***
Как бы Валерия не билась с Джеффри за приемлемые условия пребывания на корабле, они были отправлены в трюм. И хоть пират говорил, понизив голос, Кеннет всё равно слышал, как он наказывал ей, чтобы она не сводила с него глаз, иначе приставлен к ним будет кто-то из матросов. Но Бентлей и не планирует бежать. С ним никто церемониться не будет, и лучше пролежать какое-то время в трюме, слыша, как капает вода, чем вертеться под ногами, вызывая излишнее недовольство. Кеннет не думает о том, насколько унизительно его положение. Все мысли задерживаются на одном — Моргана. Перед глазами мелькают фрагменты произошедшего. Её лицо, такое же светлое, просто очень уставшее, глаза, мерцающие голубыми искрами, и старый шрам, от которого она мечтала избавиться. Почти не изменилась, годы не взяли своё. И характер, наверное, остался точно таким же, каким Бентлей его помнил: сложная натура, умная и прозорливая, жесткая в вопросах, касающихся её интересов. А сама по себе подобна крепкому алкоголю — разгорячит и опьянит. То была его Моргана. Теперь же он повинен в её смерти. То ли от жалости к самому себе, то ли от терпкого привкуса полыни, которым отзываются скорбь и горе, по щеке скатывается слеза. Бентлей вытирает её тыльной стороной ладони, отворачиваясь к углу, чтобы единственная его спутница, вынужденная делить с ним тяготы нахождения в темноте сыроватых помещений, не увидела то, что он называет слабостью. И всё же он тут не столько пленник, сколько нежеланный гость. — Лорд Кеннет, мы прибыли в порт, — тихо произносит Валерия да Коста. — Не хотите пройтись? Вам бы не помешало. Бентлей моргает. Он помнит, как девушка оказалась на его корабле, на его почти уничтоженном, сгнившем и почерневшем «Приговаривающем». И даже хорошо, что она осталась жива. Да, испанка, и всё же это лучше, чем быть одному. Раньше, пока он был жив, его окружало много людей. Спаркс никогда не оставлял его одного, что уж говорить об офицерах, прибегавших с донесениями если не каждую минуту, то каждый час. А пока он был мертвецом проблема не ощущалась так уж остро. И всё же даже с живым человеком под боком Кеннет чувствует в груди то, что он назвал бы полным отсутствием чего-либо — пустоту. Кто-то распахнул маленькую дверцу и вырвал из груди его сердце. Внутри всё покрылось тонкой корочкой льда. И эта кто-то поплатилась за такую дерзость своей смертью. — Да, сейчас… Бентлей поднимается с койки не без помощи грубой куцей трости, которую ему одолжил корабельный священник. Мужчина с явным уэльским акцентом пытался разговаривать с ним, проявляя высшую степень милосердия, какую проповедует его религия. Но Кеннет не верит в Бога. А даже если тот и есть, то разве уж он его простит за совершённые грехи? Шаги даются английскому лорду с трудом. Валерия, добрая душа, подставляет ему локоть, но Кеннет отказывается. Уж на палубу взойти, пусть и не своего корабля, он всё ещё способен. Лестница видится преградой, но не такой непреодолимой, какой когда-то казалась Сфера. Свежи ещё алчные мысли прошлого на подкорке. Бентлей качает головой, чтобы отогнать их. Он поднимается по лестнице. Шаг за шагом, медленно, но всё же своими собственными усилиями. Нужно заново учиться всему. И это тяжело, когда ты добился особых высот, заново пытаться ходить — унизительно и уничтожает самолюбие. Солнце бьёт в глаза. Такое обжигающее, яркое, что на мгновение весь мир вокруг становится белым. И от этой белизны зрачки словно лопаются вместе с белками. Только на свету можно увидеть, как сильно изменился Бентлей с того момента, как его погрузили на новый корабль. Вода сняла проклятье, но не остановила старение. И если впервые на борту пиратского судна он