Огненные вспышки вокруг – работа инфернов.
Разрез, едва уловимый в еще одной вспышке, летевший в нее… нет, в волькру, что пикировала сверху.
Темные глаза, в которых отразилась молния.
Холодное прикосновение к обнаженному в натяжении запястью.Громовой разряд и слепящий свет.
Сила, враз хлынувшая за привычный предел и заполнившая тело без остатка, бегущая по жилам вслед за рукой, переместившейся на шею.Новая вспышка.
Шелест крыльев. Крики. И снова гром.
Запах паленой плоти.
Порыв ветра в спину, приводящий в движение деревянную палубу.
Яркий свет, на этот раз солнечный.И ее смех, граничащий с истерикой.
– Доигралась, Ланская? – задумавшись, Серафина не замечает, как на смену охраннику, что сопровождал ее к шатру, подходит знакомый парень из личной стражи генерала. Хорошенькое личико шквальной остается невозмутимым, но внутренне она кривится. Знакомство это не из приятных. – Чего встала? – опричник грубо толкает ее в спину, заставив пошатнуться. – Не велели заходить, – бросает она в ответ. Парень только хмыкает, отодвигая завесу, закрывающую проход в шатер, и громко, словно специально наклонившись к самому уху девушки, рапортует: – Генерал, та шквальная! Серафина все же морщится. От опричника воняет сельдью, и та явно стухла. – Ублюдок. Еще один тычок в спину не заставляет себя ждать. Как, впрочем, и отработанное до автоматизма движение пальцев, сделав которое Серафина угрем ныряет во мрак. – Сука, – только и доносится ей вслед хриплое. На сердце враз легчает. Маленькая пакость, доступная не одним только сердцебитам – выбить воздух из легких. Обычно пары секунд хватает, чтобы человек запаниковал, не в силах сделать вдох. Этому достаточно одной. Серафина вглядывается в темноту. Генерала не видать, и она приглаживает волосы в попытке придать себе пристойный вид. – Ждешь приглашения? – знакомый до дрожи голос доносится из глубины шатра, заставляя шквальную вытянуться по струнке. Не давая себе струсить и попытаться сбежать, тем более, что опричник на входе ей этого просто не даст, Серафина шагает в полумрак, чтобы через несколько мгновений в замешательстве закрутить головой. А чего она ожидала? Полноценный трибунал с высшими чинами Первой и Второй армии? Хотя, быть может, так было бы даже лучше, потому что на деле кроме Киригана и ее самой в шатре нет ни души. «Берегись генерала». Серафина видит его в дальнем конце за столом того же темного, как и все в шатре, дерева. Ловит его взгляд и, сжав зубы, делает еще один шаг вперед. Да почему же генерал рассматривает ее с интересом прочника, заполучившего в свое распоряжение редкий металл, словно это и не она вовсе устроила переполох при переходе? Когда они оказались за пределами Неморя, никто даже не попытался ее удержать, схватить или хотя бы приставить к ней охрану: сошедшие со скифа солдаты были слишком шокированы и мало понимали, что их спасло, поэтому она просто пошла в сторону лагеря вместе со всеми, спустя несколько часов даже поверив в то, что ее опасения напрасны. Пока за ней не послали. Теперь же ей кажется, что дело либо плохо настолько, что из шатра она просто не выйдет, либо… шквальная душит в себе желание замотать головой. Нет, прочь эти глупости. Генерал приподнимает брови в немом приказе. Серафина гнет пальцы, сжимает и разжимает их до успокающего хруста и выходит на середину слабо освещенных покоев, ощутив вдруг взявшуюся словно из неоткуда легкость. А ведь она думала, что будет по меньшей мере бояться. Но страх, настоящий страх, пережитый ею в каньоне несколькими часами ранее, и близко не походит на то, что она испытывает, стоя на темных коврах в присутствии могущественнейшего из гришей, впервые в жизни оказавшись с ним один на один. – Мой правитель, – она опускает голову в знак приветствия и привычно заводит руки за спину. – То, что ты сделала, недопустимо, Серафина, – без лишних предисловий упрекает он, принимаясь скручивать из воздуха маленький темный вихрь. – Ты это понимаешь? – Да, – Серафина даже не пытается выглядеть раскаивающейся. Святые, да они избежали смерти, столкнувшись с волькрами! Этого было достаточно, чтобы отбить даже намек на благоразумие на ближайшие несколько дней. – Какая покорность, замечательно. Но сейчас меня волнует другое. Серафина вопросительно хмурится. Генерал опускает руку на стол и накрывает сгусток тьмы ладонью, заставляя черные щупальца заструиться сквозь пальцы и потянуться к шквальной. – Эта техника не просто так