них удалось поставить Леоне на шатающиеся слабые ноги. — Ты рядом живёшь? — уточнил Бруно. — Не твоё дело, — мгновенно прорычал Леоне, но тут же поник. — Прости. Я… я дойду. Всё будет в порядке. Леоне опирался на его плечо, и Бруно позволил себе всмотреться в его лицо. Под светом фонаря оно выглядело белым, призрачным, лишённым любых признаков жизни. Глаза у Леоне были тусклыми, ресницы — светлыми. Его лицо только начало приобретать остроту, свойственную брошенности и голоданию. Он был молод, но исцарапан сожалениями. Его губы были измазаны помадой и пахли ядовитым перегаром. Бруно смотрел на них, точно зачарованный. Ему хотелось спросить, почему его губы всегда накрашены. Ему хотелось спросить, откуда у него деньги на алкоголь. Ему хотелось спросить, почему он носит чёрный плащ с высоким воротником в жару. Но он спросил: — Что, тяжёлое дело попалось? — Ч… чего? Какое дело? — Леоне говорил едва слышно, будто боялся быть пойманным. — Всё нормально. Я знаю, ты полицейский. Вы часто к нам захаживаете. Леоне вздрогнул, точно его пристрелили. Он резко отстранился от Бруно и посмотрел на него взглядом, полным ужаса и отвращения. — А это уже точно не твоё дело, — сощуренные глаза Леоне обрамляла растёкшаяся тушь. — Я… — Пока. Приятно было увидеться, — прохрипел Леоне, и пошёл прочь с улицы самым быстрым шагом, которым позволяло ему опьянение. Бруно смотрел вслед его чёрному плащу, и каждый шаг Леоне оставлял за собой невидимый след. *** Бруно поставил на кухонную стойку пакет с продуктами и тяжело выдохнул. Взгляд Фуго переметнулся к нему. — Сделаешь боскайолу? — спросил Бруно, вытаскивая продукты из пакета. Фуго неохотно поднялся со своего насиженного места и принялся листать книгу с рецептами, которую всегда держал под рукой. Бруно не переставал удивляться общей несчастной покорности Фуго, которая, тем не менее, не освобождала Бруно от расспросов. — У нас нет её в меню, знаешь, — Фуго запомнил всё меню в первую неделю работы, а ещё через неделю запомнил и все рецепты. — Если хочешь пообедать, я могу приготовить что-то побыстрее. Заказов сегодня толком нет. Фуго, тем не менее, всё равно кипятил пасту в нескольких кастрюлях, и время от времени проверял пудинг в холодильнике. — Это не мне, — признался Бруно. Фуго начал стругать шампиньоны. — Ты подался в меценаты, раз бесплатно еду раздаёшь? — пробормотал Фуго, не оборачиваясь на Бруно. — Ну же. Если хочешь, я сам за это заплачу. — Да нахер надо, — отозвался Фуго. — Лучше расскажи, с чего такие запросы. Бруно вздохнул и прикусил губу, обдумывая, стоит ли рассказывать всю историю. Да и что он мог рассказать? «У нас появился постоянник с очень несчастным и очень красивым лицом, мне захотелось узнать его получше, он дал мне смоченный шарф, который пах лавандой, чтобы я не умер от теплового удара, а потом я встретил его, блюющего на моей улице, и подержал его волосы, и мне очень хотелось его поцеловать, и он, кажется, вовсе не ест, и я беспокоюсь, и…» Фуго терпеливо выжидал ответа. Его лицо было красным от кухонной духоты. — Один из наших постоянников. Просто хочу угостить, — тихо произнёс Бруно, признаваясь будто в преступлении. Эти слова настолько утрировали ситуацию, что Бруно чувствовал гадкий привкус лжи на языке. — Зачем? — недоуменно спросил Фуго, оторвавшись от петрушки перед ним. — Просто… просто так. Угостить, чтобы приходил ещё. Создать хорошее впечатление. Сам понимаешь, — отмахнулся Бруно. Он чувствовал, как пот покалывает его загривок. — Мхм, — Фуго вернулся к готовке, и больше не спросил Бруно ни о чём. *** — Это тебе, — Бруно поставил перед Леоне тарелку с пастой, и тот поднял на него мрачный взгляд. — Сколько с меня? — он спросил сухо, недоверчиво. Обычная доброта будто пугала его, отталкивала. Он скалился и старался держаться подальше, словно мог обжечься. — Нисколько. Это угощение. Леоне посмотрел на пасту, ещё горячую, и начал внимательно изучать шампиньоны в ней. Его взгляд был пустым… опечаленным. Будто Бруно расстроил его — нет, не расстроил. Подвёл. — Что тебе нужно от меня? — прорычал Леоне низко, гортанно. Он не притрагивался к еде. — Почему ты так со мной возишься? Бруно пожал плечами. — Поддерживаю преданность клиентуры. И ты мне нравишься. Леоне отшатнулся, как будто от пощёчины. Его лицо исказилось в отчаянии. — То есть… — он отряхнулся, освобождая голову от мысли. В Леоне словно боролись два одинаково сильных чувства — голод и вера в собственную никчёмность. Бруно с болью смотрел на загадочного явно-не-полицейского и думал, думал, думал. Почему он боится? Почему