Мир, в котором тонем мы

      Дождь не прекращался уже третий день. Серебристый Форд Мондео еле проезжал по глубоким лужам, норовя застрять в одной из них.       — И почему этот Хогвартс так далеко! — возмущался дядя Вернон. — Мы всё равно доедем, сил больше нет терпеть твои выходки, Поттер!       Гарри лишь устало прикрыл глаза. Тётя с утра дала какие-то таблетки, не те, которые он обычно пил, — другие, незнакомые, которые пришлось послушно проглотить. Ведь другого выхода не оставалось, — либо это, либо они сделают всё, чтобы засадить его в детскую колонию. Дядя Вернон при желании был способен на многое. И да, Гарри вроде как сейчас чувствовал свою вину, но в тот момент он просто не мог контролировать себя. Идея сжечь дом посреди бела дня оказалась самой отвратительной из всех. Очевидно, нужно было делать это ночью, когда все спали, а не днём, когда за ним следил чуть ли каждый.       Что ж, импульсивность всегда была его отрицательной чертой.       И не то, чтобы Гарри желал плохого своим опекунам, — нет! Просто… не мог. Он больше не мог находиться рядом с ними, терпеть их визгливые голоса, тотальный контроль, притворное беспокойство, тонко граничащее с презрением.       Не мог.       Не мог.       Просто. Не. Мог.       Тётя Петуния молчала всю дорогу. В такой дождливый день её дряблая кожа грязно-сероватого оттенка казалась ещё уродливее, а синеватые мешки под глазами были больше, чем обычно. Сухие, обветренные, и без того тонкие губы поджаты — признак того, что она в ярости и еле сдерживает себя, дабы не разразиться гневной тирадой. Хотя ему уже откровенно стало плевать на это, — пусть говорит всё, что душе угодно. Всё равно они скоро расстанутся.       Хогвартс-Шмогвартс.       Какая разница, куда его везут? Гарри даже и не надеялся, что там будет лучше, чем в местах до этого. К чему этот самообман? Но, по крайней мере, ему больше не придётся видеть эту плохо скрываемую брезгливость в глазах Дурслей при одном лишь взгляде на него, слышать их постоянные упрёки и оскорбления, словно он был психом по своей воле и мог что-то с этим сделать.       Так почему же они так долго тянули с этим?       — Он единственный сын моей родной сестры, я не могу иначе! — вечно кричала тётя Петуния во время очередной ссоры с мужем.       Что ж, а теперь смогла.       Вот такая вот ирония.       Гарри усмехнулся своим мыслям и уставился в окно, рассматривая размытый серый мир за стеклом. Деревья тряслись от жуткого ветра, а свинцовая туча простиралась на всё небо и казалась бесконечной, ведь горизонт — далеко не предел.       Жаль, что они не взяли с собой Дадли. В принципе, он не плохой вроде как. Конечно, у них были свои разборки в детстве — до тех пор, пока Гарри не решился проучить его.       Ах, воспоминания. Чем ещё заняться в дальней дороге?       Им было по пятнадцать. Тот год запомнился на редкость удушливым летом — Гарри сходил с ума от жары. Дышать нечем, кондиционер не помогал, а ещё Дадли явно что-то надумал в своей голове, крутясь возле его комнаты. Хотя, почему «что-то»? Всего лишь очередная «охота на Гарри». Тёти с дядей не было: где они находились, он даже и не вспомнит. В общем, Дадли снова избил Гарри (хитрюга, бил по тем местам, где не будет синяков), а потом запер в чулане, раздев его догола (Гарри всё равно сумасшедший, кто ему поверит? Сам разделся, сам заперся. Видимо, ему было настолько жарко).       Жара действительно расплавила последние остатки его мозгов, раз Гарри решил обернуть всю эту ситуацию в свою пользу: выломал дверь чулана ножкой от стула, нашёл на кухне нож и отправился в комнату Дадли. Во-первых, тот не ожидал, что Гарри выберется. Во-вторых, даже если и выбрался бы, то любой человек пошёл бы за одеждой, а не за ножом (именно это и орал Дадли, когда Гарри прижимал холодный металл к его горлу. Возможно, он и был прав, но кому это важно? Уж точно не Гарри).       — Одно движение, Большой Дэ, и можешь прощаться с жизнью, — Гарри действительно сделал бы это, почему нет? Он хотел это исполнить, потому что его просто достало терпеть все эти бесконечные издевательства над собой. На тот момент ему было плевать на последствия. Хотя… сейчас, в принципе, тоже.       