Темный балласт

Приглушённый зелёно-жёлтый свет заполнял перешеек на станции Mantis Linea. Один из множества таких же перешейков. Он соединял инженерный отсек станции, в котором всегда кипела работа, стоял лёгкий дым сигарет, запах горелого синтетического каучука и своеобразный запах только отработавшего фабрикатора, и жилой, о котором, в целом, сказать было нечего, так как он совсем не отличался от других: такие же жилые койки, такие же стальные двери, такие же серые шкафчики, набитые одеждой, инструментами, наркотиками, энергетиками и алкоголем. На таких, самых обычных улочках, обычно и происходят преступления. В нашей истории, конечно, ничего преступного, по крайней мере, наказуемого по всей строгости несуществующих писанных законов Европы, не произошло. Однако, он стал местом начала действия. Среди мусора всегда можно найти разные полезные вещи: гаечные ключи, отвёртки, батарейки, флакончики с опиумом, лекарства, бинты, мотки проводов, интегральные схемы – в общем, очень широкий выбор полезных вещей. Подводники уже много лет этому научены. В целом, воровство среди флотских это не то что не новость, это факт, часть жизни европейцев, которые уже смотрят на такое сквозь пальцы. Если бы люди не претворялись, что не видят очевидного, – ну, в конце концов, если пропадает половина снаряжения станции после отбытия очередной подводной лодки, можно сделать какие-нибудь выводы – то матросам просто было бы тяжелее, а чем тяжелее им, тем тяжелее самим жителям станции. В конце концов, можно и простить то, что у тебя украли твой второй комплект одежды, если они привезли тебе еды, ресурсов, да и просто чего-нибудь приятного. Вот так и одна из сегодняшних героинь, Ася, будучи наученной долгими годами службы механиком на различных подводных лодках, как принадлижищих Коалиции, так и юпитерианским сепаратистам, украдкой рылась в одном мусорном бочке, который так удобно стоял в столь безлюдном месте, пока основная масса людей находилась по домам и вряд-ли бы воспользовалась этим тоннелем – в конце концов, есть пути и лучше, чем этот. Среди разбитых флакончиков медицинских препаратов, порванных упаковок всяких съестных или не совсем, в зависимости от вкусовых предпочтений, продуктов, легко поблёскивала в тусклом свете тёмная баночка. Казалось бы, ничего необычного, скорее всего, что-то бесполезное, но... Механик точно знал этот тёмно-сине-зелёный оттенок и ни с чем бы его не спутала. Резко, подобно раптору, плывущему за добычей, схватившись за флакон и вытаща его из общей кучи бесполезностей, она принялась жадно оттирать его от грязи, ища заветный символ, обозначающий вещества, нисущие собой биологическую опасность. После пару-тройки секунд, Ася, наконец, нашла заветную маркировку на флаконе, это было определённо то, что она искала. Еле заметный блеск бутылочки отразился в глазах девушки, будто у земной девушки, которая много веков назад нашла бриллиантовое ожерелье. Сжав тару в кулаке, она, оглянувшись и поняв, что никого в этот момент не было, быстрым шагом направилась в сторону инженерного отделения станции. Маршрут в её голове был построен достаточно быстро, так как большинство станций, созданных Коалицией, однотипны, и лежал таким образом: из технического помещения надо было спуститься по лестнице в мидель, лицо станции, её архитектурный и "политический" центр, а из него уже в доковый отсек, в котором обычно хранились товары, привезённые подводными лодками, а из него уже люк, ведущий в стыковочный отросток и сразу же в субмарину. Кажется, просто, но для бушующего и мечущемуся между восторгом, страхом, возбуждением и интригой разума Аси он как-то перемешивался в кашу, превращался в колейдоскоп из разбитых стёкол, казалось, что она должна сейчас выйти не в рабочий отсек, а в жилой, но вдруг дверь открылась... Лицо механика обдал тёплый, спёртый воздух отсека, который обычно набит механиками-"мусорщиками" и инженерами-оружейниками, наполнен жужжанием деконструктора и щёлканьем фабрикатора, разговорами и топотом ног в тяжёлых ботинках. Это вернуло героиню в сознание. Безумие и поток эмоций заменили обычно присущие Асе рассудительность и хладнокровие. Действительно, чего это она вдруг? Ведь людям, в основном всё равно на то, что ты там держишь в своих руках, не говоря о том, что вообще мало кто мог выговорить полное научное название микроорганизмов, которые сейчас находились в кальциевом растворе. Велонацепс Каликс. Ужас, язык сломаешь! Хм, на удивление смешной каламбур. В любом случае. Ася, как верный и до глубины души преданный последователь культа, который поклоняется трупному паразиту, всегда