оказался молодым, приятным на лицо, пусть и побитым жизнью английским джентльменом, то сейчас время напомнило, что он над ним совсем не властен. Отросла щетина, на осунувшемся лице отпечатался возраст — прошло больше десяти лет со дня его смерти. И ничтожно мало со дня смерти Морганы. Столько лет он не ощущал солнца, не чувствовал кожей дуновения ветра. Его плоть была фарфоровой, а вместо крови текло то, что он сам про себя именовал смолой. Но всё это было не чувствительно ни к холоду, ни к качке, ни даже к боли. Только дикая магия, которой О`Райли уничтожила его людей, напомнила ему, каково быть смертным. Сейчас же он ощущает это в полной мере, а не просто отголоском. Бентлея тошнит. Он бросается к резному борту корабля и опустошает свой желудок, в котором и так за последнее время не было ничего кроме воды и сухарей. Быть мертвецом — не проблема, а вот становиться снова живым… К такому Кеннет не был готов. Валерия морщится, но за всё время, проведённое с ним бок о бок, она повидала уже и более отвратительные вещи. Брезгливость выдаёт в ней знатную особу, однако, она и не скрывает своего происхождения, в отличии от всё той же Морганы. Теперь тени воспоминаний о покойной невесте будут преследовать Кеннета бесконечно. Куда бы он не взглянул, о чём бы не подумал — он всегда будет везде видеть Моргану. Валерия протягивает флягу с водой. — На берегу станет легче. Пойдёмте, лорд Кеннет, я вам помогу. Он не заслуживает хорошего обращения со стороны этой девушки. На её глазах он убил весь экипаж корабля, на котором она плыла, держал её в отвратительных для человека условиях. Он был проклят, вот только даже в мыслях не пытается оправдать себя. Бентлей берёт из слегка влажных рук Валерии флягу. Откупоривает её и делает несколько жадных глотков. — Мы немного прогуляемся и вам станет лучше. — Да, да… Девушка берёт его под руку и ведёт к трапу, установленному слишком неудачно. Одно неосторожное движение и шатающийся Бентлей нырнёт в воду. И всё же ему удаётся спуститься. Обгорелые туфли касаются песка. Мелкие песчинки, нагретые солнцем, засыпаются внутрь. Но Кеннет рад даже этому. Ему придётся учиться жить заново, проклятья бесследно не проходят. Бентлей счастлив даже от такой мелочи, рад почувствовать хоть что-нибудь, ведь жизнь человека, подобная красивой мозаике, складывается из мелких, но ярких фрагментов. И Кеннет бы даже улыбнулся, если бы не недовольный вид, с которым новый капитан корабля — Джеффри Корморэнт — смотрит на него. Если бы молодому Бентлею сказали, что его когда-нибудь будут не бояться, а презирать пираты, он бы усмехнулся и счёл это чушью. Но Корморэнт презирает его, и это действительность лорда Кеннета. Наверное, новый капитан корабля относится к нему чуточку лучше, чем Колман, которого, к своему счастью, Бентлей нигде не наблюдает, да только всё равно он не удовлетворён его компанией. Джеффри кивает Валерии, болтая ногой, то и дело ударяя пяткой по стенке бочки, да только обращается он далеко не к ней: — Приоденься. Никто в Лондоне не поверит, что ты тот самый лорд Кеннет, будь неладен. Капитан кидает кошель с деньгами, и Бентлей уже было тянется за ним, чтобы поймать, но небольшой мешочек падает на песок к нему же под ноги. — Капитан! Cabeza de mierda! — Валерия тут же отпускает руку Бентлея. Она присаживается, чтобы подобрать кошелёк и прижать его к груди. А когда выпрямляется, гневно смотрит на пирата. — Прекратите относиться к нему, как к собаке! Он человек. Если вы не перестанете, капитан, я вас… Я пожалуюсь отцу и вас поймают, а затем посадят в самый грязный карцер! Для благородной дамы она слишком много ругается. Бентлей совсем не знает испанский, но уж бранную