Но Дадли не хотел прощаться с жизнью. Конечно, на его месте Гарри тоже не хотел бы. Кузен перепугался не на шутку, боясь даже вдохнуть от страха, не то что пошевелиться.       — А теперь слушай меня внимательно, дорогой кузен. Если ты хотя бы ещё раз допустишь в свою огромную, пустую башку даже крохотную мысль о том, чтобы как-то навредить мне, то я не просто убью тебя, я выпотрошу все твои кишки наружу и запихаю их тебе в глотку. Ты ведь знаешь, что я не шучу. Я ведь псих, а психам-то что? Срать я хотел на то, что правильно, а что нет. Ты меня понял? Кивни, если понял.       Переборщил? Возможно. Зато после этого Дадли и вправду поменял к нему отношение, перестал задирать и, в конце концов, последние года два действительно пытался понять. Оказалось, если Гарри не трогать, то и он не станет трогать никого в ответ. Какое удивительное открытие!       — Что у тебя в голове, Поттер? — недавно спросил кузен тихим голосом, привалившись к двери по ту сторону чулана. Как раз за пару дней до неудавшегося пожара. Да, тогда Гарри снова наказали, заперев там. И уже все прекрасно понимали, что это больше не наказание, а привычка, сложившаяся за многие годы, но всё равно продолжали это делать. Поттера больше не пугал чулан — наоборот, даже радовал, пусть и вмещался он туда с трудом. — Мама всего лишь попросила тебя поехать с ней в больницу. Там тебе помогут.       — Понимаешь, я… я… я просто не чувствую себя больным, — ответил Гарри, ощущая грузную усталость от всего этого мира. — Эти бесконечные косые взгляды, врачи-лицемеры, серые, однообразные больницы, где постоянно выписывают грёбаные таблетки, от которых потом просто хочется сдохнуть. Без таблеток я чувствую себя лучше, понимаешь? Без таблеток я чувствую себя живым. Врачи говорят кучу умных слов, но я ведь вижу, что они не хотят мне помочь. Хотят от меня избавиться.       — Я не думаю, что…       — Заткнись, — процедил Гарри. — ЗаткнисьЗаткнисьЗаткнись! Ты понятия не имеешь, с чем мне приходится сталкиваться каждый раз, когда я приезжаю к очередному несомненно замечательному специалисту, который в последствии оказывается таким же, как и все. Эти врачи уже изначально видят во мне лишь урода, отброса общества… неужели ты и правда думаешь, что я хочу быть таким неправильным, искажённым?       Дадли тактично молчал, но Гарри знал, что его внимательно слушают.       — А я, к примеру, просто люблю рисовать. Вот ты знал, что я люблю рисовать? Рисование — отличное занятие, успокаивающее. Когда я рисую, я будто ухожу из этого мира в другой, где всё должно быть ярко, но… я не могу даже раскрасить свои рисунки, потому что у меня всего лишь один чертов карандаш! И то, я стащил его у тебя, потому что всё моё снова отобрали и сожгли.       — Хочешь, я… отдам тебе все свои карандаши и тетради? А ещё лучше… куплю тебе фломастеры, кисти и акварель?        — Вот, Дадли, к чему я вёл: ты — единственный, кто меня спросил об этом, — грустно отозвался Гарри.       Дадли действительно исполнил его желание. Это был маленький глоток воздуха в унылой, беспросветной жизни. Гарри настолько увлёкся рисованием, что перестал обращать внимание на мир вокруг, заперевшись в своей комнате, забыв про элементарные бытовые вещи, как сон, душ или приём пищи. Это не было таким важным, как поскорее излить всю свою неуëмную энергию на листок бумаги.       Так зачем его нужно было трогать? Но тёте и дяде, видимо, стало необходимо до него добраться, и вот… поэтому-то он и едет в какой-то, по словам тёти, супер-крутой Хогвартс. Спасибо хоть на том, что не самая захудалая больничка. Хотя… какая разница, в какой именно лечебнице становиться полноценным овощем?       