считается запретной. И, чтобы научиться этому, ты должна была тренироваться. Тайно. Кто тебя страховал? – стоит шквальной отвести взгляд, как Кириган ведет головой, словно гончая, взявшая след. – С кем ты тренировалась, Серафина? Она только сжимает губы и мотает головой. Этот вопрос вмиг сбивает с нее всю уверенность. – Не заставляй меня повторять, – генерал порывисто встает, огибает стол и останавливается напротив девушки. Тьма у их ног вьется голодным псом. – Макс… – начинает она, но тут же замолкает, почувствовав ком в горле. – Максим Андреев. Кириган щурится, перебирая в уме имена. – Андреев… удобно, – тянет он, наконец. – Удобно? – его слова бьют под дых. Серафина отшатывается, сжимая ладони в кулаки. Тьма следует за ней, и девушка опасливо замирает, стараясь взять себя в руки. – При всем уважении, мой правитель… – Он мертв, – чуть подавшись вперед, перебивает ее Кириган. Серафине остается только прикрыть глаза в попытках вернуть себе самообладание. – Набег фьерданских разведчиков полгода назад? Она сдержанно кивает. – Очень удобно, – повторяет он жестко. – Ты вроде и не подставляешь никого, не так ли, Серафина? – Я осознаю, что совершила проступок, и готова понести за него заслуженное наказание, но прошу… – Серафина злится, позволяя себе вздернуть гордо голову. – Не говорите так. Я не вру. – Вижу, – генерал кивает, щуря темные глаза. – И что, вы были близки с Андреевым? – Он был моим другом. – Только ли? В тумане мыслей мелькает хорошо знакомый образ. Ей вот-вот должно исполниться шестнадцать, а она все еще ни разу не целовалась. Девчонки из ордена только и делают, что подтрунивают над ней, выводя из себя дурацкими шуточками, стоит только подать повод… и Макс приходит на помощь, как делал это всегда, вот только смеху после куда больше, чем полагается, а поцелуй, окрещенный не иначе как «полный провал», признается неудачнейшим из их экспериментов… – Это имеет значение? – гоня образы прошлого, спрашивает Серафина. – Мы все кого-то потеряли. Иных даже по своей вине. Выражение красивого лица Киригана вдруг меняется, уголок только что улыбающихся губ неприятно ползет вниз. Что-то едва уловимое мелькает в выражении его глаз, как-то по-особому тянет он носом воздух, позволяя чему-то отравляюще темному вынырнуть на поверхность. Серафина замолкает. Все знают, что генерала как никого другого терзает потеря каждого гриша, и сейчас шквальная видит это особенно ясно. «Сюда тебе нельзя», говорит его взгляд. «Нельзя, но ты оступилась». Снаружи раздаются голоса, но тут же теряются в свисте. Похоже, буря все же накроет лагерь. – Какое наказание тебя ждет, как ты считаешь? – спрашивает он, вслушиваясь в то, как завывает по ту сторону ветер. – Я надеялась, что его не будет, – честно отвечает она. Генералу как будто нравится этот ответ. По крайней мере, плечи его расслабленно опускаются, а в глазах на смену тупой боли приходит интерес. – В тот момент я была уверена, что скиф не перейдет каньон, поэтому… – она кусает губы, прежде чем продолжить, – пожалуй, мне не хотелось разменивать жизнь так просто. Коль уж умирать, так надо утянуть за собой как можно больше... Кириган кивает. Кого именно, уточнять не обязательно, а нового вопроса не следует. И все, что остается Серафине – смотреть на генерала и не отводить взгляда. Говорили, где-то на востоке Равки у него есть ребенок. Мальчик, хотя, наверное, уже юноша. Интересно, он так же красив? Никто не видел его, но все знают, что сына готовят занять место отца, как сам Кириган когда-то занял место своего. По Малому дворцу когда-то даже ходили слухи о том, кем была мать наследника, да только правды в них было на грош. Нет у Киригана законной жены. Зато – и Серафина отлично знает это – у него всегда были любимицы. Фаворитками этих девушек назвать язык не поворачивается. Их было и будет много, и ни одна не задержится рядом надолго. И даже так едва ли не половина гришей грезит о том, чтобы генерал взглянул на них по-особенному. «Берегись генерала, дочка», – сказала ей мать, когда самой Серафине было лет пятнадцать. – «И сердце свое береги, влюбляться не смей. Погубит тебя это вряд ли, но и радости не принесет». Серафина послушалась тогда, и ни разу не оступилась. Да и оказалось это просто: генерал всегда был почти так же далек, как и тот юноша, что занял Равкианский престол после смерти старого царя. Был далек, до этого дня. Сейчас вот он – стоит в паре шагов, почти доступный, очень