Теплее, чем кажется

Этот тур шоу точно обещает быть интересным. Аня думает так, когда впервые видит заявленный список участников на ближайшие несколько выступлений и одну за другой выцепляет в нём знакомые фамилии. Наверное, этому стоило бы радоваться – всё-таки, привычная компания, в которой будет спокойно и комфортно тренироваться, выступать и, может быть, даже проводить долгие совместные вечера где-то далеко-далеко от родного катка в Москве. Аня и радуется, честно и радостно делится в соцсетях новостями о предстоящих поездках. А потом в список участников тура неожиданно вписывается Женя. Ему Аня тоже старается радоваться не менее искренне и честно, так же, как и остальным ребятам. И у неё вроде бы получается – она чувствует воодушевление от предстоящей встречи, успевает даже написать Жене короткое, незначительное сообщение, поздравить с тем, что он присоединяется к их команде, и  получить такой же коротко-незамысловатый благодарный ответ. Но вместе с этим в душе как будто бы возникает ещё что-то, нелогичное и непонятное. Раз за разом разглядывая обновлённую афишу и всё так же натыкаясь на Женино имя, Аня смутно волнуется и ощущает, как внутри незаметно расцветает щекочущий трепет.  Это кажется неправильным, странным, разрушает привычный рабочий настрой, застревая в голове как будто бы прочно и надолго. Но с другой стороны, с чего бы ей этому подчиняться? Аня гонит от себя подобные мысли, старается сосредоточиться на подготовке к шоу и обещает отложить всё это хотя бы до общей встречи, не нагнетать и не переживать заранее. До вылета она тренируется, оттачивает новый, общий с девочками номер, репетирует собственные показательные, и в целом ей вроде бы удаётся привести себя в норму. Ровно до первой тренировки во Владивостоке. Там неожиданно оказывается, что тренеры решили согнать на прогон всех вместе, должно быть, чтобы можно было сразу привыкнуть и потом действовать спокойнее и удобнее. Только у Ани получается прямо наоборот. Толкаться со всеми на общем льду ощущается тесно, душно и неловко уже с самого начала, когда толком не получается ни разогнаться, ни полностью откатать хоть что-нибудь, а со всё увеличивающимся количеством человек и за бортиками, и на катке становится только хуже. Она пропускает момент, когда на репетицию приезжает питерская команда. Точнее, сперва она замечает только Лизу и Андрея, кивает им в знак приветствия, а потом в животе знакомо вздрагивает и вскидывается тёплая волна, когда следом на льду показывается Женя. Аня невольно засматривается. Женя тренируется в светлой рубашке, так резко выделяющейся среди всех остальных, прокатывает какую-то свою хореографию, завораживает, притягивает и в целом выглядит так, что у Ани не получается заставить себя перестать вглядываться в него так явно и откровенно. И кажется, ей везёт, что Женя этого всего как будто не замечает, продолжая сосредоточенно репетировать. Ане становится стыдно за свою наглую назойливость. Действительно, ей ведь и самой выступать совсем скоро, а она что? Позволяет себе сбиваться и витать в облаках на тренировке, где и время, и лёд, ограничены настолько, насколько вообще возможно? Остаток прогонов Аня изо всех сил старается собраться и нормально, качественно откатать то, что положено, старательно исправляется на каждое, даже самое мелкое замечание тренеров и всё время пытается не думать о Жене, о том, каким вдруг замечательным, красивым и сильным он показался ей после совсем давней, последней встречи. Может, это просто иллюзия, её очередная беспочвенная и безнадёжная фантазия, но Аня всё равно поддаётся ей и забывается, улыбается неловко и смущённо. И радуется, что хотя бы Женя не смотрит на неё и вообще вряд ли задумывается о ней. На свой лад это тоже хорошо. Иногда Ане кажется, что лопатки как будто покалывает, словно от чужого внимательного взгляда. Но каждый раз, стоит ей обернуться, все обнаруживаются занятыми своими делами. Аня ругает себя за несосредоточенность и излишнюю паранойю, велит себе доработать хотя бы до конца тренировки, а потом уже размышлять обо всём остальном. Она нарочно выходит последней со льда, чтобы ни с кем не толкаться