речь способен разобрать на любом языке. — В карцер? Удивила. В меня стреляли. Меня хотели повесить. И знаешь кто мне помог? — Джеффри спрыгивает с бочки и делает шаг вперёд. Он смотрит на Валерию сверху вниз, но даже это не умаляет дерзости в её поведении. Задрав голову, девушка хмурится, плотно сжимая губы. Почти шипя, Корморэнт выплёвывает фразу: — Моргана. А он убил её. И руку мне тоже он проткнул. И словно в очередной раз лезвием по стеклу. Кеннет никогда бы не причинил вреда Моргане, будь он действительно в трезвом уме и здравии. О`Райли смогла сделать то, что не смогла ни одна девушка до неё — влюбила его в себя. Внутри всё ещё теплится это чувство. Моргана умерла жестоко. И лучше бы в последний момент он не увидел удовлетворения и счастья на её лице. Пират плюёт под ноги Бентлею и, развернувшись на пятках, удаляется прочь, но Валерия не собирается так просто это отставлять. — Да? А вы не думали, капитан, что все проблемы начались из-за неё?! Ещё громче она произносит ему вслед: — Он не хотел её убивать! Он был проклят и вне себя! Кеннет не может понять, от чего Валерия так его защищает. Ведь с ней он поступил не менее омерзительно. Но Бентлей ей благодарен. — С…спасибо… Кеннет опирается на трость двумя руками, не поднимает взгляд от дырявых носков туфель. Какими бы не были слова Джеффри, всё же он прав. Если он собирается вернуться в Лондон, то должен заявиться туда в лучшем своём виде. Его не было в Англии слишком долго. И жизнь не просто переменилась, лорда уже давно должны были похоронить. А, значит, возвращение его будет грандиозным. Валерия выдыхает и берёт Кеннета под руку, словно ничего и не произошло. — Неотёсанный мужлан. Пойдёмте, лорд Кеннет. Мы поищем, где купить вам одежду и у кого попросить кусок мыла. Только этого ещё не хватало. Бентлей качает головой. Он не станет побираться и просить то, что у него всегда было в избытке. Остатки гордости, привычки и замашки лорда ещё никуда не делись, хотя и сложно узнать в нём одного из самых влиятельных людей Англии. — Лорд Кеннет, у нас нет другого выбора. Позвольте позаботиться о вас. Она услужлива, как и любая девочка, воспитанная в комнатах с золотой отделкой, в свете множества люстр, очень вежлива и, как Моргана, не вписывается в рамки. Её не должно было быть в море. О`Райли тоже никогда не должна была стать пиратом. Опираясь на трость, Кеннет медленно ковыляет по дороге. В небольшом английском порту среди скудного количества лавочек они всё же находят торгующего рубахами и сапогами. Простая, грубая одежда не привлекает внимания. Бентлею не хочется снимать свой, пусть и обгоревший, но всё же дорогой камзол. На нём местами ещё виднеется изящная вышивка. Остатки былого величия. — Сколько? — не скромно интересуется Валерия, успевая это сделать раньше Бентлея. Она кивает на сорочки. — Семь шиллингов, леди, — отвечает торговец, выкладывая перед ними на прилавок сорочку. Он демонстрирует товар со всех сторон. Это даже не шёлк. С чего бы такая цена? Будь Кеннет немного сварливее, он бы недовольно оскалился бы, что это грабёж среди белого дня. Но Джеффри пожаловал им увесистый кошелёк, набитый деньгами. Кеннет ловит на себе брезгливый взгляд торговца. Ещё бы, к прилавку подошёл бродяга, распугивает всех клиентов. И если бы этот червь только знал, кто на самом деле перед ним! Униженный и оскорблённый Кеннет, конечно, не может ничего сделать. — Возьмём, — бесстрастно произносит Бентлей. Валерия кивает. Она просит подать ещё одну сорочку и сапоги, и отдаёт за самый приличный сюртук практически целый фунт. Когда только Корморэнт успел разжиться такими средствами? Кеннет не задаёт себе вопроса откуда, лишь потому что ему