Они приехали лишь глубокой ночью, да такой поздней, что ни черта не было видно, словно кто-то выколол им глаза. Даже фары машины мало чем помогали. Всё, что видел Гарри, — высокие, чёрные, железные ворота с острыми наконечниками, как у стрел. На столбах возвышались какие-то непонятные, крайне неприятные фигуры. Горгульи что ли? Прямо как в сказке. Там, за воротами, стоял огромный многоэтажный дом, в котором почти нигде не было света, кроме одного окна на первом этаже.       — Вылезай, пойдём, — устало приказал дядя Вернон, неуклюже выходя из машины: всё-таки с таким огромным животом, словно пивная бочка, сильно не подвигаешься.       Гарри и тётя Петуния вышли следом, моментально промокая под ливнем. Шум дождя почти перебивал звук заведëнной машины, и громогласный голос дяди Вернона теперь едва был различим.       — Мы вам звонили утром… да-да, Вернон Дурсль, — объяснял он кому-то через домофон. — Я понимаю, но мы так долго ехали, а дорогу всю размыло. По пути не оказалось никаких мотелей, чтобы остановиться.       Что там ответили — неизвестно, но ворота моментально открылись, и они снова сели в машину. Так зачем вообще вылезали? Поттер чувствовал себя таким удрученным, усталым, что хотел просто завалиться прямо в одну из этих луж и уснуть в ней навсегда под унылую песню ливня. И почему он не сделал этого раньше?       — Доктор Макгонагалл, здравствуйте, — пропел дядя Вернон, когда они наконец-то оказались внутри Хогвартса. — Простите за столь поздний визит — погода сошла с ума!       Их встретила женщина довольно преклонного возраста. Седые волосы были собраны в пучок, белый халат свободно сидел на её худощавой фигуре. Морщинистое лицо, спрятанный за очками строгий взгляд, тонкие губы, острый подбородок. Жесты плавные, изящные, а осанка идеально ровная, можно даже сказать — величественная. Словно она была какой-то королевой, не меньше. Гарри даже мысленно подобрался, наполняясь внутренним уважением к ней. В обычной жизни редко случалось такое, чтобы кто-то настолько нравился ему с первого взгляда, но этой женщине хотелось довериться, а самое главное — слушаться.       — Понимаю, — кивнула она, и уголки губ приподнялись, образуя подобие улыбки. — Прошу пройти за мной — советую вам остаться на ночь, а утром оформить все документы и уладить вопросы.       — К сожалению, боюсь, если мы протянем до утра, то не сможем выехать, — покачал головой дядя Вернон. — Так что давайте мы сразу подпишем всё, что нужно, и отправимся в путь.       — Спасибо за гостеприимство, но мой муж прав, — подтвердила тётя Петуния усталым голосом.       Гарри закатил глаза — им просто хотелось поскорее избавиться от него и забыть навсегда. Ну и ладно, плевать. Он засунул руки в карманы потертых джинсов, которые были на два размера больше, и качнулся на месте, демонстратируя самый непринуждённый вид.       — Что ж, не буду настаивать. Следуйте за мной, — доктор Макгонагалл двинулась прямо по узкому коридору.       Лампочки едва его освещали, местами даже моргая, из-за чего в нём будто таилась угроза, некая опасность. И несмотря на то, что это была лечебница, Гарри больше всего удивило, что стены выкрасили в тёмно-красный, не в привычный белый, а высокий потолок — и вовсе в тёмно-коричневый. Казалось, что семья просто приехали в чей-то старый коттедж, оформленный в староанглийском стиле, но никак не в больницу.       Они зашли в самую дальнюю комнату, которая тоже не была похожа на привычный кабинет врача. Гарри много раз бывал у разных врачей, чтобы судить об этом. Здесь тоже преобладали бордовые цвета но, несмотря на перегруженность старой мебелью, кабинет казался уютным.       — Медсестра Хэттер,— негромко позвала доктор Макгонагалл, садясь за свой стол, на котором лежало очень много папок и бумаг. Она включила настольную лампу и обратилась к Гарри. — Мистер Поттер, как вы себя чувствуете?       — Хорошо, — бодро отозвался он, усаживаясь на стул напротив, и сложил руки на коленях. Тётя и дядя остались стоять в дверях, топчась на месте.       В этот момент из маленькой двери, которую Гарри не сразу приметил за огромным шкафом, бесшумно вошла медсестра. Сколько ей лет — даже невозможно было определить, казалось, что она была старее, чем сам мир — сгорбленная старушка, на которой красовалась причудливая чёрная шляпа, как у ведьм из сказки. Вместо белого халата — чёрное платье. Её лицо совершенно ничего не выражало: равнодушная улыбка и бездонные тëмные глаза.       