опасный и такой… – Дыру прожечь во мне решила? – Что? – Серафина стряхивает наваждение, замечая, что Кириган улыбается, и от этой улыбки где-то внизу живота начинает закручиваться узел. – Тебе повезло с происхождением, – говорит вдруг генерал. – Маленькая княжна, так просто на цепь тебя не посадить. – А вам хотелось бы? – вырывается у Серафины невольное. Губы Киригана приоткрываются. Он выглядит удивленным, и шквальная только теперь понимает, как двусмысленно это прозвучало. – Простите. – Я хорошо помню твою мать… – задумчиво произносит он. – Вернее, связанный с ней скандал. Такой мезальянс… Она ведь тоже была шквальной? И не самой сильной. Но все же Ланскому пришлось выложить круглую сумму, чтобы выкупить ее у короны, не так ли? И пообещать отдать своих детей во Вторую армию, если у тех проявятся способности. – Все верно, – Серафина кивает, в попытках угадать, к чему клонит генерал. – И как тебе быть разменной монетой? Серафина вздыхает. Конечно он все понимает. – Служить Равке – большая честь. – Как и умереть во имя Равки. – Как и умереть… – повторяет Серафина и смелея, задает терзающий вопрос. – Мой правитель, но вы ведь сами помогли мне в Каньоне... Зачем, если это под таким запретом? Еще одна ошибка? Кириган отталкивается от стола и, оказавшись рядом со шквальной, наклоняется, чтобы заглянуть ей в лицо. Даже несмотря на пыль, от ее волос по-прежнему пахнет грозой. – А ты думаешь, мне хочется разменять свою жизнь так просто? Крошечная искра озаряет лицо Киригана, когда он пытается коснуться ее. Серафина замирает, удивленная этому почти так же, как и внезапной близостью заклинателя теней. Его дыхание касается ее кожи, но красивое лицо остается непроницаемым. Только в бездонных черных глазах блещет отражением молния. – Так бывает после… – она теряется, зачем-то пытаясь объясниться. – Часть энергии как будто остается… Договорить ей не удается. Кириган откидывает растрепанные волосы и кладет ладонь на изящную шею чуть пониже затылка, второй рукой скользя к тонкому запястью. Запах свежести становится еще сильнее, и Серафину снова едва не сбивает с ног ощущение того, что если понадобится, она усмирит даже бурю, бушующую по ту сторону шатра. – Ну и что прикажешь мне с тобой делать, моя маленькая княжна? Он слишком близко. Предостережения матери вихрем проносятся в ее голове, но разве это дело, во всем слушаться старших? Она ведь уже давно не ребенок, хоть и тянется сделать то, что под запретом. «Бояться нечего, матушка, я ведь не собираюсь влюбляться…» Искушенной шквальную не назовешь, Кириган понимает это по первому поцелую: неумелому, уколовшему еще одной крошечной искрой. Девушка судорожно вздыхает, когда генерал отвечает ей – видно не зря говорят, что иной раз и искры хватает, чтобы обратиться ревущем пламенем. Тьма, подчиняясь, покорно отступает. За сотни лет он выучился терпению, и потому теперь Кириган почти удивлен, с какой прытью Серафина накидывается на него, стоит ему разорвать поцелуй, как быстро принимаются чуть подрагивающие пальцы за хитрые застежки его одеяния в той безумной спешке, будто по ее пятам летит стая волькр. Он даже позволяет ей оттеснить себя назад, к столу. – Куда заспешила? – смеется он хрипло. От этого звука у Серафины подгибаются колени, чем генерал беззастенчиво пользуется, и вот уже заклинательница прижата к деревянной столешнице. – Вы правы, мне, наверное, следует прекратить…? – конечно же она и не думает прекращать. Стихия, бушующая снаружи, словно добавляет ей смелости, как и его взгляд, в котором она слишком хорошо видит возникшее подобно грому среди ясного неба желание. Он так и не дает ей ответа, только снова прижимается к ее губам, и крошечные искры сыпятся во все стороны, растворяясь в темноте так и не долетев до пола. Серафина не пытается думать, что творит, а спроси – не ответит даже, что доставляет ей большее удовольствие: касаться его так, как она не касалась никого прежде, или то, как он сам, не тратя время попусту, тянет с плеч пыльную синеву, попутно покрывая поцелуями ее шею, оставляя влажные следы на светящейся силой коже... – Я никогда раньше не была с мужчиной, – бросает она словно между прочим, избавляя Киригана от кафтана и дергая из-за пояса дорогую ткань рубашки. Она чуть откидывается, чтобы провести пальцами по его животу, и едва сдерживает стон удовольствия. Касаться мужчины ей определенно нравится… Генерал запрокидывает голову и снова смеется. – Вот это