локтями в проходе и ничего не забыть и не потерять. Аня надевает чехлы на лезвия, забирает с бортика кофту и полотенце, и её взгляд вдруг цепляется за что-то белое, явно лишнее на скамейке совсем рядом с ней. Подойдя ближе, она разбирает, что это карточка-пропуск в спорткомплекс, которые им всем выдали с утра, ещё до выхода на лёд, чтобы можно было без вопросов проходить через турникет на главном входе или вообще в случае надобности пользоваться служебным. И в следующее мгновение Аня покрывается взволнованными мурашками, когда замечает выведенное на пропуске Женино имя. Не отдавая себе отчёта, она берёт карточку и прячет её в карман кофты вместе со своей. Наверное, правильнее было бы отдать её на проходную, чтобы на следующий день Женя смог забрать её, например, перед утренней репетицией. Но можно ведь зайти к Жене вечером, вернуть пропуск самой, тем более, что он наверняка уже заметил пропажу, просто успокоить его чуть раньше, верно? Аня решает, что так и поступит, пока торопливо расшнуровывает коньки в раздевалке и скидывает в сумку тренировочную форму. Она выходит из спорткомплекса позже всех и несколько минут оглядывается по сторонам, с любопытством рассматривая незнакомый город. До гостиницы Аня добирается сравнительно быстро и потом долго раскладывает и развешивает по шкафу свою одежду, идёт с девочками на обед, гуляет, и в итоге всё получается так, что день оказывается абсолютно и полностью занятым. К Жене она собирается уже под вечер. Аня забирает с тумбочки в прихожей номера его пропуск и перед выходом на всякий случай оглядывает себя в зеркале с ног до головы. Она убеждает себя, что в этом ничего такого нет – в конце концов, она просто постучится, вернёт Жене эту несчастную карточку и уйдёт, только и всего. Но предстоящая встреча всё равно ощущается волнительной, по-новому, незнакомо будоражит. Аня заранее пытается представить себе их с Женей короткий диалог, ещё раз оценивающе разглядывает себя в зеркало, а потом, подумав, тянет резинку с высокого хвоста и распускает волосы по плечам – так точно будет лучше. Хорошо, что она ещё утром успела мельком увидеть список расселения по номерам. Так Ане не приходится выспрашивать у всех подряд, в какой комнате живёт Женя и привлекать к себе лишнее внимание. Она поднимается на этаж выше и в лифте на удачу скрещивает пальцы за спиной – чтобы никому не попасться, и в целом всё хорошо прошло. Уже перед самой Жениной дверью сердце вдруг начинает трепетать сильнее прежнего. Аня стоит, не решаясь постучаться и изо всех сил заставляя себя не трусить, и кажется, это затягивается так надолго, что звук поворачивающегося ключа в замке где-то дальше по коридору пугает её до ужаса. Она опрометью отскакивает от двери к противоположной стене и в панике успевает даже придумать легенду, если вдруг в коридоре сейчас появится кто-нибудь из знакомых: она же могла просто подняться на этаж выше ради красивого вида, например? Могла ведь? Но коридор по-прежнему пустует, и Аня, возвращаясь обратно к Жениной двери, думает, что, возможно, это просто было знаком, что пора уже собраться, взять себя в руки и сделать то, что задумала. Она медленно вдыхает и выдыхает, как перед выходом на лёд, и, задержав на секунду руку, несмело стучится. В первую минуту ей кажется, что за дверью ничего не происходит. Аня прислушивается – там как будто бы стоит тишина – и стучится ещё раз, уже громче и смелее, и прислушивается снова. Не сразу, но ей слышится звук отодвигаемого стула и шаги, и Аня не успевает толком испугаться и разволноваться снова, как дверь уже распахивается перед ней. Женя стоит на пороге и поначалу удивлённо смотрит на Аню, как будто не понимает, что она вообще здесь делает. Но это удивление сразу же прячется, словно его и не бывало. – Привет. Ты чего тут? – ровно спрашивает он и улыбается, осторожно скользя взглядом по Аниному лицу. – Да ты не стой на пороге, проходи, – тут же приглашает он и шире открывает дверь, пропуская Аню в номер. Аня не успевает даже возразить, что она всего на секунду, что пропуск на арену можно вернуть и так, как перешагивает порог номера. Женя у неё за спиной закрывает дверь, а Аня, топчась