известны все способы заработка пиратов. Но вот когда Джеффри успел — загадка. Капитан «Последней фантазии» не выглядит таким уж успешным, скорее человеком, который практически всегда пропивает навар, чего не сказал бы Кеннет об О`Райли. За ней гонялись толпы охотников за головами, кому только она не перешла дорогу. И всё равно у неё было огромное количество средств, которые должны были пойти на её благую цель — революцию в Ирландии. Торговец принимается заворачивать вещи в бумагу, прежде чем передать. В их положении — это лучшее решение. Грязные, не мытые и совершенно побитые они только испортят чистые ткани. — Спасибо, что помогаете… после всего, — шепотом произносит Бентлей. — Я надеюсь, что потом вы поможете мне добраться домой. Лорд молча кивает. Произошло слишком много, чтобы он ей отказывал. Как она не бросила его в посмертии, так теперь продолжает быть рядом и при жизни. Вся надежда на то, что в Лондоне всё сложится крайне удачно, и он сможет отплатить ей, потому что Валерия действительно заслуживает вернуться на родину. — Не помешало бы… найти баню. Торговец косится на них, хмыкает. В столице Великобритании общественные бани давно приравняли к борделям, боясь болезней и порицая со стороны общественности. Некое клеймо, которое не мешает знати собираться там. По молодости Бентлей побывал в одной общественной бане. И нежные руки проститутки ещё некоторое время вспоминались ему потом. Но так он никогда туда и не вернулся, чтобы повторить пережитый опыт. Некоторые, конечно, общественные бани представляют собой не столько дешевый бордель, сколько место, которым можно воспользоваться по назначению. На подобную удачу Кеннет рассчитывает и сейчас. Бентлей, казалось, впервые за долгое время поднимает голову, выискивая соответствующую вывеску. Однако, его глаза ничего не видят, кроме множества прилавков с различными товарами. — Идите к трактирам. Спросите Джонни, банщика. — Спасибо. Кеннет кивает учтиво и вежливо. Ни время, ни соль, ни смерть не отскоблили от него манеры. Пора уже смыть с себя всю грязь. Они с Валерией направляются в сторону трактиров. Бредут очень медленно, девушка рассматривает вывески на домах — покосившиеся и потрескавшиеся, а когда случайно наступает в грязь и её ноги обливают водой из таза — брезгливо морщится и даже пренебрежительно фыркает. — Какое убогое место. Бентлей решает промолчать на столь, казалось бы, верный вывод. Они находят трактиры. Их оказывается всего два, да и те стоят друг напротив друга, вопя о конкуренции во всеуслышание. Можно было бы зайти и перекусить. Еда здесь явно будет лучше, чем харчи на корабле. Но это не их приоритетная цель. Взбираются по деревянным ступеням. В убогой бане их встречает скверно сложенный и не учтивый банщик. Однако, получив на руки деньги, он становится намного дружелюбнее. Даёт им по не самому крупному куску мыла и указывает, на удивление, на разные двери. Валерия выглядит нерешительно. И некоторое время она даже разглядывает кусок в своих руках с опаской и неуверенностью. Кеннет понимает, что подобное место для неё в новинку. Её держали в идеальных условиях роскошного поместья. Конечно, на корабле-призраке она пережила не мало стеснения, ютилась в дырявом «брюхе» прогнившего судна, терпела одиночество и равнодушие. И всё же общественная баня, кажется, пугает её больше необъяснимого и неизведанного. — Если что-то случится — кричите. Просто кричите, и я приду. Конечно, Бентлей не в том положении, чтобы защищать Валерию, но, если и правда кто-то попытается причинить ей вред, уж огреть по голове обидчика тростью он сможет. Они отвлекутся, и девушка сможет убежать. Она довольно ловкая и невероятно везучая. Слов и