Порок сердца

Кажется, Сократ говорил, что пьянство не рождает пороков — оно их обнаруживает. Саша очень даже согласен с этим философом древних времен, более того, он это подтверждает на собственном примере. Идти на вечеринку, организованную Патрулем, ему сразу не хотелось. Внутренний раздрай последних дней не оставлял сил на веселье, но положение парня самой принцессы Алены обязывало. Что посиделка не обойдется без алкоголя, было понятно сразу. Помимо привычного сидра, девочки раздобыли и медовуху. Как итог, в разной степени опьянения были все, включая Кота и Морока, хотя они отпирались больше и дольше всех. Были настолки, танцы, анекдоты, крокодил, снова танцы, караоке от Кота и пьяный почти-стриптиз девочек, которых растаскивали их же парни. Саша перевел взгляд на Аленку, котрая сидела и говорила «по-душам» с Варей, едва ворочая языком. Вздохнул. Тяжело ему с ней, она как пламя — не обуздать за раз, а если не уследить, таких дел наворотит. И ведь любит он её очень: ну как можно не любить эти огненные волосы, нежные пухлые губы, её глаза, покатые плечи, родинку на правой ключице. Но… Но последнее время он ловит себя на мысли что любит её на расстоянии, а как только она оказывается рядом, он чувствует, что его душат. Душит её темперамент, её характер, импульсивность, периодическая лень и гиперактивность. Он чувствует себя в кипящем котле и не знает, с какой стороны горячее — это утомляет. Он выжат, как лимон. Саша отворачивается и цепляется взглядом за Морока. Тот сидит за столом, подперев голову рукой, второй крутит стакан с медовухой и смотрит на тот самый диванчик с Варей и Аленкой. Можно было бы подумать о том, что тот интересуется Ветровой, но Саша точно знал, что у них с Владом были попытки отношений, потом долгие разговоры и в итоге они расстались друзьями. Скорее даже приятелями. А значит смотрит он именно на Рыжову. Губы сами кривятся, вроде бы показывая его отвращение к ситуации, к таким взглядам. На самом деле ему противно от себя самого. «Указание на чужие пороки не делает тебя праведником, а на свои собственные?» — спрашивает сам себя Саша, изо всех сил стараясь не смотреть на закушенную губу, легкое подмигивание, явно не ему, на заигрывание бровями. Он смотрит в глаза, голубые омуты, что смотрят точно не на него. Он сам уже не знает кого к кому ревнует, не может разобраться, что чувствует, но совершенно точно уверен — это неправильно. Неправильно желать внимания того, кому на тебя наплевать. Саша поднимается из-за стола и нетвердой походкой отправляется вон из Лукоморья, на воздух. Надо хоть немного привести мысли в порядок. Ночной воздух, прохладный и наполненный ароматами согретых дневным солнцем трав, касается горящих щек, успокаивает и хоть немного прочищает мозги. «Ну почему ты?» — спрашивает себя Саша, когда вышедший следом Морок просто приковывает его взгляд и заставляет замереть. — Не куришь? — тихо спрашивает тот приближаясь, и доставая из портсигара импортную сигарету. — Нет, — ответ получается негромким и оттого ещё более неуверенным. Влад тут же поднимает глаза и смотрит слишком цепко и изучающе. — У тебя всё хорошо? — с толикой мнимой заботы в голосе спрашивает Морок. «Нет! Нет! Я не понимаю что происходит! Как мне понять это всё?! Я запутался…» — мысли бьются в черепной коробке как мотыльки об стекло, но с губ слетает только грубоватое: — От любопытства кошка сдохла… Морок усмехается, прикуривая сигарету любимой зажигалкой, и парирует такой же поговоркой, вернее её частью: — Любопытство не порок… — А что тогда порок? — устало спрашивает Саша, прижимаясь спиной к шершавому стволу дерева, не пытаясь отвести взгляд от Влада. Любоваться на расстоянии ведь можно? Тот делает затяжку и на пару секунд замолкает, после отвечая: — Чревоугодие, алчность, гордыня… Их там вроде целых семь. — усмехается Морок. — Раньше говорили, что пороки носят маски. Наверное, мой порок был бы с маской павлина или тигра, — выдыхая дым и мечтательно жестикулируя, отмечает он. Саша заторможенно моргает, утопая в голосе и направленных, наконец, только на него голубых глазах. — А у моего порока, твоё лицо. — тихо отвечает он, сглатывая отвратительный ком в горле. Влад опускает голову, смотрит на носки собственных ботинок и затягивается поглубже, подолгу не выдыхая. — Мне нечего тебе сказать. — говорит он, поднимая наконец глаза, и в этом взгляде была только жалость. Ни отвращения, ни злости — жалость. От этого становится так тошно, что впору завыть, и хорошенько приложиться затылком о ствол дерева за спиной, но Саша только зажмуривает глаза, отворачиваясь, и сглатывает. Алкогольный туман слишком быстро рассеивается, словно ветром, подгоняемый душевной болью. — Ты давно понял? — тихо спрашивает Саша. Влад выпускает окурок из пальцев, и он падает аккурат под туфель. Затоптав бычок, он отвечает так же тихо: — Месяца три назад, когда перехватил твой взгляд… Это было не сложно. — Ты её любишь? Им обоим не нужно уточнять имя, и так понятно о ком речь. — Да… Я бы не влезал, если бы не знал, что ты… — Морок замолкает, а Саша кивает, стараясь выровнять дыхание и преодолеть спазмы что сжимают горло мертвой хваткой. — Я расстанусь с ней, завтра. Завоюй её, думаю, для тебя это не сложная задача, — болезненно усмехается Саша, отталкиваясь от ствола дерева. — Пойду прогуляюсь, — негромко бросает он, даже не думая оборачиваться. Он делает пару шагов в темноту и поворачивает в сторону освещенных улиц. Нужно идти и ни о чем не думать. Может лучше бежать? И он бежит, изо всех сил бежит, пока не начинают гореть легкие, и не колет в боку, мыслей теперь и правда нет. Но есть боль, она глубоко. Она разносится по венам, сжимает грудь, не дает дышать и заставляет слезы наворачиваться на глазах. « Нет! Нет…» Он кричит. Душой, сердцем, голосом. Сбивает кулаки о гладкий ствол ещё молодой березы и падает на траву, поднимая глаза на мутные звезды. Эмоции отключаются как по щелчку, и остается пустота. На её фоне снова появляются мысли, сухие как листы бумаги и такие же бесцветные. « Поговорить с Аленкой. Заехать к друиду, забрать меч. Написать гномам, у них там что-то интересное было» Звезды наконец приобретают четкость, но перед веками всё ещё всплывают голубые глаза, и в голове повторяются собственные слова: «У моего порока твоё лицо, Влад, и только твоё… »