Мафия — значит интернационализм

Больно... мокро... «Что происходит?» Колени болят. Горло болит, голова, руки, сердце. Глаза открыть трудно, но возможно. Перед лицом пол и стенка, белая, отвратительно белая. С губы ощутимо что-то стекает, то ли слюна из открытого во сне рта, то ли что-то... другое. Резкая боль бьет прямо по глазам, заставляя жмуриться, а язык — единственная мышца, которая не болела — дергается, заполняя рот вкусом крови. «Я мокрый. Что это? Вода? Кровь? Я пытался убить себя? Как? Зарезать? Утопиться? Очень глупо. Глупо, глупо, глупость». Ему тринадцать. Он с трудом опирается на локти, перед глазами все раздваивается и плывёт, теряет цвет, снова его обретает, и все это отдается пульсирующей болью во всем теле. Вкус крови становится невыносимым, вынуждая сплюнуть, но если подумать, то в общем-то, в этом нет ничего страшного и бескультурного: на полу уже скопилась приличная красная лужица. Обведя рот языком он обнаруживает лишь невероятную сухость, но ни намека на какую либо рану. Он пытается сглотнуть, но слюны нет, и от этого необдуманного движения горло скручивает от палящей боли, словно он проглотил раскаленную монетку. Руки не выдерживают — и он падает обратно на пол и вновь закрывает глаза. «Я умираю? Я... не хотел умирать вот так. Боль. Тупая боль, идиотская! Ненавижу боль... ненавижу». Справляться с этим было трудно, силы таяли, каждый вздох отдавался болью, но если он начинал дышать чуть-чуть, перед глазами начинало темнеть.. «Я даже не вижу, в чем я... Почему я мокрый?! Меня что, обоссали, блядь?!» Он хочет коснуться шеи и пальцы что-то царапает. Не думая, он сжимает это что-то и тянет прочь. Острая грань вспарывает болью подушечки пальцев, он не может удержаться от всхлипа — и в горле снова взрывается пламя. Когда ладонь появляется перед глазами, он видит кусочек самого себя. Осколок зеркала. Наверное, украл у кого-то, ведь всё, чем можно хотя бы в теории порезаться, у него давно изъяли. Руку слегка ведет от боли и измотанности, и в зеркале отражается шея. Шея. Вместо бинтов — яркие, желто-зеленые синяки, ссадины... Нет, царапины от чьих-то ногтей. Осколок летит в стену, разбиваясь в мелкое крошево. Рука почти неконтролируемо падает, ударяясь об пол — на этот спонтанный бросок ушли все силы. Он не знал, сколько лежит вот так — распластавшись, закрыв глаза и без единой мысли в голове. Наконец, он снова пытается подняться на локтях, и во второй раз ему это удается. Спасибо, что до стены недалеко. «Спасибо либо мне, либо тому кто меня сюда кинул...» Его тошнит, но он не уверен, есть ли ему чем блевать. Желудок тоже сводит от боли. — А-арх... Тупость, — шепчет он самому себе. Он хочется сказать это громко, но сил пока хватает только на еле разборчивый шёпот. На пробу пошевелив ногой и убедившись, что она работает, он опускает голову и смотрит, что всё-таки происходит с его телом от груди и ниже. «Вода. Хах...» Он хихикает вслух. «Всего лишь вода». Вода, разбитые коленки, испачканные во всем подряд белые шорты с футболкой, и ноги, почти синие. Собравшись с силами, он довольно резко вытягивает две руки перед собой. Повертев ими, он убеждается, что вены сегодня не вскрывал. На левой свежая царапина, но о-очень сомнительно, что он нанес ее сам. Осмотревшись, он понимает, где находится. «Изолятор номер два». Абсолютно пустая комната, в белизне которой единственное, что можно разглядеть — дверь, да и та не особо отличается оттенком. «Надо бы эту кровь по стенкам разнести, будет красочнее...» Сейчас перед ним стояла самая нелюбимая задача: восстановление цепочки событий.

