чайник(?).

                         –Господи… –раздражённо вздыхает Москва, вставляя ручку обратно к подогретому чайнику. –и эту ерунду ещё смеют продавать! когда-нибудь куплю немецкий… хмурится, потирая ожог свободной рукой. «нужно заклеить пластырем, » –догадывается столица, и уже собирается потянуться к шкафчику, где лежит заветная коробочка, чтобы открыть его, как внезапно из прихожей доносится звонок в дверь. «да кого там принесло-то, блядь?!»–мысленно выругался и вышел в прихожую. *** издевается же. хочется взять его. и взять прямо здесь и сейчас, а если не здесь, то в спальне, да поскорее бы. –Саш, скажи мне честно, –уныло наклоняет голову в бок, устало глядя исподлобья на темноволосого засранца, –ты меня сейчас специально из себя вывести хочешь, или я ошибаюсь? –прости, –нежно поглаживает его по голове Питер, якобы извиняясь. –каюсь, Мишенька, каюсь. внезапно Московский резко встаёт, чуть покачиваясь, ибо голова кружится, быстро стягивает брюки и одной рукой гладит смущённого Александра по внутренней стороне бедра. колени подкашиваются… –ты зубы-то мне не заговаривай, Саш, –тихим басом просит на ухо, заставляя Петербурга непроизвольно краснеть. –твои махинации на меня не действуют, –руку выше поднимает, по пояснице поглаживая. и Романова почти ведёт: щёки мгновенно румянцем вспыхивают, точно огонь, и взгляд такой затуманенный, а пальцы тонкие, слегка бледные, сжимают могучие плечи Московского. Московский… Московский не сдерживается. целует пылко, руки над Сашей крестом заводит, таким взором осматривая его, каким смотрел на ту хрупкую статуэтку, кою недавно подарил на день рождения Питеру. а Мишу-то хочется. и хочется очень, и очень сильно. и внутри всё кипит, ноет, в прикосновении нуждается, однако Романов едва заметно дрожит, стараясь не выдавать своей чувствительности, но Московский замечает. замечает и ладонью накрывает, и Сашу самого уже, откровенно, кроет. с головой. –Миш, я… я на с-сегодня закончил с этой главой. хочется чувствовать Московского каждой своей клеточкой, каждым сантиметром. хочется, чтоб он был с ним и нежным, и грубым, и страстным. и осторожным, и милым, и вообще… –долго писа́л? чтобы был с ним, и только с ним. чтобы целовал до беспамятства, до тумана перед глазами, чтобы было лишь с ним — до дрожи — приятно, жарко. днями-ночами он ждал его, и даже пару раз пытался приехать в Москву не по расписанию. но тут терпение его подвело: не сдержался и «вкусил запретного плода» наконец-то. а ведь такой терпеливый обычно. но в тихом омуте, как известно, черти водятся, и все мы это отлично понимаем. –достаточно… давай только побыстрее, мне ещё к Софье нужно заскочить. –договорились. Миша склоняется, к стене холодной Сашеньку прижимая, острое своё колено устраивает между ног. очки аккуратно убирает на тумбочку, стоящую около двери, рубашку на нём быстренько расстёгивает, рукава небрежно опускает на предплечья. слабо проводит горячими губами по ореолу, трепетно вылизывает, посасывая, слышит под собой сиплое, негромкое «Миша», и чуть не сходит с ума. Саша пальцами в волосы светлые зарывается, шепчет лихорадочно по-французски: –je t'aime tellement.-м-мх… -но из-за неожиданного лёгкого укуса в шею голос его предательски дрогнул, а щёки всё жарче, алее разгораются, и дышит часто-часто, голову назад откидывает, подставляя чувствительную кожу под поцелуи. брови сводит, взгляд серебристый опускает на Мишу. –je t'aime aussi.       тяжело. так сладко, невыносимо-тяжело терпеть эти ласки. а тот смотрит снизу вверх так властно, с довольной улыбкой. ей-богу, ну кот же. Романов уже давно мокрый, но Московский продолжает целовать-зацеловывать везде, словно специально. ах, бессовестный. –мм, я. –фраза неожиданно обрывается, и Саше приходится причитать вполголоса, –М-миша, я же попросил… Москва усмехается и вновь постепенно опускается на колени, покрывая алыми засосами каждый открытый участок Сашиного тела. внезапно он влажно целует отвердевший член сквозь ткань, отчего ловит сверху нетерпеливый сладкий вздох. обсасывает, глаза прикрыв. горячо дышит, и вдруг отстраняется и осторожно снимает столь ненужное сейчас, нижнее