Происходящее становилось всё страннее и страннее с каждой секундой.       — Медсестра Хэттер, опросите мистера Поттера и определите, в какое отделение временно определить нашего гостя, пока мы с его опекунами оформим все документы.       Медсестра, кивнув, указала Гарри жестом на дверь, из которой она пришла. Видимо, там был смотровой кабинет. Хотя… стоило только им туда зайти, как его мнение тут же поменялось.       Небольшая комнатка оказалась похожа на гостиную с камином, который сразу бросился в глаза. Гарри любил огонь — язычки пламени казались ему притягательными и даже немного колдовскими. Это была ещё одна из немногих вещей, которые способны отвлечь его от реального мира.       Миссис Хэттер, громко шаркая ногами, прошла к столу, который был точь-в-точь как у доктора Макгонагалл: такой же большой, с пузатыми витиеватыми ножками, и на нём лежала куча разных папок и бумаг. Она указала Гарри на тёмно-зелёное кресло, а сама села на своё место.       — Мистер Поттер, — голос, довольно звонкий, можно даже сказать зычный, слегка с хрипотцой, заставил его отвернуться от огня и обратить всё внимание на неё. — Любите камины?       — Эм… да, — Гарри дёрнул уголком губ. Что ж, хорошее начало беседы.       — Понимаю, — одобрительно кивнула старушка. — Считается, что огонь — одно из самых опасных природных явлений, но, если уметь управляться с ним, он приносит только пользу, верно? — это был скорее риторический вопрос, на который Гарри не видел смысла отвечать. — Что вас привело сюда, молодой человек?       Гарри часто слышал этот вопрос от разных людей с разной интонацией. Кто-то спрашивал его об этом сухо, равнодушно, кто-то — с сочувствием, но вот так, с искренностью, можно даже сказать с детским любопытством, впервые. Несмотря на то, что чёрные глаза медсестры Хэттер казались пугающими при таком тёмном освещении, в них не читались отрицательные эмоции, привычное презрение или же жалость: они были притягательными. А глаза многое говорят о человеке.       — Меня привезли тётя с дядей, — объяснил Гарри. Пусть старушка и была приятной, но доверять ей… слишком поспешное решение.       Далее обычно шли вопросы: «Как вы думаете, почему они вас привезли?»; «Если они вас привезли, то, возможно, есть причина?» или самое отвратительное: «Понимаю. Поговорим об этом?». Да ни черта они не понимали! Они просто пытались сделать вид, что понимают. Но миссис Хэттер спросила совсем другое:       — Не желаете выпить чая?       Возможно, это было неким приёмом, чтобы втереться в доверие, но Гарри действительно был голоден и даже немного продрог: мокрая одежда давала о себе знать.       — Да, если можно, — отозвался он, переключая внимание на коричневую тумбочку, на которой стоял пузатый аквариум. В нём по кругу плавала одинокая чёрная рыбка с выпученными глазами, и Гарри стало её жаль. Они были очень похожи — оба безнадёжно заперты без права на свободу.       Старушка ласково улыбнулась, становясь похожей на добрую бабушку из сказок, которые обычно предлагают сладости, яблоки, а потом резко превращаются в злобных ведьм. Чай резко перехотелось, но медсестра уже поднялась с места и направилась к двери, — нет, не той, из которой пришли, а к другой, тоже спрятанной за книжным шкафом. Гарри ничего не оставалось, кроме как просто сидеть на месте.       От скуки он стал разглядывать папки с бумагами, но не понял, что там написано — у врачей всегда был отвратительный почерк. Интересно, их этому специально обучают, или люди просто думают: «У меня плохой почерк, подамся-ка я во врачи. Там-то мой талант точно пригодится!».       Гарри тихо захихикал этим мыслям, не сразу заметив, что возле камина, оказывается, стояли горшки с непонятными деревцами. Вспомнил про розы тёти Петунии и скривился — ну не любил он эти растения. Для чего люди вечно их выращивают дома? Им что, на улице обычных растений не хватает? Взгляд снова вернулся к книжному шкафу — ему остро захотелось взять какую-нибудь книгу просто так, из любопытства. Интересно, что здесь читают: наверняка заумные трактаты о человеческом организме. Скукота.       