в прихожей, чувствует себя так близко к нему, что не выдерживает и идёт ещё дальше, оказывается уже в комнате, а её сердце из-под рёбер скатывается куда-то вниз и там бьётся в каком-то своём сумасшедшем ритме. Аня твердит себе, что ничего такого страшного не происходит, что она просто заглянула к товарищу по команде, тем более, что он сам её пригласил, здесь можно не смущаться и не робеть, и чуть сильнее сжимает в кармане шорт злополучный пропуск. Кажется, что у неё как будто бы получается успокоить себя, и Аня рискует наконец поднять глаза, разрешает себе оглядеться. На первый взгляд Женин номер такой же, как и у неё, только чуть более обжитый. У Ани, которая после прилёта и репетиции толком не успела даже разобрать чемодан, всё до сих пор осталось гостинично-холодным, хоть и привычным, но неприятным, а у Жени уже тепло, уютно, и хочется задержаться подольше, несмотря на то, что они здесь, по сути, меньше, чем на двое суток. На столе Аня успевает заметить стопку книг и раскрытые тетради, сваленные одна на другую. Она думает, что на неё, наверное, не рассердятся, если она посмотрит на них поближе, и подходит к столу, осторожно заглядывает в записи и аккуратно прорисованный сустав с подписями на латыни. Женя тем временем тоже возвращается в комнату, замирает рядом с Аней и тоже заглядывает через её плечо в свои же конспекты. – Повторяю вот, вернее, пытаюсь, – смущённо признаётся он. – Сессия на носу уже, а я, по ощущениям, вообще ничего не знаю. А ты что-то хотела? – уточняет Женя, отодвигаясь от Ани, и садится рядом на край своей кровати. Аня мысленно тут же бранит себя «отвратительной», «наглой», «лезущей не в своё дело и пространство девчонкой». – Да, конечно, извини. Ты пропуск забыл сегодня на арене, я просто хотела вернуть, – говорит она и, отчаянно пунцовея, достаёт из кармана карточку и протягивает её Жене. Это всё ощущается как-то глупо, совсем не так, как она себе представляла, и Ане уже заранее становится стыдно за саму себя, за то, как она пришла к Жене, позволила себе сначала зайти в его номер, а потом ещё и бессовестно глазеть по сторонам вместо того, чтобы просто передать ему то, что должна была, и спокойно вернуться к себе. Нельзя, не надо было так делать, и сейчас, наверное, раз уж пришла, остаётся только быстро попрощаться и уйти, чтобы не позориться и не мешать Жене ещё больше. Аня продолжает думать об этом, всё больше убеждаясь, что не права, что её призрачные, эфемерные фантазии оказываются ещё и абсолютно неразумными, что зря она им доверилась и что-то там себе возомнила, решила, что у Жени среди выступлений и учёбы найдётся время ещё и для неё – вот чем надо было размышлять, чтобы до такого дойти? Она уже откровенно ругает себя и почти что собирается бежать в сторону двери, когда из мрачных, обличающих и стыдящих мыслей её выдёргивает Женин голос: – Ого, Ань, спасибо большое, – удивлённо и радостно улыбается он, и в его интонациях как будто совсем не звучит ни усталость, ни тягостность, ни раздражение, которые она уже успевает придумать. – Серьёзно, я уж думал, что завтра придётся новый пропуск выпрашивать, морально готовился рассказывать, какой я невнимательный растяпа, что потерял и не смог ничего найти. Спасибо тебе, – ещё раз благодарит он и смущённо смеётся, глядя на Аню снизу вверх из-под спадающей на лоб чёлки. Ане почему-то бросается в глаза, что она отросла с их последней встречи, она думает, что Жене так очень даже идёт и ещё робко думает о том, что хочет погладить его по голове, потому что он весь такой светлый, хороший и трогательный, что сердце невольно окутывает тёплыми, ласковыми волнами. На секунду Аня решается последовать за этим порывом, поддаться, и тянет руку к Жениным волосам, пропускает сквозь пальцы светлые пряди. Её тут же бросает в дрожь, сердце трепещет внутри горячо и беспокойно, а Женя, Женя вскидывает глаза и смотрит недоумённо и растерянно. Аня очень старается совладать с собой и не отдёрнуть ладонь, а ещё очень хочет сказать ему, что она делает это всё серьёзно, по-настоящему. Но тут же срывается, пугается сама себя и со всем вместе сил ей хватает ровно на то, чтобы свести всё