Dance of The Dragonwolf

      Время, казалось, остановилось; воздух был наполнен симфонией звучных колоколов. С возвышающейся септы Королевской Гавани каждый колокол в столице звонил со скорбной элегантностью, их мрачный звон эхом разносился по мощеным улицам.       Торжественный бой, которому суждено было звучать непрерывно в течение всей недели, послужил пронзительным напоминанием о глубокой утрате, постигшей королевство: кончине принца Бейлона Таргариена, фигуры, любимой его народом. От восхода до заката небесная мелодия колоколов окутывала весь город, их завораживающий звук переплетался с самой сутью охваченных горем сердец его жителей.       Для Деймона звон колоколов превратился в мучительную симфонию, нежелательное вторжение в его хрупкое эмоциональное святилище. С каждым громким звоном его глаза инстинктивно закрывались, словно ища утешения в темноте, защищая себя от пронзительных напоминаний о безвременной кончине отца. Его мысли вернулись к тем дням, когда лицо его отца излучало тепло и радость, облик, который без особых усилий покорял сердца всех, с кем он сталкивался.       Бейлон Таргариен обладал чарующей харизмой, магнетическим обаянием, которое мгновенно располагало к нему окружающих. Даже в свои последние минуты, лежа на смертном одре, принц покинул этот мир с неземной улыбкой, свидетельствующей о хорошо прожитой жизни и неукротимом духе, который определял его характер. Посреди этого общегородского реквиема Деймон обнаружил, что борется с водоворотом эмоций. Колокола, некогда служившие символом радостных событий и общинных торжеств, превратились в меланхоличное напоминание об отсутствии его отца. Каждый звон колокола становился данью уважения наследию принца Бейлона Таргариена, навсегда запечатлевшемуся в сердцах и умах тех, кто его любил.       Деймон обнаружил, что купается в золотистых оттенках утреннего солнечного света, его нежная ласка просачивалась сквозь щели в его комнате. Примостившись на краешке кровати сына и устремив взгляд на свои колени, Деймон держал в руках обнаженный валирийский меч, подаренный ему покойным отцом.       И все же, когда лучи надежды заплясали на его лице, ожидаемый восторг, который должен был сопровождать такой подарок, рассеялся, как неземной дым, такой же неуловимый, как песок, ускользающий из его рук. Подавленный тяжестью своей потери, Деймон искал утешения в своих руках, пряча лицо от всего мира. Смерть отца поразила его с гораздо большей силой, чем он мог себе представить, неописуемой болью, отозвавшейся эхом в глубинах его души. И вслед за этой глубокой печалью еще одна волна обрушилась на берега его сердца, потому что Лианна тоже ушла из его жизни. Два столпа любви и привязанности были жестоко отняты, оставив принца дрейфовать в море эмоций, борясь с подавляющей пустотой, которую они оставили позади.       Деймон чувствовал, как теплые струйки слез стекают по его обветренным щекам. И все же, преисполненный решимости защитить своего любимого сына от сокрушительного груза отчаяния, Деймон собрал всю свою внутреннюю силу, решительно отказываясь поддаваться буре эмоций, которая угрожала поглотить его. Понимая, что нежное сердце его сына разобьется вдребезги, увидев уязвимость отца, Деймон решил надеть маску непоколебимой храбрости, скрывающую блестящие жемчужины страдания, которые угрожали выдать его самообладание.       О, Лианна, ее имя сорвалось с его губ тихим шепотом, который нес в себе всю тяжесть его желаний. С ней он наслаждался святилищем подлинности, убежищем, где он мог обнажить свою душу и оградить себя от бремени притворства. Но теперь, после ее отсутствия, он испытывал всепоглощающее чувство одиночества. Боль от потери Лианны, подобно острому лезвию, пронзившему его сердце, глубоко проникла в тайники существа Деймона, разрывая его дух на части.       