заверения в том, что он обязательно её защитит, хватает, и да Коста уходит. Он сам сворачивает в тёмное помещение. Оттуда тянет влагой, теплом и даже духотой. Кеннет сбрасывает с себя старую одежду. Камзол, украшенный вышивкой, почти рассыпается в руках. На пальцах остаются грязные следы от угольной пыли. Пожар на «Приговаривающем» был чудовищным, но не был лишён особой, ужасающей красоты. Лорд отставляет в сторону туфли, долго колеблется, прежде чем снять с волос ленту. Когда-то он был лейтенантом в британском флоте. Ему нечего стесняться. С куском почти не пенящегося мыла Кеннет проходит в банную. Долго и старательно он натирает всё тело, не обращая внимания на проходящих мимо мужчин. Ему нет дела до того, кто они такие, как и им нет дела до него. Бентлей смывает с себя соль, песок и кровь, как свою, так и чужую. Ему это необходимо: отмыться, вычистить грязь из-под ногтей, привести в порядок волосы, убрать щетину. Бритва, немного затупленная, поблескивает на полке у залапанного, мутного от жара зеркала. Кеннет проводит рукой по поверхности стекла, берёт лезвие, чтобы без помощи цирюльника соскоблить щетину. На щеках остаётся несколько порезов, что не удивительно, ведь его руки трясутся и пальцы совершенно не слушаются. В отражении, через снова запотевающее пятно от ладони, на него смотрит уже знакомое лицо. Теперь он похож на человека. Снова. Сорочка жёсткая, а сапоги без чулок сотрут ноги в кровь. Но чистые вещи возвращают ему веру в себя. И в небольшую комнату, где банщик с аппетитом уплетает дурно пахнущую похлёбку, он выходит не совсем прежним, однако, в состоянии близком. У входа его уже ожидает Валерия, затравленным, враждебным взглядом глядя на всех и каждого. Поверх чистой сорочки она накинула старый плащ, а влажные волосы стянула в тугую косу. — С вами всё хорошо, мисс? Валерия кивает. Вместе они выходят на улицу. Свет всё ещё режет глаза, столько лет в пучине не прошли бесследно. Мир же вокруг — слишком яркий. — Вернёмся на корабль, сэр? Или вы хотите пройтись по… городу? Или вдоль берега? Не знаю. Бентлей качает головой. Нет, определённо нет. Лучше вернуться на судно и уже там дожидаться, когда же они, наконец, отправятся в Лондон. Своими мыслями Кеннет уже добрался туда, но вся разруха, которая представляется перед его глазами, не сравнима с тем, что, вероятнее всего, ожидает его по прибытию. Лорд молчит слишком долго, посему Валерия обращается к нему снова: — Сэр, я тут… — она протягивает Кеннету раскрытую ладонь, — попыталась отмыть. Внутри неприятно свербит. На её ладони потускневшее от времени кольцо, с потемневшими пятнами крови. Неприятный ком подступает к горлу. Она ещё долго будет преследовать его. В каждом сне, в отголосках его дел, всегда и везде он будет видеть её, а в каждой, хотя бы немного похожей на неё девушке, попытается разглядеть то, что когда-то влюбило его. — Я… спасибо… Бентлей двумя пальцами берёт с ладони кольцо. Всё, что осталось от его былой славы. Очень бережно, надевает его на палец. И, надо же, оно садится так, как нужно. Пальцы не иссохли окончательно. — Лучше вернемся на корабль.***
Что прошёл почти месяц Бентлей узнаёт всё от той же Валерии, которая делает отметки на задней стороне откуда-то раздобытой Библии. Никто кроме священника с ней толком и не разговаривает. И лишь по доброй воле святой отец делится всей информацией, какую только знает, закрывая глаза на испанские корни юной леди. На рассвете тридцать второго дня в трюм спускается Джеффри. Он небрежно швыряет парочке два тяжёлых плаща, кротко произнося: — Дальше вы пойдете на шлюпке. Не хватало еще в Лондон заявиться на украденном корабле. Валерия практически сразу подскакивает