желала выполнить хотя бы часть шагов для достижения Причащения перед тем, как её, вместе со всей командой поглотят глубины Европы. Наконец, она выполнила первый, самый лёгкий, но, в то же время, самый тяжёлый шаг. Конечно, впереди механику было необходимо уломать свою подругу Эрден ввести в неё ген какого-то существа, при этом, не задавая лишних вопросов. Да, есть вариант ввести их себе, но слабые познания в медицине, несмотря на то, что она является хаскопоклонником, а значит, она, как минимум, должна понимать механизм Причашения, мешали ей совершить даже столь базовые действия. Хотя до этого надо было купить сплайсер генов – поистине, чудо инженерной мысли европейцев, хотя некоторые говорят, что его изобрели ещё задолго до основания колоний на Европе, но таких мало, да и такими, обычно, быстро интересуются власти – который стоит ни много ни мало полтысячи кре́дитов, а это зарплата Аси за плаваний три или четыре, если вообще не пять. И то, это если говорить чисто, не считая каждодневные траты, а так она вообще никогда на него не накопит. Вернувший из своих размышлений о высоком, Ася увидела перед собой средне освещённое помещение мастерской, хотя это "средне" по меркам жителей Земли, которых, наверное, уже 50 лет не существует, а вот для жителей Европы это помещение было освещено очень даже хорошо. В ней стояло всё, что только могло понадобиться умелому рабочему: и деконструктор, который может перемолоть своими острыми зубцами всё, что могло бы в него влезть, и фабрикатор, способный напечатать всё, на что только хватит материалов, и чертёжный стол, на котором составлялись чертежи для станков и фабрикаторов. Казалось бы, этой техники не так уж и много, но человек, знающий своё дело, способен сотворить то, что ему нужно, за каких-то 5 или 7 минут, нужно лишь иметь нужные материалы. Благодаря производственной гибкости станков такого типа, подводная лодка, прибывшая на станцию, или даже имеющая такую "производственную линию" у себя на борту, способна обеспечить себя нужными расходникам и инструментами практически бесплатно, так как все нужные материалы, зачастую, лежат, как говориться, "под ногами". Сложно представить, сколько с помощью таких было создано пуль для магнитных пушек, для пистолетов-пулемётов, для револьверов, гаечных ключей, отвёрток, огнетушителей, кислородных баллонов, сколько было заправлено сварочных аппаратов. Поистине, такие мастерские – своеобразные кормилицы для малых подлодок, или, как говорят моряки, первого тира. Ещё сложнее представить, конечно, сколько припасов произвели во время плаваний рабочие подводных лодок, на которых уже установлены эти станки. На кованом стальном полу рабочей комнаты можно было разглядеть следы грязи, которые оставили рабочие. Казалось бы, откуда здесь грязь? На самом деле, это то, что раньше образовывало так называемый "культурный слой": перегнившие бумага, еда и растения, кусочки разодранной одежды, небольшие камешки из шахт, пыль, волосы, кусочки кожи, сажа, в конце концов, вода, несущая с собой всё, что только есть за пределами станции. Кажется, что это ведь совсем малость, но это если представлять все эти субстанции по-одиночке, но вот если вместе, учесть, что на станции живёт под сотню человек... Перед нами встанет немного пугающая картина. Ведь всё это не только на полу, но и в воздухе. К счастью, люди додумались до фильтров и влажной уборки. Тем не менее, от грязи это спасло не до конца. Люди всё ещё мусорят, а потому этот процесс будет происходить до смерти самой последней колонии на Европе. Наконец, картину производственного помещения довершала какая-то общая серость и сдавленость. Это не выражалось в чём-то конкретном, за что можно было бы зацепиться глазами, это общим мотивом летало в воздухе, чувствовалось лишь в общем виде отсека. Хотя, наверное, это было характерно для всех небольших станций, как Коалиции, так и повстанцев, своеобразная общая проблема. Наверное, это обуславливается тем, что для рабочих поселений главное именно что достижение наибольшей эффективности, а вот простой человеческий уют уходит на самый последний план. Потому всё такое давящее, гнетущее. Нередки бывали случаи, когда люди из колоний, по сути, городов, где общество может позволить себе высокие потолки – конечно же, высокие они по меркам Европы –, уже через пару недель просили начальников станций билета до дома. Хотя, если глава проявлял настойчивость и говорил "Нельзя" этим людям, воспитанным в изобилии, то уже через месяц-другой они привыкали к такому месту жительства. Ну, как "если", настойчивость в принятии решений и убеждении