честь для меня, – фраза звучит почти горделиво, но Серафине все равно не до его тщеславия. Не она первая, вряд ли для него последняя. Она та же молния, вспыхнет ярко и забудется, едва выглянет солнце… Да и какая, к волькрам, разница, когда сердце колотится так, что готово вырваться из едва прикрытой рубахой груди, а сама одежда кажется очередным препятствием? – Моя честь, надеюсь, останется на ваших простынях, мой правитель, – дерзко заявляет Серафина, обвивая его шею руками. «И жалеть я об это не стану», добавляет она уже про себя, понимая, что это последняя здравая мысль. – Вот как! А я-то думал ограничится столом… – он жадно прижимает ее к своим бедрам, с удовольствием читая в ее глазах испуг вперемешку с восторгом. С маленькой княжной и впрямь следует обходиться иначе, пусть даже через несколько часов она снова станет обычным солдатом Второй армии. Маленькой княжне он, быть может, даже сказал бы свое имя. Просто чтобы услышать, как оно срывается в стоне с ее хорошенького ротика. А может и нет. Ведь это «мой правитель» звучит так сладко… Теперь и ее кафтан падает на мягкие ковры, и ткань, разделяющая шатер на две неравные части, мягко скользит по их полураздетым телам. Серафина даже не пытается осмотреться. Вход сюда заказан многим, и ей привыкать нечего… Она и ногами-то едва успевает перебирать, следуя за генералом, не разрывающим очередной поцелуй ни на секунду. Мышцы под ее ладонями напряжены, и, когда приходит время, она покорно поддается, позволяя генералу уложить себя на постель. «Шелковые», не без легкого удивления замечает она про себя, тут же позабыв о простынях. Ее стройное, сильное тело выгибается навстречу, пальцы сжимают широкие плечи до хруста в суставах, впиваясь ногтями в его кожу. Не в силах сдержать стон, Серафина скользит ладонями вниз, оставляя красные полосы на спине Киригана, и он вдруг отстраняется, сгребая ее запястья. Сила вновь накрывает ее с головой, заставляя выгнуться дугой. – Перестань, не то и впрямь придется посадить тебя на цепь. – Мой правитель, – она покорно опускает ресницы, но покорность эта напоказ, и от генерала это не укрывается. – Паршивка, – шепчет он ей на ухо, прежде чем оставить на шее свою метку. Серафина в ответ стонет, пытаясь прижаться к нему еще ближе. Она отлично знает, что ее ожидает – слышала не раз, представляла еще чаще. И сейчас ждать не готова. Он не мешкает, избавляет ее и себя от остатков одежды, наслаждаясь молодым гибким телом так же, как она наслаждается им самим. Она извивается под ним, льнет все ближе, тянется познать, почувствовать, но он позволяет слишком мало, довольно щуря темные глаза. Ему нравится, как она отзывается на его прикосновения, нравится вкус ее кожи и запах волос. Нравится слышать, как она почти хнычет в ожидании большего, пока он ласкает ее грудь языком и зубами, рукой помогая себе там, куда другие, порядочные княжеские дочери и помыслить не могут пустить мужчину, не будь он супругом. – Зачем так издеваться? – шепчет она, сама не узнавая свой голос, столько мольбы в нем слышится. – Ты же понимаешь, о чем просишь? – спрашивает он, зачем-то давая ей призрачный шанс отказать, дать заднюю, схватить несчастный вышитый серебром кафтан и выбежать прочь из его шатра. Но Серафина смотрит на него безумными глазами, полными вожделения и чистой, незамутненной моралью похотью, и этот ответ куда красноречивей любых слов. Генерал он или нет, сейчас не важно. Он – мужчина, которого она желает каждой крошечной частицей своего тела. Сколько ей осталось? Когда ее заберет шуханский меч или стрела фьерданца? Через пять лет? А может на следующей неделе? Их всех ждет подобное… всех, кроме него. Она вскрикивает раненой ланью, и Кириган замирает на несколько долгих секунд, всматриваясь в ее раскрасневшееся лицо. Серафина дышит рвано, слезы сверкают на серых глазах. Цена боли, цена удовольствия. Гриши привычны и тому, и другому, но ей – мало. – Мой правитель, – шепчет она, подаваясь навстречу, и сладко, протяжно стонет, притягивая его ближе. – Моя княжна, – только и отвечает он, прежде чем позволить себе забыться. Пусть даже всего на час. * * * – Я… – Серафина торопится снова, накидывает на плечи поднятый синий кафтан, повыше задирая ворот, хоть он и саднит кожу, хранящую еще чужой запах. – Я бы хотела узнать, что с моим наказанием… – Каким наказанием? – генерал только брови вскидывает в притворном удивлении. – Разве ты что-то натворила, Серафина?