***

Даже не успев толком продрать глаза — да он даже имени своего не сумел бы сказать, если бы его спросили — Дазай кубарем скатился с кровати, в два прыжка пересек комнату, умудрился не глядя отпереть дверь, пулей влетел в туалет и рухнул на колени перед унитазом. Тошнило его так, словно он вчера выпил пять литров чистого спирта. В голове — полнейшая пустота, сейчас было место лишь физическим ощущениям, и о боже, они были ужасными. «Откуда столько», — возникла в голове Дазая первая оформившаяся мысль, когда промежуток между спазмами позволил вдохнуть. Вскоре ему полегчало, но всё равно подташнивало от кислого привкуса во рту, что означало — ему сейчас надо встать и почистить зубы. Но сначала он отдышится полностью. — Я... даже... блядь... не ужинал!!! — прерываясь на вздохи, почти криком жаловался Дазай, наплевав на то, что услышать его мог абсолютно кто угодно. — За что мне это нахуй?! В туалете еще и эхо было. Похныкав еще чуть-чуть перед унитазом, Дазай пошёл в ванную. «Что за неделя флешбэков...» — Сука, семь утра! Что за звуки, ты клок шерсти отхаркиваешь?! Ты больной?! «М-м-м, уже как родной...» Хриплый, как ворчливый прокуренный дед, Чуя злобно буравил взглядом Дазая с порога своей комнаты. — Ну вообще-то, да, блядь! Дазай развёл руками — если кто блюёт три минуты подряд, то он вполне себе больной. Накахара вылетел из комнаты, которую сегодня на ночь тоже, кстати, закрывал — «Что за нововведение?» — и вместе с Дазаем зашёл в ванную. После щелчка замка, Осаму, желающий отвлечься от противнейшего начала дня, выпалил: — Что, хочешь повторить чистку зубов «повжимайся в раковину»? — Я в тебя щас нож вожму! Ты, падла, какого хрена ты творишь?! Хрипотца в голосе то и дело срывалась на писк, словно голос Чуи снова начал ломается, и Дазай понял, что ситуацию надо спасать. — Т-с-с, тишь-тишь-тишь, не ори, бешеный! Я тебе говорю, ты голос потеряешь на ближайшие недели две. Даже во Франции своей как гусь будешь разговаривать, блядь! И вообще, — Дазай отошел подальше, — у меня изо рта пахнет всем тем, что я только что отправил в унитаз, так что для всеобщего блага будет лучше, если я почищу зубы! Можешь ругать меня, пока я это делаю — но шепотом. Вчерашние бинты слегка посползали местами, что подростку очень не нравилось, да и Чуя, видимо, не пожелавший спать в водолазке, тщетно пытался прикрыть шею волосами. Дазай из солидарности не смотрел на нее. Поняв, что Накахара молчаливо согласился уступить свою очередь умываться, Дазай схватил тюбик пасты и щетку. — Так вот... Какого хрена твой недопапашка вчера устроил мне допрос, сказал, чтоб я «больше не дрался с местными» и надавал советов о том, как быстрее избавиться от синяков?! Что я говорил про жалость... Дазай, тщательно вычищавший всю мерзость из своего рта, но очень внимательно слушавший собеседника, заговорил с полным ртом мятной пены: — Ты, кстати, больше щенок, а не котенок, наверное... Его резко схватили за футболку, как за шкирку, и влепили пощёчину. Капли пасты полетели в зеркало. Было не сильно больно. Ярость Чуи была лучше того сна и куда лучше блевоты. — Что он сказал после осмотра? — мысленно пожав плечами, спросил Дазай. Рука Чуи перебралась к передней части его ворота, яростное лицо застыло в непонимании. — Э? — Что сказал Мори? Ну, типа... всё нормально? Еще одна пощечина, слабее первой, после чего футболку отпустили. — Пасту сплюнь, дегенерат... — Чуя потер свою майку, видимо, брызги и на него попали. — Нормально всё... Жить буду. Осаму сплюнул пасту и прополоскал рот водой. — У тебя... кровь шла из... — Голос неожиданно сорвался, но Дазай сосредоточился. — Кхм, кровь шла из горла? Накахара еле заметно кивнул, такого ответа было достаточно. — Он... Надавил чуть сильнее чем хотелось бы, конечно, хах, но Рембо зашел и Верлен испугался. Отпустил на мгновение, я и удрал. Дазай сглотнул, в нем горел маленький огонек злости. Вытерев рот своим полотенцем, он повесил его обратно. Чуя внезапно прикрыл шею руками. Дазай поморщился. — Эй, да я и так всё видел... Хочешь, бинты дам? — Еще чего, ходить с тобой одинаковыми... Да и вообще, кое-кто сказал мне: «И чтоб потом выглядело естественно!» Дазай покачал головой. — Да, а в итоге про это всё равно знают, блядь, все. У тебя, я предполагаю, целый набор водолазок? Чуя кивнул и небрежно сказал: — Лови бинт, сползет сейчас. Рыжий указал на левое предплечье Дазая, где и вправду почти отцепилась