подчинённых начальники поселений всегда готовы применить, дабы получить желаемое. Без такой тактики они бы и не получили должности, по сути, самодержца, правящего не только в рамках этого железного пузыря с воздухом, но и ещё на десятки километров во все стороны от него. Именно такую картину приходится видеть десяткам рабочих всех маленьких поселений Европы. Станции, построенные даже в самых тёмных глубинах гравитационной аномалии, то есть Ока Европы, по сути, однотипны. Ни одна из них не отличается особой оригинальностью. Но это и не вина людей, которые её строят, потому что в этом деле главный не архитектор, не прораб, и даже не Капитан Строительства, а простая экономия. Необходимо удовлетворить базовые потребности населения, которое будет обитать во всех этих железных, как выразился бы землянин, бункерах, а всё остальное просто лишнее. Каждый метр стальной стены это огромные деньги, а учитывая, что станций различных специализаций надо много, то и урезать приходится всё, что только можно. Потому такое тусклое, узкое, минималистичное... Страшное. Но то, что страшно землянину, европейцу – дом родной. Ни рабочие, ни матросы, ни даже учёные не выражают недовольство тем, что им приходится жить в таких условиях. И Ася в их числе. Конечно, есть разные сумасшедшие и дураки, которым всё происходящее не нравится, но... Мы о них не говорим! [В случае, если вы осведомлены о таких гражданах, немедленно доложите об этом ближайшему сотруднику Службы Безопасности]. Весь этот натюрморт, отлитый из европейской стали, приятен глазу европейца и каждую секунду навевает тёплые воспоминания о беззаботном детстве, о матери и отце, о вкусной еде и долгих часах игр с друзьями. Я не уверен, испытывала ли Ася те же чувства в тот момент. Ни я, ни весь экипаж подводной лодки "Красный" не осведомлены о прошлом механика достаточно, чтобы судить о таких деталях. Но между тем, нам придётся оторваться от созерцания производственного помещения и отправиться вместе с Асей дальше. Мы же здесь для того, чтобы сопроводить её в этой небольшой истории, а не оставаться на одном месте, погрузившись в рассуждения, воспоминания и многое прочее. Да, это приятно, это интересно, но разве мы здесь за этим? Нет. Сделав пару полных, но глухих шагов, Ася оказалась у механического люка. Это великое изобретение, чудо инженерной мысли попало на Европу вместе с первыми людьми. Такие устанавливались во всех космических кораблях. Его устройство достаточно просто, но от того надёжно настолько, насколько может быть. Благодаря таким люкам были сохранены жизни сотен тысяч, если не миллионов жителей Европы. Хоть давление в десятки атмосфер, хоть зубы, хоть когти, хоть прочие органы местной фауны, созданные для того, чтобы создавать себе путь к цели -- этому простому, но столь важному механизму всё ни по чём. Ну... Разумеется, если мы будем учитывать, что он создан из стали (толщина которой, кстати, ещё и не всегда соответствует общепринятым нормам), а не из титана. Но что-то я отвлёкся... Когда люк быстро, чуть скрипя, открылся, перед ногами Аси оказался плохо освещённый вертикальный шлюз. Из него тянуло какой-то давней затхлостью и плесенью, с которой побоялся бы взаимодействовать даже самый отважный из юнг, взятых из субмарины третьего тира. Достаточно лишь раз вдохнуть поток воздуха оттуда, чтобы понять, что переход не убирали уже достаточно долго. И такой запах для шлюзов и переходов не что-то необычное. Он постоянно в использовании, на особенно маленьких станциях от такого может зависеть жизнь половины станции. И именно поэтому не убирают такого рода помещения. Простой на пару часов, а проблем уже за месяц не оберёшься. Разумеется, в будущем это может создать ещё большие проблемы, особенно если условная кучка хлама, забившаяся в углу, станет питательной средой для несусветной дичи класса Aenigma. Хотя всегда есть зажигательные гранаты... В любом случае, эту всю ситуацию можно превратить в политическую агитку Сепаратистов, но именно поэтому я прекращаю свои рассуждения о шлюзах и оставлю воображению читателя ответственность за продолжение. И вот, глубоко вдохнув более свежий воздух и задержав дыхание, Ася крепко ухватилась за железные перила вертикальной лестницы, затем уверенно поставила одну ногу на ступеньку, затем другую. И уверенно перебирая ногами со ступеньки на ступеньку, подгоняя руки под положение своего тела, она спускалась вниз и вниз, к другому люку. Это не столь приятный процесс. Опускаться в тёмном и дурно пахнущем вертикальном шлюзе с задержанным дыханием для неподготовленного землянина было бы невероятным испытанием.