Каждое проходящее мгновение было напоминанием о ее отсутствии, напоминанием о том, что их некогда неразделимые души были жестоко разлучены. И все же, страдания на этом не закончились, потому что потеря отца добавила еще один слой мучений к и без того обремененному сердцу Деймона. Это было так, словно на него навалилась тяжесть всего мира, тяжесть горя переплеталась с каждым ударом его раненого сердца.       Мягкая ласка руки Лианны, тепло ее улыбки и нежный звук ее смеха, казалось, витали в воздухе, дразня его фрагментами прошлого, которое никогда не сможет быть возвращено. Подобно изогнутому ножу, боль продолжала скручиваться в его груди, напоминая о глубине его горя. И все же среди тьмы, которая угрожала поглотить его, забрезжил проблеск надежды.       Деймон отвел взгляд от меча в ножнах; у него не было сил даже вытащить меч и насладиться красотой валирийской стали; держать меч на коленях казалось неправильным; Деймон хотел этот клинок больше всего на свете, но теперь он чувствовал себя так, словно украл его у своего отец.       «Однажды, — эхом прозвучал в его мыслях голос отца, — отдашь его Эйнару». Эти слова, подобно нежному шепоту мудрости, эхом отдавались в его существе. С нежным вздохом Деймон окинул взглядом спящую фигурку своего маленького мальчика, на сердце у него было тяжело от груза ответственности.       Проницательный взгляд Деймона пронзил туман времени, перенеся его в будущее, где его сын стоял высокий и могучий, держа в руках легендарный меч Темную Сестру. Пока его разум рисовал яркие портреты его любимого сына, волна отцовской гордости захлестнула Деймона, вызвав нежную улыбку на его губах. Его сердце, переполненное глубоким чувством радости, расширилось в ритме триумфов его сына, на мгновение окутав Деймона каскадом неподдельного счастья… Бум!       Спокойствие внезапно было нарушено громким ударом ближайшего колокола, вернувшим его к реальности. Когда радость, которую он на мгновение охватил, растворилась в воздухе, Деймон глубоко вздохнул, его взгляд переместился с мерцающего меча на своего спящего маленького мальчика, уютно устроившегося в его постели. Принц с нежной привязанностью протянул руку, деликатно отведя в сторону выбившуюся прядь волос, скрывавшую умиротворенное лицо его сына. В безмятежном сне ребенок казался нетронутым горестями, которые отягощали их сердца. Глубоко внутри Деймон понимал, какое глубокое влияние трагическая кончина Лианны оказала на сына. Несмотря на доблестные попытки мальчика скрыть свое горе, Деймон остро осознавал, до какой степени это на него повлияло.       Деймон заметил, как часто сын бывал в компании королевы Алисанны, иногда больше с ней, чем с Рейнирой; Деймон не был глуп; он полагал, что его сын искал материнской любви, по которой тосковал сам, и казалось, что Эйнар находил утешение и привязанность в теплых объятиях королевы Алисанны. Королева милостиво приветствовала возможность сблизиться со своим правнуком, наслаждаясь каждым драгоценным моментом, который она могла разделить с энергичным и изобретательным Эйнаром.       Деймон грациозно наклонился. С нежностью и привязанностью он поцеловал в розовую щеку своего любимого сына, чей сон был прерван, заставив его слегка пошевелиться в своей уютной постели. Когда сонные фиолетовые глаза мальчика распахнулись, они посмотрели на его отца, в их глубине танцевала смесь недоумения и любопытства. Джон недоумевал, почему его отец выбрал столь поздний час, чтобы почтить его своим присутствием.       Взгляд Эйнара метнулся к большому окну, обрамлявшему раскинувшийся перед ним городской пейзаж. Со смесью любопытства и спешки он задался вопросом, не проспал ли он, задержав взгляд на солнце, которое лениво поднималось над горизонтом. И все же, когда мягкое сияние окутало город в своих объятиях раннего утра, осознание осенило принца подобно легкому ветерку — завтра было еще слишком рано. Его внимание быстро переключилось обратно на отца. Недоуменно приподняв брови, пытливые глаза Джона быстро заметили легендарную Темную Сестру, безмятежно покоящуюся на коленях его отца, ее сверкающий металл свидетельствовал о могуществе и истории, которыми она обладала.       — Отец? Как себя чувствует дедушка Бейлон? — Голос Эйнара дрожал от беспокойства, когда он с тревогой задавал вопрос своему отцу, отчаянно ища новостей. Инстинктивно взглянув на лицо своего отца, Джон уже почувствовал мрачную весть, которая сорвется с его губ, и его интуиция оказалась верной, когда отец нежно обхватил голову сына, притягивая его в крепкие объятия. Ошеломленный этим нежным жестом, Эйнар почувствовал, как губы отца нежно поцеловали его в лоб.       Голосом, в котором слышались печаль и серьезность, он сказал: — Твой дедушка умер, сын мой. — Когда на них обрушилась тяжесть этих слов, в комнате воцарилась жуткая тишина, нарушаемая только навязчивой мелодией ветра, шелестящего в вековых деревьях, и отдаленным звоном колоколов, эхом отдающимся из сердца Королевской Гавани, словно оплакивающих потерю вместе с ними.       В комнате воцарилась жуткая тишина, как будто даже стены затаили дыхание. Внезапно спокойствие нарушилось, уступив место душераздирающим рыданиям Эйнара, разносившимся в воздухе подобно скорбной мелодии. С каждой слезинкой, стекавшей по его щекам, Джон искал утешения в объятиях своего отца, чье сердце болело, видя страдания сына.       В отчаянной попытке утешить Деймон нежно погладил сына по голове, его пальцы нежно перебирали взъерошенные пряди волос. Запечатлев нежный поцелуй на нахмуренном лбу сына, голос Деймона, наполненный любовью и состраданием, мягким эхом разнесся по комнате. Он произносил слова так нежно, так проникновенно, что они звучали как шепот надежды, напоминая сыну, что он не одинок, и обещая никогда не оставлять его одного.       — Почему снова?! — Страдальческий крик Эйнара пронзил воздух, его голос дрожал от смеси гнева, замешательства и глубокой печали. Словно почувствовав глубину отчаяния своего сына, Деймон притянул мальчика еще ближе, их объятия становились все крепче, их сила служила щитом от безжалостных волн горя, угрожавших поглотить их обоих. В этот момент Деймон понял всю тяжесть горя сына, ибо раны, нанесенные безвременной смертью Лианны, все еще были незаживающими, пульсируя болью утраты. И вот, он держал своего сына на руках, его собственное сердце было тяжело от разделяемой печали, молча поклявшись никогда не позволять Эйнару сталкиваться с миром в одиночку.       Душевная боль мальчика была ощутима. Его заплаканные щеки и опухшие глаза свидетельствовали об эмоциональном потрясении, которое, казалось, длилось целую вечность. Когда он откинулся назад, ища утешения в объятиях своего убитого горем отца, разум Деймона наполнился беспокойством и состраданием. Деймон задумался, не спросить ли ему сына, не хочет ли он чего-нибудь поесть; он знал, что его сын, вероятно, не голоден, но съесть что-нибудь было лучше, чем ничего.       Среди тяжелой тишины, нарушаемой только тихими всхлипываниями, которые эхом отдавались в комнате: — Где прабабушка? — Голос Эйнара задрожал, когда он нарушил тишину. В его словах слышалось скрытое нарастающее беспокойство, когда он с тревогой осматривал комнату в поисках знакомого лица. Тяжесть беспокойства навалилась на него, как свинцовый плащ, потому что он внезапно осознал отсутствие своей любимой прабабушки. Осознание этого поразило его острым уколом вины, он знал, что она тоже, должно быть, погружена в свое собственное море слез, спрятавшись в утешении своей собственной комнаты.       — В своих покоях, Эйнар, но думаю, сейчас лучше оставить ее одну, — быстро сказал Деймон; он понимал желание сына быть рядом с Алисанной, особенно после смерти ее сына, но Деймон думал, что сейчас ей нужно побыть одной, Деймон знал, что люди скорбят в по-разному, некоторым людям нравилось оставаться в одиночестве, когда умирали их близкие.       — Нет! — его голос эхом отразился от каменных стен его комнаты. Его взъерошенные волосы растрепались, а голова энергично моталась из стороны в сторону, словно пытаясь выбросить из головы только что произнесенные слова. Однако, прежде чем Деймон успел вмешаться или предложить утешение, решимость Эйнара подтолкнула его к действию. Мальчик поднялся со своей удобной кровати, его ноги едва касались каменного пола. Маленькие ножки быстро понесли его к тяжелой дубовой двери, словно сгусток энергии. С каждым шагом эхо его шагов разносилось по коридору.       — Она одна. Я не хочу, чтобы она была одна, — закричал принц, и по его маленькому личику покатилось еще больше слез; мысли проносились в голове Деймона, размышляя о перемене решения. Тем не менее, тяжелый вздох сорвался с его губ, когда он признал свое поражение, его собственное горе давило на него. Преисполненный решимости проявить силу для своего маленького сына, он проглотил собственные слезы и решил прислушаться, по-настоящему выслушать.       — Очень хорошо, но не задерживайся слишком долго, — заметил Деймон. Когда его слова мягко повисли в воздухе, Джон почувствовал, как тепло ласкает его сердце, мерцающее отражение благодарности, которая расцвела на его губах, проявившись в виде небольшой, но искренней улыбки. С грациозной решимостью Деймон подошел к двери, его шаги отдавались целеустремленным эхом, и взмахом руки он распахнул ее, открывая коридор, залитый мягким светом мерцающих факелов. Воздух зашептался от предвкушения, когда Эйнар стремительно переступил порог.       Им не потребовалось много времени, чтобы добраться до покоев королевы, их шаги эхом отдавались от каменных стен. Непрекращающийся звук ритмичного плача его прабабушки эхом разносился по коридорам, становясь громче и отчетливее с каждым сделанным шагом, усиливая нетерпение принца добраться до покоев королевы. Когда он приблизился к двери, королевская гвардия, стоявшая снаружи, инстинктивно распознала присутствие Эйнара. Едва заметно кивнув, стойкий страж безмолвно отступил назад, предоставляя юному принцу беспрепятственный доступ. Руки Джона, маленькие, но решительные, жадно ухватились за холодную ручку, ощущая ее тяжесть в своих ладонях, когда он собрал всю свою силу и решимость до последней унции. Решительным рывком дверь распахнулась.       Когда мальчик вошел в комнату, его окутала тяжелая атмосфера. Зрелище, открывшееся его глазам, было душераздирающим: его прабабушка, превратившаяся теперь в простой силуэт отчаяния. Прижимая мягкую подушку к залитому слезами лицу, она безутешно рыдала. Осознавая хрупкость момента, Эйнар осторожно прикрыл за собой дверь, следя за тем, чтобы даже тихий звук не нарушил торжественности.       Тяжесть страданий его прабабушки повисла в воздухе, очевидная по ее мучительному крику, пронзившему тишину: — Оставь меня в покое! — Она даже не потрудилась повернуться и поприветствовать того, кто вошел в ее комнату. Собственные глаза принца наполнились слезами, отражая боль, которую он увидел на лице своей прабабушки. В этот момент он не мог не вспомнить о сильной и жизнерадостной женщине, которой она когда-то была, о той, которую они оставили в Винтерфелле. Теперь она лежала на своей кровати, охваченная горем по своему потерянному сыну, и ее уязвимость резко контрастировала с неукротимым духом.       Грудь мальчика сжалась, когда он почувствовал, что его дыхание участилось — результат как беспокойства, так и ледяных щупалец страха, которые распространились по его телу. Его взгляд снова нерешительно скользнул к кровати, только для того, чтобы встретиться с душераздирающим осознанием: там лежала не знакомая фигура Алисанны, а Рейнис. Слезы каскадом катились по ее лицу, оставляя блестящие дорожки на щеках, а ее мучительные крики печали и отчаяния разносились по всему залу, пронзая тишину. Груз вины тяжело давил на совесть Джона, когда голос Рейнис дрожал от раскаяния, ее слова эхом отдавались в воздухе, как навязчивый припев.       — Эйнар. Прости! Мне так жаль. Пожалуйста, прости меня! — Ее мольба повисла в комнате, наполненная неподдельными эмоциями.       