клипса. Дазай отточенным движением всё поправил. — Э-э, спасибо... Он отпер дверь и вышел, умирая от желания попить воды на кухне, в тишине и спокойствии. Чуя направился к комнате. — Кстати, чего тебе Мори насоветовал? — спросил он зачем-то, хотя прекрасно знал ответ на этот вопрос: как-никак прожил с Мори два года. Чуя пожал плечами. — Про мазь какую-то сказал, но его кабинет же внизу, я не рискну идти. В голове Дазая всплыла точная картинка этой самой мази. Даже запах почувствовался. — Ясненько. Снова повернувшись к лестнице, Дазай уже сделал шаг вперед, когда рыжий снова окликнул его. — Дазай... — Он покусал губы пару секунд и отвел взгляд. — Светло-коричневое... Это твое полотенце да? Спустя мгновение бинтованного украшала улыбка от уха до уха. — Именно так. Накахара потупил в стенку — можно было в ярчайших подробностях увидеть, как румянец расползается по его щекам и шее — и открыл свою дверь. — Ага... И элегантно удалился, сделав один широкий шаг. Дазай в который раз расхохотался: иногда поведение коротышки было таким нелепым... Это вызывало чувство, названия которого он не знал — явно из того списка эмоций, которые Дазай никогда не испытывал, и потому не мог с уверенностью распознать. Оно ощущалось, как смесь чего-то светлого и теплого... Словно молоко, которое Мори грел для Элис и брал с собой, когда уезжал разбираться с удочерением. «Элис». Она сегодня приезжает. Выдохнув и смирившись с этим, Дазай поспешил вниз. Там, с привычным, но оттого не менее прекрасным наслаждением он выдул стакан воды и крадучись направился к кабинету Огая. Он бесшумно открыл дверь, на цыпочках дошел до стола и полез в нижний ящик, где хранилась аптечка. Покопавшись между коробочками, он выудил красный тюбик. Мазь чётко ассоциировалась у него именно с Мори. Вернув всё как было, Дазай ушёл, плотно закрыв за собой дверь, и поднялся обратно на второй этаж. — Чу-уя, это я, решил не стучать, чтоб ты не словил инфаркт, — негромко произнес он, прижавшись лицом прямо к щели между дверью и косяком. Через пару секунд дверь открылась, и Дазай протянул мазь. — Ох, с чего вдруг такая доброта? Дазай подался вперед, нагло, но не торопясь, оттесняя Чую от порога. — Захотелось. Инструкцию по применению он тебе тоже рассказал, вопрос в том, прослушал ли ты её. Многие действия Мори как врача были очень предсказуемы. Чуя молча посторонился и Дазай, войдя, закрыл дверь на замок. — Понял, ты ничего не слушал. Там всё легко, просто стоишь, втираешь себе эту херь в шею, и так пару раз в день. — Он выхватил тюбик обратно. — Кстати, чего вдруг дверь закрывать начал? — Верлен сказал. Чтоб кто-то «не зашёл в неподходящий момент». Дазай хихикнул, борясь с крышечкой от мази. — А до этого что? Что за пунктик насчёт двери? — Он всегда запрещал мне ее закрывать, не знаю, почему. Это уже какие-то личные белки в голове. От шершавой крышечки пальцы Дазая уже начали гореть, но своего он, наконец, добился — и победно улыбнулся. — Белки? — Дазай переспросил с недоумением. Он не слышал чтоб так говорили. — Ой, ну тараканы, или как там говорят. Дазай хихикнул и, почти не думая, протянул руку вперед, легко отводя рыжие волосы от шеи. Он рассмотрел синяки получше, и покачал головой. «Пиздец, просто... отврат». Вообще-то удивительно, что Накахара не отшатнулся. Он спокойно посмотрел на чужую руку и этот момент реально заставил Дазая задуматься. От касаний Верлена Чуя моментально отшатывался, стоило тому дыхнуть в его сторону, от касаний Рембо — морщился, а тут Дазай бесцеремонно и неожиданно тянет руки к его шее, над которой только вчера неплохо так поиздевались, и в ответ Чуя даже не пискнул? «Что-то... не так». — Как твой голос? — Хуево. Дазай понимающе кивнул и отодвинул волосы с другой стороны. Чуя поднял руки, и Дазай уж было подумал что ему опять врежут, но тот снял с запястья резинку для волос и завязал хвостик. «Э-э-э?..» — Блядь, ты либо помогай давай, либо уходи... И Дазай сам не смог бы сказать, почему он действительно просто не ушёл. Выдавив немного мази на руку, он начал мягко наносить ее на правую сторону чужой шеи, где был наиболее яркий синяк. — Тебе не больно разве? Накахара пожал плечами. — Не знаю. Не особо. Дазай выдавил побольше мази на ладонь и отложил тюбик. Он слегка потер руки, равномерно распределяя мазь, а затем начал массировать шею Чуи сразу с двух сторон. «По-моему, тут творится какая-то хуйня...» И Чуя снова краснеет.