СкукотаСкукотаСкукота.       Пальцы дрогнули, а внутри разрасталось нетерпеливое желание хоть что-нибудь сделать. Кабинет показался совсем маленьким и гораздо темнее, чем тогда, когда они только вошли сюда, хотя лампочки не моргали и не стали тусклее. Ему пришлось сделать огромное усилие над собой, чтобы спокойно продолжать сидеть на месте, хотя нога уже начала нервно постукивать по полу, отбивая непонятный ритм.       Дверь скрипнула, и Гарри с облегчением выдохнул: одному здесь оставаться не хотелось.       — А вот и чай, — пропела старушка, неся поднос.       Медсестра Хэттер быстро подошла к столу и поставила перед ним маленькую чашку на блюдечке с позолоченным оформлением. Оно было настолько красивым, что даже прикасаться своими кривыми руками стало страшно. Перед чашкой ещё появилась тарелочка с песочным печеньем в виде разнообразных шляпок. Забавно.       Теперь это походило на королевский приëм, который Гарри видел по телевизору. Возможно ли, что медсестра Хэттер тайная сестра самой королевы? Похоже, они одного возраста.       — Вы знаете, что это за место, мистер Поттер? — спросила пожилая леди, склонив голову, а после отпила глоточек чая.       Что за дурацкий вопрос?       — Хогвартс. Детская психиатрическая больница, — отчеканил Гарри и всё-таки решился попробовать чай. Да и печеньки, вроде, на вид казались вкусными. Или это голод так влиял.       — Но вам не кажется, что это место не совсем похоже на больницу? — она провела рукой, указывая на оформление комнаты.       — Эээ… да, — нахмурился Гарри, не совсем понимая, к чему миссис Хэттер ведёт.       — Зачастую всё может быть не так, как кажется на первый взгляд, — улыбнулась старушка. — Если бы все люди думали одинаково, то разве мир добился бы прогресса?       Гарри снова посчитал, что слова излишни, и откусил печенье.       — Нет абсолютно одинаковых людей, у каждого своя особенность. Как вы думаете, что делает вас особенным среди других?       Вдруг стало ещё темнее. Гарри поспешно прожевал печенье и гулко сглотнул, а затем отпил чай, боясь подавиться. Он не знал, что ответить: она имеет ввиду болезнь или что-то ещё? Но отвечать простым: «не знаю», — казалось верхом глупости. Будто Гарри не способен ответить на такой вопрос. В голову пришли мысли о ненавистном шраме на лбу в виде молнии. Нет, точно не это. Гарри не хотел быть особенным только из-за шрама. В конце концов, мысли вовсе спутались и начали выдавать откровенную глупость, поэтому он всё-таки решился остановиться на очевидном варианте.       — Я… болен? — скорее вопросительно, чем утвердительно, выдал он, а пальцы снова дрогнули, и Гарри поспешил спрятать руки в карманы.       — А вы чувствуете себя больным?       — Нет, — признался он.       — Тогда подумайте ещё, — мягко улыбнулась медсестра Хэттер. — Я уверена, что такой очаровательный молодой человек найдёт, чем меня поразить. К примеру, как вы заметили, мне безумно нравятся шляпки. Меня дети даже называют Шляпой. Если хотите, вы тоже можете так меня называть.       — Эм… — всё, что смог сказать Гарри.       — Я не тороплю с ответом. Возможно, позже вы сможете найти его. Только обязательно скажите мне, не забудьте! — она шутливо пригрозила пальцем, на что Гарри несмело улыбнулся. — Что ж, на этом мы и закончим, не буду вас утомлять. Вы наверняка устали и хотите спать.       — И всё? — не удержавшись от глупого вопроса, он поправил очки и неверяще уставился на медсестру, пристально вглядываясь в её лицо.       — И всё, — подтвердила Шляпа. — И, если честно, я тоже хочу спать.       