к шутке. – Ну, я думаю, не так страшно было бы, как ты говоришь. Просто вот так потрепали бы по голове, и всё, – неловко смеётся она и напоследок взлохмачивает Женины волосы и убирает руку. Удивительно, что её ладонь и дальше как будто продолжает хранить тепло, по-прежнему чувствует податливую мягкость его макушки. Аня ненадолго цепляется за это ощущение, стараясь прочнее отложить его в памяти. Она не понимает, в какой момент ей становится так уютно рядом с Женей, когда сердце, до этого испуганно трепетавшее, вдруг успокаивается и бьётся размеренно и безмятежно. И кажется, Аня всё-таки сказала что-то не то, потому что Женя в ответ продолжает молчать и вовсе отводит глаза, смотрит в сторону, так, что Ане вновь становится стыдно, она пугается, что опять слишком сильно нарушила Женины границы, и поспешно делает шаг назад, отходит и упирается поясницей в стол. И ей совершенно непонятным кажется, что именно в этот момент Женя поднимает на неё взгляд и встаёт с кровати следом за ней. – Нет, не убегай, пожалуйста, – негромко просит он и ласково смотрит, тянется к Ане и осторожно и невесомо касается её ладоней. На мгновение ей кажется, что она понимает, что происходит, что хочет сделать Женя. Аня упрямо гонит эту мысль, но она тут же возвращается, и вместе с ней всё внутри заходится взволнованной дрожью. А потом Женя тянет Аню ближе к себе, наклоняется к ней, и она чувствует, как кожи коротко и тепло касаются мягкие губы. Ох...Оказывается, это всё-таки правда. Женины руки оказываются на её талии, держат легко и невесомо, совсем не настойчиво, так, словно готовы отпустить её в любую секунду, ни к чему не принуждая. Но Аня всё равно дрожит, приятное тепло распускается внутри неё и как будто толкает её ближе к Жене. Она тянется к ласковым губам, увлечённо и радостно принимает пылкие поцелуи, теряется в них и доверчиво слабеет, не обращая внимания на то, что у неё даже не хватает сил обнять Женю в ответ и руки безвольно висят вдоль тела. Её отчётливо и сладко греет мысль о том, что это всё для неё, что её робкие мечты вдруг сбываются, что это Женины губы снова и снова прикасаются к её губам, причиняя горячую, нежную ласку. Аня торопливо распахивает глаза, когда Женя отстраняется, и натыкается на тёплый, влюблённый взгляд совсем рядом. – За этой учёбой совсем стал забывать, какая ты красавица. А сегодня увидел тебя, и всё, с ума сошёл почти что, – смущённо улыбаясь, шепчет он. От этого признания Аню снова прошивает ласковым, мягким теплом. Она вздрагивает, осторожно высвобождаясь из Жениных рук, и снова, совсем ужасно, неловко не знает, что ей делать. Почему-то ей начинает казаться, что правильней будет уйти, и она робко шагает назад, растерянно глядя на Женю. А он как будто сразу обо всём догадывается. – Ты не останешься? – удивлённо спрашивает Женя и потерянно продолжает смотреть, как она пятится к двери. Аня замирает. Женя хочет, чтобы она осталась, не прогоняет её? Разве так может быть? – Ань, Аня, – зовёт Женя, и она чувствует, как внутри что-то отзывчиво вздрагивает на его слова. – Побудь со мной ещё. Не уходи, пожалуйста. Останься. Анино сердце в ответ трепещет, бьётся в груди тяжело и взволнованно. Женины слова тянут её, толкают ближе, как будто оплетая крепко и надёжно, и она совсем не умеет сопротивляться и послушно следует за ними, возвращается в комнату, робко присаживается на край Жениной кровати. Аня искренне не понимает, почему он говорит так, зачем она нужна ему, а потом в груди вспыхивают и вновь оживают его слова и обжигают, кажется, горячее всего на свете. Не убегай, пожалуйста... Ты красавица... Побудь со мной ещё... На губах тут же расцветает смущённая, светлая улыбка. И вместе с ней Аня решается вновь посмотреть на Женю, робко скользит глазами по его плечам и шее, лицу и видит ответный тёплый и ласковый взгляд. На секунду ей приходит в голову идея, которая тут же кажется очень, слишком смелой, такой, что будь это в другом месте и в другое время, она бы ни за что не смогла её исполнить. Но ведь сейчас всё совсем иначе, совсем по-другому, и Женя, наверное, не будет против, правда? – Можно тебя поцеловать? – спрашивает Аня, не