бельё Северной столицы. тот колени сводит, но Москва рычит: –не смей, –сжимая его рукой до такой степени, что Саша громко стонет от неожиданности. –прости… Московский любит доводить его до такого состояния. состояния, когда Романов кричит под ним, когда из его уст слышно только собственное имя. нежно в рот берёт головку, щёки втягивая, и глаза синие поднимает на раскрасневшегося Романова, что от такой бесстыдной пытки и задохнётся-то вот-вот. –ах! –вскрикивает сдавленно, хрипло, чувствуя, как Московский заглатывает на всю длину, всё ещё смотря на него, по спине проходит табун мурашек, аж до хруста в спине выгибается. –умоляю, быстрее, я, ахм… опаздываю… а Мишенька невинно вглядывается в эти серые глаза. Саша уж выть готов, мол, ну сколько можно-то, Миша? терпеть тяжело, слишком. пара слезинок скатывается по пунцовым щекам, взгляд уставший, и пальцы всё сильнее тянут за волосы золотые, чтобы продолжал. но… Москва, вопреки Сашиным ожиданиям, — ах, а он ведь уже, бедный, надеялся закончить… — отстраняется, придерживая у основания. смотрит снизу вверх страстно, с любовью, на своё очаровательное произведение искусства. волосы растрепались, а некоторые прядки прилипли к слегка промокшим от слёз щекам. дыхание сбитое, и на теле его расцветают засосы, словно аленькие цветочки. какой же он сейчас красивый… и, боже, если бы не Мишины руки, поддерживающие его сейчас снизу за бёдра, он бы давно уже скатился вдоль по стене. –какого чёрта, М-московский?.. –недовольно спрашивает Питер, пытаясь выровнять дыхание. –я тоже хочу нежности, –спокойно отвечает Миша. –не будь таким жадным. –ах, прости, –Саша вновь поглаживает его по волосам. –не-а, –смеётся Москва, поднимаясь с колен. –я… что? –возмущённо вопрошает Александр, глядя на него. –и почему же «не-а»? –ой, так уж и быть. прощу, –ехидно улыбается, поглядывая так загадочно, –если поцелуешь меня. –что-то не нравится мне эта улыбка. –подозрительно щурится Саша, чувствуя что-то неладное. –нормальная улыбка, –закатывает глаза, –целуй уже. Романов прикрывает глаза, касаясь его губ своими, притянув к себе лицо обеими руками. отпускает и осторожно убирает спавшие на нос Мишины светлые пряди. –доволен? однако тот, как оказалось, не намерен останавливаться. Михаил крепко обхватывает запястья Саши и вновь целует его, и уже не так невинно, как минуту назад. языком медленно оглаживает его слегка припухшие губы и ловко проталкивается внутрь. увы, отстраниться всё же пришлось. –а ты не охренел ли, Московский?! довольный смешок. –ну, извините уж, не сдержался. в ответ он слышит лишь, как чайник свистит с кухни. –ты, может, дашь мне уже кончить наконец, или мне.? –хмурится Романов, резко притягивая Мишу к себе за подбородок, слегка задерживая взгляд на чужих губах. –нет, уж, зорюшка моя любимая, –смотрит влюблённо, одаривая ласковой улыбкой, и быстро оставляет на губах напротив лёгкий поцелуй, –я сам, –начинает рукой быстро-быстро водить, пока Саша в эйфории голову ему на плечо не роняет, с кратким отрывистым вздохом оканчивая. –всё нормально? –вполне… –шумно выдыхает, сглатывает и хриплым голосом сообщает, –Миш, там… там чайник, кажется, вскипел, и мне… идти уже надо, две минуты осталось… однако тот лишь совершенно невозмутимо отвечает: –не смертельно, перебьётся. пойдём, полежим. устал? –а? –сонно переспрашивает, –д-да, полежим. ноги совсем не держат… –вот и хорошо. Московский нежно поцеловал своего уставшего Сашеньку в нос, осторожно взяв на руки и, неся его в таком положении в комнату и аккуратно уложив того на диван, он присел рядом, укрывая Петербурга тёплым одеялом. –Мишуль, принеси воды, пожалуйста. во рту сухо очень… –как скажешь, родной. отдохни. вижу, ты не в состоянии сейчас куда-то идти… –улыбается. –сейчас вернусь, и ты со спокойной душой уснёшь. у тебя ничего не болит? –нет, всё в порядке. а Саша улыбается так мило… тусклые серебристые глаза поднимает на Московского, берёт его руку в свои. –знаешь, а я действительно счастлив, что признался тебе тогда. –в чём же? –в том, что люблю. –с чего бы вдруг такие откровения? –мне просто очень нравится говорить тебе что-то приятное. даже после такого.