Разве медсёстры должны так проводить опрос? Тут в голове всё встало на места: точно, медсёстры не проводят опрос, не ставят диагнозы, не назначают лечение. Значит, Гарри увели для того, чтобы доктор могла поговорить с его опекунами наедине. Он уже почти почувствовал себя обманутым, но, посмотрев на ситуацию с другой стороны, тут же успокоился, — он выпил чай, мило побеседовал со старушкой, которая и правда ему понравилась, и… прекрасно провёл время. Это было всё же лучше, чем сидеть со своими опекунами и слушать их завывания о том, какой он ненормальный.       Когда они вернулись в кабинет, тёти с дядей уже не было, а доктор Макгонагалл записывала что-то — наверняка историю болезни, — беззвучно шевеля губами.       Они даже не попрощались. Не то чтобы Гарри хотел с ними прощаться, но…       — Думаю, это пациент вашего отделения, доктор Макгонагалл, — произнесла медсестра Хэттер. — Очень милый молодой человек, он меня очаровал!       — Вы как всегда правы, абсолютно с вами согласна, — кивнула врач, — простите, что потревожила Вас в столь позднее время.       — Ради такого славного мальчонки не жалко, — пожилая леди махнула рукой и повернулась к Гарри. — Не забудь, о чём мы с тобой говорили, хорошо?       — Хорошо, — поспешил заверить её Гарри. — Доброй ночи.       — Доброй ночи, — Шляпа кинула ему одобрительный взгляд напоследок, а после скрылась за дверью.       Что ж, пока что всё шло вроде бы неплохо. Возможно, в таких отдалённых лечебницах действительно всё иначе, нежели в городских клиниках? И опять же. Он всё ещё, вроде, болен, и его считают больным, раз приняли сюда, а это значит…       Что не стоит делать каких-либо поспешных выводов.       На этом все умозаключения закончились, и Гарри внезапно ощутил такой груз усталости и сонливости, что еле сдержал зевок.       — Прошу следовать за мной, мистер Поттер, — наконец произнесла доктор Макгонагалл, вставая из-за стола, а потом указала на его одинокий, маленький чемодан, который сиротливо стоял около стола. — Ваши опекуны оставили вещи. Сказали передать вам, что желают скорейшего выздоровления и с нетерпением ждут домой.       Он кивнул, проглатывая столь наглую ложь. Они никогда такого не сказали бы. Ни в этой жизни, ни в какой-либо другой.       Плевать.       Плевать.       Правда плевать.       Гарри ловко ухватился за ручку чемодана и последовал за доктором. Шум колесиков об деревянный пол почти успокаивал. Ключевое слово — почти.       Не попрощались.       Они не попрощались.       Они. Не. Попрощались.       — Сначала вам нужно пройти проверку на наличие запрещенных вещей: табачная и алкогольная продукция, психотропные и психоактивные вещества, оружие любого вида, пиротехника, любые медикаменты.       — Но… у меня ведь…       — Все медикаменты мы выписываем сами, те, которые сочтём подходящими вам, — они неспешно дошли до другого конца коридора. Макгонагалл тихо постучала и отошла на пару шагов назад. — Надеюсь, остальное у вас не вызывает вопросов?       — Нет, мэм, — ответил Гарри, слушая шаркающие шаги и недовольное ворчание за дверью, которая открылась почти сразу.       За ней стоял старик, крайне неприятный на первый взгляд: от одного его вида хотелось скривиться от отвращения — сияющий от лысины спереди лоб, с облезлыми, длинноватыми волосами позади. Он скривился в злобном оскале, обнажая неровные, гнилые зубы. Гарри отступил на шаг назад. На всякий случай. По всему лицу виднелись красные прыщи, один из которых был на носу, отчего тот казался просто огромным, и к тому же ещё и кривоватым.       — Доктор Макгонагалл, чем Вам обязан в столь поздний час? — голос оказался скрипучим, надломленным.       — У нас новый пациент, мистер Филч. Нужно осмотреть вещи, — она указала на чемодан Гарри. — Полагаю, что мы не займём много времени.       Ну да, она права. Пара джинсов, клетчатая рубашка Дадли, толстовка, три футболки, несколько пар носков, парочка трусов — вот и весь его гардероб. Ну, там ещё лежали таблетки, блокнот и карандаш, которые засунул ему кузен, пока не видели родители. Вот и всё.       — Проходите, — старикашка широко распахнул дверь. — Миссис Норрис, у нас работа!       