Она была его рабыней

Последний учебный месяц всегда по утрам был особенно прекрасен. В мае светало рано и я просыпалась раньше будильника, поскольку солнечные лучи, набрав силу, побеждали тюлевые занавески. Но сейчас за окном было пасмурно и пахло приближающейся грозой. Все ближайшие дворы и дома были разбужены воем сирен, словно где-то горел целый квартал. Отдернутые занавески открыли вид на абсолютно тихий, безмятежный, квадратный двор. Детская площадка, песочница, качели, пешеходная дорожка, идущая ровно по диагонали через весь двор между двух домов, все, как всегда, все, как везде. Машины с протяжными завываниями, по-видимому, спешили с другой стороны дома, но идти через всю квартиру, чтобы увидеть, скрывающиеся за поворотом, красные корпуса машин спецслужб, было неохота. И я медленно шла в ванну, слушая то затихающие, то накатывающие с новой силой голоса пожарной техники. Возможно, горело что-то крупное, но горело это что-то далеко от моего дома. Открытый балкон уже бы наполнил квартиру запахом гари и дыма, но сейчас пахло только озоном. Умиротворяющий, утренний уют маленькой кухни, быстро затмил собой сумбурное, громкое пробуждение. Он позволял просыпаться плавнее, без спешки и суеты. Даже в отсутствии солнечных лучей, которые так волшебно играли по старому, дубовому, кухонному гарнитуру, эта маленькая комната, в шесть квадратов, казалась светлой и дружелюбной. Все семейные споры и распри решались и улаживались здесь – на кухне. Это было местом семейного единения, кабинетом психолога и даже личной крепостью, где ты мог побыть один, со своими мыслями и проблемами, чтобы потом, все равно обсудить их вместе. Скинув на угловой диван влажное полотенце, чтобы ощутить, еще не высохшие капли воды на теле, я отключила духовой шкаф и достала оттуда горячую сковороду. На ней аппетитно шкворчала яичница с помидорами и сыром сулугуни. Мама всегда оставляла ее в разогретой до пятидесяти градусов духовке, чтобы у меня был горячий завтрак. Она не все делала идеально, как кулинар, но хороший завтрак для нее был заповедью и получался всегда отменно. Они уходили раньше, гораздо раньше меня и завтрак всей семьей оставался несбыточной мечтой, но их присутствие проглядывалось в мелочах. Со стороны маленькой ванны тянулся тяжелый, смолянистый, с нотками рома или виски, парфюм отчима. С другой стороны квартиры, проходя через весь зал, напоминал о себе, более легкий, но не менее благородный аромат маминой, туалетной воды. Они встречались в коридоре, кружились по кухне, и развеивались где-то, возле открытого окна. В раковине стояли две кружки, причем одна, гораздо больше другой. Отчим по утрам варил кофе и пил его из маленькой белой чашки со значком марки какого-то автомобиля. Мама же любила крепки, черный чай, без пафоса или чайных церемоний, обычный пакетированный эл грей или чабрец. Но испачканная тарелка была всего одна. За пятнадцать лет брака мать так и не смогла приучить этого человека завтракать и в последние года полностью оставила попытки, просто в тихую подсовывая ему контейнер в сумку с еще теплыми бутербродами. Гул сирен становился все настойчивей. Пожарная станция находилась в паре домов от нас, сразу за поворотом, и я была привыкшая к такому музыкальному сопровождению в любое время суток, но, все же признавала, что наряды выехали, скорее всего, все. Когда я своим дыханием нарушала красивые завихрения горячего пара, пытаясь остудить чай, к оркестру присоединились кареты скорой помощи и группа машин правоохранительных органов. С восьмого этажа не было видно проблесковых маячков, но я была уверенна, что световое шоу там не отставало от музыкального. В какую-то секунду вой резко затих и уши отпустило, на них перестали давить высокочастотные волны. В квартире снова воцарилась тишина и остановилось время. Хоть это и была съёмная квартира, но за шесть лет, она стала как своя, неотъемлемая часть жизни. Ремонт был богатый, хозяева делали под себя, но потом перебрались, во времена перестроек в другую страну, и квартира почти десять лет пустовала. Тяжелая мебель из массива веяла стариной, но в ней был свой шарм, своя, особая романтика тех лет. Планировка было очень корявой – две квартиры, прорубленной стеной, соединялись в одну, но все странные переходы сглаживались крупной мебелью, которая брала акцент на себя, и широкими окнами, которые снабжали пространство достаточным количеством света, чтобы это все не превращалось в склеп. Мой слух, который только отошел от продолжительной нагрузки и сейчас наслаждался активным щебетом синиц, снова раздраженно напрягся, в ванне что-то упало и разбилось. И я бы не стала накидывать с такой поспешностью полотенце, если бы звук какого-то, разлетающегося на части, флакона просто затих. Осколки кем-то или чем-то перемещались, словно отодвигались в сторону, чтобы пройти. Первое, что