с койки, а Бентлей ещё какое-то время смотрит в потолок, по которому ползёт жирный таракан. Даже в море от этих тварей никуда не деться. Но неужели Кеннет не ослышался? Лондон? Родной дом, где его слова имеют хоть какой-то вес? От волнения сердце бьётся чаще. Лорд спускает ноги с койки, проводит ладонями по лицу, чтобы избавиться от остатков сна. — Тогда дайте нам матросов, капитан. Пусть они отвезут нас к берегу, — Валерия подбирает плащ и накидывает его на себя. Хрупкая пташка, а ведь чувствует себя равной капитану корабля. Но в сложившихся обстоятельствах, защитить их двоих способна только она. Пускай и словами. Девушка разворачивается на пятках к Бентлею: — Вставайте, лорд Кеннет. Мы прибыли. — Сами доберётесь. Только живее. Ждать вас сотню лет никто не будет, краба мне в дышло. После этих слов пират уходит, а испанка протягивает Бентлею плащ, предварительно отряхнув его. Нет ни единого представления, как встретит столица своего сына. Его не было слишком долго, всё могло измениться уже несколько десятков раз. Кеннет кивает Валерии и накидывает на себя плащ. Им нечего забирать, никаких вещей, лишь то, что надето на них. На верхней палубе промозглый ветерок пробирает насквозь. Но это и не мягкий климат карибского бассейна. Родная старушка Англия. Далеко впереди горят сигнальные огни желающих причалить кораблей. Кеннет подходит к фальшборту, пока Валерия обращается к капитану: — Спасибо, что спасли нас. — Не заставляйте меня об этом пожалеть. Впервые в памяти Бентлея, Корморэнт усмехается, скрещивая ладони на груди. И больше никаких прощальных слов, речей или напутствий. Лишь сердитый взгляд Колмана Кеннет ловит на себе, когда они садятся в лодку. Как только та спускается на воду, Бентлей берётся за вёсла. Руки помнят, но подчиняются не сразу. Они уходят прочь от «Последней фантазии». И лорд Кеннет словно оставляет многолетнее путешествие далеко в прошлом. Он не сентиментален, но возвращение домой сродни возвращению к любимой женщине. Свою он потерял. Даже в такой ранний час на причале шумно. Какие-то мужчины в засаленных фартуках с закатанными рукавами помогают пристать им к берегу и выбраться на причал. Валерия плотнее закутывается в плащ, соскочив на промокшие доски. Уходя из Лондонского порта, Кеннет далеко не так представлял своё возвращение. Он должен был вернуться героем, самым что ни на есть завоевателем. Его должна была встречать восторженная толпа, а предстать перед королём было делом само собой разумеющимся. Его Величество призвал бы его сразу во дворец. Вот только Бентлей погиб. И далеко не самой великой смертью. И всё же здесь будто ничего не изменилось после его ухода. — Какое ужасное место, — ворчит его спутница себе под нос. — Мы также думаем об Испании, так что можете не переживать. Кеннет постукивает несколько раз тростью по доске, проверяя на прочность, прежде чем ступить на неё. — Нет. Испания прекрасна. А это место похоже на сточную канаву. И пахнет так же. Валерия выдыхает, и Бентлею кажется, что новый вдох она не делает. В это время года Темза ещё не воняет так, как это бывает по весне. — Где вы живете, лорд Кеннет? — приглушенным голосом интересуется Валерия. Мимолётная улыбка появляется на губах лорда. — Я проживал за городом. В особняке. Его уже скорее всего выставили на продажу. Хорошо, что он не по карману никому в Лондоне. Его дом на площади Королевы Анны уже давно могли продать, а вот поместье родителей за чертой города точно в целостности и сохранности. Осталось только нанять экипаж и добраться туда. Лондон одной своей близостью, родным холодом и мрачностью возвращает уверенность. Да и где, как не на родной земле, ему вновь ощутить себя великим.