давая себе передумать, струсить и снова сбежать. Ей приходится собрать все силы, чтобы не отвернуться тут же, не застыдиться и продолжать смотреть на Женю. Аня видит, как у него на щеках пятнами выступает смущённый румянец, и невольно любуется, разрешает себе думать о том, какой же он красивый. Женя отвечает медленно и не сразу, словно собираясь с мыслями. – Если ты хочешь, то можно, конечно, – наконец говорит он, улыбается и наклоняется к ней, и в его глазах всполохами проступает тёплое, совсем не пугающее пламя, от которого она немедленно сходит с ума. Аня обнимает Женю за шею обеими руками, сама тянет ближе к себе, целует первой и сладко дрожит от того, как Женины губы накрывают её в ответ, согревают и нежно ласкают. Она восторженно думает о том, как же это хорошо и правильно, как уютно ей в Жениных объятьях, и как ей нравится ощущать это всё вместе и самой дарить Жене такую же доверчивую, особенную ласку. Невесомые прикосновения становятся теплее и ярче, когда между приоткрывшихся в поцелуе Аниных губ толкается горячий язык, влажными прикосновениями проходится по зубам и нёбу, делает поцелуй по-новому, мучительно и возбуждающе приятным. Аня теряется в приятной неге, ближе прижимается к Жене, снова обнимает его и послушно подчиняется его рукам, когда он осторожно тянет её за плечи и укладывает на кровать. Это уже как будто становится не похоже на простой и трепетно-невинный поцелуй. Но Аня, всё равно не пугается, всё равно следует за Женей, позволяет себе забыться и не сопротивляется, когда под подол её футболки проскальзывают тёплые пальцы, гладят живот вдоль резинки шорт и очерчивают мягкие линии мышц. А потом под Жениным руками и вовсе вся ткань вдруг оказывается сдвинутой к груди и плечам, а горячие губы снова ложатся на её скулу, касаются лба, линии челюсти, покрывают всё лицо мягкими, нежными прикосновениями. Она сама помогает Жене снять футболку, проворно и покорно сминает и отбрасывает её в сторону и снова падает на спину, взволнованно и часто дышит, гладит Женю по крепким плечам и чутко вздрагивает, когда Женины губы спускаются на её шею, горячо метят мягкий изгиб плеча и задевают проступающие косточки. Её сознание как будто упрямо отказывается принимать то, что вот-вот неотвратимо должно случиться, затягивается вязким и сладким туманом, мутнеет и стремительно тает.  Женя нависает над ней, сдвигает с Аниных плеч лямки бюстгальтера, продолжает осыпать её лицо и шею жаркими жадными прикосновениями, которые становятся с каждым мгновением всё горячее, нежно и возбуждённо зацеловывает, заласкивает, так, что Аня тает и рассыпается раз за разом и совсем не знает, как противостоять этому. – Жень, Женя, подожди, – слабо протестует она, чувствуя, как беспомощно слабеет под его руками. – Ты можешь... можешь подождать? Я пока не хочу, я не готова, – шепчет она торопливо и сбивчиво, не успевая перевести дыхание. Аня видит и чувствует, как Женя послушно отстраняется, отпускает её, и тревожится ещё больше, не умеет владеть собственным голосом, и силится хотя бы не отводить взгляд от Жени и только дрожит, испуганно и взволнованно. – Прости, пожалуйста, – робко добавляет она и тут же зажмуривается, надеясь, что так будет хоть немного легче. И ей кажется совершенно нелогичным и удивительным то, что Женя не уходит и как будто даже не отворачивается по-настоящему. Аня нерешительно приоткрывает глаза и вновь сталкивается с его взглядом, совсем не обиженным и не разочарованным, а, напротив, таким же ясным, ласковым и отрытым. Это не вяжется у неё с тем, как, вроде бы, всё должно было быть – она же почти оттолкнула его, наверняка сделала неприятно, разве можно после такого вообще смотреть на неё, не осуждать и не прогонять? Но Женя всё равно выглядит так, словно абсолютно не обижается на Аню. – Конечно, как ты захочешь, – просто говорит он и заботливо возвращает на Анины плечи сдвинутые бретельки лифчика, мягко проводит вдоль них пальцами, а потом подбирает с пола Анину футболку. – Если ты не готова, то мы не будем, – продолжает он, и его слова плавят Аню не хуже прикосновений, заставляют сердце биться часто, глупо и влюблённо. – Не переживай, в этом