попалось мне под руку, был пивной стакан. Он не был предназначен для использования, чисто коллекционный экземпляр, длинный, тяжелый, с толстыми стенками, но удар им по любой части тела мог оглушить или дезориентировать кого угодно. Трясущиеся руки все крепче сжимали его, когда я выходила за пределы кухни, поскольку осколки в ванне не успокаивались, к ним, наоборот, добавились странные щелчки и легкое постукивание по кафелю. За спиной были двери в мою комнату и желание скрыться за ними, а затем залезть в шкаф с одеждой, укрыться за бельем как за баррикадами и набрать отчима, окутывало проволокой. Легкий ветер, со стороны балкона, дул по ногам, но уже не казался теплым и приветливым, вея весной, он холодил и пугал, словно нашептывал что-то зловещее, вторя, леденящим душу, звукам из ванной комнаты. Как только моя нога коснулась паркета зала и с локтя упала одна из последних невысохших капель, все затихло. Дыхание замерло само собой, будто там кто-то задержал его так же, как и я. С замахом я резко влетела в ванну и в нос ударил запах жасмина, разбились мамины духи, которые она, похоже, опять поставила на самый край умывальника. Я уже мысленно набирала ее, чтобы расстроить, ведь это были ее любимые духи и флакон был совсем новый, подаренный отчимом на 8 Марта. Но низ живота стянуло, три осколка возле моей ноги были далеки от места падения, они оставляли на кафеле за собой белые дорожки, как лезвия коньков, по кристально чистой глади замершего озера. На них кто-то наступил, будто споткнулся и проехался. Пальцы нащупывали глубокую борозду, а стеклышки были раздавлены почти в песок. В девятом классе, конечно, не было высшей физики, но моих знаний хватило, чтобы понять, что сила давления была запредельной. Смертельный ужас дунул мне в затылок. Легкое касание чем-то холодным, шейных позвонков, спровоцировало паралич. Кто-то схватил меня и мои глаза ослепил яркий свет, а уши наполнились свистом или даже звоном. Резко, настало несколько секундное ощущение свободного полета, которое сменилось пониманием, что меня начали швырять из стороны в сторону как мешок. Кто-то толкал, кто-то руками уводил в стороны, а кто-то просто пинал. Шум в ушах пытался затмить собой тот гвалт человеческих голосов и криков, который, лавиной, сошел на меня. Оголённое тело особо остро ощущало прикосновение других предметов, оно, сейчас, было единственным органом, который мог транслировать в мозг информацию о внешнем мире. Волосы по телу вставали дыбом, когда я ощущала прикосновение ко мне других человеческих, голых тел, разных частей одежды, теплых или ледяных предметов. Ноги путались в непонятной толчее, поверхность под ними была неровная, со стыками и впадинами. Пальцы постоянно упирались во что-то твердое, разбиваясь в кровь. Голова встретилась левой стороной с острым, холодным предметом и тело, начиная с виска, пронзила рассекающая боль. Я упала и про скользила по поверхности с уклоном, в глазах все еще стоял яркий свет, а в ушах были помехи, по лицу текла теплая струйка, которую я пыталась убрать с глаз. На руки, отдавливая пальцы и отрывая ногти наступали каблуки, тяжелые, мужские ботинки, кроссовки и голые ступни. В голову, плечи, грудь прилетали удары колен. Тошнота и чувство боли по всему телу вселяли в меня надежду, что я все еще жива, ведь, происходящее очень напоминало смерть, какой-то из кругов ада, где все несутся в общем потоке в один котел. В минуты этого транса кто-то железными клещами вцепился мне в горло и, вырвав из потока, поволок за собой. Задыхаясь, я пыталась освободиться и умоляла отпустить. Кислорода стало панически не хватать. Я ухватилась за железо, держащее меня, пытаясь сопротивляться и вырваться из тисков, но в ответ получила разряд тока по рукам, от бессилия я начала терять сознание, свет в глазах сменялся тьмой. Непонятный шум, напоминающий голос что-то прохрипел и железные путы отпустили меня. Я рухнула, на холодный пол, и несколько мгновений полной тишины, вселили в меня надежду, что все закончилось, что я наконец-то проснулась. Но боль, в абсолютно разных частях тела не унималась, она убивала надежду на окончание этого непонятного состояния. Я не понимала, где я, в безопасности или на волоске от смерти. Я просто лежала и не могла найти в себе силы поднять хотя бы ладонь или открыть веки. - Это дурной сон… Это. Дурной. Сон. Просто сон… - Я шептала себе под нос эту молитву, веря, что вот-вот проснусь. Затяжные сны не редкость, а боль, могла быть всего лишь проекцией судороги. После травмы, из-за которой мне пришлось покончить со спортом, мышечные спазмы часто посещали меня. Но кто-то варварски вцепился мне в руку и поднял на ноги. Я вздохнула, издав стон и открыла глаза. Левый глаз тут же прожгла темно-бурая жидкость, по этому я не верила только правому глазу. Лицом к лицу я оказалась перед