Джон медленно моргнул, открывая глаза, и когда его тяжелые веки приподнялись, они были встречены потоком слез, хлынувших откуда-то из глубины души. Яркое воспоминание, всплывшее перед его мысленным взором, поразило его с такой силой, что это было похоже на эмоциональный кинжал, пронзающий самое его сердце. Со смесью любопытства и озабоченности его взгляд быстро метнулся к прабабушке. С каждым неуверенным шагом, который он делал, его маленькие ножки несли его все ближе к ее постели, где она оставалась, и ее горестный плач эхом разносился по комнате.       Когда Эйнар осторожно приблизился к изножью ее кровати, он не мог не заметить, что его прабабушка по-прежнему не подозревала о его присутствии. В этот момент молодого парня захлестнула волна неуверенности, оставив его сбитым с толку и неуверенным в том, какой курс действий предпринять. В глубине души он жаждал предложить хоть какое-то утешение, какие-то слова утешения, которые могли бы внести проблеск радости в ее встревоженное сердце. Однако удручающая пустота поглотила его разум, не давая всплыть на поверхность каким-либо осмысленным мыслям. В памяти принца вспыхнуло воспоминание — единственное, что всегда вызывало улыбку на лице его прабабушки.       В зале средь призраков павших царей       Дженни танцует без сил       С тем, кто в Ночь ушёл, кто вернулся за ней       И кто в сердце любовь сохранил.       Имя того, кто исчез в веках,       Припомнить не может она.       Кружатся тени на Старых камнях,       Унося боль из вечного сна.       И она не желает уйти,       Не желает уйти…       Не желает уйти…       Не желает уйти…       Танцуют весь день и ночь напролёт       Сквозь вьюгу, метель, снежный бриз.       Зимою и летом танцуют весь год,       А затем Стены рухнули вниз…       И она не желает уйти,       Не желает уйти…       Не желает уйти…       Не желает уйти…       И она не желает уйти,       Не желает уйти…       Не желает уйти…       Не желает уйти…       В зале средь призраков павших царей       Дженни танцует без сил       С тем, кто в Ночь ушёл, кто вернулся за ней       И кто в сердце любовь сохранил…       Когда мелодичная песня Эйнара мягко завершилась, он постепенно открыл глаза и обнаружил, что взгляд его прабабушки устремлен на него. В этот пронзительный момент отголоски ее горестных рыданий прекратились, сменившись глубокой смесью скорби по ушедшему сыну и неоспоримой привязанности к правнуку. Из ее глаз, покрасневших от бесчисленных слез, лились слезы, а щеки распухли от переполнявших ее эмоций. И все же, среди этого моря меланхолии, Джон выдавил из себя горько-сладкую полуулыбку. Не произнеся ни единого слова, его прабабушка молча поманила его присоединиться к ней. Не колеблясь, Эйнар быстро занял свое место рядом с ней на кровати.       Без колебаний она бросилась к нему, раскинув руки, и заключила его в крепкие, успокаивающие объятия. Обхватив его руками, она запечатлела нежные поцелуи на его лбу, оставляя дорожку из нежных отпечатков. Мягкое прикосновение ее руки, ритмично поглаживающей его по пояснице, дарило утешение и уверенность, как бы говоря: — Я здесь, и все будет хорошо. — Эйнар ответил взаимностью на ее любовь, нежно поцеловав ее в щеку и прижавшись лицом к ее плечу.       Мягким тоном и с искренним выражением лица принц спросил: — Могу ли я сделать что-то еще? — В глубине души он стремился утешить свою прабабушку, надеясь любым возможным способом поднять ей настроение. В нежном жесте Алисанна запечатлела нежный поцелуй на его щеке, в ее глазах читалось глубокое чувство признательности.       Отчаяние сквозило в голосе Алисанны, когда она крепко прижалась к своему любимому правнуку, почти умоляя: — Пожалуйста, не оставляй меня, мой милый маленький дракончик. — Пытаясь успокоить ее, Эйнар обнял ее в ответ, нежно поцеловав в щеку.       С непоколебимой преданностью Эйнар поклялся: — Я не оставлю тебя одну. Никогда.