ненавидит себя так сильно? Почему морщится на обыкновенное проявление сострадания? Почему его ногти сломаны, почему в его глазах столько боли и одиночества, почему он пьёт вино, потом виски, потом текилу, потом — свои слёзы? Сердце Бруно замерло. Он осознал, как сильно хотел узнать Леоне. Как сильно хотел протянуть ему руку помощи. Как сильно хотел сказать, что всё будет в порядке. Бруно был в этом хорош — в утешениях, в ласке, в вербовке новых членов для их банды. Бруно был лицемерным, и Бруно видел в Леоне только потенциальную пешку босса, и Бруно хотелось быть к нему ближе, и он не находил в себе совести сожалеть об этом. — Тебе необязательно есть, — мягко сообщил Бруно. — В крайнем случае, я съем всё сам. На это Леоне неожиданно прыснул и тут же прикрыл своё лицо. — Хочешь половину? — Леоне, наконец, взял вилку и начал мерно накручивать пасту на неё. Бруно улыбнулся — по-настоящему. Искренняя улыбка Бруно была не красивой, не выверенной. Он улыбался зубами и глазами, щурился и пытался подавить свою радость. Леоне взглянул на него с неестественной мягкостью. — Эта мне нравится больше. Бруно отвёл взгляд. — Ну же, — Леоне протянул ему вилку с пастой. Она пахла великолепно. — Попробуй. — Я могу принести вторую вилку. — Меня не волнует, — беспечно заявил Леоне. — Если тебе нормально, можем на заставлять твоего повара мыть ещё больше посуды. Из-за двери в кухню послышались неразборчивые ругательства. Бруно не смог подавить смешок. — Ага, тут ты прав. Давай-ка, — Бруно наклонился, и Леоне направил еду прямо ему в рот. Бруно, согретый вниманием и тёплой пастой, улыбнулся ещё раз. И он мог поклясться, что видел улыбку и на лице Леоне. *** — Я хочу попробовать твои коктейли сегодня, — сказал Леоне сразу после того, как сел за стойку. Он пришёл не по расписанию сегодня — на улице ещё высоко стояло солнце, и никого в баре не было. Бруно не мог сказать, что он против. — Правда? — он просиял. — Да, да. Только не радуйся так, это просто… захотелось разнообразия, вот и всё, — румянец хлынул к щекам Леоне, и он внезапно стал таким живым, таким тёплым, таким юным. Будто вся его печаль исчезла на одно лишь мгновение, отступило перед нежностью его просьбы. — Без проблем, — усмехнулся Бруно. — Что-то конкретное? Леоне цокнул языком. — Удиви меня. Бруно хитро заулыбался и наполнил стакан льдом, нежно жгущим пальцы. Он делал свою работу быстро, уверенно, и Леоне наблюдал за ним, но будто не видел, — его взгляд застыл в одной точке задумчиво, цеплялся за движения Бруно. Румянец не сходил с его щёк, и его волосы сально блестели под жёлтым светом ламп. — Вот, — Бруно поставил перед ним хайбол, наполненный яркой, солнечной жидкостью. Леоне с интересом осмотрел стакан. — Очень… броско, — прокомментировал он неуклюже, будто очнувшись от полудрёмы. Синяки под его глазами были похожи на полумесяцы. — Ещё и вкусно. — Ага, — недоверчиво отозвался Леоне и припал губами к краю хайбола. Чёрная помада оставила след по краям. Бруно терпеливо ждал его отзыв, постукивая пальцами по стойке. Леоне аккуратно, словно кошка, пробовал коктейль, — сладкий с лёгкой кислинкой, с цедрой лимона в виде украшения. Бруно был неожиданно сильно горд своим творением и, чтобы не выдать своё волнение, начал убирать стойку, — сок, лимон со снятым скальпом, бутылки и лёд. — Так сладко, — прошептал Леоне, и Бруно взглянул на него. Мрачная маска покинула его лицо и оставила присущее молодости светлое удивление. Бруно был приятно удивлён, что его таинственный, хмурый Леоне имел слабость к сладкому. Не произнося ни слова, Леоне допил коктейль. — Вам повторить? — игриво уточнил Бруно. — Пожалуйста, — парировал Леоне с удивительной серьёзностью. Они легко болтали, и Бруно делал коктейль за коктейлем, и Леоне начал улыбаться чаще — зубасто и резко, будто не привык к тому, как менялось его лицо. Видеть это было удивительно. — Знаешь, я… я был полицейским. Приходил сюда ещё с ребятами из моего отдела и из академии, — признался Леоне тихо. Лёгкость исчезла из его голоса. — Я мечтал о работе в полиции всю жизнь, но… — Реальность не похожа на мечту? — Дело в том, что в своих мечтах я явно представлял кого-то другого, а не себя. Кого-то… кого-то лучше. Кто не бесполезный кусок дерьма, у кого есть мораль и силы творить… творить справедливость, понимаешь? Я не смог. Я и сейчас не могу, — Леоне сделал ещё глоток коктейля. — Господи, эта бадяга развязала мой язык. Не слушай, это просто пьяные бредни. Хуйню сморозил. Бруно улыбнулся, протирая стакан. Ни в одном из коктейлей, что он подавал Леоне, не было алкоголя.