Миссис Норрис? Неужели, чтобы проверить один его несчастный чемодан, требуется два человека? Гарри чуть не застонал от всей этой ситуации, но при докторе Макгонагалл не хотелось показывать себя в плохом свете. Будь они с этим мистером Филчем одни, тогда Гарри, возможно, и повозникал бы.       Интересно, а миссис Норрис тоже старушка? И почему все здесь такие старые? Разве такая работа не требует много сил и прочего?       — Ваш чемодан, — старик протянул руку, когда Гарри прошёл в комнату, в которой ничего не было, кроме одинокого стола. Зато он сразу заприметил ещё одну дверь, что оказалась приоткрыта. Наверняка там ещё одна комната.       А как старик так быстро дошёл до двери?       Этот вопрос сразу же испарился, потому что из-за двери вальяжно выплыла кошка, такая же облезлая и старая, как сам мистер Филч. Она ловко запрыгнула на стол, и старик открыл чемодан Гарри. Кошка обошла его несколько раз, а затем уткнулась в боковой кармашек, где лежали таблетки, протяжно замяукав. Мистер Филч бесцеремонно залез туда, выуживая упаковку. Гарри оставалось лишь недоумённо наблюдать за этой картиной. Кошка снова обошла чемодан, принюхалась, после спрыгнула со стола и скрылась за дверью.       — Теперь всё чисто, — удовлетворённо протянул старик и закрыл чемодан, передавая его Гарри.       — Спасибо, мистер Филч, простите за беспокойство, — произнесла доктор, и Гарри вспомнил, что она тоже здесь. — Мистер Поттер, а теперь я проведу вас в вашу палату.       Снова длинный коридор, шум колесиков об пол и глухие шаги. Они молчаливо поднимались на четвёртый этаж, и всё это время Гарри думал, что это самая странная лечебница в мире. Что от неё ожидать — неизвестно.       И кстати, на четвёртом этаже всё тоже оказалось в красном цвете! Не то, что бы Гарри был против этого цвета, даже наоборот, очень рад, так как очень любил яркие краски, но всё же, — разве это неудивительно?       — Сэр Николас, проводите юношу в палату к мистеру Уизли, — произнесла Макгонагалл, когда они подошли к посту. Там сидел мужчина преклонных лет с кудрявой причёской, словно у пуделя, и читал книгу.       Почему все люди здесь такие странные? Этот сэр Николас, казалось, вообще не от мира сего: он был одет не в медицинский халат или другую похожую форму, а в одежду девятнадцатого века, словно изображал рыцаря. Он медбрат? Охранник? Но самым странным стало то, что у него была перебинтована шея.       Сэр Николас лишь кивнул, отложил книгу, жестом указывая идти за ним.       — Добро пожаловать в Хогвартс, мистер Поттер, — произнесла доктор, слегка улыбнувшись. — Хогвартс всегда поможет тем, кто нуждается в помощи. Доброй ночи.       — Спасибо, — отозвался Гарри и поспешно бросился за мужчиной, который уже завернул в правое крыло.       Они остановились возле четвёртой двери, сэр Николас молчаливо указал на неё и развернулся, возвращаясь обратно.       Что ж. Ладно. Вот и добрались.       Гарри тихо приоткрыл дверь и проскользнул в тёмную комнату, прислушиваясь к звукам. Слышалось чьё-то мирное сопение и тяжёлое дыхание самого Гарри. Свет включать не хотелось, чтобы не беспокоить своего новоиспечённого соседа, поэтому наощупь он пробрался к кровати, молясь о том, чтобы не споткнуться об что-нибудь. Видимо, удача была на его стороне, и он благополучно добрался до своего места. Глаза немного привыкли к темноте, поэтому застелить постель не составило никакого труда.       Раздеться. Снять очки. Лечь в кровать. Закрыть глаза. Заснуть. В общем-то, ничего сложного, верно?       Но стоило ему расслабиться, как в голову снова пришли те самые мысли.       Они даже не попрощались.       Гарри настолько ничтожен, что не заслужил простого человеческого прощания.       Теперь он больше не будет доставлять им неудобств.       Ему должно быть плевать на это.       Они никогда не были семьёй, ведь они нормальные, а он — нет.       Плевать, плевать, плевать.       Всё равно он здесь надолго не задержится. Либо сбежит, либо просто попрощается с жизнью.       Отличный план.       Просто отличный.       Но, черт возьми, почему они не попрощались?       Уехали, бросили, оставили одного.       В непонятном мире, в котором он обязательно утонет…