нет ничего страшного. Это я виноват, что не сдержался и тебя за собой потянул. Мне надо было лучше держать себя в руках. Наверное, Женины слова должны вызвать у неё совершенно другие, более серьёзные и правильные мысли, но Аня всё равно упрямо чувствует только яркий, горячо цветущий в груди восторг. А ещё она совсем не слышит в них ничего хоть сколько-нибудь обвиняющего, обиженного, и от этого её только сильнее прошивает радостным восхищением, только больше тянет к Жене. – Ты же не прогоняешь меня? – уточняет она и тянется к Жене, осторожно вкладывая свои пальцы ему в ладонь. – Можно, я побуду у тебя ещё? Ты разрешишь? Я не буду тебе мешать? Женю эти простые вопросы как будто удивляют и повергают в смущение одновременно. – Я думал, ты захочешь уйти, – честно признаётся он, – но оставайся, конечно, я буду только рад, – добавляет он и неуверенно улыбается уголками губ. Он выглядит в эту минуту таким трогательно-уязвимым, что у Ани невольно щемит сердце. И она тут же спешит воспользоваться его разрешением, вновь цепляется за его ладонь и тянет к себе, усаживает на кровать рядом. – Полежи со мной, – просит она и взволнованно замирает, ожидая его ответа, а потом осторожно кладёт руки на его шею и плечи, поглаживает и мягко массирует, стараясь приласкать, чуть надавливает на кожу в изгибе между шеей и крепким плечом и вздрагивает, когда с губ Жени срывается короткий вздох. – Что случилось? – встревоженно спрашивает Аня, чутко вглядывается в Женино лицо и видит, как на его щеках вновь медленно выцветает смущённый румянец. – Ты отпустишь меня в душ ненадолго? Минут на десять, – смущённо просит Женя и прячет взгляд, как будто сказал что-то в высшей степени неприличное. От этого Аня и сама смущается, и потерянно думает, что наверняка она просто толком не понимает, о чём идёт речь, не знает, как ей правильно реагировать и от этого ещё сильнее робеет, но ей кажется, что она в любом случае не в праве что-то запрещать Жене, и поэтому просто кивает: – Да, конечно, я подожду тебя, – и, вновь поддавшись порыву, тянется к Жене и на мгновение прижимается губами к его шее, чувствует, как под коже у него бьётся частая пульсация, коротко и нежно целует и тут же отстраняется, лукаво улыбаясь. – Всё, теперь можешь идти. Ане кажется, что Женя крупно, тяжело и резко вздрагивает, поднимаясь с кровати. Она провожает его взглядом до двери ванной и потом несколько минут сидит, чутко прислушиваясь к шумящей за стенкой воде. Ей думается, что она, сама того не ощущая, ступила на какую-то другую, особую и незнакомую сторону, и теперь всё должно обязательно поменяться, пойти совершенно иной, взрослой дорогой, на которой не останется места прежней, по-детски наивной и робкой Ане. И следом тут же приходят мысли о том, что, может быть, ей не стоило останавливать Женю, позволить совершиться тому, что должно было, не бояться и не препятствовать? Что, если её взрослению было суждено начаться именно с этого, а она взяла и сломала всё просто из-за того, что не смогла решиться? И теперь ей придётся ждать ещё неизвестно сколько, чтобы снова получить шанс оказаться с Женей наедине и переступить эту самую черту вместе с ним, в его тёплых и надёжных объятиях, которые, как будто обещают защитить её от всего плохого. Тем временем шум воды за стеной постепенно стихает, а потом и вовсе сходит на нет. И в наступившей тишине Аня внезапно думает: может быть, ещё не поздно всё исправить? Она быстро, не давая себе возможности передумать, соскальзывает с кровати и не носочках подходит к запертой двери в ванную. Наверное, всё, что она сейчас делает, в общем-то, нехорошо и неправильно. Она же опять нагло, бессовестно вторгается в чужое пространство, слишком сильно лезет и навязывается Жене и в целом ведёт себя отвратительно и недопустимо. Но с другой стороны, они ведь итак всего несколько минут назад зашли очень далеко, так, что смущаться чего бы то ни было сейчас уже будет просто глупо. Аня задерживает дыхание и медленно, осторожно поворачивает ручку, надеясь что Женя не предугадал чего-нибудь такого с её стороны и не решил вдруг запереться изнутри на замок. Дверь поддаётся с лёгким скрипом.