существом из метала – роботом красного окраса с голубыми светящимися зрачками. С испугу я вдохнула в себя еще больше воздуха, столько, сколько могли поместить мои легкие и замерла. Страх поглотил меня, я не могла не кричать, ни биться в истерике, пытаясь вырвать запястье, я просто стояла. Существо смотрело на меня в упор, его механические глаза, то сужались, останавливаясь на определенных участках моего тела, то расширялись и продолжали бегать от конечности к конечности, в поисках чего-то ему нужного. Резким движением меня подняли над землей и снова бесцеремонно кинули на пол. Тело начали орошать потоки ледяной жидкости, и оно в судорожном приступе начало искать выход, но со всех сторон натыкалось на препятствия в виде стен и стекол. Нащупав угол, я села на корточки и вжалась в него. Мои стоны и плач прорывались сквозь шум потоков и ударов капель оп пол. Мучительная пытка холодом продолжалась несколько мгновений, после которых опять последовала убивающая тишина. Железные манипуляторы сжали мое лицо и повернули в сторону. Существо смотрело на меня, чуть выше моих глаз. - Не… не трогайте мен… я… прошу… - истерика полностью получала надо мной контроль. Глаза наткнулись на одну из конечностей существа, которая представляла собой длинный, острый предмет, который медленно приближался к моему лицу. До глазного яблока оставалось пару сантиметров. Ноги четно пытались попасть по корпусу робота, но мышцы не слушались, а удары, попавшие по нему, даже не сдвинули его с места, словно он весил пару тон. Руки пытались втиснуться между подобием железных пальцев, которые крепко сжимали мои щеки и челюсть. Но вместо глаза, острый, тонкий, холодный кончик коснулся моего лба и проехав по нему несколько миллиметров, издал звук электрического дозатора и всю левую сторону обожгло огнем. Боль отдалась в глаз и в левую часть челюсти. Тело обмякло. Клещи, державшие лицо отступили, и я осела на пол. Правый глаз с трудом различал красную фигуру, стоявшую в метре от меня. Она указывала конечностью на проход, который ввел в пространство с голубым свечением. - У вас тридцать секунд чтобы самостоятельно проследовать в указанном направлении. Существо заговорило со мной обычным мужским голосом, на русском языке, без акцента или малейшего намека на то, что передо мной не человек. Появлялось ощущение, что этим существом кто-то управляет, но потом мысль о том, что это может быть запрограммированный на определённые действия ИИ, перебила первую теорию. - Что… вы такое? - Мой голос дрожал, но из последних сил я выдавливала из себя незамысловатые и короткие слова, пытаясь контролировать истерические икания и придохи. Но существо не двигалось. Оно не моргало и вообще никак не реагировало на мой вопрос. Я поднялась, опираясь руками о стену, пол под ногами был мокрый и склизкий. Непонятная, прозрачная жижа ошметками падала с моих рук, головы и волос. Боковым зрением, каким-то чудом, я высмотрела область, откуда примерно меня привели. Во что бы то не встало, мне нужно было попасть обратно в шумящий поток, слиться с остальными и выбраться обратно. Хотя, я и не до конца понимала, откуда конкретно мне предстоит выбраться, но выжить хотелось больше всего остального. - У вас десять секунд чтобы самостоятельно проследовать в указанном направлении. Я не сводила глаз с застывшего на месте, говорящего робота. Ноги медленно переступили квадратный порог, за пределами которого не было ни одной капли жидкости, покрывающей мое тело. Но как только я двинулось в противоположенную сторону от указываемого направления, его голова повернулась. - У вас пять секунд чтобы самостоятельно проследовать в указанном направлении, без применения к вам силы. Я побежала в темный проход, из которого приглушенно доносились шумы людской толпы. - Три секунды. Преград, дверей или барьеров перед коридором не было. Моя рука свободно, первая пересекла черту помещения, в котором я находилась, и ухватилась за проем, чтобы эффектом рычага ускорить мой побег. Выбежать, вырваться от сюда, и это было бы спасением. Я была уверена, что за границами этой комнаты, все закончится – сон оборвется и я проснусь. Раздался глухой, короткий звук и тело упало ничком. Голова и правая рука лежали за порогом в темном коридоре, достигнув поставленной цели. Под левой лопаткой маленькое, слегка тянущее, пятно разливалось теплым морем по коже спины. Оно волнами накрывало все тело, обволакивая в кокон спокойствия и умиротворения. Становилось хорошо и легко, я понимала, что наконец-то начинаю просыпаться. Хрипящий голос опять произнес что-то мне не понятное. Звуки сливались в одно общее колебание. Мою ногу подняли и тело стало ощущать напряжение. Меня безобразно, как я и упала, вниз лицом, волокли в нужную сторону. Тьма забирала меня, чтобы спасти из этого кошмара, и я с облегчение подалась в ее объятья.